Михаил УСПЕНСКИЙ
ЧУГУННЫЙ ВСАДНИК
Каменщик, каменщик с верной лопатой...
В.Брюсов
Русская яга не обладает никакими другими признаками
трупа. Но яга как явление международное обладает этими
признаками в очень широкой степени... Если это наблюдение
верно, то оно поможет нам понять одну постоянную черту яги
- костеногость.
В.Пропп
1. ЗАМЯТЬ ПАМЯТИ
"Милостивый государь Дмитрий Карлович!
Позвольте попенять вам за полуторастолетнее молчание: стыдно не
откликаться на многочисленные послания старинного приятеля. Мало ли что
умерли! Для порядочного человека это отнюдь не причина..."
Так или примерно так начинал свои письма дядя Саня Синельников.
Письма выходили длинные, он складывал их солдатскими треугольниками, очень
красиво выводил адрес по-французски, махал письмом по привычке для
просушки чернил, выходил в коридор и пропихивал послание в щель почтового
ящика. Послание летело в трубу, некоторое время телепалось в потоке
горячего воздуха и в конце концов попадало туда, где, согласно Закону о
свободе переписки, огнь не угасает.
Нарком Потрошилов Шалва Евсеевич бросал свои письма в ту же щель,
только вот адрес был самый что ни на есть отечественный. Писал нарком
исключительно в те органы, которые у нас, в простом народе, за
бесчеловечную жестокость метко прозвали "компетентными".
Третьим в комнате был Тихон Гренадеров, и писем он не писал вовсе -
ни в прошлом, ни в настоящем. Даже отчества себе Тихон Гренадеров пока не
придумал.
Дядя Саня Синельников помнил все, но, к сожалению, не то, что нужно.
Нарком Потрошилов Шалва Евсеевич напротив, только то и помнил, что нужно.
Тихон же Гренадеров не помнил ничего вовсе - его нашли на Савеловском
вокзале. Тихон - то есть тогда еще не Тихон, а неведомо кто - сидел очень
прилично одетый и вроде бы слушал магнитофон через нарочитые наушники. Но
так как сидел он уже третьи сутки, милиция заинтересовалась и обнаружила,
что Тихон хуже грудного младенца. Пленка на магнитофоне была вроде бы
пустая, но приехавший врач с ходу понял, в чем дело. "Сайлент-рок, -
сказал он. - Дослушался парень".
Про этот самый сайлент-рок достаточно писано в газетах, и вы все
знаете, что длительное им увлечение ведет к неизбежному выпрямлению всех
извилин мозга и потере памяти.
Роковой плейер милиционеры забрали себе на память в качестве
вещественного доказательства, а Тихона определили сюда, к дяде Сане и
Шалве Евсеевичу.
Некоторые могут заподозрить, что речь идет о сумасшедшем доме или,
хуже того, психиатрической лечебнице нового типа. Да ни в коем случае!
Недаром в стенку каждой комнаты был вмонтирован пуленепробиваемый
телевизор без выключателя, и каждое божье утро на экране появлялся Кузьма
Никитич Гегемонов со своим обычным разговором. В процессе речи Кузьма
Никитич все время что-то жевал - одни врали, что импортную резинку для
мужчин, а другие - что не резинку, а патриотическую серу из родной
лиственницы. С полных губ Кузьмы Никитича то и дело вылетали разноцветные
пузыри и, лопаясь, высвобождали в эфир обрывки мыслей, дум и чаяний
любимого руководителя. Под конец речи он обыкновенно утрачивал сознание и
разражался подлинно народной песней.
- ...все более муссируют слухи о карательном... пени... тенциальном
характере нашего... это неправда... можем и должны противопоставлять...
домыслам и их пособникам инсинуациям... заверить, что неустанная забота...
строжайшее соблюдение режима... питание согласно УК РСФСР... норм и
правил, как-то: чистка зубов, обрезание ногтей и наглядная агитация... что
мы якобы несвободны... это неправда... смелее заглядывать... решительнее
расширять... выше поднимать... глубже проникать... торжественно
провозглашает: обитатели будут жить вечно! Мать совета не дала! За матроса
замуж!! Матрос замуж не возьмет!!! Надсмеется, бросит!!!!
- Вот оно как, - говорил дядя Саня Синельников с издевательским
видом.
- Так ведь курс такой вышел, обитатель Синельников, - пояснял
Потрошилов. - Стенную печать нужно шире читать вместо Чехова, тогда и
сознательность появится. Равняйсь! Смирно! Первая пятерка, левое плечо
вперед!
Тихон Гренадеров первое время при телесеансах пускал пузыри не хуже
самого Кузьмы Никитича, хохотал бессмысленно там, где в пору было точить
слезы - тоже не осознавал, но не из вредности, а по недомыслию. Потом дядя
Саня Синельников обучил его словам и приступил к грамоте, а Шалва Евсеевич
- к Уставу караульной службы, строевой подготовке и теоретическому
изучению материальной части штык-ножа.
- У него, может, мозги так и не наладятся, - толковал нарком
Потрошилов. - Не сумеет овладеть всей суммой знаний. Что же ему - небо
коптить, как черви слепые живут? А так он получит необходимые навыки...
- История раком не ходит, голубчик. Кстати, нарком, спали вы опять
беспокойно - что такое?
Был ли Потрошилов действительно наркомом - дело темное. Раз говорит,
значит, врет. Но одна особенность крепко выделяла его из основной массы
обитателей. Все добрые люди жили согласно павловскому учению об условных
рефлексах, обитатель Потрошилов развивался, срам сказать, по Фрейду. С
младых ногтей его мучили и донимали сны. Сны эти прямо и недвусмысленно
связывали его с правящей верхушкой нашего народа. Да только связь-то эта
была, как бы половчее сказать... То снилось наркому, что ведут его
законным порядком под венец в церкви города Батума или наоборот -
молодецки похищают в горах Кавказа, предварительно завернув в колючую
бурку. А то и совсем непонятно: Потрошилов якобы сделался маленькой
смышленой девочкой-подростком, навроде Мамлакат, выписан в Москву по
случаю Октябрьских торжеств и на трибуне его крепко-крепко целует дедушка
Калинин и Молотов. Психоаналитиков у нас в ту пору, слава Богу, не
водилось, да разве пойдешь и к нормальному-то врачу с такими скверными
снами? Шалва Евсеевич поменял родное имя на грузинское, газетно отрекся от
отца, земского статистика, помершего на Беломорканале от воспитательной
работы, и занялся поисками остальных врагов, которых, судя по словам Отца
истинного, становилось с каждым-то днем, с каждой-то минуточкой все больше
и больше. Шалва Евсеевич в самодеятельности же сочинил про это дело
приличную частушку:
Эх, яблочко
Да наливается,
Ну, а классовая борьба
Да обостряется!
Если кто-нибудь из так называемых фольклористов начнет вдруг яростно
и дерзостно утверждать, что частушку эту сочинил непосредственно сам
народ-неуема, плюньте ему прямо в шары. Придумал ее Потрошилов Шалва
Евсеевич собственными мозгами, собственными же губами провякал ее на
праздничном концерте НКВД сразу после речи Микояна. А может, и не было
такой частушки вовсе, поскольку память обитателя Потрошилова пострадала
после стояния в одной длинной очереди. Шалва Евсеевич пытался было
реализовать свои ветеранские льготы, но, на беду, случился в очереди
человек и объяснил всем настоящим ветеранам, на каком таком фронте провел
Шалва Евсеевич трудные годы и в кого именно был направлен его верный
автомат. Шалва Евсеевич обозвал всю очередь недобитыми власовцами, а
очередь крепенько приложила его головою об пол. От удара в голове
образовались пробелы, и Шалва Евсеевич нередко рассказывал свою историю
про попадание в Заведение совсем по-другому. Доберемся со временем и до
нее. Гадай теперь - в наркомовском ли кресле, на лагерной ли вышке коротал
он и без того краткий курс нашей с вами истории. Оставались только сны, и
в снах этих по-прежнему реализовалась роковая привязанность. То за ним,
фронтовой медсестрой, приударяет популярный впоследствии
красавец-политрук, то этот же политрук, но уже в штатском, валит его на
кучу первого целинного зерна, то очертя голову мчит его куда-то на
иностранном автомобиле.
Потрошилов мялся-мялся, да и поделился снами с дядей Саней
Синельниковым. Вообще-то он понимал, что не положено, что это
дискредитация, что даже здесь, в Заведении, должен он соблюдать дистанцию
между собой и врагом, неведомо как сюда пробравшимся, однако закон
больничной палаты или тюремной камеры един для всех времен.
Внимательно выслушав содержание всех девяноста восьми постоянно
чередующихся снов и задав несколько вопросов совсем уже интимного
характера, дядя Саня чрезвычайно обрадовался. Он нахально заявил, что так
и должно быть, что личная преданность лидерам базируется как раз на таких
комплексах, что в сновидениях этих нарком Потрошилов Шалва Евсеевич отнюдь
не одинок, что многие его сослуживцы по сю пору спят и видят, как бы
отдать свою бессмертную душу на поругание сильной личности, взамен чего
немедленно получат на поругание бессмертные души всех остальных.
- Что же, по-вашему, по-божественному, выходит, что они диаволы или
сатаноиды какие? - ехидно спросил атеист Потрошилов.
- Да нет, - ответил дядя Саня. - Какие уж там сатаноиды. Так,
трудились всю жизнь на подхвате у подсобника младшего кочегара при геенне
номер неразборчив...
- Сука ты! - обиделся Потрошилов. - ОН державу от Гитлера спас! А вот
такие, как ты, Гитлера, наоборот, ждали! Вам наша рабоче-крестьянская
власть поперек горла! Всякая золотопогонная сволочь!
И Потрошилов рванул на груди белую бязевую рубаху, обнажив татуировку
"Вредительство буржуазной интеллигенции есть одна из самых опасных форм
сопротивления против развивающегося социализма".
Дядя Саня Синельников тоже рванул на груди белую бязевую рубаху,
обнажив неистребимый золотой крестик.
И Тихон Гренадеров, идя по стопам старших товарищей, рванул на груди
белую бязевую рубаху, но ничего не обнажил, обиделся и горько заплакал.
Потрошилов и Синельников опомнились, сокрушились о порванном казенном
имуществе, стали успокаивать Тихона и величать своей достойной сменой.
Тихон положил голову на колени наркому, а тот стал ему нашептывать,
да так ласково-ласково:
- У нас тут еще не все недостатки изжиты... А повезло-то тебе как,
сынок! Очутиться-то здесь! Под счастливой звездой, знать, родился!
Возьмем, к примеру, американского того же Дюпона, или хотя бы опять
Рокфеллера подымем. Они пузы свои ростят, цилиндром на солнце сверкают, а
помрут, и деньги не помогут. Они помрут, их пролетариат-могильщик
похоронит, как в книге сказано, а мы с тобой тем временем будем стремиться
к бессмертию, увлекая все подвернувшиеся по пути народы...
Тут кстати на экране появился Кузьма Никитич Гегемонов:
- ...идя навстречу органам пищеварения... в свете требований
метаболизма и обмена веществ... фондированное выделение желудочного
сока... мобилизуя все имеющиеся ферменты... в килокалориях не уступает
лучшим зарубежным... в десятки раз... следует держать в правой руке...
сопровождая глотательными движениями... Государь мой батюшка! Сидор
Карпович!! А чем же вы потчевать!!! Прикажете себя!!!!
Тут и дурак догадается, что ужинать зовут.
2. ЗАГАДКИ МИРОЗДАНИЯ
В углу двора, среди неликвидов, некоторое время валялась вывеска,
снятая, по слухам, с внешней части здания. Раньше, говорят, она висела
прямо над Стальными воротами и ясно обозначала, что к чему. От непогоды
вывеска потеряла былую привлекательность, и невидимый вахтер Иннокентий
Блатных снял ее и бросил внутрь, при этом кричал, чтобы заказали новую.
Привезли, нет ли эту самую новую, что на ней было написано - никто,
понятное дело, не знал, а на старой, негодной и расколотой, можно было
прочесть только:
МИН... СССР
...БНОЕ ЗАВЕДЕНИ....
Что за "мин", какое именно из множества, и что за заведение? То ли
учебное, то ли лечебное? То ли съедобное, то ли низкопробное? То ли
враждебное, то ли непотребное? То ли злобное, то ли нетрудоспособное? То
ли хлебное, то ли пагубное? Ведь всех слов-то не перебрать.
А надо бы! Может, и яснее стал бы окружающий мир, шире, доступнее! А
пока весь мир состоял из глухого двора, окруженного многоэтажным квадратом
здания. Этажи считать было не велено, да и невозможно: закинешь голову,
досчитаешь до тридцати, а потом все равно собьешься, сольются этажи,
накрытые маленьким квадратиком неба.
Время от времени (каждую весну, как утверждал дядя Саня) ночью
прибывала бригада каменщиков из армянского села Котлонадзор, возводила
этаж или пол-этажа - как повезет с кирпичом, люто ругалась с Кузьмой
Никитичем по поводу оплаты, выбивала-таки кое-какие бешеные деньги и под
покровом ночи исчезала до следующего раза.
Попытки обитателей заговорить с армянами чаще всего пресекались
санитарной службой во главе с секунд-ефрейтором Залубко Павлом Яновичем, а
коли удавалось переброситься парой слов, каменщики на вопрос "Что там
вокруг?" отвечали как-то неопределенно, сплевывали или прямо так и
ссылались на полное незнание русского языка, клялись, что ноги их больше
тут не будет, но приезжали снова и снова громоздили необитаемые этажи,
строго следя, чтобы по ошибке не вывести окна на внешнюю сторону.
Валялся среди неликвидов еще и транспарантик, розовый от солнца и
размытого мела, но можно было различить на нем явный лозунг далекого дня:
"За нарушение прав человека - расстрел на месте!"
Лозунг тоже ничего толком не объяснял.
Поэтому среди обитателей стали возникать легенды - исторические,
политические, фантастические и прочие. Легенды каждое утро опровергались
очередной исторической речью Кузьмы Никитича, но самые убедительные
аргументы, как видно, поглощала жвачка, так что никто ничему не верил.
Говорили темные люди, что Заведение - это самый натуральный
Александровский централ, и, следовательно, находится далеко в стране
Иркутской между двух огромных скал. Царские-де стражники закрылись от
новой власти и завели свои порядочки. "А решетки, цепи, кандалы и тачки
где?" - возражали оппоненты. "Модернизация!" - отвечали темные.
Сторонников централа, впрочем, было немного, народ в основном
подобрался грамотный: грешили на Бермудский треугольник, на Шамбалу, на
протоколы сионских мудрецов. Медицинские же работники - и врач-стрикулист,
и врач-волосопед, и врач-сатанатам, и врач-стукотолог - словом, весь
консилиум твердил в один голос: "Да, централ! Да, мудрецы! Да, Шамбала!
Вам над этим вредно задумываться, выпейте лучше успокоительного!"
Огромные никелированные емкости с успокоительным (в просторечии -
"спокуха") стояли в каждом коридоре. Тут же висели ковшики на цепочках.
Бригадир каменщиков Баблумян Ашот Аршакович думал как-то, что вода, и
хватил полной мерой. Говорить о своем открытии он никому из земляков не
стал, а то бы они наработали! Сказал только дяде Сане Синельникову,
проходящему мимо по нужде. "Вы думаете?" - удивился дядя Саня, погрузил в
ковшик палец и обсосал. Прислушался к ощущениям, сказал "Не верю!" и гордо
пошел по нужде дальше, а Баблумян хватил еще полковшика, поднялся наверх,
сказал ребятам, что от этого Кузьмы Никитича у него голова болит, и он
лучше поспит, а норму наверстает, не то, что молодые.
Так появилась еще одна позорная легенда, что Заведение -
всего-навсего лечебно-трудовой профилакторий, обитатели же - простые
алкоголики, а не хомо имморталис. Концы с концами в легенде явно не
сходились, человеческое достоинство обитателей было унижено, и Кузьма
Никитич не преминул выступить по этому поводу:
- ...злопыхательские теории... якобы типа сучок... это неправда...
исключительно апробированные нейролептики... нормотимики... тимолептики...
абортивный делирий... усиленное питание... блюдо, прозванное отщепенцами
"кирзой"... эффективнейшим и калорийнейшим... Прими, мать, прими, родная!
Прими, дорогая!! Мой сыночек будет звать!!! Бабушка родная!!!!
Были отщепенцы, а ведь и мистики были, идеалисты были! Произвольно
толковали значение слова "заведение", создали реакционную теорию, что
когда-то, на заре времен, людей-де ЗАВЕЛИ в данное здание, да там и
оставили, вот и получилось Заведение.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Чугунный Всадник'
1 2