потом они заставляют какую-нибудь деревню, населенную белыми, возместить наследникам денежную стоимость убитого человека, а также всего уничтоженного имущества; и вдобавок обязывают жителей внести сумму, в тринадцать раз* превышающую эту стоимость, в фонд распространения религии поуни, которая, по мнению этого племени, лучше всех других религий смягчает людские сердца и внедряет гуманность.
______________
* Читай: на одну треть. - М.Т.
Поуни не сомневаются в том, что заставлять невинных отвечать за виновных справедливо и честно и что лучше пусть девяносто девять невинных пострадают, нежели один виновный уйдет от наказания".
Всем нам известно, что доктор Амент не привлекал подозреваемых им лиц к суду и не судил их по справедливым христианским обычаям, принятым в цивилизованных странах. Нет, он предъявлял свои "условия" и получал контрибуцию и с виновных и с безвинных, не прибегая к помощи суда*. О том, что "условия" ставил он сам, а не деревенские жители, мы узнали из его (уже однажды цитированного) письма от 13 ноября, в котором он писал, что на сей раз обошелся без солдат. Вот его текст (курсив мой):
______________
* В цивилизованных странах, если во время беспорядков в каком-нибудь городе гибнет частное имущество, за это расплачивается городское казначейство; налогоплательщики не несут непомерной доли расходов, мэр не имеет права распределять это бремя по собственному усмотрению, то есть избавлять от расходов себя и своих друзей и облагать неугодных ему лиц, как это практикуется на Востоке, а те граждане, которые так бедны, что не платят налогов, вообще освобождены от такого обложения. (Прим. автора.)
"После того, как стали известны наши условия, многие крестьяне явились добровольно и принесли с собой деньги".
Не все, но "многие". Бюро и вправду поверило, что эти несчастные, замученные бедняки не только были готовы снять с себя последнюю рубаху, чтобы покрыть убытки, вызванные восстанием, не вдаваясь даже в вопрос, их ли это обязанность, но делали это с восторгом. В своем письме мистер Амент заявляет: "Крестьяне были чрезвычайно благодарны, что я не привел иностранных солдат, и были рады уладить дело на предложенных мною условиях". Кое-кто из этой публики разбирается в богословских вопросах лучше, чем в людях. Я не помню такого случая, когда бы даже христианин "с радостью" отдавал деньги, которые он не был должен, не говоря уже о китайце, что было бы совершенно немыслимо. Всем нам приходилось встречаться с китайцами, со многими китайцами, но таких мы еще не встречали. Это какой-то новый сорт: вызванный к жизни миссионерским Бюро... и "солдатами".
ПО ПОВОДУ ВОСТРЕБОВАНИЯ КОМПЕНСАЦИИ
Что представляла собой "одна лишняя треть"? Чей-нибудь долг? Нет. Так, значит, это была кража?
Если не считать "лишней трети", что представляла собой основная контрибуция, взысканная с тех, кто, возможно, и не должен был ее платить? Кражу, грабеж? В Америке так бы и считалось, и в христианской Европе тоже. В отношении этой детали я вполне полагаюсь на доктора Смита, а он сам называет ее "воровством и вымогательством", даже в условиях Китая, - правда, он употреблял столь выразительные термины в то время, когда имел в виду штраф в тринадцатикратном размере*. Это он высказал мысль, что когда заставляют и виновных и безвинных крестьян - всех подряд - платить контрибуцию, а затем требуют с них еще тринадцать раз столько, то это равносильно "воровству и вымогательству".
______________
* В своем Открытом письме доктор Смит цитирует послание доктора Амента от 13 ноября, где описывается поездка для сбора контрибуции, а затем делает такое замечание: "Там ничего не говорится о получении суммы, превосходящей убытки в тринадцать раз". Далее доктор Смит приводит похвальные отзывы о докторе Аменте и его деятельности (из письма его преподобия доктора Шеффилда)" и добавляет уже от себя: "Доктор Шеффилд не стал бы так хвалить воров, вымогателей и хвастунов". Речь идет о штрафе, в тринадцать раз превышающем фактические убытки. (Прим. автора.)
Из чего же состояла "одна треть"? Как он ее называет? Мелкой кражей, вымогательством в малом масштабе? Как оправдывалась девушка, родившая ребенка: "Но ведь он такой маленький!"
Когда речь шла о штрафе в тринадцатикратном размере, доктор Смит расценил это как воровство и вымогательство и был шокирован. Но когда доктор Амент заявил, что востребовал всего лишь одну треть лишку, у доктора Смита сразу отлегло от сердца - он обрадовался, повеселел. Право же, я не вижу причины для этого. Так же вот радовался и редактор газеты, статью из которой я цитировал, и тоже непонятно почему. Он советовал мне "честно и незамедлительно принести извинения". Кому и за что? Нет, для меня все это слишком мудрено!
Доктору Смиту штраф в тринадцатикратном размере показался явным "воровством и вымогательством", и он был прав, безусловно, несомненно прав. Но он, очевидно, думает, что когда цифра 13 превратилась в 1/3, то такая мелочь перестала быть "воровством и вымогательством". Почему? Одному Бюро ведомо! Постараюсь разъяснить эту сложную проблему, чтобы для Бюро кое-что стало ясно. Если бедняк должен мне один доллар, а я, застав его врасплох, вынуждаю отдать мне четырнадцать, то получение мною лишних тринадцати есть "воровство и вымогательство"; если бы я потребовал у него только доллар и тридцать три цента с третью, то это было бы такое же "воровство и вымогательство". Могу объяснить это даже еще проще. Если человек должен мне одну собаку, все равно какую - порода здесь не играет роли, а я... Впрочем, не надо. Бюро никогда этого не поймет. Оно не в состоянии понять таких сложных и тонких вещей.
Но если бы Бюро могло это понять, тогда я изложил бы еще некоторые мысли на сей счет, а именно: одна треть, полученная при помощи "воровства и вымогательства", - это грязные деньги, и их нельзя отмыть, даже если они будут употреблены на "церковные расходы" или на "оказание помощи вдовам и сиротам". Они должны быть возвращены тем, у кого были взяты.
А вот еще и другая точка зрения. Согласно нашему христианскому кодексу, моральному и юридическому, если доллар и тридцать три цента с третью отняты у человека, чья вина за убытки официально не доказана, то взыскание всей этой суммы тоже есть "воровство и вымогательство", и такие деньги не могут быть употреблены ни на какое честное дело. Они должны быть возвращены тому, у кого были взяты.
Так неужели нет способа оправдать воровство и вымогательство, перелицевав их в нечто честное, благородное? Такой способ есть. Это можно сделать - так делали раньше и делают теперь: переиначьте только десять заповедей, приспособьте их к употреблению в современных языческих странах. Например, так:
Не укради - за исключением тех случаев, когда это является национальным обычаем данной страны.
Подобный способ принят и одобрен виднейшими авторитетами, включая Бюро. Назову свидетелей:
Цитированная мною на первой странице газетная статья, в которой говорится: "Доктор Амент заявил, что штраф был наложен им с одобрения китайских властей". Редактор газеты доволен.
Телеграмма доктора Амента доктору Смиту: "Все взыскания санкционированы китайскими властями". Доктор Амент вполне доволен.
Письмо восьми священников, все на один лад - мол, доктор Амент поступил лишь так, как поступают китайцы. Священники тоже довольны.
Мистер Уорд из "Индепендент".
Его преподобие доктор Вашингтон Гладден.
Не знаю, куда я засунул письма двух последних джентльменов, и не могу воспроизвести в точности их высказывания, но они тоже вполне довольны.
Его преподобие доктор Смит, который говорит в своем Открытом письме, помещенном в "Трибюн": "Весь его (доктора Амента) образ действий соответствует обычаю китайцев: если в какой-нибудь деревне совершено преступление, то за это карают всех жителей, а особенно сурово - местного старосту". Доктор Смит доволен. Это означает, что и Бюро довольно.
Староста! Что ж! Значит, этот бедняга, будь он виновен или нет, должен сам уплатить по счету, если не сумеет выжать требуемые из своих несчастных односельчан. Тут уж можно не сомневаться, что он постарается это сделать, даже если придется отнять у соседа последний медяк, последнюю рубашку, последнюю корку хлеба. Да, уж он постарается выколотить контрибуцию, хоть и придется пустить в ход кулаки и плети, и это будет стоить его односельчанам кровавых слез и рубцов на теле.
СКАЗКА О КОРОЛЕ И КАЗНАЧЕЕ
Как все это отдает романтикой, Востоком, сказками Шахразады, каким кажется странным и далеким, да и не только кажется, но и есть. Вспоминаются старые забытые сказки, нам слышится голос короля, повелевающего своему казначею:
- Принеси мне тридцать тысяч золотых туманов!
- Аллах да помилует нас, сир! Наша казна пуста.
- Ты слышал мое приказание. Даю тебе срок - десять дней. Иначе присылай свою голову в корзине!
- Слушаю и повинуюсь.
Казначей призывает к себе старост из сотни деревень. Первому он велит: "Доставь мне сто золотых туманов!" Второму: "Доставь пятьсот!" Третьему: "Доставь тысячу. Даю вам сроку десять дней. Иначе головы долой!"
- Покорные рабы целуют стопы твоих ног! О мудрый, могущественный повелитель, помилуй наших несчастных крестьян: они бедствуют, не знают, чем прикрыть свою наготу, они умирают с голоду. Это же неслыханные деньги! Даже половину...
- Ступайте! Выжмите, высосите из них эти деньги, превратите в деньги кровь отцов, молоко матерей, слезы младенцев. Иначе пеняйте на себя. Понятно?
- Да будет воля того, кто есть источник любви, милосердия и сострадания, того, кто через своих помазанников налагает на нас столь тяжкое бремя, благословенно его святое имя! Пусть отцы истекают кровью, матери падают без чувств от голода, младенцы гибнут у высохшей груди! Божьи избранники приказали, да будет их воля...
Я не намерен возражать против замены христианских обычаев языческими в тех случаях, когда христианские оказываются неподходящими! Наоборот, мне это нравится. Я и сам так поступаю. Я восхищен проворством Бюро, как оно всегда умеет вовремя сменять христианские добродетели на китайские, извлекая для себя наибольшую выгоду из этой мены; ведь я и сам не терплю этот народ, они все желтые, а желтый цвет, по-моему, никому не идет. Я всегда был такой, как Бюро: полон благих намерений, но лишен нравственных устоев. И этот коренной недостаток Бюро является главной причиной, почему невозможно втолковать ему, что в нравственном отношении между крупной кражей и мелкой кражей нет никакой разницы, а есть разница только юридическая. В нравственном отношении к воровству не применимы никакие степени. В заповеди сказано только: "Не укради!" - и больше ничего. Заповедь не признает никакой разницы между кражей одной трети и кражей тринадцати целых. Если бы я мог как-нибудь объяснить все это нашему Бюро простым и...
АРБУЗЫ
Есть, придумал. Много лет тому назад, когда я был кандидатом на виселицу, у меня был товарищ, правда, не похожий на меня, но все же очень славный парень, хоть и хитрый. Он собирался устроиться в Бюро, зная, что лет через пять там кто-то уйдет на пенсию. Дело было на Юге, еще во времена рабства. И негры тогда, как и сейчас, любили воровать арбузы. Они стащили три самых лучших арбуза с бахчи моего названого брата. У меня было подозрение на трех негров, принадлежащих соседу, но доказательств я не имел, а кроме того, на собственных грядках этих негров арбузы были маленькие и неспелые, что не соответствовало стандарту контрибуции. Но на грядках у трех совершенно других негров было много отличных арбузов. Я посоветовался с моим приятелем, который готовил себя для работы в Бюро. Он сказал, что, если я не буду возражать, он все устроит. Я ответил: "Считай, что я Бюро; я не возражаю, действуй!" Тогда он взял ружье, пошел и сорвал три больших арбуза для моего названого брата и еще прихватил один лишний. Я был весьма доволен и спросил:
- А лишний для кого?
- Для вдов и сирот.
- Вот это молодец. Отчего ж ты не взял тринадцать?
- Это был бы грех; более того - преступление: воровство и вымогательство.
- А разве одна лишняя треть, вот этот четвертый арбуз, не то же самое?
Это заставило его призадуматься. Но результата не принесло.
Мировой судья был человек строгих правил. Во время суда он раскритиковал наш замысел и потребовал, чтобы мы объяснили наше странное поведение - так он это назвал. Мой приятель заявил:
- Мы следовали обычаю чернокожих. Они все так делают.
Судья, забыв о своем достоинстве, снизошел до сарказма:
- Обычаю чернокожих? Неужели нам не хватает своих нравственных правил и мы должны занимать их у чернокожих? - Затем он обратился к присяжным. Пропало три арбуза; чтобы вознаградить владельца, отняли три других арбуза у человека, чья вина не доказана, - значит, это воровство. Их отняли силой это вымогательство. Потом взяли еще один - для вдов и сирот. Этот уже не представлял собой вообще никакого долга. Стало быть, тоже воровство и тоже вымогательство. Верните его владельцу вместе с остальными. У нас не разрешается использовать ни для какой цели добро, добытое нечестным путем, даже для питания вдов и сирот, ибо это загрязнит и опозорит благотворительность.
Он сказал это на открытом заседании суда, во всеуслышание, и мне это показалось не очень вежливым.
В своем письме один священник напоминает мне с укором, что-де "многие миссионеры хорошие люди, добрые, честные, преданные своему делу". Конечно! Никто этого и не оспаривает. Вместо "многие" он мог бы сказать "почти все", и это, вероятно, тоже было бы правдой. Я знаю многих миссионеров, я встречался с ними во всех уголках земного шара, и разве только один или два не подходили под это описание. "Почти все" - это характерно, пожалуй, и для юристов, писателей, редакторов, торговцев, фабрикантов - для всех профессиональных и ремесленных групп. Можно не сомневаться, что доктор Амент поступил так, как считал правильным, и я признаю, что, если человек поступает так, как он считает правильным, это говорит в его пользу. Я не согласен с доктором Аментом, но это только потому, что он прошел свою выучку в Бюро, а я - в другом месте. Ни он, ни я не виноваты, что мы такие.
РЕЗЮМЕ
Впрочем, подводить итоги нет надобности. Мистер Амент подтвердил получение "лишней трети", и других свидетелей уже не требуется. Его преподобие доктор Смит тщательно обдумал этот поступок и дал ему суровое название; к его приговору, пожалуй, не придерешься. Все выполнено по правилам китайской морали и нашло признание Бюро, а также некоторых священнослужителей и некоторых газет, как важное усовершенствование христианской морали, что заставляет меня замолчать, хотя сердцу моему от этого больно.
ВИНОВАТО ЛИ АМЕРИКАНСКОЕ БЮРО
Считаю ли я, что поведение доктора Амента и некоторых его коллег-миссионеров обусловлено свойствами их характера? Нет, не считаю. Они продукт своего воспитания, и теперь, когда я разобрался во всем и увидел, откуда они черпают свои идеалы, мне стало понятно, что они - слуги своего начальства, скорее сообщники, чем зачинщики, и их поступки суть заблуждения неправильно обученной головы, но не злобного сердца. Поэтому я считаю, что главный виновник - Американское Бюро. Подчеркиваю еще раз: его голова, но не сердце. Никто не станет отрицать и оспаривать наличия у Бюро доброго сердца, - тому свидетельством вся его прошлая деятельность. Надо судить не сердце Бюро, а его голову.
А голова эта очень странная. Как она мыслит - непонятно; откуда берутся ее идеи - загадка; почему она выбирает тот, а не иной способ действий тайна для человеческого разума; что побуждает ее принимать определенные решения - непостижимо. Когда вы думаете, что она заговорит, что ей полезно было бы сейчас заговорить, она хранит молчание; когда вы думаете, что она помолчит, что ей полезно сейчас помолчать, она вдруг начинает говорить. Притроньтесь пальцем к тому месту, где, по всем правилам, ей положено быть, - вы там ее не найдете; притроньтесь пальцем к тому месту, где ей быть не положено, - и она там окажется.
Когда слуга этой головы в Китае сам себя обвинил в неслыханных проступках на страницах солидной газеты и многие другие органы печати воспроизвели это сообщение, Бюро хранило гробовое молчание - как покойник, которому кричат, что горит его дом. А ведь так легко было обменяться телеграммами и уже дня через два - возможно - доказать всему миру, что слуга головы не замешан в этом непристойном деле. Но голова молчала и ничего не спрашивала.
Она молчала 38 дней. И вдруг это сообщение снова очутилось в центре внимания. Виновником - по чистой случайности - оказался я. Тишина была нарушена. Что взорвало ее? Может быть, телеграфная переписка, доказующая, что непристойное сообщение не было санкционировано доктором Аментом? Нет. Тишину нарушил своим Открытым письмом секретарь Американского Бюро доктор Смит, который силился доказать мне, что доктор Амент никогда бы не сказал и не сделал того, что ему приписано в газетном сообщении.
1 2 3
______________
* Читай: на одну треть. - М.Т.
Поуни не сомневаются в том, что заставлять невинных отвечать за виновных справедливо и честно и что лучше пусть девяносто девять невинных пострадают, нежели один виновный уйдет от наказания".
Всем нам известно, что доктор Амент не привлекал подозреваемых им лиц к суду и не судил их по справедливым христианским обычаям, принятым в цивилизованных странах. Нет, он предъявлял свои "условия" и получал контрибуцию и с виновных и с безвинных, не прибегая к помощи суда*. О том, что "условия" ставил он сам, а не деревенские жители, мы узнали из его (уже однажды цитированного) письма от 13 ноября, в котором он писал, что на сей раз обошелся без солдат. Вот его текст (курсив мой):
______________
* В цивилизованных странах, если во время беспорядков в каком-нибудь городе гибнет частное имущество, за это расплачивается городское казначейство; налогоплательщики не несут непомерной доли расходов, мэр не имеет права распределять это бремя по собственному усмотрению, то есть избавлять от расходов себя и своих друзей и облагать неугодных ему лиц, как это практикуется на Востоке, а те граждане, которые так бедны, что не платят налогов, вообще освобождены от такого обложения. (Прим. автора.)
"После того, как стали известны наши условия, многие крестьяне явились добровольно и принесли с собой деньги".
Не все, но "многие". Бюро и вправду поверило, что эти несчастные, замученные бедняки не только были готовы снять с себя последнюю рубаху, чтобы покрыть убытки, вызванные восстанием, не вдаваясь даже в вопрос, их ли это обязанность, но делали это с восторгом. В своем письме мистер Амент заявляет: "Крестьяне были чрезвычайно благодарны, что я не привел иностранных солдат, и были рады уладить дело на предложенных мною условиях". Кое-кто из этой публики разбирается в богословских вопросах лучше, чем в людях. Я не помню такого случая, когда бы даже христианин "с радостью" отдавал деньги, которые он не был должен, не говоря уже о китайце, что было бы совершенно немыслимо. Всем нам приходилось встречаться с китайцами, со многими китайцами, но таких мы еще не встречали. Это какой-то новый сорт: вызванный к жизни миссионерским Бюро... и "солдатами".
ПО ПОВОДУ ВОСТРЕБОВАНИЯ КОМПЕНСАЦИИ
Что представляла собой "одна лишняя треть"? Чей-нибудь долг? Нет. Так, значит, это была кража?
Если не считать "лишней трети", что представляла собой основная контрибуция, взысканная с тех, кто, возможно, и не должен был ее платить? Кражу, грабеж? В Америке так бы и считалось, и в христианской Европе тоже. В отношении этой детали я вполне полагаюсь на доктора Смита, а он сам называет ее "воровством и вымогательством", даже в условиях Китая, - правда, он употреблял столь выразительные термины в то время, когда имел в виду штраф в тринадцатикратном размере*. Это он высказал мысль, что когда заставляют и виновных и безвинных крестьян - всех подряд - платить контрибуцию, а затем требуют с них еще тринадцать раз столько, то это равносильно "воровству и вымогательству".
______________
* В своем Открытом письме доктор Смит цитирует послание доктора Амента от 13 ноября, где описывается поездка для сбора контрибуции, а затем делает такое замечание: "Там ничего не говорится о получении суммы, превосходящей убытки в тринадцать раз". Далее доктор Смит приводит похвальные отзывы о докторе Аменте и его деятельности (из письма его преподобия доктора Шеффилда)" и добавляет уже от себя: "Доктор Шеффилд не стал бы так хвалить воров, вымогателей и хвастунов". Речь идет о штрафе, в тринадцать раз превышающем фактические убытки. (Прим. автора.)
Из чего же состояла "одна треть"? Как он ее называет? Мелкой кражей, вымогательством в малом масштабе? Как оправдывалась девушка, родившая ребенка: "Но ведь он такой маленький!"
Когда речь шла о штрафе в тринадцатикратном размере, доктор Смит расценил это как воровство и вымогательство и был шокирован. Но когда доктор Амент заявил, что востребовал всего лишь одну треть лишку, у доктора Смита сразу отлегло от сердца - он обрадовался, повеселел. Право же, я не вижу причины для этого. Так же вот радовался и редактор газеты, статью из которой я цитировал, и тоже непонятно почему. Он советовал мне "честно и незамедлительно принести извинения". Кому и за что? Нет, для меня все это слишком мудрено!
Доктору Смиту штраф в тринадцатикратном размере показался явным "воровством и вымогательством", и он был прав, безусловно, несомненно прав. Но он, очевидно, думает, что когда цифра 13 превратилась в 1/3, то такая мелочь перестала быть "воровством и вымогательством". Почему? Одному Бюро ведомо! Постараюсь разъяснить эту сложную проблему, чтобы для Бюро кое-что стало ясно. Если бедняк должен мне один доллар, а я, застав его врасплох, вынуждаю отдать мне четырнадцать, то получение мною лишних тринадцати есть "воровство и вымогательство"; если бы я потребовал у него только доллар и тридцать три цента с третью, то это было бы такое же "воровство и вымогательство". Могу объяснить это даже еще проще. Если человек должен мне одну собаку, все равно какую - порода здесь не играет роли, а я... Впрочем, не надо. Бюро никогда этого не поймет. Оно не в состоянии понять таких сложных и тонких вещей.
Но если бы Бюро могло это понять, тогда я изложил бы еще некоторые мысли на сей счет, а именно: одна треть, полученная при помощи "воровства и вымогательства", - это грязные деньги, и их нельзя отмыть, даже если они будут употреблены на "церковные расходы" или на "оказание помощи вдовам и сиротам". Они должны быть возвращены тем, у кого были взяты.
А вот еще и другая точка зрения. Согласно нашему христианскому кодексу, моральному и юридическому, если доллар и тридцать три цента с третью отняты у человека, чья вина за убытки официально не доказана, то взыскание всей этой суммы тоже есть "воровство и вымогательство", и такие деньги не могут быть употреблены ни на какое честное дело. Они должны быть возвращены тому, у кого были взяты.
Так неужели нет способа оправдать воровство и вымогательство, перелицевав их в нечто честное, благородное? Такой способ есть. Это можно сделать - так делали раньше и делают теперь: переиначьте только десять заповедей, приспособьте их к употреблению в современных языческих странах. Например, так:
Не укради - за исключением тех случаев, когда это является национальным обычаем данной страны.
Подобный способ принят и одобрен виднейшими авторитетами, включая Бюро. Назову свидетелей:
Цитированная мною на первой странице газетная статья, в которой говорится: "Доктор Амент заявил, что штраф был наложен им с одобрения китайских властей". Редактор газеты доволен.
Телеграмма доктора Амента доктору Смиту: "Все взыскания санкционированы китайскими властями". Доктор Амент вполне доволен.
Письмо восьми священников, все на один лад - мол, доктор Амент поступил лишь так, как поступают китайцы. Священники тоже довольны.
Мистер Уорд из "Индепендент".
Его преподобие доктор Вашингтон Гладден.
Не знаю, куда я засунул письма двух последних джентльменов, и не могу воспроизвести в точности их высказывания, но они тоже вполне довольны.
Его преподобие доктор Смит, который говорит в своем Открытом письме, помещенном в "Трибюн": "Весь его (доктора Амента) образ действий соответствует обычаю китайцев: если в какой-нибудь деревне совершено преступление, то за это карают всех жителей, а особенно сурово - местного старосту". Доктор Смит доволен. Это означает, что и Бюро довольно.
Староста! Что ж! Значит, этот бедняга, будь он виновен или нет, должен сам уплатить по счету, если не сумеет выжать требуемые из своих несчастных односельчан. Тут уж можно не сомневаться, что он постарается это сделать, даже если придется отнять у соседа последний медяк, последнюю рубашку, последнюю корку хлеба. Да, уж он постарается выколотить контрибуцию, хоть и придется пустить в ход кулаки и плети, и это будет стоить его односельчанам кровавых слез и рубцов на теле.
СКАЗКА О КОРОЛЕ И КАЗНАЧЕЕ
Как все это отдает романтикой, Востоком, сказками Шахразады, каким кажется странным и далеким, да и не только кажется, но и есть. Вспоминаются старые забытые сказки, нам слышится голос короля, повелевающего своему казначею:
- Принеси мне тридцать тысяч золотых туманов!
- Аллах да помилует нас, сир! Наша казна пуста.
- Ты слышал мое приказание. Даю тебе срок - десять дней. Иначе присылай свою голову в корзине!
- Слушаю и повинуюсь.
Казначей призывает к себе старост из сотни деревень. Первому он велит: "Доставь мне сто золотых туманов!" Второму: "Доставь пятьсот!" Третьему: "Доставь тысячу. Даю вам сроку десять дней. Иначе головы долой!"
- Покорные рабы целуют стопы твоих ног! О мудрый, могущественный повелитель, помилуй наших несчастных крестьян: они бедствуют, не знают, чем прикрыть свою наготу, они умирают с голоду. Это же неслыханные деньги! Даже половину...
- Ступайте! Выжмите, высосите из них эти деньги, превратите в деньги кровь отцов, молоко матерей, слезы младенцев. Иначе пеняйте на себя. Понятно?
- Да будет воля того, кто есть источник любви, милосердия и сострадания, того, кто через своих помазанников налагает на нас столь тяжкое бремя, благословенно его святое имя! Пусть отцы истекают кровью, матери падают без чувств от голода, младенцы гибнут у высохшей груди! Божьи избранники приказали, да будет их воля...
Я не намерен возражать против замены христианских обычаев языческими в тех случаях, когда христианские оказываются неподходящими! Наоборот, мне это нравится. Я и сам так поступаю. Я восхищен проворством Бюро, как оно всегда умеет вовремя сменять христианские добродетели на китайские, извлекая для себя наибольшую выгоду из этой мены; ведь я и сам не терплю этот народ, они все желтые, а желтый цвет, по-моему, никому не идет. Я всегда был такой, как Бюро: полон благих намерений, но лишен нравственных устоев. И этот коренной недостаток Бюро является главной причиной, почему невозможно втолковать ему, что в нравственном отношении между крупной кражей и мелкой кражей нет никакой разницы, а есть разница только юридическая. В нравственном отношении к воровству не применимы никакие степени. В заповеди сказано только: "Не укради!" - и больше ничего. Заповедь не признает никакой разницы между кражей одной трети и кражей тринадцати целых. Если бы я мог как-нибудь объяснить все это нашему Бюро простым и...
АРБУЗЫ
Есть, придумал. Много лет тому назад, когда я был кандидатом на виселицу, у меня был товарищ, правда, не похожий на меня, но все же очень славный парень, хоть и хитрый. Он собирался устроиться в Бюро, зная, что лет через пять там кто-то уйдет на пенсию. Дело было на Юге, еще во времена рабства. И негры тогда, как и сейчас, любили воровать арбузы. Они стащили три самых лучших арбуза с бахчи моего названого брата. У меня было подозрение на трех негров, принадлежащих соседу, но доказательств я не имел, а кроме того, на собственных грядках этих негров арбузы были маленькие и неспелые, что не соответствовало стандарту контрибуции. Но на грядках у трех совершенно других негров было много отличных арбузов. Я посоветовался с моим приятелем, который готовил себя для работы в Бюро. Он сказал, что, если я не буду возражать, он все устроит. Я ответил: "Считай, что я Бюро; я не возражаю, действуй!" Тогда он взял ружье, пошел и сорвал три больших арбуза для моего названого брата и еще прихватил один лишний. Я был весьма доволен и спросил:
- А лишний для кого?
- Для вдов и сирот.
- Вот это молодец. Отчего ж ты не взял тринадцать?
- Это был бы грех; более того - преступление: воровство и вымогательство.
- А разве одна лишняя треть, вот этот четвертый арбуз, не то же самое?
Это заставило его призадуматься. Но результата не принесло.
Мировой судья был человек строгих правил. Во время суда он раскритиковал наш замысел и потребовал, чтобы мы объяснили наше странное поведение - так он это назвал. Мой приятель заявил:
- Мы следовали обычаю чернокожих. Они все так делают.
Судья, забыв о своем достоинстве, снизошел до сарказма:
- Обычаю чернокожих? Неужели нам не хватает своих нравственных правил и мы должны занимать их у чернокожих? - Затем он обратился к присяжным. Пропало три арбуза; чтобы вознаградить владельца, отняли три других арбуза у человека, чья вина не доказана, - значит, это воровство. Их отняли силой это вымогательство. Потом взяли еще один - для вдов и сирот. Этот уже не представлял собой вообще никакого долга. Стало быть, тоже воровство и тоже вымогательство. Верните его владельцу вместе с остальными. У нас не разрешается использовать ни для какой цели добро, добытое нечестным путем, даже для питания вдов и сирот, ибо это загрязнит и опозорит благотворительность.
Он сказал это на открытом заседании суда, во всеуслышание, и мне это показалось не очень вежливым.
В своем письме один священник напоминает мне с укором, что-де "многие миссионеры хорошие люди, добрые, честные, преданные своему делу". Конечно! Никто этого и не оспаривает. Вместо "многие" он мог бы сказать "почти все", и это, вероятно, тоже было бы правдой. Я знаю многих миссионеров, я встречался с ними во всех уголках земного шара, и разве только один или два не подходили под это описание. "Почти все" - это характерно, пожалуй, и для юристов, писателей, редакторов, торговцев, фабрикантов - для всех профессиональных и ремесленных групп. Можно не сомневаться, что доктор Амент поступил так, как считал правильным, и я признаю, что, если человек поступает так, как он считает правильным, это говорит в его пользу. Я не согласен с доктором Аментом, но это только потому, что он прошел свою выучку в Бюро, а я - в другом месте. Ни он, ни я не виноваты, что мы такие.
РЕЗЮМЕ
Впрочем, подводить итоги нет надобности. Мистер Амент подтвердил получение "лишней трети", и других свидетелей уже не требуется. Его преподобие доктор Смит тщательно обдумал этот поступок и дал ему суровое название; к его приговору, пожалуй, не придерешься. Все выполнено по правилам китайской морали и нашло признание Бюро, а также некоторых священнослужителей и некоторых газет, как важное усовершенствование христианской морали, что заставляет меня замолчать, хотя сердцу моему от этого больно.
ВИНОВАТО ЛИ АМЕРИКАНСКОЕ БЮРО
Считаю ли я, что поведение доктора Амента и некоторых его коллег-миссионеров обусловлено свойствами их характера? Нет, не считаю. Они продукт своего воспитания, и теперь, когда я разобрался во всем и увидел, откуда они черпают свои идеалы, мне стало понятно, что они - слуги своего начальства, скорее сообщники, чем зачинщики, и их поступки суть заблуждения неправильно обученной головы, но не злобного сердца. Поэтому я считаю, что главный виновник - Американское Бюро. Подчеркиваю еще раз: его голова, но не сердце. Никто не станет отрицать и оспаривать наличия у Бюро доброго сердца, - тому свидетельством вся его прошлая деятельность. Надо судить не сердце Бюро, а его голову.
А голова эта очень странная. Как она мыслит - непонятно; откуда берутся ее идеи - загадка; почему она выбирает тот, а не иной способ действий тайна для человеческого разума; что побуждает ее принимать определенные решения - непостижимо. Когда вы думаете, что она заговорит, что ей полезно было бы сейчас заговорить, она хранит молчание; когда вы думаете, что она помолчит, что ей полезно сейчас помолчать, она вдруг начинает говорить. Притроньтесь пальцем к тому месту, где, по всем правилам, ей положено быть, - вы там ее не найдете; притроньтесь пальцем к тому месту, где ей быть не положено, - и она там окажется.
Когда слуга этой головы в Китае сам себя обвинил в неслыханных проступках на страницах солидной газеты и многие другие органы печати воспроизвели это сообщение, Бюро хранило гробовое молчание - как покойник, которому кричат, что горит его дом. А ведь так легко было обменяться телеграммами и уже дня через два - возможно - доказать всему миру, что слуга головы не замешан в этом непристойном деле. Но голова молчала и ничего не спрашивала.
Она молчала 38 дней. И вдруг это сообщение снова очутилось в центре внимания. Виновником - по чистой случайности - оказался я. Тишина была нарушена. Что взорвало ее? Может быть, телеграфная переписка, доказующая, что непристойное сообщение не было санкционировано доктором Аментом? Нет. Тишину нарушил своим Открытым письмом секретарь Американского Бюро доктор Смит, который силился доказать мне, что доктор Амент никогда бы не сказал и не сделал того, что ему приписано в газетном сообщении.
1 2 3