это не буря в стакане воды, а что-то гораздо серьезнее, и никто из нас уже не в силах изменить ход событий. Вернулся Стрейф и рассказал, что тут произошло: этот тип почти два часа исповедовался Синтии, а потом, спускаясь со скалы, упал и утонул.
Снова слышен шум столовой.
Декко. Боже мой!
Стрейф. Она осталась сидеть под магнолиями, а он отправился к морю и спускался по той стороне скалы, где никто не ходит, не там, где мы возвращались в отель. Судя по всему, Синтия подошла к обрыву и стояла там, когда он пытался выплыть.
Милли. Стояла там?
Стрейф. Она несомненно все видела. Помните, утром был прилив, но когда Артур и Молсид добежали до скалы, начался отлив, море отступило, оставив на берегу уже бездыханное тело. По версии мистера Молсида, несчастный, скорее всего, поскользнулся на водорослях, облепивших камни.
Милли. Какой ужас!
Стрейф. Синтия же уверяет, будто он сам бросился в море.
Пауза.
Милли. Она говорит, что на ее глазах он покончил с собой?
Стрейф. Вот именно.
Декко. Но, Стрейф, с какой стати…
Стрейф. Жизнь потеряла для него смысл, так Синтия заявила Молсидам, но, по-моему, все это игра ее расстроенного воображения. С ней хочет поговорить полиция, когда она очнется. Я сказал, что она приняла снотворное.
Пауза.
Милли. Ничего не понимаю.
Декко. Она видела все издали, откуда ей знать, поскользнулся он или нет? Скалы внизу, у самой воды.
Стрейф (медленно, размышляя). По-моему, она решила, что после своей выходки несчастный с отчаяния бросился в море.
Милли. Но он мог и поскользнуться. Ведь он был в панике, что она сообщит в полицию. Одного не понимаю, почему она не подняла шум, когда он начал приставать к ней, не позвала Молсидов? Что вдруг на нее нашло?
Декко. В любом случае это ужасно. И весьма некстати для Молсидов.
Милли. Вчера вечером этот тип меня совсем не заинтересовал.
Стрейф. Тело уже увезли. Думаю, на этом все кончится. Вот только Синтии придется побеседовать с полицейскими. Формальность, как я полагаю.
Декко. Признаюсь, это выбило меня из колеи.
Стрейф. Нам не мешало бы немного отдохнуть.
Все стихает.
Милли (от автора). После ленча мы разошлись по комнатам, как обычно, поспать часок. Я сняла брюки и блузку, надеясь, что Стрейф все-таки заглянет ко мне, но он не пришел, и его можно понять. К своему удивлению, я поймала себя на том, что думаю о Декко, пытаясь представить, как он лежит в комнате под названием «Гортензия», вытянув на кровати длинное тело, и на подушке вырисовывается его носатый профиль. Втайне меня давно мучило любопытство, какие у него на самом деле отношения с теми девицами, о которых он рассказывал: правда ли, будто в Лондоне есть некая Джульетта, готовая ради денег выйти за него замуж. Потом я подумала о том человеке с рыжими волосами, как он испугал Синтию, как поскользнулся на водорослях. Я не жалела его: по его милости мы попали в скверную историю, а кому это понравится? В конце концов, он получил то, что заслуживает. Одно досадно, что это коснулось нашей компании. «Только Синтия могла устроить нам такие неприятности», – подумала я, не в силах сдержать раздражение. Потом я заснула и увидела сон. Мне приснилось, что Трайв Мейджор и Уоррингтон П. Дж. управляют почтой в Африке и посылают телеграммы всем знакомым, в том числе Джульетте, подружке Декко. Ирландец в телефонной будке оказался тем рыжим типом, а телефонная будка плавала в открытом море, и ее уносило все дальше и дальше. Синтию обнаружили мертвой в зарослях магнолий и ждали прибытия Эркюля Пуаро. «Поклянись, что не ты ее убил», – прошептала я Стрейфу, но он только сказал, что тело Синтии напоминает ему мешок с куриными костями.
Слышен ласковый плеск волн. Издалека доносятся голоса двух детей.
Девочка. Где ты? Отзовись, где ты? Мальчик. А-а.
Девочка. Зачем ты дразнишь меня?
Мальчик. Я буду любить тебя вечно, так говорят в кино. Ты красивее Ким Новак…
Их голоса тонут в шуме моря. Чайная гостиная. Декко и Милли за столом. Обитатели отеля пьют чай.
Декко (скороговоркой). Да, пожалуй. Чай по полной программе, не возражаешь, Милли? В конце концов, нам не удалось кончить ленч.
Милли. Да, Китти, будь добра.
Китти. Хорошо, мадам.
Декко. Думаю, что и майор Стрейф присоединится к нам. И конечно, миссис Стрейф: бедняжка вообще осталась без ленча.
Китти. Слушаюсь, сэр.
Милли. Ты же знаешь, она много не ест. А вот и Стрейф.
Подходит Стрейф и садится.
Стрейф. Я чувствую себя гораздо бодрее.
Декко. Что Синтия?
Стрейф. Я заглянул к ней, когда шел сюда, она проснулась. Я сказал, что мы ее ждем.
Милли. Думаю, Молсиды уже оправились от потрясения?
Стрейф. Скорей всего. Он спрашивал, не затруднит ли меня отвезти Синтию в полицию, чтобы они больше не приезжали сюда.
Декко. Что ж, его можно понять.
Стрейф. Вероятно, эта процедура не займет много времени. Потом мы могли бы покататься, заглянули бы в ту таверну, что на дороге в Ардбиг, выпили бы по рюмочке перед обедом.
Декко. Прекрасная мысль, Стрейф. (Смеется.)
Милли. Я видела такой странный сон. Мне снились ваши школьные приятели, а того типа унесло в море в телефонной будке.
Китти. Прошу вас.
Стрейф. Спасибо, Китти.
Слышно, как на столе расставляют чайную посуду.
Милли. Макбрайд верен себе. Печенье с изюмом просто тает во рту.
Стрейф. А вот и Синтия.
Шум в чайной гостиной затихает.
Милли (от автора). Это действительно была она. Судя по ее виду, она только что сползла с постели. Голубое платье еще больше помялось. Она даже не потрудилась провести расческой по волосам и не припудрила опухшее лицо. Мне на какой-то момент показалось, что она движется точно во сне.
Снова слышен шум в гостиной.
Стрейф. Тебе лучше, дорогая?
Декко. Садись, Синт.
Синтия. Он погиб. Его бросало точно щепку. Все кончилось за пять минут.
Стрейф. Постарайся забыть обо всем, дорогая.
Синтия. Его историю мне никогда не забыть. Сейчас я увидела все это во сне.
Милли (бодро). И я как раз рассказывала, какой странный сон мне приснился. По дороге в Ардбиг зашла речь о телеграммах – Декко собирался отправить телеграмму своей Джульетте, с этого и началось…
Синтия. «Вы позволите? – спросил он. – Я хочу рассказать вам историю о двух детях». Он даже не знал моего имени, и я не знаю, как его звали.
Милли. Возьми, Стрейф.
Стрейф. Благодарю. Какую же историю, дорогая?
Синтия. О двух детях, о том, как они сели на старые велосипеды и сбежали подальше от городских улиц – от нищеты и горя, от ругани и драк. Он ничего не объяснил: может быть, они украли эти велосипеды. Но во сне я так ясно увидела этих детей. Двух влюбленных детей.
Стрейф. Ужасный сон. И так напугал тебя, дорогая.
Милли (все так же бодро). А мне приснились Трайв Мейджор и Уоррингтон П. Дж. Ты, верно, знаешь, Синтия, как однажды они…
Синтия. Девочка была хрупкая, в ее огромных карих глазах пряталась тайна. Мальчик, конечно, рыжеволосый и худой как щепка. Они играли здесь в прятки. В то время здесь все было заброшено. «Странное чувство, когда возвращаешься на старые места, – сказал он. – Странно спать в комнате под названием „Камелия“.
Декко. У тебя, старушка, немного сдали нервы.
Стрейф. Ничего удивительного.
Декко. Выпей чаю, и все пройдет.
Стрейф. Послушай, дорогая, если этот тип действительно приставал к тебе…
Синтия (внезапно кричит). Господи, зачем ему было ко мне приставать!
В гостиной наступает полная тишина.
Стрейф. Говори потише, дорогая.
Синтия. Они приехали сюда летом. Цвела жимолость. И тимьян. Он не знал, что они так называются.
Снова слышен плеск волн. На этом фоне звучат детские голоса.
Девочка. Где же ты? Где ты?
Мальчик. Далеко-далеко. Ужасно далеко. (Он поддразнивает ее, но голос его полон нежности и счастья.)
Девочка. Не надо, пожалуйста. Ну пожалуйста.
Мальчик. Я в лесу. А теперь у коттеджа. Я ушел на белую ферму. Теперь я у родника.
Девочка (умоляюще). Отзовись. Не прячься… Прошу тебя, отзовись.
Мальчик. Я же тут, совсем рядом. Я люблю тебя. Я просто без ума от тебя.
Девочка. Так в кино говорят.
Мальчик. В кино целуются.
Девочка. В кино отвечают: «И я люблю тебя».
Мальчик. Старые фильмы мне больше всего нравятся. Девочка. И я люблю тебя.
Плеск волн стихает, и снова слышны голоса в гостиной.
Синтия. В школе они учили географию и арифметику. Им рассказывали легенды об ученых и героях, о королеве Мэб и Финне Маккуле Королева Мэб и Финн Макнул – героя ирландского национального эпоса.
. О том, как святой Патрик Св. Патрик (конец IV – cep. V в.) – основатель ирландской католической церкви.
обратил язычников в христианство. История знала много королей и верховных королей, и еще в ней были Шелковый Томас и Уолф Тон Томас, по прозвищу Шелковый, и Уолф Тон в разные периоды возглавляли восстания против английского владычества.
, бегство графов и осада Лимерика. Много сражений и убийств.
Шум гостиной стихает.
Милли (от автора). Когда Синтия все это произнесла, мне пришло в голову, что трагические события сегодняшнего утра подействовали на ее рассудок. Она вела себя странно: непричесанная, спустилась в гостиную и ни с того ни с сего заговорила о детях, В ее словах не было ни капли смысла; неужели она не в состоянии понять, что лучше поскорее забыть об этом прискорбном эпизоде? Я протянула ей блюдо с печеньем, надеясь, что она начнет есть и замолчит, но она оставила мой жест без внимания.
Снова шум гостиной.
Синтия. Любила ли она шить и готовить? Какие исторические герои ей нравились?
Стрейф. Знаешь, дорогая, мы никак не можем понять, о чем ты нам толкуешь.
Синтия. Я рассказываю вам историю детей. Рассказываю о мальчике и девочке. Они бывали здесь. С тех пор прошло много лет, но вчера вечером он приехал, чтобы в последний раз попытаться понять. А потом бросился в море.
Милли. Синтия, дорогая, выпей чаю, попробуй печенье, напрасно ты от него отказываешься.
Синтия. Палило солнце, они ехали на старых велосипедах, счастливые беглецы. Вы можете представить себе, как это было? Новый асфальт на дороге, дробь камешков, отскакивающих от колес. Клубы пыли от промчавшейся машины, запах нагретого гудрона.
Стрейф (вздохнув). Нет, дорогая, ничего мы не представляем.
Синтия. Они плавали, а потом загорали на берегу, там, где вы шли сегодня. Ходили к роднику за водой. Тогда здесь не росли магнолии. Не было парка, ухоженных тропинок к морю среди скал. Этот край, такой идиллический для нас, был и для них царством покоя: деревья, папоротники, заросли шиповника у родника, солнце и море. В лесной чаще скрывался заброшенный дом, и они искали его. Играли в прятки. На белой ферме их поили молоком.
Пауза.
Декко. Все миновало, и слава Богу. Шум гостиной стихает.
Милли (от автора). И снова на Синтию будто столбняк нашел, а я опять подумала, уж не повредилась ли она умом от переживаний. Я не могла отказать себе в удовольствии и представила, как ее выводят из отеля и сажают в синий фургон, похожий на машину «скорой помощи».
Снова слышен шум гостиной.
Синтия. Может быть, все дело в тех городских улицах, на которых они росли. Или виновата история, которую они учили, он – у христианских братьев, она – у монахинь? Здесь на острове история не кончилась, это в Суррее она давным-давно остановилась.
Стрейф. Перестань терзать себя, дорогая.
Декко. Синт, мы должны отрешиться от того, что здесь случилось.
Синтия. Через двести лет после рождества Христова началось правление верховных королей Тары Древняя столица Ирландии.
. Прошло полвека, и остался только гаэльский язык правителей и латынь церковников. Нахлынули норманны, и с тех пор кровопролитие не прекращалось. В 1172 году папа отдал Ирландию Генриху II. Вам это известно? Известно, что папа взял и подарил страну королю?
Стрейф (резко). Нет, дорогая, неизвестно.
Синтия. Род Мандевиллей владел и этими долинами, где нам знаком каждый уголок, и всем побережьем, где мы ездим на машине. Это было норманнское семейство, более ирландское, чем сами ирландцы. Они приняли имя Маккуиллан и правили в этом крае, пока у них не отобрали владения в 1603 году. Представьте себе самые дорогие нам места, оскверненные ненавистью, заговорами и местью. Вспомните подлое убийство Шана О'Нила Гордого. (Пауза.) Вражда, как вьюнок, оплетающий изгородь, проникает всюду. Смута и ненависть. И такие звучные имена: Финола Макдоннелл, Малахи, носивший золотую цепь, добытую в бою у надменного завоевателя. Клан Кару из Карлоу и из Корка, Ричард Фицгилберт Клэр, Уолтер де Бергоу, Нилл Девяти Царств, сэр Роберт Деверу, сэр Чарлз Кут, Роберт Эммет, Нэппер Танди Видные фигуры, оставившие заметный след в истории Ирландии XIII – XVIII веков.
. Как легко мы произносим их, имена друзей и врагов, от которых не осталось теперь и следа! (Пауза.) Битва при Винигер Хилл, битва при Каллане, битва при Кинсейле, битва при Йеллоу Форде, битва при Гленмама, битва при Бенбурне, Килкеннийский статут. Акт об устроении Ирландии. Акт об отречении. Акт об облегчении участи католиков. (Пауза.) За этими красивыми названиями – столько убитых, голодных, умерших, а рядом те, кто спокойно взирал на это. Язык забыт, вера под запретом. За восстанием наступал голод, потом приходило время сева, но не поля зеленели на острове, а новые люди врастали корнями в чужую землю, и всюду, точно зараза, ползли алчность и предательство. Немудрено, что сегодня память истории отзывается распрями и в ответ на задиристую дробь барабанов гремят выстрелы. Немудрено, что здесь сам воздух отравлен взаимным недоверием.
Пауза.
Декко (смущенно). Как же много ты знаешь, Синт!
Стрейф (тоже смущенно). Синтия всегда была любознательной. И у нее превосходная память.
Синтия. Тех детей улицы породили прошлые битвы и бесчисленные Акты. Их породила кровь, реки пролитой крови, той, что скрыта за звучными названиями. Когда они во второй раз приехали сюда, дом перестраивали. На лужайках громоздились бетономешалки, грузовики мяли траву, всюду крики и брань. Они провели здесь один день, а потом разошлись каждый своей дорогой: детство кончилось, ушло в прошлое вместе с идиллией их первой любви. Он стал клерком на одной из верфей. Она уехала в Лондон и поступила работать в игорное бюро.
Стрейф. Дорогая моя, все, что ты рассказываешь, очень увлекательно, только нам-то какое дело до этого.
Синтия. Ну, конечно, никакого. Они же выродки, уроды. Разве они могут быть иными?
Стрейф (зло). Никто это не говорит, дорогая.
Синтия. Эта история так бы и кончилась – он работал бы в доках Белфаста, она принимала ставки. Их детская любовь прошла бы без следа, как суждено такой любви.
Декко. У меня был приятель, кажется, его звали Голлсол. Помнишь его, Стрейф? Такой длинный парень. У него произошла романтическая история с дочерью землекопа. Через десять лет он на ней женился, как потом рассказывали. Чудеса, правда? (Поспешно.) Я не хочу сказать, Синт, что это из той же оперы…
Синтия (спокойно, почти безразлично). Вам на все наплевать. Наплевать, что их уже нет в живых.
Милли. Кого «их», Синтия?
Синтия (снова кричит, сорвавшись). Господи, да я же говорю вам! Он пришел к ней на Мейда-Вейл и убил ее.
Пауза.
Милли. Дорогая, ты ничего не путаешь? Ведь ты немного не в себе, тебя мучили кошмары. Может быть, это только твое воображение или ты где-то вычитала…
Синтия. Бомбы не взрываются сами собой. Смерть не приходит сама по себе в Дерри и Белфаст, в Лондон, Амстердам и Дублин, в Берлин и Иерусалим. Всегда находятся убийцы. (Пауза.) Ими стали эти дети.
Пауза. Милли разливает чай.
В этом мирном краю мы пьем джин с тоником, едим барашка или куриные котлеты. Тысячу раз добро пожаловать, говорит нам мистер Молсид. Мы играем в бридж и покупаем твид. Трайв Мейджор скрашивает наши беседы вместе с Уоррингтоном П. Дж. и А. Д. Каули-Стаббсом. Мы смеемся над глупостью пьяного в телефонной будке. И в Суррее мы твердим о том же: о Трайве Мейджоре, о его давних школьных проказах, рассказываем анекдоты, обсуждаем подружек Декко и решаем, жениться ли ему. Ужасы, которые нам показывают в Суррее по телевизору, стали для нас привычными.
Стрейф (с раздражением). Прошу тебя, говори потише.
Синтия. Отель утопает в цветах. Милая Китти приветливо встречает нас в столовой, а в холле всегда готов услужить старина Артур. У нас постоянный столик, а когда случается трагедия, мы делаем вид, что ничего не произошло, потому что так требуют приличия.
Милли. Ты сама не понимаешь, что говоришь. Пойдем, мы проводим тебя в твою комнату.
Синтия. Искалеченные на улицах, лужи крови на стоянках машин. «Бритты, убирайтесь!» – написано на скале, но мы едем мимо и улыбаемся. (Пауза.) Несколько месяцев он искал ее в людских толпах в Бирмингеме и Лондоне, где каждый мог стать ее жертвой. В который раз нападал на след и в который раз терял его. А она в это время сидела в комнате на Мейда -Вейл и делала бомбы.
Декко. Бомбы?
1 2 3 4
Снова слышен шум столовой.
Декко. Боже мой!
Стрейф. Она осталась сидеть под магнолиями, а он отправился к морю и спускался по той стороне скалы, где никто не ходит, не там, где мы возвращались в отель. Судя по всему, Синтия подошла к обрыву и стояла там, когда он пытался выплыть.
Милли. Стояла там?
Стрейф. Она несомненно все видела. Помните, утром был прилив, но когда Артур и Молсид добежали до скалы, начался отлив, море отступило, оставив на берегу уже бездыханное тело. По версии мистера Молсида, несчастный, скорее всего, поскользнулся на водорослях, облепивших камни.
Милли. Какой ужас!
Стрейф. Синтия же уверяет, будто он сам бросился в море.
Пауза.
Милли. Она говорит, что на ее глазах он покончил с собой?
Стрейф. Вот именно.
Декко. Но, Стрейф, с какой стати…
Стрейф. Жизнь потеряла для него смысл, так Синтия заявила Молсидам, но, по-моему, все это игра ее расстроенного воображения. С ней хочет поговорить полиция, когда она очнется. Я сказал, что она приняла снотворное.
Пауза.
Милли. Ничего не понимаю.
Декко. Она видела все издали, откуда ей знать, поскользнулся он или нет? Скалы внизу, у самой воды.
Стрейф (медленно, размышляя). По-моему, она решила, что после своей выходки несчастный с отчаяния бросился в море.
Милли. Но он мог и поскользнуться. Ведь он был в панике, что она сообщит в полицию. Одного не понимаю, почему она не подняла шум, когда он начал приставать к ней, не позвала Молсидов? Что вдруг на нее нашло?
Декко. В любом случае это ужасно. И весьма некстати для Молсидов.
Милли. Вчера вечером этот тип меня совсем не заинтересовал.
Стрейф. Тело уже увезли. Думаю, на этом все кончится. Вот только Синтии придется побеседовать с полицейскими. Формальность, как я полагаю.
Декко. Признаюсь, это выбило меня из колеи.
Стрейф. Нам не мешало бы немного отдохнуть.
Все стихает.
Милли (от автора). После ленча мы разошлись по комнатам, как обычно, поспать часок. Я сняла брюки и блузку, надеясь, что Стрейф все-таки заглянет ко мне, но он не пришел, и его можно понять. К своему удивлению, я поймала себя на том, что думаю о Декко, пытаясь представить, как он лежит в комнате под названием «Гортензия», вытянув на кровати длинное тело, и на подушке вырисовывается его носатый профиль. Втайне меня давно мучило любопытство, какие у него на самом деле отношения с теми девицами, о которых он рассказывал: правда ли, будто в Лондоне есть некая Джульетта, готовая ради денег выйти за него замуж. Потом я подумала о том человеке с рыжими волосами, как он испугал Синтию, как поскользнулся на водорослях. Я не жалела его: по его милости мы попали в скверную историю, а кому это понравится? В конце концов, он получил то, что заслуживает. Одно досадно, что это коснулось нашей компании. «Только Синтия могла устроить нам такие неприятности», – подумала я, не в силах сдержать раздражение. Потом я заснула и увидела сон. Мне приснилось, что Трайв Мейджор и Уоррингтон П. Дж. управляют почтой в Африке и посылают телеграммы всем знакомым, в том числе Джульетте, подружке Декко. Ирландец в телефонной будке оказался тем рыжим типом, а телефонная будка плавала в открытом море, и ее уносило все дальше и дальше. Синтию обнаружили мертвой в зарослях магнолий и ждали прибытия Эркюля Пуаро. «Поклянись, что не ты ее убил», – прошептала я Стрейфу, но он только сказал, что тело Синтии напоминает ему мешок с куриными костями.
Слышен ласковый плеск волн. Издалека доносятся голоса двух детей.
Девочка. Где ты? Отзовись, где ты? Мальчик. А-а.
Девочка. Зачем ты дразнишь меня?
Мальчик. Я буду любить тебя вечно, так говорят в кино. Ты красивее Ким Новак…
Их голоса тонут в шуме моря. Чайная гостиная. Декко и Милли за столом. Обитатели отеля пьют чай.
Декко (скороговоркой). Да, пожалуй. Чай по полной программе, не возражаешь, Милли? В конце концов, нам не удалось кончить ленч.
Милли. Да, Китти, будь добра.
Китти. Хорошо, мадам.
Декко. Думаю, что и майор Стрейф присоединится к нам. И конечно, миссис Стрейф: бедняжка вообще осталась без ленча.
Китти. Слушаюсь, сэр.
Милли. Ты же знаешь, она много не ест. А вот и Стрейф.
Подходит Стрейф и садится.
Стрейф. Я чувствую себя гораздо бодрее.
Декко. Что Синтия?
Стрейф. Я заглянул к ней, когда шел сюда, она проснулась. Я сказал, что мы ее ждем.
Милли. Думаю, Молсиды уже оправились от потрясения?
Стрейф. Скорей всего. Он спрашивал, не затруднит ли меня отвезти Синтию в полицию, чтобы они больше не приезжали сюда.
Декко. Что ж, его можно понять.
Стрейф. Вероятно, эта процедура не займет много времени. Потом мы могли бы покататься, заглянули бы в ту таверну, что на дороге в Ардбиг, выпили бы по рюмочке перед обедом.
Декко. Прекрасная мысль, Стрейф. (Смеется.)
Милли. Я видела такой странный сон. Мне снились ваши школьные приятели, а того типа унесло в море в телефонной будке.
Китти. Прошу вас.
Стрейф. Спасибо, Китти.
Слышно, как на столе расставляют чайную посуду.
Милли. Макбрайд верен себе. Печенье с изюмом просто тает во рту.
Стрейф. А вот и Синтия.
Шум в чайной гостиной затихает.
Милли (от автора). Это действительно была она. Судя по ее виду, она только что сползла с постели. Голубое платье еще больше помялось. Она даже не потрудилась провести расческой по волосам и не припудрила опухшее лицо. Мне на какой-то момент показалось, что она движется точно во сне.
Снова слышен шум в гостиной.
Стрейф. Тебе лучше, дорогая?
Декко. Садись, Синт.
Синтия. Он погиб. Его бросало точно щепку. Все кончилось за пять минут.
Стрейф. Постарайся забыть обо всем, дорогая.
Синтия. Его историю мне никогда не забыть. Сейчас я увидела все это во сне.
Милли (бодро). И я как раз рассказывала, какой странный сон мне приснился. По дороге в Ардбиг зашла речь о телеграммах – Декко собирался отправить телеграмму своей Джульетте, с этого и началось…
Синтия. «Вы позволите? – спросил он. – Я хочу рассказать вам историю о двух детях». Он даже не знал моего имени, и я не знаю, как его звали.
Милли. Возьми, Стрейф.
Стрейф. Благодарю. Какую же историю, дорогая?
Синтия. О двух детях, о том, как они сели на старые велосипеды и сбежали подальше от городских улиц – от нищеты и горя, от ругани и драк. Он ничего не объяснил: может быть, они украли эти велосипеды. Но во сне я так ясно увидела этих детей. Двух влюбленных детей.
Стрейф. Ужасный сон. И так напугал тебя, дорогая.
Милли (все так же бодро). А мне приснились Трайв Мейджор и Уоррингтон П. Дж. Ты, верно, знаешь, Синтия, как однажды они…
Синтия. Девочка была хрупкая, в ее огромных карих глазах пряталась тайна. Мальчик, конечно, рыжеволосый и худой как щепка. Они играли здесь в прятки. В то время здесь все было заброшено. «Странное чувство, когда возвращаешься на старые места, – сказал он. – Странно спать в комнате под названием „Камелия“.
Декко. У тебя, старушка, немного сдали нервы.
Стрейф. Ничего удивительного.
Декко. Выпей чаю, и все пройдет.
Стрейф. Послушай, дорогая, если этот тип действительно приставал к тебе…
Синтия (внезапно кричит). Господи, зачем ему было ко мне приставать!
В гостиной наступает полная тишина.
Стрейф. Говори потише, дорогая.
Синтия. Они приехали сюда летом. Цвела жимолость. И тимьян. Он не знал, что они так называются.
Снова слышен плеск волн. На этом фоне звучат детские голоса.
Девочка. Где же ты? Где ты?
Мальчик. Далеко-далеко. Ужасно далеко. (Он поддразнивает ее, но голос его полон нежности и счастья.)
Девочка. Не надо, пожалуйста. Ну пожалуйста.
Мальчик. Я в лесу. А теперь у коттеджа. Я ушел на белую ферму. Теперь я у родника.
Девочка (умоляюще). Отзовись. Не прячься… Прошу тебя, отзовись.
Мальчик. Я же тут, совсем рядом. Я люблю тебя. Я просто без ума от тебя.
Девочка. Так в кино говорят.
Мальчик. В кино целуются.
Девочка. В кино отвечают: «И я люблю тебя».
Мальчик. Старые фильмы мне больше всего нравятся. Девочка. И я люблю тебя.
Плеск волн стихает, и снова слышны голоса в гостиной.
Синтия. В школе они учили географию и арифметику. Им рассказывали легенды об ученых и героях, о королеве Мэб и Финне Маккуле Королева Мэб и Финн Макнул – героя ирландского национального эпоса.
. О том, как святой Патрик Св. Патрик (конец IV – cep. V в.) – основатель ирландской католической церкви.
обратил язычников в христианство. История знала много королей и верховных королей, и еще в ней были Шелковый Томас и Уолф Тон Томас, по прозвищу Шелковый, и Уолф Тон в разные периоды возглавляли восстания против английского владычества.
, бегство графов и осада Лимерика. Много сражений и убийств.
Шум гостиной стихает.
Милли (от автора). Когда Синтия все это произнесла, мне пришло в голову, что трагические события сегодняшнего утра подействовали на ее рассудок. Она вела себя странно: непричесанная, спустилась в гостиную и ни с того ни с сего заговорила о детях, В ее словах не было ни капли смысла; неужели она не в состоянии понять, что лучше поскорее забыть об этом прискорбном эпизоде? Я протянула ей блюдо с печеньем, надеясь, что она начнет есть и замолчит, но она оставила мой жест без внимания.
Снова шум гостиной.
Синтия. Любила ли она шить и готовить? Какие исторические герои ей нравились?
Стрейф. Знаешь, дорогая, мы никак не можем понять, о чем ты нам толкуешь.
Синтия. Я рассказываю вам историю детей. Рассказываю о мальчике и девочке. Они бывали здесь. С тех пор прошло много лет, но вчера вечером он приехал, чтобы в последний раз попытаться понять. А потом бросился в море.
Милли. Синтия, дорогая, выпей чаю, попробуй печенье, напрасно ты от него отказываешься.
Синтия. Палило солнце, они ехали на старых велосипедах, счастливые беглецы. Вы можете представить себе, как это было? Новый асфальт на дороге, дробь камешков, отскакивающих от колес. Клубы пыли от промчавшейся машины, запах нагретого гудрона.
Стрейф (вздохнув). Нет, дорогая, ничего мы не представляем.
Синтия. Они плавали, а потом загорали на берегу, там, где вы шли сегодня. Ходили к роднику за водой. Тогда здесь не росли магнолии. Не было парка, ухоженных тропинок к морю среди скал. Этот край, такой идиллический для нас, был и для них царством покоя: деревья, папоротники, заросли шиповника у родника, солнце и море. В лесной чаще скрывался заброшенный дом, и они искали его. Играли в прятки. На белой ферме их поили молоком.
Пауза.
Декко. Все миновало, и слава Богу. Шум гостиной стихает.
Милли (от автора). И снова на Синтию будто столбняк нашел, а я опять подумала, уж не повредилась ли она умом от переживаний. Я не могла отказать себе в удовольствии и представила, как ее выводят из отеля и сажают в синий фургон, похожий на машину «скорой помощи».
Снова слышен шум гостиной.
Синтия. Может быть, все дело в тех городских улицах, на которых они росли. Или виновата история, которую они учили, он – у христианских братьев, она – у монахинь? Здесь на острове история не кончилась, это в Суррее она давным-давно остановилась.
Стрейф. Перестань терзать себя, дорогая.
Декко. Синт, мы должны отрешиться от того, что здесь случилось.
Синтия. Через двести лет после рождества Христова началось правление верховных королей Тары Древняя столица Ирландии.
. Прошло полвека, и остался только гаэльский язык правителей и латынь церковников. Нахлынули норманны, и с тех пор кровопролитие не прекращалось. В 1172 году папа отдал Ирландию Генриху II. Вам это известно? Известно, что папа взял и подарил страну королю?
Стрейф (резко). Нет, дорогая, неизвестно.
Синтия. Род Мандевиллей владел и этими долинами, где нам знаком каждый уголок, и всем побережьем, где мы ездим на машине. Это было норманнское семейство, более ирландское, чем сами ирландцы. Они приняли имя Маккуиллан и правили в этом крае, пока у них не отобрали владения в 1603 году. Представьте себе самые дорогие нам места, оскверненные ненавистью, заговорами и местью. Вспомните подлое убийство Шана О'Нила Гордого. (Пауза.) Вражда, как вьюнок, оплетающий изгородь, проникает всюду. Смута и ненависть. И такие звучные имена: Финола Макдоннелл, Малахи, носивший золотую цепь, добытую в бою у надменного завоевателя. Клан Кару из Карлоу и из Корка, Ричард Фицгилберт Клэр, Уолтер де Бергоу, Нилл Девяти Царств, сэр Роберт Деверу, сэр Чарлз Кут, Роберт Эммет, Нэппер Танди Видные фигуры, оставившие заметный след в истории Ирландии XIII – XVIII веков.
. Как легко мы произносим их, имена друзей и врагов, от которых не осталось теперь и следа! (Пауза.) Битва при Винигер Хилл, битва при Каллане, битва при Кинсейле, битва при Йеллоу Форде, битва при Гленмама, битва при Бенбурне, Килкеннийский статут. Акт об устроении Ирландии. Акт об отречении. Акт об облегчении участи католиков. (Пауза.) За этими красивыми названиями – столько убитых, голодных, умерших, а рядом те, кто спокойно взирал на это. Язык забыт, вера под запретом. За восстанием наступал голод, потом приходило время сева, но не поля зеленели на острове, а новые люди врастали корнями в чужую землю, и всюду, точно зараза, ползли алчность и предательство. Немудрено, что сегодня память истории отзывается распрями и в ответ на задиристую дробь барабанов гремят выстрелы. Немудрено, что здесь сам воздух отравлен взаимным недоверием.
Пауза.
Декко (смущенно). Как же много ты знаешь, Синт!
Стрейф (тоже смущенно). Синтия всегда была любознательной. И у нее превосходная память.
Синтия. Тех детей улицы породили прошлые битвы и бесчисленные Акты. Их породила кровь, реки пролитой крови, той, что скрыта за звучными названиями. Когда они во второй раз приехали сюда, дом перестраивали. На лужайках громоздились бетономешалки, грузовики мяли траву, всюду крики и брань. Они провели здесь один день, а потом разошлись каждый своей дорогой: детство кончилось, ушло в прошлое вместе с идиллией их первой любви. Он стал клерком на одной из верфей. Она уехала в Лондон и поступила работать в игорное бюро.
Стрейф. Дорогая моя, все, что ты рассказываешь, очень увлекательно, только нам-то какое дело до этого.
Синтия. Ну, конечно, никакого. Они же выродки, уроды. Разве они могут быть иными?
Стрейф (зло). Никто это не говорит, дорогая.
Синтия. Эта история так бы и кончилась – он работал бы в доках Белфаста, она принимала ставки. Их детская любовь прошла бы без следа, как суждено такой любви.
Декко. У меня был приятель, кажется, его звали Голлсол. Помнишь его, Стрейф? Такой длинный парень. У него произошла романтическая история с дочерью землекопа. Через десять лет он на ней женился, как потом рассказывали. Чудеса, правда? (Поспешно.) Я не хочу сказать, Синт, что это из той же оперы…
Синтия (спокойно, почти безразлично). Вам на все наплевать. Наплевать, что их уже нет в живых.
Милли. Кого «их», Синтия?
Синтия (снова кричит, сорвавшись). Господи, да я же говорю вам! Он пришел к ней на Мейда-Вейл и убил ее.
Пауза.
Милли. Дорогая, ты ничего не путаешь? Ведь ты немного не в себе, тебя мучили кошмары. Может быть, это только твое воображение или ты где-то вычитала…
Синтия. Бомбы не взрываются сами собой. Смерть не приходит сама по себе в Дерри и Белфаст, в Лондон, Амстердам и Дублин, в Берлин и Иерусалим. Всегда находятся убийцы. (Пауза.) Ими стали эти дети.
Пауза. Милли разливает чай.
В этом мирном краю мы пьем джин с тоником, едим барашка или куриные котлеты. Тысячу раз добро пожаловать, говорит нам мистер Молсид. Мы играем в бридж и покупаем твид. Трайв Мейджор скрашивает наши беседы вместе с Уоррингтоном П. Дж. и А. Д. Каули-Стаббсом. Мы смеемся над глупостью пьяного в телефонной будке. И в Суррее мы твердим о том же: о Трайве Мейджоре, о его давних школьных проказах, рассказываем анекдоты, обсуждаем подружек Декко и решаем, жениться ли ему. Ужасы, которые нам показывают в Суррее по телевизору, стали для нас привычными.
Стрейф (с раздражением). Прошу тебя, говори потише.
Синтия. Отель утопает в цветах. Милая Китти приветливо встречает нас в столовой, а в холле всегда готов услужить старина Артур. У нас постоянный столик, а когда случается трагедия, мы делаем вид, что ничего не произошло, потому что так требуют приличия.
Милли. Ты сама не понимаешь, что говоришь. Пойдем, мы проводим тебя в твою комнату.
Синтия. Искалеченные на улицах, лужи крови на стоянках машин. «Бритты, убирайтесь!» – написано на скале, но мы едем мимо и улыбаемся. (Пауза.) Несколько месяцев он искал ее в людских толпах в Бирмингеме и Лондоне, где каждый мог стать ее жертвой. В который раз нападал на след и в который раз терял его. А она в это время сидела в комнате на Мейда -Вейл и делала бомбы.
Декко. Бомбы?
1 2 3 4