Наконец Маргарет остановила кар
перед металлической дверью.
Люс и Зульфия разочарованно переглянулись. Хронокамера оказалась
чуланчиком площадью в два квадратных метра. Правда, стены у чуланчика
были из металлических плит, а дверь туда вела тройная, с окошечками,
датчиками, панелью управления и встроенным монитором компьютера.
- Скорее, скорее! - торопила Маргарет, причем озиралась с таким видом,
будто ждала наемных убийц.
- Кошелек, браслет, аптечка... - обшаривая Люс, шептала Диана. - Ну,
кажется, все на месте...
Неугомонная тренерша видела множество стартов своей отчаянной внучки, но
такого рискованного еще не было.
Маргарет, совсем ополоумев от страха, втиснулась между ними и впихнула
Люс в хронокамеру.
И тут на известную общественную деятельницу Диану накатило красноречие.
- Люс! - провозгласила она, как если бы стояла посреди стадиона, отчего
Маргарет даже присела. - Ты же наша первая ласточка! На тебя смотрит вся
планета! От того, как ты справишься с заданием, зависит судьба
человечества! Твоего сына будут баюкать все женщины мира!..
Маргарет всю жизнь разговаривала с людьми вежливо. Именно
обходительностью добилась она такого ответственного поста. Но всякая
любезность имеет предел. Хронодинамистка, впервые в жизни нарушая
служебную инструкцию, рассчитала все поминутно и ораторского припадка
Дианы, естественно, не учла.
Воспитание сказалось в том, что Маргарет не промолвила ни слова. Она
просто отпихнула от хронокамеры бабушку и впихнула туда внучку. Дверь
лязгнула, щелкнула, крякнула и забурчала. После чего послышался ровный
гул.
Видимо, этот гул должен был вызвать у хронодесантника головокружение и
способствовать безболезненному переезду в нужную эпоху его
бесчувственного тела.
Маргарет впопыхах не предупредила Люс об этом побочном явлении. И лихая
А-Гард, сползая на бронированный пол камеры, ощутила-таки легкий испуг -
не сравнимый, правда, с тем испугом, который ей пришлось пережить в
Кордильерах, когда она висела на одной руке, раскачиваясь над бездонной
трещиной, пока Зульфия-А-Гард не подползла к краю и не помогла ей
выкарабкаться.
Она впала в небытие и не видела, как тают вокруг нее стенки хронокамеры,
как возле головы проявляются, словно на фотопластинке, стебли цветов и
трав, как наверху наливается синью майское небо...
И тут возник девичий голос.
- Какой красавчик! - услышала Люс. - Ой, какой же он красавчик! Не дожить
мне до дня всех святых, Мэгги Смит, если у нашего господина лорда
когда-нибудь был или будет такой хорошенький паж!
- Клянусь рыжей коровой, Бетти Эшли, так оно и есть!..
- Скажи лучше - недоенной рыжей коровой, Энн Перри!
Девицы расхохотались.
Люс открыла глаза.
Рядом с ней сидели на корточках три пышечки в венках и с полевыми цветами
в руках. Люс сообразила, что раз на крестьянских девушках чистые белые
сорочки, да еще с вышивкой, и яркие юбки, непригодные для возни в хлеву,
и руки не просто отмыты, а даже ногти вычищены, то девушки собрались на
праздник. А праздник был тот самый, куда и она торопилась - знаменитый
майский праздник с состязаниями лучников, выборами главной красавицы -
"девки Марианны" и плясками до упаду вокруг майского дерева.
- Господин паж! - обратилась к ней Бетти, склоняясь так, что пышная грудь
в вырезе сорочки открылась Люс во всей красе. - Если вы уже соблаговолили
выспаться и отдохнуть, то не проводите ли нас, конечно, если это
получится по пути? А мы всю дорогу будем петь вам песни и даже станцуем,
если вам будет угодно!
Судя по хихиканью подружек, в этом крылась какая-то подначка, и
неизвестно, что она сулила неопытному пажу.
- Конечно, я провожу вас, милые девушки, - вставая, ответила Люс, - если
вы идете на праздник в Ноттингем. А чтобы нам не было скучно идти, мы
купим по дороге сластей. Ведь до Ноттингема мы пройдем мимо какого-нибудь
селения?
И Люс достала из кошелька монету - доподлинный пенни, добытый из музейных
фондов.
- Если вы имеете в виду Блокхед-холл, любезный господин, так он останется
слева... - озадаченно сказала девушка. - Да и какие там сласти? Кто там
станет торговать сластями? Умнее уж будет дойти до Ноттингема и там
угоститься на славу!
- Тогда идем прямо в Ноттингем! - решила Люс. Наивная хитрость
деревенских девиц стала теперь вполне понятна - пообедать на чужой
счет, и не более того. А Люс успела нахвататься всяких исторических
подробностей и знала, что угощение на славу по вкусу двенадцатого века
означает три фунта жареного мяса и полведра эля на едока.
- А песню? - спросила Бетти - как видно, самая бойкая.
- Ну и песню, разумеется.
- О весна, ты с нами, желанная, алыми цветами венчанная! - на изумление
заунывно затянули девицы.
Люс внимательно окинула взглядом окрестности. Она искала старый дуб на
опушке - старый дуплистый дуб, в котором исправно действовал хрономаяк.
Через этот хрономаяк ее спасательный браслет держал связь с пультом
института хронодинамики. И Люс очень хотелось забраться в дупло и
посмотреть, как выглядит эта шестидесятимиллионная железяка. Если бы не
девицы - она бы добралась до маяка.
А они между тем двинулись по неширокой дороге прочь от дуба, призывая
плясать и веселиться в самом что ни на есть тоскливом миноре.
Обычно, когда Люс нуждалась в музыке, она совала себе в ухо горошину
плейера и получала, что хотела, хоть сидя в седле, хоть пробираясь горной
тропой. Таскать с собой целый ансамбль, который не так-то просто
выключить, ей еще не приходилось. А ансамбль вовсю зарабатывал свои
девять фунтов мяса и полтора ведра эля...
Конечно, с плейером в ухе Люс добралась бы до Ноттингема куда быстрее,
потому что девицы не только пели - они еще и сплясать норовили. Где-то на
полпути к ансамблю присоединились две влюбленные парочки, потом бродячий
проповедник, потом - толстый мельник на неповоротливом осле и, наконец,
разносчик с коробом. Разносчику Люс искренне обрадовалась - она так
надеялась, что девицы полезут смотреть ленточки и колечки, а ее уши
отдохнут от непривычной гармонии. Но девицы основательно наладились петь
- очевидно, в этом веке было просто принято развлекать себя по дороге
музыкой и плясками. У разносчика за спиной висела какая-то облупленная
штука со струнами, в которой Люс не решилась признать лютню, мельник и
вовсе достал из-за пазухи дудочку. Последняя надежда Люс, бродячий
проповедник, не стал метать громы и молнии в грешных музыкантов, а сам
исполнил весьма непотребную балладу о попе и трактирщице.
Таким вот музыкальным манером Люс добралась до рыночной площади
Ноттингема.
Тут она наконец поняла, что от ансамбля будет-таки польза. Городская
стража знала девиц и помогла им пробиться сквозь толчею к лучшему
местечку - у самого каната, огораживавшего площадку для стрельбы длиной
метров этак в сотню.
Естественно, не забыли и красавчика пажа.
С лучшего на площади места совершенно не было видно разукрашенного
майского дерева, разве что дюйм верхушки, но оно девиц пока и не
интересовало. Пляски с поцелуями должны были завершить праздник, а
открывало его состязание стрелков.
- Не пропустите самого интересного, девушки, - сказал, нагнувшись к уху
Мэгги, долговязый стражник. - Господин наш, лорд Блокхед, сегодня
поставил кое-кому ловушку!
- А что за ловушка такая, Дик Солсби? И не на женщину ли эта ловушка? -
загомонили девушки, наперебой обнимая со всех сторон стражника и яростно
его теребя.
- Да тише вы! - вдруг шепотом испугался Дик Солсби. - При чем тут
женщины? Какое они имеют отношение?..
Но шальные девицы никак не могли проникнуться духом военной тайны.
- Какое отношение имеет наш лорд Блокхед к женщинам?!?
Расхохотались они так, что Люс даже заинтересовалась. Возможно, именно
лорду Блокхеду и придется наносить исторический визит...
- Ну, Дик Солсби, начал, так продолжай, - велела Бетти, дергая его за
перевязь.
- Лорд объявил, что главный приз будет изготовлен за его счет, и он лично
дал золото кузнецу Джеймсу, чтобы тот отлил золотой наконечник для
стрелы. Стрела с золотой головкой, вот!
- Ну, эту новость, Дик, ты мог оставить при себе, - разочарованно сказала
Энн Перри. - Мы уже две недели назад знали про стрелу.
- А зачем лорду понадобилось тратить деньги на такую глупую игрушку? Это
вы тоже знали? - тем же сверхтаинственным шепотом осведомился стражник.
- У лорда денег много, - рассудительно отвечала Мэгги. - И золота с
серебром много. Вот он их и тратит на что хочет. Ему просто нужно, чтобы
во всех графствах говорили про его щедрость.
- Щедрость! Как же! - и физиономия стражника снова изобразила
причастность к некой великой тайне. - Щедрость милорда Блокхеда!
Расскажите это вон тому сарацину!
Тут только Люс обратила внимание на мишень для стрелков.
Она знала, что обычная в таких случаях мишень - "бычий глаз", но местный
лорд, видно, побывал в Святой Земле, а, может, и не он, а его благородный
папенька. На видном месте торчала подпертая сзади кольями деревянная
фигура сарацина в длинном кафтане и в чалме с перьями. На груди у фигуры
были нарисованы концентрические круги. Особенно резчик по дереву и
художник потрудились над жуткой физиономией. А усы с бородой, видно, не
доверяя ни кисти, ни ножу, смастерили то ли из черной шерсти, то ли из
крашеной пакли.
- Не хочешь говорить, ну так и молчи, Дик Солсби! - выждав несколько
секунд, воскликнула Мэгги. - Непременно тебе нужно кого-то опорочить,
если не отца настоятеля, так самого милорда! Иначе тебе и жизнь не мила!
Стражник посмотрел налево и направо. Его соратники стояли довольно далеко
вдоль ограждения, сдерживая напор прибывавшего народа.
- Только - тихо! Милорд хочет выманить из лесу "зеленые плащи"!
Тут уж Люс навострила ушки!
- Не такие они дураки, - сказала Мэгги, и в голосе слышалось явственное
презрение к лорду.
- Да нет же, конечно, не дураки, - согласился Дик, - только гордости в
них больше, чем блох в старом козле! Не может быть, чтобы они узнали про
стрелу с золотой головкой и не приняли вызова! Конечно, все они вряд ли
явятся, но лучших стрелков наверняка пришлют...
- По-моему, тут будет веселее, чем мы рассчитывали, - и Мэгги заозиралась
по сторонам. Люс вполне ее понимала - заваруха могла начаться в любую
минуту, и девушке в такой заварухе делать нечего. Но Мэгги напрасно
надеялась выбраться - толпа плотно обступила площадку, и тем, кто по
знакомству оказался на лучших местах, оставалось лишь смиренно ждать
конца состязаний.
- Хотела бы я видеть, как лорд Блокхед справится с "зелеными плащами", -
задиристо сказала Энн.
- Лорд берет с собой на праздник всю свиту, в замке останутся только
хромой Джек и одноногий Барри. И он договорился с нами, значит, с
городской стражей...
Тут Дик вспомнил, что выдает военную тайну, и замолчал. Он только сказал:
"Вот!" и оттянул вырез кожаного жилета. За пазухой у него был немалый
моток веревки.
Толпа загалдела.
- Милорд и миледи! - воскликнула Энн. - Ну, сейчас начнется!
Одетая в длинные кольчуги свита бесцеремонно расчистила место, потеснив и
городскую стражу, и зрителей. Через минуту Люс увидела всадников.
Впереди на высоких скакунах рука об руку ехали лорд и леди Блокхед.
Лошадиные попоны, расшитые гербами, мели по земле. На милорде были
длинный плащ вишневого бархата и здоровенная золотая цепь на груди. На
миледи - синий плащ, подчеркивающий красоту ее золотых кудрей, и почти
такая же цепь, только поменьше, фунта, пожалуй, всего на три... Ее
парчовое жесткое платье было с очень низким вырезом, а вырез обшит
лентой, утыканной драгоценными камнями подозрительной величины. Лорду
было под сорок, леди - около тридцати, отнюдь не молодость по тем
временам.
Естественно, Люс больше интересовал лорд Блокхед. Она оценила его
удлиненное правильное лицо, золотистые, подвитые на концах волосы и
аккуратную бородку. Лорд был в меру хорош собой, плечист, и лежащие на
поводьях руки тоже вселяли надежду - они были загорелые, крупные, с
длинными пальцами, наверняка обладали железной хваткой и намертво
сливались с рукоятью меча или охотничьего кинжала.
Следом ехала другая пара - пожилой джентльмен, одетый в более скромный и,
невзирая на жару, подбитый мехом коричневый плащ, и юноша лет
шестнадцати.
Это был хрупкий, болезненного вида мальчик, со светлыми, почти
платиновыми волосами, спадавшими на лоб ровной челкой до самых бровей.
Будь Люс в более поэтическом настроении, она бы вспомнила какую-нибудь
цитату про седых мальчиков, потому что память у нее была отменная. Но
сейчас ее больше интересовал лорд Блокхед.
А между тем глаза у мальчика были поинтереснее светлых глаз лорда.
Темно-карие, довольно глубоко посаженные, они то вспыхивали, то гасли под
густыми темными ресницами. Одновременно тревога, настороженность и
нерешительность были в этом взгляде. И в то же время он притягивал. Люс
тоже поддалась на миг обаянию взгляда, потом мысленно встряхнулась,
огляделась по сторонам и обнаружила, что немало краснощеких девиц
уставились на юношу почти так же, как сама она несколько секунд назад.
Но ей сегодня был нужен вовсе не стройный, как тростинка, глазастый
мальчик. Она прибыла сюда на поиски настоящих мужчин. Вроде тех, кто, уже
отдавшись всей душой состязанию, сейчас протискивается сквозь толпу к
огороженной площадке и к сарацину. Она узнавала их по длинным, в
человеческий рост и более, лукам, по колчанам с оперенными стрелами, а
еще - по глазам. У них были веселые и дерзкие глаза. А если судить по
жизнерадостному девичьему визгу, обозначавшему маршрут каждого стрелка
сквозь толпу, у них были еще веселые и дерзкие руки. И это обнадеживало.
Люс выросла среди серьезных до уксусной кислоты, блеклых, долговязых,
страдающих всеми известными медицине расстройствами пищеварения мужчин,
чья благовоспитанность вселяла в душу стойкое отвращение. Только такие и
появлялись поблизости от стадионов, где заправляла ее неугомонная
бабушка. Они носили элегантные пиджаки, говорили с бабушкой о крупных
деньгах и крайне терялись, когда Диана пускала в ход свою неформальную
лексику.
Пока конная свита лорда и леди - а в нее действительно входило все
население Блокхед-холла, включая горничных на мулах и даже кормилицу с
годовалым ребенком, завернутым в парчовое покрывало, - располагалась на
самых лучших местах, Люс разглядывала в толпе своих возможных соперниц. И
осталась очень довольна.
Местные девицы и молодые женщины были, как на подбор, круглы и
неповоротливы. Роскошные груди так и рвались из сорочек. Юбки неуклюже
сидели на крутых боках. С такими пышными бедрами носить широкие юбки - на
взгляд Люс, это было натуральное самоубийство. До талии, вероятно, могли
докопаться лишь сильные пальцы стрелков. На глаз ее точно установить не
удавалось. Возможно, дело было еще и в том, что Люс выросла среди
стройных, тренированных, подтянутых женщин.
Глядя на соперниц, Люс с удовлетворением вспомнила кадры записи своего
коронного поединка - изящную и стремительную фигурку в изумрудном трико,
безупречность талии и маленькой округлой груди, гибкость своей спины и
стройность своих бедер. Здесь о такой роскоши еще не слыхивали. Люс была
просто обречена на успех.
Пока она сравнивала себя с крестьянками и горожанками, на площадку вышел
человек, одетый в алый плащ с неразборчивым гербом, зеленые штаны, желтый
нагрудник с другим гербом и сложносочиненные рукава, привязанные к
чему-то вроде жилета разноцветными лентами. В руке он имел свиток
совершенно карикатурного размера. Это мог быть или герольд, или шут его
светлости. Поскольку никто не расхохотался, пестрый джентльмен,
очевидно, был герольдом.
Двое из свиты лорда протрубили в рога. Началась официальная часть -
зрителям долго и на разные лады рассказывали о щедрости лорда и леди.
Затем один из слуг поднес леди на бархатной подушечке пресловутую стрелу
с золотой головкой. Леди подняла главный приз над головой, чтобы все
видели - вот оно, золото!
Были и другие призы - оловянные кубки, большое блюдо, видимо, под
жареного кабанчика, и серебряный браслет, который Люс могла бы носить
вместо пояса.
Герольд поклонился лорду с леди, испросил их позволения начать
состязание, получил благосклонные кивки - и оно наконец началось.
Сперва лучники как бы стеснялись. Герольд вызывал их так и этак, а
получил на площадку выпихнутого с большим шумом из толпы толстого
мельника - того, кто прибыл вместе с Люс на осле.
Мельника здесь хорошо знали и бурно приветствовали, предчувствуя
удовольствие и потеху. Тем более, что он уже успел не только разжиться
луком со стрелами, но и приложиться к кувшину с элем.
1 2 3 4 5