Сначала Ханнер не был вполне уверен, какой именно кабинет имел в виду его дядюшка: на первом этаже кабинет был, а на втором, насколько он успел заметить, — нет; но все сомнения отпали, когда Фаран отпер дверь на вторую лестницу, что вела на третий этаж.
— Простите, тут пыльно, — извинился он, — я не разрешаю слугам убираться здесь.
Манрин пробурчал в ответ что-то вежливое. Ханнер провел ладонью по перилам и тут же чихнул: пыли и впрямь было предостаточно. Ульпен ничего не трогал и ничего не говорил: он выглядел испуганным. Интересно, подумал Ханнер, чего это он боится: того ли, что очутился среди чародеев, или у его страха другая, особая причина?
С верхней площадки Фаран повел всех по широкому коридору. Стены здесь были выкрашены в белый цвет, пол устилал потертый красный с золотом ковер. Пышность нижних этажей отсутствовала, даже длинная подпалина на стене осталась не закрашенной. А ведь горело довольно давно, отметил про себя Ханнер, вон как пыль и паутина наросли...
Фаран отворил дверь и пропустил гостей в большую, тускло освещенную комнату. Пока остальные неуверенно топтались у входа, Фаран раздернул тяжелые шторы на двух больших окнах, и предзакатное солнце заглянуло в комнату, заставив пылинки плясать в своих лучах и осветив несколько кресел и комоды вдоль стен.
Не очень-то это походило на привычные Ханнеру кабинеты: ни стола, ни конторки, а всех книг — стопка толстых тетрадей на одном из комодов. Да и волшебного тут тоже ничего не было, так что оставалось совершенно непонятно, зачем держать все это под замком, хотя — кто знает, что хранят в себе эти комоды?
Однако для разговора без помех комната вполне подходила.
Фаран указал гостям на кресла и выдвинул одно вперед — для себя.
— Ну, магистр, — проговорил он, усевшись, — зачем вы пришли сюда?
— Я узнал, что вы собираете здесь чародеев и пытаетесь защитить их от нападок после беспорядков Ночи Безумия. — Манрин осторожно опустился в кресло.
— Примерно так все и обстоит, — согласился Фаран. — — И что с того?
Манрин и Ульпен обменялись тревожными взглядами.
— В таком случае, — сказал Манрин, — мы хотели бы присоединиться к вам.
Фаран склонил голову набок.
— Но вы же ведь маги? — удивился Ханнер.
— Маги, — признал Манрин. — Но мы к тому же еще чародеи.
Он огляделся, подыскивая подходящий предмет, и одна из тетрадей вдруг взмыла над комодом., повисела немного в воздухе и аккуратно опустилась обратно.
Фаран и Ханнер молча наблюдали за происходящим; потом Фаран спросил:
— Твой подмастерье — тоже?
— Он не мой подмастерье, — покачал головой Манрин. — Он ученик Абдарана — Абдарана Белого, деревенского мага средней руки. Но мальчик чародей, как и я, поэтому-то я и привел его с собой.
— Это правда? — поинтересовался Фаран у Ульпена.
— Да, хозя... да, милорд. Наставник Абдаран привел меня к магистру за советом, а магистр Манрин отвел меня к магистру Перинану, а магистр Перинан послал нас к магистру Итинии, а уж потом мы пришли сюда.
— Так все они знают, что вы чародеи? — Брови Фарана сошлись. — Зачем же вам понадобился разговор наедине?
— Они ничего не знают, — быстро произнес Манрин. — Абдарану известно про Ульпена, но не думаю, чтобы другие допускали возможность для мага оказаться подобным образом зараженным. Держа с ними совет, я выступал как лицо незаинтересованное и вынудил Перинана послать нас к Итинии — точнее, в Этшар Пряностей. Так мы могли попасть сюда быстрее всего.
— Перемещающий Гобелен?
—Ты знаешь про них? — поразился Манрин.
— Я про них слышал, — кивнул Фаран, — но никогда не видел в действии.
— Они весьма удобны: мы преодолели сорок лиг в мгновение ока.
—Это было потрясающе! — воскликнул Ульпен, впервые оживляясь (вообще в первый раз показывая признаки жизни, подумал Ханнер). — Мы просто коснулись его!
— Да, да. — Манрин вновь обратился к Фарану. — Как бы там ни было, мы явились в город, заглянули к Итинии, дабы создать впечатление, будто пришли к ней за советом, и явились сюда. — Он помолчал. — Вы поняли, почему мы пришли?
—Я предпочел бы услышать объяснение.
Манрин вздохнул.
—Все просто. Мы хотим жить. А сейчас неясно, будет ли нам это позволено. По словам Итинии, ваш правитель, лорд Азрад, намерен перебить всех чародеев; наш лорд Эдерд пока не склонен к этому, но поговаривает об изгнании.
— Так не ухудшили ли вы свое положение, придя сюда? — спросил Ханнер.
— Мы пришли в поисках убежища, юноша, — ответил Манрин.
— Но, останься вы в Этшаре-на-Песках, вам, возможно, вообще не пришлось бы его искать...
— Полагаю, пришлось бы, что бы ни решил лорд Эдерд, — отозвался Манрин. — Триумвират — не единственная сила в Этшаре. Не забывай: мы — маги, а законы Гильдии запрещают магам пользоваться более чем одним видом магии. Нарушение этих законов карается смертью.
— Но вы же не просили делать вас чародеями!
— Гильдию интересуют не намерения, а результаты.
— Тогда они ничем не лучше лорда Азрада!
Манрин удивленно моргнул.
— А кто говорит, что лучше?
— Мой племянник — идеалист, — мрачно заметил Фаран. — Вот уже сколько лет я твержу ему, что Гильдия вовсе не так милостива, как любит казаться, но он не склонен мне верить.
— Я так и понял, — кивнул Манрин. — Ну, в любом случае нам, одновременно и магам и чародеям, если мы хотим выжить, необходимо найти какую-то поддержку. Вечно скрывать свое новое состояние мы не сможем...
— Почему нет? — вмешался Ханнер, поразив всех, даже себя самого. Он как раз думал, что на месте Манрина просто не стал бы признаваться в чародействе.
В конце концов он же не сказал никому, что он чародей, и не намерен говорить и впредь.
Манрин удивленно взглянул на него.
— Потому, что чародейство рвется на волю! Неужто никто из всех ваших чародеев не сказал вам этого? Им очень легко воспользоваться ненамеренно — с нами такое уже случалось, порой это бывает даже во сне. Рано или поздно, но мы выдадим себя при свидетелях, а ведь Абдаран и без того знает, что Ульпен чародей.
Лорд Фаран согласно кивал, и Ханнер вспомнил, что дядюшкино чародейство открылось как раз случайно. Возможность того, что он и сам выдаст свою тайну так, как говорит Манрин, встревожила Ханнера, но он не видел, как можно этому воспрепятствовать.
— И есть еще кое-что, — хмуро продолжал Манрин. — Похоже, чародейство и магия как-то влияют друг на друга. В последние два дня большая часть заклинаний не удается мне, и неизвестно, что будет дальше. Я магистр, люди ожидают, что я буду пользоваться магией каждый день. Если я начну отказывать или перестанут действовать мои заклинания — вопросов не избежать.
— Ох... — Ханнер взглянул на дядю.
Фаран задумчиво смотрел на магов.
— Твои заклинания не действуют? — переспросил он. — А остался ли ты вообще магом?
Манрин снова вздохнул.
— Боюсь, что остался. Кое-какие мои заклинания все-таки работают, да и нельзя перестать быть магом. Мне известны такие тайны Гильдии, знание которых для не-мага означает смерть. Так что я все еще маг и, значит, должен умереть за чародейство; если же я не маг, то должен умереть за знание тайн Гильдии. Если только не найду способа как-нибудь смягчить Гильдию.
— Но Гильдия ведь никогда не смягчается, — сказал Ульпен. — Абдаран говорил мне...
— Если только ее не принудить, а для этого нужна сила, — ответил ученику Манрин. — Потому-то мы и пришли сюда. Я не знаю, что ты и твои чародеи намерены делать, милорд, но в любом случае предлагаю тебе наши услуги в обмен на твою защиту.
— Ваши услуги, — медленно повторил Фаран. — Но ты же сам говоришь, ваши чары почти не действуют.
— Зато действует разум, — огрызнулся Манрин. — И урон нанесен лишь моим магическим способностям; я все еще такой же чародей, как те, внизу. И я все еще магистр, по крайней мере до тех пор, пока в Гильдии не выяснили, кем я стал. Мне на самом деле известны их тайны, и покуда я еще могу обсуждать с Итинией и Перинаном проблемы, которых чужак просто не рискнет коснуться.
— Да, это ценно, — признал Фаран. — Я вчера обратился к Итинии с просьбой встретиться и обсудить проблемы чародеев; когда вы подошли к дверям, я решил, что вы — ее представители и пришли передать ее ультиматум или отвести меня на встречу... в общем, я ждал ответа на свою просьбу. Вы, очевидно, не представляете ее — но, может, хоть знаете, почему она не откликнулась? Встречалась ли она с правителем, как просил он?
— Нет, не встречалась, — покачал головой Манрин. — Это я знаю. Она не встречалась ни с одним из вас, потому что держала совет с магами. Гильдия хочет дать твердый ответ чародеям, и не только в Гегемонии Трех Этшаров, но по всему миру. Так что...
Он резко оборвал фразу, покосился на Ульпена, но продолжил:
— Сейчас я нарушу клятву. Думаю, это не слишком важный секрет — по сравнению с другими, конечно, — но это все же тайна Гильдии, а я клялся не разглашать никаких ее тайн. Если это неприемлемо, скажите мне сейчас: не хотелось бы становиться клятвопреступником непонятно ради чего.
— Продолжай, — проговорил Фаран. — А чтобы тебе было спокойнее, позволь предположить: речь пойдет о Внутреннем Круге?
— А! — Манрин явно вздохнул с облегчением. — Так ты знаешь! Что ж, значит, я не стану клятвопреступником. Да. Внутренний Круг — по крайней мере часть его — собирается, чтобы обсудить этот вопрос. Я не знаю где — но не в Этшаре. Итиния, Перинан и остальные отбыли и не вернутся, пока не примут решения; я перехватил ее на самом пороге и спросил, где найти тебя. Она полагает, я здесь, чтобы разнюхать что ты и все эти чародеи замыслили, — и донести ей. Но у меня нет ни малейшего желания доносить ей хоть что-то.
— Значит, Внутренний Круг действительно есть, и ты не входишь в него, — заключил Фаран. — До меня ведь доходили лишь слухи.
— Внутренний Круг есть, и я в него не вхожу, — подтвердил Манрин. — Я надеялся, что когда-нибудь буду принят туда, но теперь это, само собой, невозможно.
В голосе мага Ханнеру послышалась горечь. Чем бы этот самый Внутренний Круг ни был — совершенно ясно, Манрин считает, что давно уже должен был бы в нем быть.
Ханнер заметил, что Ульпен растерян еще больше, чем прежде, и поинтересовался — не только для себя, но и для него:
— А что это такое — Внутренний Круг?
Манрин закусил нижнюю губу, так что борода его задралась вверх, и переглянулся с лордом Фараном.
— Как я слышал, — проговорил тот, — то, что Гильдия управляется всеми магистрами, — ложь для нас с вами, а на самом деле среди них существуют избранные, которые и составляют истинный совет Гильдии. Этот совет называется Внутренним Кругом.
Манрин приоткрыл рот, поколебался, потом сказал:
— В общем, изложено верно.
— Я никогда об этом не слышал, — прошептал Ульпен.
— Ты только подмастерье, — успокоил его Ханнер. — Уверен, рано или поздно ты об этом узнал бы.
На самом деле ни в чем таком он уверен не был, но зачем об этом говорить? Ульпену и так несладко.
Кстати, Ханнер заметил, что разговор в основном вел Манрин. Возможно, подумал он, Ульпен вообще не собирался приходить сюда. Как ученик, он должен был делать, что велено, а Манрин велел ему идти с ним — но, вполне вероятно, ему это вовсе не нравилось.
Об этом стоило помнить: за мальчишкой нужно приглядывать, и внимательно.
— Так Внутренний Круг встречается, чтобы обсудить положение? — вернулся к теме Фаран. — Не знаешь, сколько может продлиться встреча?
Манрин поморщился.
— Может затянуться на годы. Это же высшие маги, самые младшие там — ровесники мне. Мне сто одиннадцать, и я намерен прожить еще долго, но по меркам Внутреннего Круга я едва закончил свое ученичество. Они владеют Питающим Заклятием, так что не нуждаются в еде и воде; они пользуются заклинаниями омоложения, а некоторые вообще живут вечно. Время для них — не то же самое, что для обычных людей вроде вас.
— Но... — начал Ханнер.
Манрин поднял руку — и он умолк.
— Вряд ли это займет годы, — продолжал маг. — Думаю, они сознают серьезность положения и решат все быстро. Но вот насколько быстро — понятия не имею.
Ханнер не стал возражать.
Он не хотел, чтобы это затягивалось на годы, месяцы или хотя бы на еще одну неделю. Он хотел, чтобы все пришли наконец в себя и обращались с чародеями просто как с людьми.
Все, чего Ханнеру хотелось на самом деле, — это вернуться домой во дворец и спать в собственной постели; а еще — узнать получше Мави и в будущем стать кем-то более значительным, чем придворный паразит. Прошлой ночью он снова провожал Мави домой. Сегодня она вернулась, привела свою подругу Панчу, и он был очень рад видеть ее, хоть им и не удалось поболтать.
Он бы обрадовался еще больше, окажись они все во дворце — и чтобы никто из них не был чародеем.
Ничего этого он, разумеется, не сказал. Просто молча смотрел на дядю.
— Тогда вопрос в том... — начал Фаран.
Ханнер так никогда и не узнал, что это был за вопрос: как раз в этот миг снизу донесся треск, будто вышибли дверь, и раздался голос Рудиры:
— Спускайтесь сюда! Быстрее!..
Глава 25
Четверо совещавшихся быстро сбежали по лестнице, и толпа чародеев у ее подножия раздалась перед ними. Парадная дверь стояла открытой настежь, а за ней, в воротах, выстроились двадцать солдат городской стражи в полном вооружении во главе с капитаном Наралем. Улица позади отряда была забита любопытствующими зеваками. Выглянув из-за дядиного плеча, лорд Ханнер заметил среди них настырного старика. Лицо его так и сияло возмутительным удовольствием.
— Лорд Фаран! — позвал Нараль, увидев выходящую четверку.
— Да, капитан, — откликнулся Фаран. — Чем могу служить?
Нараль набрал в грудь побольше воздуху и заговорил громко и внятно:
— Повелением Азрада Шестого, правителя Этшара Пряностей, триумвира Гегемонии Трех Этшаров, командующего Священным Флотом и Защитника Богов, настоящим ты обязываешься немедленно покинуть город Этшар: через час ты должен находиться за городскими стенами. Ты обязан взять с собой всех и каждого из своего окружения, кто хоть в какой-то мере поражен магией, именуемой «чародейством». Отныне и впредь до получения собственноручного разрешения правителя тебе воспрещается появление в стенах города, какие бы ни были тому причины. Собственность, оставленная тобой в городе будет продана и чистый доход отправлен в место твоей ссылки. Я здесь, чтобы препроводить вас к одним из городских ворот или к отбывающему судну. Отказ повиноваться сему приказу карается смертью — тогда и так, когда и как будет удобно.
Капитан умудрился сказать всю речь громким голосом на одном дыхании. Ханнер восхитился сим подвигом и удивился, как это Наралю удалось произнести официальную формулу, включая вставленную фразу о чародеях, ни разу не запнувшись и не замявшись. Остальной текст был обычным вердиктом об изгнании; Ханнеру приходилось слышать его и раньше, правда, там за «в течение часа» сразу следовало «отныне и впредь».
— Ты не можешь говорить этого всерьез, — сказал лорд Фаран, изящно опираясь о косяк двери.
— Я совершенно серьезен, милорд, — ответил Нараль. — Лорд Азрад желает выдворить вас из города немедленно.
— Лорд Азрад может отправляться к демонам.
Половина услышавших это задохнулась; другая половина застыла на месте.
— Вот, слышали? — придя в себя, заявил Нараль. — Уверен, именно нечто подобное и вывело из себя лорда Азрада. — Он обнажил меч. — Милорд, я препровожу тебя к воротам; миром или силой — выбирать тебе. Полагаю, Западные Врата тебя устроят?
— Я не иду никуда. — Фаран вскинул голову, и меч Нараля внезапно вырвался из его руки и упал на мостовую за оградой.
Нараль быстро наклонился и подобрал его.
— Капитан, — заговорил Фаран, — я чародей, и дом этот полон чародеев. С тобой я легко управлюсь и один. Со всеми твоими солдатами, может, и не справиться, но кто-нибудь из прочих наверняка с удовольствием мне поможет.
— Только никого не убивай, — прошептал Ханнер в спину дядюшке.
— Я и не собираюсь, — не поворачивая головы, ответил Фаран так тихо, что никто не услышал бы его и в двух шагах.
Ханнер повернулся, окидывая взглядом других чародеев. Сам он стоял за дядиным правым плечом; Манрин был слева, Ульпен — позади Манрина. Вид у юноши был совершенно несчастный. Другие стояли поодаль; Рудира — ближе всех, всего в шаге от Ханнера, еще с дюжину собралось в прилегающих комнатах, глядя из окон или слушая у дверей.
Если и обращаться к кому за помощью, то — к Рудире; Ханнер знал ее, верил, что она сможет держать себя в руках, да и вообще — она была самым сильным из всех собравшихся здесь чародеев.
— Рудира, — шепотом позвал он. — Иди сюда: дяде может потребоваться помощь.
Рудира, приподнявшись над полом, подплыла к Ханнеру и выглянула в дверь из-за спин мужчин.
— Не убивай их, — сказал Ханнер. — Они просто выполняют приказ.
Рудира кивнула.
Нараль явно обдумывал положение, но в конце концов прокричал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39