Конечно, знаю, что вы замужняя женщина, но это не делает вас старше.
Она улыбнулась ему сквозь слезы.
— Я чувствую себя на тысячу лет старше вас, Чик… Теперь рассказывайте мне о вашем дяде.
— Когда вы уезжаете? — спросил Чик упрямо.
— В будущую субботу; должна сказать, что миссис Шипмет оказалась довольно сговорчивой. Я заплатила ей за неделю вперед. Не могла же я рассчитывать, что она будет держать меня безвозмездно. Если бы я только получила роль в этой новой пьесе… Но, довольно! — Она попыталась улыбнуться. — Я совершенно поглупела. А вот еще идет ужасное существо — Терренс. Я вовсе не желаю, чтобы он видел мои красные глаза.
Мистер Фред Терренс считал себя настоящим денди. Этот гордый титул давал ему право носить чрезвычайно декоративные рубашки и галстуки, цвет которых гармонировал с его носками. В дополнение к своему светскому величию он старался поддерживать репутацию врожденного юмориста. Он был одним из тех, — даже первым — кто обнаружил в миссис Гвснде Мейнард особу, зазнавшуюся не по достоинствам.
Теперь он приближался к ним через лужайку, размахивая тросточкой и попыхивая огромной сигаретой.
— Хелло, Чик! Развлекаетесь?
Чик медленно поднял голову.
— Нет, — ответил он коротко.
Терренс с любопытством поглядел на Гвенду.
— В чем дело, а? — изумился он. — Слезы! Ого, это не годится! В чем дело? Как светский человек…
— Не думаю, чтобы вам стоило здесь задерживаться, — перебил его Чик, лишь только Терренс собрался присесть.
— Почему же?
— Потому что мы не желаем разговаривать с вами, — ответил Чик прямо.
Хотя они жили в одном доме в течение восьми месяцев, мистер Терренс еще не имел случая познакомиться с Чиком поближе, и теперь он был ошеломлен.
— И вот что еще, мистер Терренс, — продолжал Чик. Меня никто не называет «Чик», кроме моих самых близких друзей.
— О, в самом деле! — воскликнул Терренс тяжело дыша и все более и более краснея. — Если уж мы будем говорить о том, что вам нравится и что вам не нравится, вы, молодой птенец…
Не будет преувеличением сказать, что Чик смутился.
— Я очень сожалею, что причинил вам неприятность, мистер Терренс… — начал он, но «светский человек» окатил его целым потоком слов.
— Научитесь быть повежливее, мой друг, — воскликнул он. — Я тоже мог бы рассказать про вас! Где это вы пропадаете каждый вторник и пятницу, э? Может быть, миссис Мейнард пожелала бы это знать. — Он намеренно сделал ударение на слове «миссис». — Вы один из тех подленьких вздорных подлиз, которые разбивают женские сердца, и если бы миссис Мейнард имела каплю здравого смысла, она бы держалась от вас подальше!
Чик глядел на него, не находя слов. Гвенда беззвучно смеялась.
— О, вы — разбиватель сердец! — удивилась она.
— Но нет же, нет! — возразил возмущенный Чик. — Я еще в жизни не разбил ни одного сердца!
— Становится прохладно. — Идемте в наш зверинец.
Вечером перед сном Чик был приглашен в «святилище».
Миссис Шипмет тщательно закрыла за ним дверь.
— Я уверена, что вы не обидитесь на меня, мистер Бин, но, смотря на вас, как на собственного сына, я думаю, что вы поступаете очень неблагоразумно, часто проводя время в обществе актрисы.
— С миссис Мейнард! — воскликнул Чик удивленно.
Миссис Шипмет кивнула.
— Вы молоды, — объяснила она, — и… как бы это сказать?.. легко можете поддаться влиянию. Всякая актриса привыкла, чтобы ею восторгались, и не всегда говорит то, что думает. Я не могу оставаться спокойной, если ваше сердце разбито, мистер Бин.
— О, мое сердце! — воскликнул Чик с облегчением. — Мое сердце вовсе не разбито, миссис Шипмет. Благодарю вас. Спокойной ночи!
— Я говорю об этом ради вашего блага, — добавила она, придерживая дверную ручку. — Я говорю, как ваша родная мать.
Чик посмотрел на нее странным взглядом.
— Как моя мать или как ее мать, миссис Шипмет? — спросил он.
— Как ваша, конечно!
Миссис Шипмет поспешила отвергнуть даже намек на какие бы то ни было материнские чувства к своей неаккуратной плательщице.
Чик тряхнул головой.
— Я думаю, что она больше нуждается в матери, чем я, — заметил он напоследок. — Я думаю, что вы бы относились к ней лучше, если бы она заплатила вам вовремя.
Он оставил миссис Шипмет, как она потом говорила, «очень оскорбленной».
Чик служил в страховом агентстве «Лейзер и Барнс» за два фунта пятнадцать шиллингов в неделю. Его работа начиналась в 9.30 утра и оканчивалась в 5.30 вечера за исключением субботы, когда контора закрывалась в 12 часов, и мистер Лейзер переставал существовать вовсе, и можно было заняться своей любимой игрой в гольф. Эта работа отнюдь не была ему в тягость. Задача Чика заключалась главным образом в том, чтобы бомбардировать неосторожных людей, откликнувшихся на публикации мистера Лейзера, проспектами и заранее отпечатанными письмами. Мистер Лейзер часто говорил, что эту работу мог бы исполнять любой ребенок.
В понедельник утром Чик был приглашен к своему патрону для строгого выговора за допущенную им на прошлой неделе ошибку. Посылая ответное письмо джентльмену, интересовавшемуся условиями страхования, он вложил в конверт шаблон, начинавшийся словами: «Хотя вы нам не соблаговолили ответить на наше предыдущее сообщение», — вместо того, чтобы послать другое готовое письмо: «Мы счастливы, что вы удостоили нас вашим запросом». Это была возмутительная оплошность!
Мистер Лейзер, тучный, неопрятный человек, весь обсыпанный перхотью, покачал при входе Чика своей тяжелой головой.
— Эту работу может выполнять ребенок, — простонал он трагически. — Любой оборванец или уличный мальчишка может ее выполнить! И вдруг вы… Я поражен, Бин! Надеюсь, это больше не повторится!
— Со мной этого не было последнее время, сэр, — оправдывался Чик. — Несчастная случайность…
— Ну, ладно! — прервал его Лейзер, стряхивая пепел на свой жилет. — Можете идти.
Но Чик не торопился.
— Мистер Лейзер, вы знаете Сольберга, театрального деятеля?
Мистер Лейзер нахмурился.
— Да, я его знаю. Но он неподходящий клиент, Бин. «Нехорошая жизнь». У него больное сердце.
— Я имел его в виду вовсе не с точки зрения страхования. Дело в том, мистер Лейзер, что я заинтересован в одной молодой леди, которая играет в его театре.
Мистер Лейзер взглянул на него с некоторой сострадательностью и задумчиво покачал головой.
— Я достаточно стар, чтобы заменить вам отца, Бин, — заметил он веско, — хотя я вовсе не хочу попадать в ложное положение, действуя, как говорили древние латиняне, «вместо родителей», и все же считаю нужным вам сказать: воздержитесь! Актрисы хороши на сцене, но молодой человек, вроде вас, должен избегать их в жизни.
Но Чик нимало не смутился таким оборотом дела.
— Эта молодая леди, — продолжал он, — репетировала свою роль в течение шести недель, а теперь ей отказывают из-за того, что дочь лорда Чени знакома с девушкой, которая тоже претендует на эту роль.
Он выпалил это быстро, как заученный урок.
— Лорд Чени застрахован в «Коммерческом обществе», — пробормотал мистер Лейзер с искренним сожалением, — хотя я пытался привлечь его в число наших клиентов. Это «первоклассная жизнь», лучше нельзя и желать!
— Как вы думаете, стоит ли мне повидать мистера Сольберга? В самом деле, мистер Лейзер, — упорствовал Чик, — не можете ли вы дать мне рекомендательное письмо?
Мистер Лейзер покачал головой.
— Бросьте это, Бин, бросьте! — сказал он с необычным добродушием. — Вы еще молоды. Впрочем, если вы хотите с ним повидаться, я согласен дать вам письмо. Вы можете посвятить его в детали нашей системы краткосрочного страхования жизни. Мы бы могли принять его по литере Д!
Чик так и не рассказал Гвенде о своем свидании с театральным деятелем. Это была забавная встреча, не лишенная приятности. Мистер Сольберг оказался вполне светским человеком — вечно улыбающимся, с сердцем, которое, по его собственному признанию, было таким же объемистым, как его тело, — и с большим запасом юмора. Он был воплощенной откровенностью. Миссис Мейнард — хорошая актриса, но что же делать, если налицо определенное влияние лорда Чени!
У Сольберга было три «ангела-хранителя», которым он должен угождать. Предположение Чика о том, что мистер Сольберг, вероятно, очень религиозен, быстро рассеялось, когда он объяснил ему, что «ангел-хранитель» — это лицо, которое оказывает финансовую поддержку театру. И вот для того, чтобы угодить «ангелам-хранителям», которые польщены интересом, проявленным к ним настоящим лордом, он вынужден передать мисс Моран ту роль, которая предназначалась для миссис Мейнард.
— Нет, мой дорогой юноша, я вовсе не сержусь, что вы пришли. Вы брат миссис Мейнард, не так ли? Или, может, ее сын?
Мистер Сольберг прожил много лет в мире театра, где мужчины и женщины весьма успешно уменьшали свой возраст, и его нисколько не тронули протесты возмущенного Чика.
— Все они выглядят молодыми, мой мальчик, — заметил он спокойно. — У меня в разъездных труппах служили девушки — хористки, у которых уже большие внуки!
Неделя прошла в хлопотах. Желая помочь Гвенде найти работу, Чик занялся изучением театральных журналов и вырезыванием из них подходящих объявлений, чем доставлял немалое развлечение Фреду Терренсу. Последний изо всех сил старался спасти свою репутацию застольного юмориста, и его насмешки становились невыносимыми. Чик решил покончить с этим.
В субботу вечером, как обычно, все собрались за столом.
— Я полагаю, теперь мы редко будем видеть нашего Чика, когда миссис Мейнард уедет, — заметил мистер Фред Терренс, обращаясь ко всем присутствующим. — Он будет каждый вечер дежурить у дверей театра «Бродвей», каждый вечер — за исключением вторника и пятницы!
Он подмигнул окружающим и добавил с деланным изумлением:
— Ах, впрочем, я забыл! Вы ведь не будете играть в театре «Бродвей» в новом спектакле, не правда ли, миссис Мейнард?
— Нет, не буду, — ответила она холодно.
— О, не отчаивайтесь! — воскликнул мистер Фред с многозначительным кивком головы. — Возможно, скоро вы получите какую-нибудь роль и, наконец, сможете расплатиться…
Гвенда вспыхнула и попыталась встать. Но вместо нее поднялся Чик.
— Мистер Фред, — попросил он мягко, — не будете ли вы так добры уделить мне одну минуту?
Мистер Фред улыбнулся.
— Говорите здесь, Чик.
Чик покачал головой и направился к двери, а мистер Фред с той же неизменной улыбкой последовал за ним.
Входная дверь была открыта, и Чик ждал на улице.
— Я не намерен простуживаться, Чик.
— Подойдите, Терренс!
— Что за глупые шутки? — раздраженно спросил мистер Фред, выходя наружу.
И в этот момент Чик залепил ему пощечину. Терренс остолбенел от изумления, а потом, сжав кулаки, бросился на оскорбителя.
Но Чик оказался слишком сильным противником. Вскоре мистер Фред был сбит с ног и перестал что-либо видеть и чувствовать. Он очнулся оттого, что его кто-то ставил на ноги и тряс за шиворот.
— Я люблю бокс, Терренс — в своей школе был чемпионом в легком весе. Кстати, именно по вторникам и пятницам я поддерживаю форму.
Мистер Фред ничего не ответил. Он повернулся и пошел в свою комнату, слегка покачиваясь, как пьяный. А Чик вернулся в столовую. Он не был ни возбужден, ни озлоблен. Даже заглянул по дороге в корзинку для писем; и, заметив конверт со своим именем, захватил его с собой.
Гвенда с беспокойством поглядела на него, когда он вошел. Чик умел управлять своими нервами и мускулами, но был заметно бледен.
— Мистер Фред не вернется к чаю, — сообщил он с улыбкой, обращаясь к миссис Шипмет, и, опустившись на стул рядом с Гвендой, начал читать письмо.
Гвенда смотрела на руки Чика. Суставы его пальцев были красны и кровоточили.
— Чик, — прошептала она, — что случилось?
Но Чик углубился в чтение письма, которое было написано викарием из Пальборо.
«…Он умер совсем спокойно. Я думаю, что сильное впечатление от этой новости повлияло на его подточенный организм. Прилагаемое письмо от клерка Парламентского Комитета, уведомляющее, что претензия доктора Вина о восстановлении его в правах на угасший титул пэра и маркиза Пальборо удовлетворена палатой лордов, было, как я знаю, полной неожиданностью для вашего дяди. Позвольте мне одновременно выразить вам мое сожаление по поводу понесенной вами утраты и поздравить вашу светлость с унаследованной вами высокой честью…».
Чик встал и нетвердой походкой направился в коридор, все еще держа в руке письмо. Подойдя к телефону, дрожащей рукой он перелистал телефонную книгу и стал набирать номер.
Гвенда тихонько последовала за ним.
— Мистер Сольберг? — спросил Чик.
Гвенда затаила дыхание.
— …Я желаю, чтобы миссис Мейнард играла роль… да, чтобы вы предоставили ей ту роль, которую вы у нее отняли…
— Кто говорит? — спросил голос Сольберга, и Чик постарался придать своему негромкому голосу необходимую внушительность.
— Говорит маркиз Пальборо.
— Доброе утро! — весело поздоровался Чик, снимая шляпу и направляясь к своей конторке.
Его трое сослуживцев — два клерка и машинистка — были уже на своих местах.
— Доброе утро! — ответили они хором.
В это утро в конторе «Лейзер и Барнс» происходили долгие и серьезные дебаты. Беннет, старший клерк, был социалистом и проповедовал теорию насильственных действий, но именно Беннет настаивал на том, чтобы Чика называть не иначе как милордом.
— Я лично, — начал он, — смотрю на все эти титулы как на смешные пережитки господствующего класса. Но Чик Бин всегда относился ко мне с почтительностью, и я смотрю на него как на доброго товарища и достойного представителя пролетариата.
— Немного слишком формально, не так ли? — заметил бухгалтер. — Я имею в виду, что мы не будем чувствовать себя равными ему, если будем величать его милордом…
— Может быть, лучше говорить ему «сэр»? — ввернула мисс Коммерс, машинистка.
Но «сэр» был отвергнут как составляющий неотъемлемую привилегию их патрона. Таким образом, решено было избегать какого бы то ни было титулования их счастливого сослуживца.
Чик заметил цветы на своей конторке — это были подснежники — и наклонился, чтобы вдохнуть их тонкий аромат.
Мистер Лейзер пришел немного раньше обычного, так как он уже прочитал потрясающую новость в газетах:
«Клерк из страхового агентства в Сити наследствует титул маркиза Пальборо! Смерть удачного претендента на исчезнувший титул открывает дорогу молодому конторщику в палату лордов!»
Незадолго до этого мистер Лейзер с некоторым неудовольствием дал (телеграммой, заранее оплаченной из Пальборо) разрешение Чику поехать на похороны дяди. Ему и во сне не снилось, какое продолжение могло таиться в этой столь обыденной церемонии.
Теперь он также поджидал Чика в своем кабинете, двери которого оставил открытыми настежь, чтобы вовремя узнать о прибытии своего титулованного клерка.
Чик уселся за свою конторку, открыл ящики и вытащил кипы служебных бумаг. Похороны эксцентричного дяди отнюдь не опечалили племянника. Гораздо больших хлопот доставит возня с разным домашним хламом, принадлежавшим доктору Бину, и разбор бумаг покойного. Да, Чик только теперь начал понимать, насколько всепоглощающий интерес в жизни его дяди составляла эта претензия на титул. Доктор оставил после себя менее пятисот фунтов. Дом с землей, — который Чик отказался продать, — мог стоить еще не более пятисот фунтов. И это было все…
Прежде чем Чик успел взяться за перо, мистер Лейзер вышел из своего кабинета и направился к нему, роняя пепел на свой жилет.
— Здравствуйте, Пальборо! — провозгласил он почти вызывающе.
Чик уставился на него с улыбкой, похожей на гримасу. Он не успел еще привыкнуть к своему высокому положению, а мистер Лейзер был первым человеком, который обратился к нему так, как будто он был железнодорожной станцией.
— Доброе утро, сэр! — ответил Чик.
Мистер Лейзер кашлянул.
— Печальное событие, которое имело место… — нерешительно начал он. — В самом деле, покойный маркиз уже… э… похоронен?
— Доктор? О да, то есть, конечно, маркиз, — заверил Чик поспешно. — Да, сэр, все уже кончено.
— Могу я вас видеть у себя… э… Пальборо?
Сердце Чика упало.
— Разве я сделал еще какую-нибудь ошибку, сэр? — спросил он. — Я очень старался быть аккуратным.
Мистер Лейзер взглянул на него почти скорбно.
— Ошибку, мой… э… дорогой Пальборо! Конечно, нет! Какой абсурд. Пойдемте ко мне!
Чик закрыл за собой дверь его кабинета.
— Присядьте, Пальборо! Какое вознаграждение вы получаете?
— Вознаграждение? О, вы имеете в виду жалованье? Два фунта пятнадцать шиллингов в неделю.
— Смешно! — пробормотал мистер Лейзер. — Нелепость! Фу! Несомненно, это абсурдно для вашего положения, мой… э… дорогой Пальборо!
Он прошелся по комнате.
— В последнее время я много размышлял о вас. Ваша работа требует высокой квалификации, Пальборо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Она улыбнулась ему сквозь слезы.
— Я чувствую себя на тысячу лет старше вас, Чик… Теперь рассказывайте мне о вашем дяде.
— Когда вы уезжаете? — спросил Чик упрямо.
— В будущую субботу; должна сказать, что миссис Шипмет оказалась довольно сговорчивой. Я заплатила ей за неделю вперед. Не могла же я рассчитывать, что она будет держать меня безвозмездно. Если бы я только получила роль в этой новой пьесе… Но, довольно! — Она попыталась улыбнуться. — Я совершенно поглупела. А вот еще идет ужасное существо — Терренс. Я вовсе не желаю, чтобы он видел мои красные глаза.
Мистер Фред Терренс считал себя настоящим денди. Этот гордый титул давал ему право носить чрезвычайно декоративные рубашки и галстуки, цвет которых гармонировал с его носками. В дополнение к своему светскому величию он старался поддерживать репутацию врожденного юмориста. Он был одним из тех, — даже первым — кто обнаружил в миссис Гвснде Мейнард особу, зазнавшуюся не по достоинствам.
Теперь он приближался к ним через лужайку, размахивая тросточкой и попыхивая огромной сигаретой.
— Хелло, Чик! Развлекаетесь?
Чик медленно поднял голову.
— Нет, — ответил он коротко.
Терренс с любопытством поглядел на Гвенду.
— В чем дело, а? — изумился он. — Слезы! Ого, это не годится! В чем дело? Как светский человек…
— Не думаю, чтобы вам стоило здесь задерживаться, — перебил его Чик, лишь только Терренс собрался присесть.
— Почему же?
— Потому что мы не желаем разговаривать с вами, — ответил Чик прямо.
Хотя они жили в одном доме в течение восьми месяцев, мистер Терренс еще не имел случая познакомиться с Чиком поближе, и теперь он был ошеломлен.
— И вот что еще, мистер Терренс, — продолжал Чик. Меня никто не называет «Чик», кроме моих самых близких друзей.
— О, в самом деле! — воскликнул Терренс тяжело дыша и все более и более краснея. — Если уж мы будем говорить о том, что вам нравится и что вам не нравится, вы, молодой птенец…
Не будет преувеличением сказать, что Чик смутился.
— Я очень сожалею, что причинил вам неприятность, мистер Терренс… — начал он, но «светский человек» окатил его целым потоком слов.
— Научитесь быть повежливее, мой друг, — воскликнул он. — Я тоже мог бы рассказать про вас! Где это вы пропадаете каждый вторник и пятницу, э? Может быть, миссис Мейнард пожелала бы это знать. — Он намеренно сделал ударение на слове «миссис». — Вы один из тех подленьких вздорных подлиз, которые разбивают женские сердца, и если бы миссис Мейнард имела каплю здравого смысла, она бы держалась от вас подальше!
Чик глядел на него, не находя слов. Гвенда беззвучно смеялась.
— О, вы — разбиватель сердец! — удивилась она.
— Но нет же, нет! — возразил возмущенный Чик. — Я еще в жизни не разбил ни одного сердца!
— Становится прохладно. — Идемте в наш зверинец.
Вечером перед сном Чик был приглашен в «святилище».
Миссис Шипмет тщательно закрыла за ним дверь.
— Я уверена, что вы не обидитесь на меня, мистер Бин, но, смотря на вас, как на собственного сына, я думаю, что вы поступаете очень неблагоразумно, часто проводя время в обществе актрисы.
— С миссис Мейнард! — воскликнул Чик удивленно.
Миссис Шипмет кивнула.
— Вы молоды, — объяснила она, — и… как бы это сказать?.. легко можете поддаться влиянию. Всякая актриса привыкла, чтобы ею восторгались, и не всегда говорит то, что думает. Я не могу оставаться спокойной, если ваше сердце разбито, мистер Бин.
— О, мое сердце! — воскликнул Чик с облегчением. — Мое сердце вовсе не разбито, миссис Шипмет. Благодарю вас. Спокойной ночи!
— Я говорю об этом ради вашего блага, — добавила она, придерживая дверную ручку. — Я говорю, как ваша родная мать.
Чик посмотрел на нее странным взглядом.
— Как моя мать или как ее мать, миссис Шипмет? — спросил он.
— Как ваша, конечно!
Миссис Шипмет поспешила отвергнуть даже намек на какие бы то ни было материнские чувства к своей неаккуратной плательщице.
Чик тряхнул головой.
— Я думаю, что она больше нуждается в матери, чем я, — заметил он напоследок. — Я думаю, что вы бы относились к ней лучше, если бы она заплатила вам вовремя.
Он оставил миссис Шипмет, как она потом говорила, «очень оскорбленной».
Чик служил в страховом агентстве «Лейзер и Барнс» за два фунта пятнадцать шиллингов в неделю. Его работа начиналась в 9.30 утра и оканчивалась в 5.30 вечера за исключением субботы, когда контора закрывалась в 12 часов, и мистер Лейзер переставал существовать вовсе, и можно было заняться своей любимой игрой в гольф. Эта работа отнюдь не была ему в тягость. Задача Чика заключалась главным образом в том, чтобы бомбардировать неосторожных людей, откликнувшихся на публикации мистера Лейзера, проспектами и заранее отпечатанными письмами. Мистер Лейзер часто говорил, что эту работу мог бы исполнять любой ребенок.
В понедельник утром Чик был приглашен к своему патрону для строгого выговора за допущенную им на прошлой неделе ошибку. Посылая ответное письмо джентльмену, интересовавшемуся условиями страхования, он вложил в конверт шаблон, начинавшийся словами: «Хотя вы нам не соблаговолили ответить на наше предыдущее сообщение», — вместо того, чтобы послать другое готовое письмо: «Мы счастливы, что вы удостоили нас вашим запросом». Это была возмутительная оплошность!
Мистер Лейзер, тучный, неопрятный человек, весь обсыпанный перхотью, покачал при входе Чика своей тяжелой головой.
— Эту работу может выполнять ребенок, — простонал он трагически. — Любой оборванец или уличный мальчишка может ее выполнить! И вдруг вы… Я поражен, Бин! Надеюсь, это больше не повторится!
— Со мной этого не было последнее время, сэр, — оправдывался Чик. — Несчастная случайность…
— Ну, ладно! — прервал его Лейзер, стряхивая пепел на свой жилет. — Можете идти.
Но Чик не торопился.
— Мистер Лейзер, вы знаете Сольберга, театрального деятеля?
Мистер Лейзер нахмурился.
— Да, я его знаю. Но он неподходящий клиент, Бин. «Нехорошая жизнь». У него больное сердце.
— Я имел его в виду вовсе не с точки зрения страхования. Дело в том, мистер Лейзер, что я заинтересован в одной молодой леди, которая играет в его театре.
Мистер Лейзер взглянул на него с некоторой сострадательностью и задумчиво покачал головой.
— Я достаточно стар, чтобы заменить вам отца, Бин, — заметил он веско, — хотя я вовсе не хочу попадать в ложное положение, действуя, как говорили древние латиняне, «вместо родителей», и все же считаю нужным вам сказать: воздержитесь! Актрисы хороши на сцене, но молодой человек, вроде вас, должен избегать их в жизни.
Но Чик нимало не смутился таким оборотом дела.
— Эта молодая леди, — продолжал он, — репетировала свою роль в течение шести недель, а теперь ей отказывают из-за того, что дочь лорда Чени знакома с девушкой, которая тоже претендует на эту роль.
Он выпалил это быстро, как заученный урок.
— Лорд Чени застрахован в «Коммерческом обществе», — пробормотал мистер Лейзер с искренним сожалением, — хотя я пытался привлечь его в число наших клиентов. Это «первоклассная жизнь», лучше нельзя и желать!
— Как вы думаете, стоит ли мне повидать мистера Сольберга? В самом деле, мистер Лейзер, — упорствовал Чик, — не можете ли вы дать мне рекомендательное письмо?
Мистер Лейзер покачал головой.
— Бросьте это, Бин, бросьте! — сказал он с необычным добродушием. — Вы еще молоды. Впрочем, если вы хотите с ним повидаться, я согласен дать вам письмо. Вы можете посвятить его в детали нашей системы краткосрочного страхования жизни. Мы бы могли принять его по литере Д!
Чик так и не рассказал Гвенде о своем свидании с театральным деятелем. Это была забавная встреча, не лишенная приятности. Мистер Сольберг оказался вполне светским человеком — вечно улыбающимся, с сердцем, которое, по его собственному признанию, было таким же объемистым, как его тело, — и с большим запасом юмора. Он был воплощенной откровенностью. Миссис Мейнард — хорошая актриса, но что же делать, если налицо определенное влияние лорда Чени!
У Сольберга было три «ангела-хранителя», которым он должен угождать. Предположение Чика о том, что мистер Сольберг, вероятно, очень религиозен, быстро рассеялось, когда он объяснил ему, что «ангел-хранитель» — это лицо, которое оказывает финансовую поддержку театру. И вот для того, чтобы угодить «ангелам-хранителям», которые польщены интересом, проявленным к ним настоящим лордом, он вынужден передать мисс Моран ту роль, которая предназначалась для миссис Мейнард.
— Нет, мой дорогой юноша, я вовсе не сержусь, что вы пришли. Вы брат миссис Мейнард, не так ли? Или, может, ее сын?
Мистер Сольберг прожил много лет в мире театра, где мужчины и женщины весьма успешно уменьшали свой возраст, и его нисколько не тронули протесты возмущенного Чика.
— Все они выглядят молодыми, мой мальчик, — заметил он спокойно. — У меня в разъездных труппах служили девушки — хористки, у которых уже большие внуки!
Неделя прошла в хлопотах. Желая помочь Гвенде найти работу, Чик занялся изучением театральных журналов и вырезыванием из них подходящих объявлений, чем доставлял немалое развлечение Фреду Терренсу. Последний изо всех сил старался спасти свою репутацию застольного юмориста, и его насмешки становились невыносимыми. Чик решил покончить с этим.
В субботу вечером, как обычно, все собрались за столом.
— Я полагаю, теперь мы редко будем видеть нашего Чика, когда миссис Мейнард уедет, — заметил мистер Фред Терренс, обращаясь ко всем присутствующим. — Он будет каждый вечер дежурить у дверей театра «Бродвей», каждый вечер — за исключением вторника и пятницы!
Он подмигнул окружающим и добавил с деланным изумлением:
— Ах, впрочем, я забыл! Вы ведь не будете играть в театре «Бродвей» в новом спектакле, не правда ли, миссис Мейнард?
— Нет, не буду, — ответила она холодно.
— О, не отчаивайтесь! — воскликнул мистер Фред с многозначительным кивком головы. — Возможно, скоро вы получите какую-нибудь роль и, наконец, сможете расплатиться…
Гвенда вспыхнула и попыталась встать. Но вместо нее поднялся Чик.
— Мистер Фред, — попросил он мягко, — не будете ли вы так добры уделить мне одну минуту?
Мистер Фред улыбнулся.
— Говорите здесь, Чик.
Чик покачал головой и направился к двери, а мистер Фред с той же неизменной улыбкой последовал за ним.
Входная дверь была открыта, и Чик ждал на улице.
— Я не намерен простуживаться, Чик.
— Подойдите, Терренс!
— Что за глупые шутки? — раздраженно спросил мистер Фред, выходя наружу.
И в этот момент Чик залепил ему пощечину. Терренс остолбенел от изумления, а потом, сжав кулаки, бросился на оскорбителя.
Но Чик оказался слишком сильным противником. Вскоре мистер Фред был сбит с ног и перестал что-либо видеть и чувствовать. Он очнулся оттого, что его кто-то ставил на ноги и тряс за шиворот.
— Я люблю бокс, Терренс — в своей школе был чемпионом в легком весе. Кстати, именно по вторникам и пятницам я поддерживаю форму.
Мистер Фред ничего не ответил. Он повернулся и пошел в свою комнату, слегка покачиваясь, как пьяный. А Чик вернулся в столовую. Он не был ни возбужден, ни озлоблен. Даже заглянул по дороге в корзинку для писем; и, заметив конверт со своим именем, захватил его с собой.
Гвенда с беспокойством поглядела на него, когда он вошел. Чик умел управлять своими нервами и мускулами, но был заметно бледен.
— Мистер Фред не вернется к чаю, — сообщил он с улыбкой, обращаясь к миссис Шипмет, и, опустившись на стул рядом с Гвендой, начал читать письмо.
Гвенда смотрела на руки Чика. Суставы его пальцев были красны и кровоточили.
— Чик, — прошептала она, — что случилось?
Но Чик углубился в чтение письма, которое было написано викарием из Пальборо.
«…Он умер совсем спокойно. Я думаю, что сильное впечатление от этой новости повлияло на его подточенный организм. Прилагаемое письмо от клерка Парламентского Комитета, уведомляющее, что претензия доктора Вина о восстановлении его в правах на угасший титул пэра и маркиза Пальборо удовлетворена палатой лордов, было, как я знаю, полной неожиданностью для вашего дяди. Позвольте мне одновременно выразить вам мое сожаление по поводу понесенной вами утраты и поздравить вашу светлость с унаследованной вами высокой честью…».
Чик встал и нетвердой походкой направился в коридор, все еще держа в руке письмо. Подойдя к телефону, дрожащей рукой он перелистал телефонную книгу и стал набирать номер.
Гвенда тихонько последовала за ним.
— Мистер Сольберг? — спросил Чик.
Гвенда затаила дыхание.
— …Я желаю, чтобы миссис Мейнард играла роль… да, чтобы вы предоставили ей ту роль, которую вы у нее отняли…
— Кто говорит? — спросил голос Сольберга, и Чик постарался придать своему негромкому голосу необходимую внушительность.
— Говорит маркиз Пальборо.
— Доброе утро! — весело поздоровался Чик, снимая шляпу и направляясь к своей конторке.
Его трое сослуживцев — два клерка и машинистка — были уже на своих местах.
— Доброе утро! — ответили они хором.
В это утро в конторе «Лейзер и Барнс» происходили долгие и серьезные дебаты. Беннет, старший клерк, был социалистом и проповедовал теорию насильственных действий, но именно Беннет настаивал на том, чтобы Чика называть не иначе как милордом.
— Я лично, — начал он, — смотрю на все эти титулы как на смешные пережитки господствующего класса. Но Чик Бин всегда относился ко мне с почтительностью, и я смотрю на него как на доброго товарища и достойного представителя пролетариата.
— Немного слишком формально, не так ли? — заметил бухгалтер. — Я имею в виду, что мы не будем чувствовать себя равными ему, если будем величать его милордом…
— Может быть, лучше говорить ему «сэр»? — ввернула мисс Коммерс, машинистка.
Но «сэр» был отвергнут как составляющий неотъемлемую привилегию их патрона. Таким образом, решено было избегать какого бы то ни было титулования их счастливого сослуживца.
Чик заметил цветы на своей конторке — это были подснежники — и наклонился, чтобы вдохнуть их тонкий аромат.
Мистер Лейзер пришел немного раньше обычного, так как он уже прочитал потрясающую новость в газетах:
«Клерк из страхового агентства в Сити наследствует титул маркиза Пальборо! Смерть удачного претендента на исчезнувший титул открывает дорогу молодому конторщику в палату лордов!»
Незадолго до этого мистер Лейзер с некоторым неудовольствием дал (телеграммой, заранее оплаченной из Пальборо) разрешение Чику поехать на похороны дяди. Ему и во сне не снилось, какое продолжение могло таиться в этой столь обыденной церемонии.
Теперь он также поджидал Чика в своем кабинете, двери которого оставил открытыми настежь, чтобы вовремя узнать о прибытии своего титулованного клерка.
Чик уселся за свою конторку, открыл ящики и вытащил кипы служебных бумаг. Похороны эксцентричного дяди отнюдь не опечалили племянника. Гораздо больших хлопот доставит возня с разным домашним хламом, принадлежавшим доктору Бину, и разбор бумаг покойного. Да, Чик только теперь начал понимать, насколько всепоглощающий интерес в жизни его дяди составляла эта претензия на титул. Доктор оставил после себя менее пятисот фунтов. Дом с землей, — который Чик отказался продать, — мог стоить еще не более пятисот фунтов. И это было все…
Прежде чем Чик успел взяться за перо, мистер Лейзер вышел из своего кабинета и направился к нему, роняя пепел на свой жилет.
— Здравствуйте, Пальборо! — провозгласил он почти вызывающе.
Чик уставился на него с улыбкой, похожей на гримасу. Он не успел еще привыкнуть к своему высокому положению, а мистер Лейзер был первым человеком, который обратился к нему так, как будто он был железнодорожной станцией.
— Доброе утро, сэр! — ответил Чик.
Мистер Лейзер кашлянул.
— Печальное событие, которое имело место… — нерешительно начал он. — В самом деле, покойный маркиз уже… э… похоронен?
— Доктор? О да, то есть, конечно, маркиз, — заверил Чик поспешно. — Да, сэр, все уже кончено.
— Могу я вас видеть у себя… э… Пальборо?
Сердце Чика упало.
— Разве я сделал еще какую-нибудь ошибку, сэр? — спросил он. — Я очень старался быть аккуратным.
Мистер Лейзер взглянул на него почти скорбно.
— Ошибку, мой… э… дорогой Пальборо! Конечно, нет! Какой абсурд. Пойдемте ко мне!
Чик закрыл за собой дверь его кабинета.
— Присядьте, Пальборо! Какое вознаграждение вы получаете?
— Вознаграждение? О, вы имеете в виду жалованье? Два фунта пятнадцать шиллингов в неделю.
— Смешно! — пробормотал мистер Лейзер. — Нелепость! Фу! Несомненно, это абсурдно для вашего положения, мой… э… дорогой Пальборо!
Он прошелся по комнате.
— В последнее время я много размышлял о вас. Ваша работа требует высокой квалификации, Пальборо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15