Далия Трускиновская

МОНАХ И КОШКА

кайдан

Часть первая

Темным зимним вечером накануне последнего дня двенадцатой луны
направлялась по извилистой и почти неразличимой в сугробах дороге вверх,
к горному монастырю, небольшая процессия - слишком скромная для знатного
паломника, но при том достаточно нарядная. Да и кто бы собрался в такую
скверную погоду навещать столь отдаленный от столицы монастырь?
Впереди ехали на сытых лошадях вооруженные и тепло одетые кэраи, за ними
носильщики, скользя и оступаясь, тащили небольшие носилки. Замыкали это
шествие двое всадников - один совсем еще юный, другой раза в два
постарше. Первый был молодой господин, Минамото Юкинари, второй -
старший кэрай, возглавлявший его свиту, любимец старого господина -
Кэнске.
Холодный ветер задувал в широкие рукава одежд, и хотя были они подбиты
ватой, как положено в это время года, но тело пронизывал нестерпимый
холод.
Однако юноша и старший кэрай, как видно, больше заботились не о себе, а о
тех, кто ехал в носилках. Всякий раз, как носильщик спотыкался, молодой
господин в испуге порывался сам ухватиться за украшенные резьбой ручки, но
Кэнске деликатно отстранял его и сам поддерживал сверху раскачивавшийся
кузов.
- Скоро он будет, этот монастырь? - сердито спросил юноша. - Уже ночь
наступила, а мы все взбираемся вверх да вверх! Что же он, на облаке
построен, твой монастырь?
- Я узнаю кривую сосну на повороте, - ответил кэрай. - Теперь уже совсем
близко. Не больше половины ри. Берегитесь, господин!
Но Минамото Юкинари не уберегся - огромный ком снега свалился с ветки
прямо за воротник его роскошного наряда. Юношу прямо передернуло, а
испуганный конь под ним метнулся в сторону от тропы.
Ежась и поводя плечами, между которыми протекла струйка талой воды,
Юкинари сладил с конем и подъехал к самым носилкам.
- Ведь ничего не случится, если я чуть приоткрою занавеску? - спросил он у
Кэнске. - Вряд ли в маленькую щелку так уж сильно надует...
- Не стоит так волноваться, молодой господин, - усмехнулся кэрай. -
Здоровью вашего сокровища ровно ничего не угрожает.
Минамото Юкинари заглянул в носилки.
Там, закутанная по уши в тяжелые многослойные одежды, сидела девушка лет
четырнадцати. Подол верхнего платья она накинула на голову и видны были
только губы и самый кончик носа.
- Как ты там, Норико? - грубовато спросил юноша. - Не замерзла?
- Не стоит молодому господину обо мне беспокоиться, - выглядывая
из-под края платья,ответила девочка. - Я же выросла на побережье и не
боюсь холодного ветра!
- А как себя чувствует госпожа кошка?
- Госпожа кошка пригрелась и спит. Я держу ее под складками рукавов...
показать молодому господину?
- Не надо, Норико, не смей! Если госпожу кошку прохватит холодным ветром и
она заболеет, мне лучше домой не возвращаться, да и тебе достанется.
- Я знаю, - сказала девушка. И покрепче прижала к себе зверька.
Минамото Юкинари опустил край занавески.
- Как медленно мы движемся, - пожаловался он. - Если бы не носилки, мы два
дня назад были бы в Хэйане! Мы уже пропустили праздник изгнания злых
духов, пропустим Поклонение четырем сторонам, и будет чудом, если мы
успеем к первому дню Крысы!
- С носилками или без них, но снегопад все равно задержал бы нас, -
возразил кэрай. - Даже не представляю, как в такую погоду люди
выйдут в день Крысы на луга собирать семь первых весенних трав... Однако
вот и монастырские ворота!
- Я не вижу.
- Зато я вижу! Эй, там, впереди! Стойте! Пропустите вперед молодого
господина!
Минамото Юкинари с трудом объехал носилки и оказался во главе своего
маленького отряда. Кэрай Кэнске последовал за ним и ударил кулаком в
ворота.
- Открывайте! - зычно завопил он.
- Кто это пожаловал в такое неподходящее время? - ворчливо осведомился
привратник. - Вот уж воистину неподходящая погода для паломничества!
- Подходящая или неподходящая, а отворяй ворота! Не то тебе объяснит про
погоду и про паломников сам отец настоятель! - пригрозил Кэнске. - Вот
тоже придумал - заставлять окоченевших людей ждать под воротами!
- А настоятелю что сказать?
- Что пожаловал молодой господин Минамото Юкинари, сын господина Минамото
Такаеси, и если это имя тебе ничего не говорит, то ты дурак и невежа!
- Минамото Такаеси? Да не наместник ли это провинции... провинции...
- Он самый! - рявкнул Кэнске. - Ты хочешь, чтобы сын господина наместника
превратился возле твоих ворот в сосульку?!
Привратник долго и бестолково отворял монастырские ворота, а Кэнске
костерил его на все лады. Минамото Юкинари слушал их перебранку, но она не
раздражала его - юноша смертельно устал и замерз, так что от одной мысли,
что сейчас его накормят теплым ужином и уложат на мягких дзабутонах, уже
на душе становилось радостно.
Ворота открылись ровно настолько, чтобы всадники по одному протиснулись в
монастырский двор, а уж носильщикам и вовсе пришлось туго.
Когда ворота опять затворились, Юкинари подъехал к носилкам и, поскольку
место было заветреное, смело откинул занавеску.
- Мы приехали, Норико, - сказал он. - Сейчас тебе дадут горячего рисового
отвара и ты согреешься. И смело требуй для госпожи кошки всего, что ей
необходимо! Ты помнишь, Норико, что обещал тебе господин? Если ты
благополучно доставишь госпожу кошку моей сестре, то останешься служить в
ее свите, будешь жить в государевом дворце и, может быть, даже увидишь
самого государя императора! А если с госпожой кошкой хоть что-нибудь
случится...
Юкинари сдвинул густые брови и смерил девушку самым суровым взглядом,
какой только мог перенять у своего властного отца.
- Отец настоятель и его почтенный гость ожидают вас, молодой господин, -
обратился к Минамото Юкинари вышедший из внутренних покоев монах.
- Я бы охотно обошелся без этих бесед с почтенными гостями, Кэнске, -
сказал Юкинари кэраю. - Жаровня с горячими углями - вот единственный
собеседник, в котором я нуждаюсь. Там наверняка говорят о божественном и
читают сутры... Какой будет позор, если меня от горячей пищи потянет в
сон! Кстати, проследи, чтобы всех моих кэраев хорошо устроили. И пусть
поочередно охраняют девчонку Норико! Святость святостью, а бывали случаи,
когда монахи пробирались в кельи к молодым паломницам. Мне только этой
неприятности недоставало!
- Да я сам лягу возле ее порога, - пообещал Кэнске. - Девчонка-то хорошая,
как она о госпоже кошке заботится! Иная мать так о ребенке не печется, как
она о госпоже кошке. А может, молодому господину будет угодно?.. Я вам
говорю - девчонка хорошая, нетронутая еще, и личико приятное, и волосы,
как у знатной девицы, ниже коленок. Да и сама Норико, сдается мне, была бы
рада...
Молодой господин презрительно хмыкнул. Но монах, которому было велено
сопроводить нового знатного гостя к настоятелю, смотрел на него во все
глаза, ожидая, и Юкинари, сойдя с коня, направился вслед за ним. После
целого дня, проведенного в седле, ноги у него были как не свои.
* * *
В келье у старенького настоятеля было тепло и уютно. На лакированном
столике уже стояло блюдо с новогодним угощением - колобками-моти из
лучшего риса, а поверх колобков лежали кусочки рыбы и овощей.
- Добро пожаловать, - негромко сказал настоятель. - Что за скверная метель
преградила вам путь! Я боюсь, что от такого внезапного ветра замерзнут
вишни в государевых садах. Садитесь ближе к жаровне, согрейте руки.
Гость настоятеля, раскручивавший длинный свиток с картинками, поднял
голову.
- Минамото Юкинари! - воскликнул он, всплеснув многослойными рукавами. - А
мы как раз говорили о твоем отце и о тебе! Вовремя же ты явился,
Юкинари-сама!
- Фуздивара Нарихира! - с неменьшим удивлением отвечал Юкинари, торопливо
подсаживаясь к круглой жаровне из ароматного дерева чэнь, покрытой темным
лаком в золотую крапинку. - Ты-то что здесь делаешь? Почему ты не в
Хэйане? Весь двор готовится к новогодним празднествам, а ты сидишь в
горном монастыре? Что же это такое творится?
- Должно быть, обидел я здешнего тэнгу, - смеясь, отвечал Нарихира. -
Вообрази, Юкинари-сама, отправляюсь я в паломничество, как подобает, в
экипаже, со слугами, в замечательном наряде - на мне было охотничье платье
цвета ярко-желтой керрии и шесть нижних одежд из палевого шелка-сырца. А
густо-лиловые шаровары, естественно, сплошь затканы узором из виноградных
листьев, а края шаровар подобраны кверху и подвязаны шнурами изящнейшим
образом! Это новая мода, я научу тебя... Когда я ехал, все оборачивались!
И бредет мне навстречу скверный гадальщик! Мне бы проехать мимо, потому
что гадальщиков и при дворе раз в десять больше, чем нужно бы. Так нет же
- я велю остановить быка, гадальщик бросается к моей повозке и,
разумеется, устраивает мне целое представление.
- Уж не тот ли тебе попался негодяй-гадальщик, что и мне, Нарихира-сама? -
спросил Юкинари, двумя пальцами взяв аппетитнейший моти.- Ведь он в конце
концов настоятельно присоветовал тебе переменить направление пути!
- Как ты угадал? - изумился придворный. - Вот удивительное дело! Ну, как
меняют направление пути, ты знаешь и сам...
- Тише, Нарихира-сама,- сказал Юкинари. - Гляди, отец настоятель
задремал.
Нарихира покосился на старенького монаха. Тот действительно закрыл глаза и
прислонился к стенке.
- В его годы и следует по ночам спать, а не гостей принимать, - буркнул
Нарихира. - Мы ведь с ним до твоего прихода как уселись за стол в час
Петуха, так и не вставали... а сейчас уже час Крысы, надо полагать?
- По-моему, еще час Свиньи. Ну так заехали вы, чтобы переменить
направление пути, в первую же попавшуюся усадьбу, переждали там часа
два-три, и что же дальше? Двинулись к монастырю?
- Этот проклятый гадальщик попался мне уже вечером, так что я заночевал со
всей своей свитой на мерзком постоялом дворе, где мне подсосывали каких-то
неумытых девиц, Юкинари-сама! Вообрази - знатному человеку, которому
достаточно написать письмо самой известной придворной даме, чтобы она
ответила взаимностью! Но это еще полбеды. Я рассчитывал, что проведу в
монастыре не более суток и сразу же вернусь в Хэйан. А прибыл туда с
опозданием на сутки, во-первых, а во-вторых, как я уже догадался, разозлил
одного из здешних тэнгу. Очевидно, они не любят охотничьих кафтанов цвета
керрии... Вдруг поднялся ветер, началась метель, повалил мокрый снег -
словом, кафтан мой погиб безвозвратно!
- Ты же сидел в повозке!
- Ты не представляешь, Юкинари-сама, какое это жалкое зрелище -
опрокинутая повозка! Естественно, в такую метель ничего иного и не могло
случиться. Хорошо еще, что повозка с быком удержались на тропе, а не
покатились по крутому склону. И вот я прибыл в монастырь - не лучше нищего
оборванца или того же мерзкого бродячего гадальщика. А в вершинах сосен
как будто даже хохот слышался! Не иначе, на ветке сидел тэнгу, хлопал
крыльями и издевался надо мной...
- И ты пережидаешь здесь плохую погоду? - спросил Минамото Юкинари.
- Да, и молюсь о том, чтобы боги покарали этого гнусного гадальщика...
погоди, а ты? Что вышло с гадальщиком у тебя?
Юкинари усмехнулся.
- Возможно, я тоже буду молиться о гадальщике, - сказал он. - Но только
для того, чтобы боги вознаградили его и в будущем воплощении он стал бы,
ну, хоть дворцовым слугой!
- Тише, а то разбудишь отца настоятеля, - предупредил Фудзивара Нарихира.
- Дело в том, что я не собирался ехать в Хэйан так рано, - начал Юкинари.
- Я хотел прибыть к твоему родовому празднику - дню святилища Касуга.
- Да это же первый день Обезьяны, и до него еще по меньшей мере две луны!
- воскликнул Нарихира.
- Но случилось совершенно неожиданное и неслыханное происшествие. Ты
знаешь, что живем мы у самого побережья и часто наблюдаем морские осенние
бури.
- Когда-нибудь я приеду к тебе полюбоваться морем и мы там сложим по
две-три танка в честь волн и красивых рыбачек, - пообещал Нарихира. - И
непременно чтобы был дымок от солеварен.
- Насчет красавиц рыбачек ничего тебе не скажу, иногда мне кажется, что
их придумал какой-нибудь древний поэт, а может, двести лет назад они еще
и водились. Дымок от солеварен будет непременно, - усмехнулся Юкинари. -
Но соблаговоли, Нарихира-сама, дослушать до конца. Мы любовались кипящим
морем и увидели попавшее в бурю корейское судно. Должно быть, оно
сбилось с пути и два дня пыталось подойти к берегу, но наконец стало
тонуть. Отец приказал рыбакам выйти на лодках в море, чтобы спасти хоть
кого-нибудь, но все, кто был на этом судне, утонули. Очевидно, плохо
молились богу Фунадама-сама. Рыбаки вытащили из воды - угадай, кого!
- Если все люди утонули... - нерешительно начал Нарихира. - Животное
какое-нибудь? Собаку?
- Кошку!
- Кошку?!
- Кошку! Да еще какую! Нарихира-сама, клянусь тебе, что у самого
императора нет такой красавицы!
- Можно подумать, что у него так уж их много! Да придворных кошек, мне
кажется, можно на пальцах пересчитать. Правда, их могло быть и больше, но
он уже роздал самым знатным придворным несколько маленьких котят.
- Когда госпожу кошку обсушили и согрели, отец приласкал ее и велел
надеть ей красивый ошейник. А потом позвал меня и сказал - сын, собирайся
в дорогу, я знаю, что ты давно хотел ехать в Хэйан ко двору государя, и
вот замечательный случай! Видишь ли, Нарихира-сама, отец сразу все
придумал и рассчитал. Моя сестра Йоко служит у госпожи Кокидэн...
- Можешь не продолжать! - воскликнул Нарихира. - Государь совсем недавно
женился на этой красавице, окружил ее новыми придворными дамами и поселил
ее во дворце Кокидэн! Он часто бывает там, и если твоя сестра вовремя
вынесет на руках красивую кошку, судьба ее обеспечена! Возможно даже, что
государь действительно обратит на нее внимание и приблизит ее к
себе. Это было бы неслыханной удачей для всей вашей семьи!
- Ты прав, именно это и сказал мне отец. Он также велел обращаться с
госпожой кошкой почтительно, потому что она предназначена развлекать
самого государя. Вот почему мы посадили в носилки дочку нашего повара
Норико, а ей за пазуху поместили госпожу кошку. Вот почему мы в такое
неподходящее время двинулись в путь.
- Жаль только, что ты можешь опоздать к восьмому дню Нового года, -
заметил Нарихира.
- Почему, Нарихира-сама?
- Потому что именно в этот день государь присваивает фрейлинам более
высокие звания! Вот было бы кстати... Впрочем, и так все это замечательно,
и ты обязательно прикажешь своей Норико принести госпожу кошку, но что же
было с гадальщиком?
- С гадальщиком? Гадальщик, можно сказать, кинулся под копыта моему коню,
чтобы заставить меня переменить направление пути! Но это было утром, мы
свернули с дороги и вскоре оказались в небольшой усадьбе. Отродясь я не
видывал такой жуткой развалины! А какая там была вонь!
Фудзивара Нарихира удивленно приподнял красивые брови, и Юкинари
опомнился. Такое восклицание было не к лицу молодому придворному, и юноша
принялся исправлять ошибку.
- Была особенная прелесть в сломанных воротах, от которых уцелели только
столбы, в одряхлевших ступеньках, в утративших блеск полах и перильцах, -
как можно более мечтательно и задумчиво сказал он. - Все заросло высокой
полынью. Обвалилась ограда, водяные травы заглушили пруд. И мне
показалось, что с этой старой усадьбой связана чья-то печальная судьба.
Там могла жить в одиночестве дама, которую бросил возлюбленный...
Юкинари замолчал, исподлобья глянув на собеседника - одобряет ли тот его
поэтическую речь? Нарихира одобрительно кивал.
- Хозяев и слуг там не было уже много лет, один только старый
привратник... по-моему, не в своем уме, потому что поздравлял нас всех
подряд с праздником Звезд, а был, как на смех, первый день Свиньи...
Старый привратник отвел нас в один из павильонов, где еще уцелела крыша,
- переждать положенное время. Пока мои кэраи играли в сугороку и в го, я
отправился побродить по усадьбе. И погляди, что я нашел!
Юкинари вынул из-за пазухи сверток, размотал бледно-зеленый шелк и достал
лист бумаги. Нарихира взял этот лист, прочитал написанные на нем строки и
с подозрением взглянул на Юкинари.
- Странная же попалась тебе находка! - сказал он. - Бумага замечательная,
такую розовую бумагу делают в Митиноку из коры бересклета. Почерк...
знаешь, как называют такой почерк в Китае?
- Знаю! "Поющая кисть и танцующая тушь"!
- Если судить по замечательному почерку, это натура незаурядная. Жаль
только, что она, как и все женщины, обречена писать только японскими
знаками. А подлинное совершенство почерка и натуры проявляется только
в китайских иероглифах. Возможно, она и рисует неплохо. Хотел бы я
посмотреть на женщину, которая написала эти знаки!
- А я - так лишь об этом и мечтаю!
1 2 3