Но тут Том сказал, что получил хороший урок и больше не станет ради славы разбрасываться удобными случаями. Нет уж, с этого дня - никакой славы, главное - дело! Джима надо спасать чем быстрее, тем лучше, и не беда, если без шума.
Я обрадовался: наконец-то Том дело говорит! Раньше он просто был не в себе, сразу видно. Зато теперь-то он точно в здравом уме! Он даже сказал: пусть лучше Король и Герцог придут ночью, заберут Джима из тюрьмы и выведут из города незаметно, без всякого шума - хватит показухи, теперь с ней покончено. Ей-богу, мне снова стало не по себе: неужели Тома опять занесло, только в другую сторону? Но я промолчал.
Том и говорит, что новый план - самый надёжный, лучше не придумаешь, но это не значит, что надо сидеть сложа руки: а вдруг Короля с Герцогом посадят в тюрьму (уж этого-то всегда можно ожидать), а когда выпустят, Джима спасать будет уже поздно…
- Не надо, Том! - перебил я его. - Об этом не то что говорить, даже думать нельзя.
- Нет, Гек, придётся. Раз такое может случиться, значит, надо всё хорошенько обдумать, нельзя больше ничего упускать из виду. Пока мы ждём, давай денёк-другой поищем тех двоих - надо пользоваться любым случаем. - Том помолчал, вздохнул тяжело и говорит: - Жаль до дождя не успели. И зря мы сюда приехали.
Мы смотрели во все глаза ночь напролёт, почти до рассвета, хотели и вовсе не ложиться спать, но потом взяли да и заснули. Проснулись - а уже полдень. Ну, думаем, это никуда не годится! Мы разделись, окунулись, а потом пошли в город. Там съели на двоих целых шестьдесят четыре блинчика и ещё много всяких вкусностей, наелись - и сразу полегчало. Спрашивали про челнок, но никто его не видел, а пароход опоздал, и, когда мы добрались до дома, уже стемнело. Джима обвинили в убийстве с отягчающими обстоятельствами, Крот Брэдиш уже лежал в могиле, а в городе только и было разговоров что о всезнающем, загадочном Провидении - в душе, наверное, все ему удивлялись и благодарили его, но никто прямо сказать не решался.
Съели мы еще шестьдесят четыре блинчика и пошли в тюрьму, утешить Джима, а когда рассказали ему про новый план, он растревожился не на шутку и даже не знал, радоваться ему или печалиться. Джим и говорит:
- Господи помилуй, не успел выпутаться из одной переделки - сразу в другую попадаю. - Но тут он увидел, как Том расстроился, и стало ему стыдно. Погладил он Тома по голове чёрной морщинистой рукой и говорит: - Ничего, сынок, не грусти. Я-то знаю, что вы стараетесь изо всех сил, и, что бы ни случилось, старик Джим на вас не в обиде.
Джим, конечно, до смерти боялся снова очутиться в лапах у Короля с Герцогом - ему даже говорить-то об этом было страшно. Но он знал, что мы с Томом не дадим ему надолго остаться в рабстве - если смелость, упорство и хитрость хоть чего-нибудь да стоят! Он, разумеется, успокоился и говорит: если королева попробует его в деле и увидит, какой он честный и работящий, то на следующий год она прибавит ему жалованье. А Том в ответ: ясное дело, прибавит - она же молодая и неопытная. Так что все были довольны, Том собрался домой и говорит: пойдем со мной! - мы и пошли вместе.
Дома тётя Полли задала Тому трёпку, но совсем не страшную. Сначала она здорово сердилась, но когда мы рассказали, что два дня рыбачили на том берегу и не знали, что протрубил рог и перепугал до смерти весь город, а еще было убийство, и убийца - Джим, тётя Полли забыла, что злилась на нас. Ей не терпелось поскорей рассказать новости, она бы это удовольствие ни на что не променяла!
И тётя Полли принялась за дело: целых два часа рассказывала, всё на свете переврала, зато развлеклась на славу. А когда закончила, то история вышла в десять раз страшнее, чем на самом деле, - Том наверняка пожалел, что не назначил тётю Полли заправлять заговором. Но Джима ей было очень жаль: не иначе как Крот пытался его убить, а то бы Джим не вышиб ему мозги мушкетом!
- Что, и вправду вышиб, тётя Полли?
- Честное слово!
А вечером вся компания заявилась к тёте Полли в гости, и сыщик Флэкер тоже пришёл. Он собрал улики и уже знал об убийстве всё, будто своими глазами видел. А гости сидели и слушали раскрыв рот, да восхищались: ай да Флэкер, ай да молодчина!
Всё это, конечно, была полная околесица, но им было невдомёк. Флэкер говорил, что никаких Сынов Свободы на самом деле нет - это выдумка банды Беррела, он готов доказать. Стоило ему сказать «банда Беррела», как все вздрогнули и придвинулись друг к дружке поближе. Он и говорит: в городе сейчас шестеро из банды Беррела, и все они - ваши хорошие знакомые, вы с ними каждый день видитесь, беседуете. (Тут все снова вздрогнули.) Имена он называть пока не стал - говорил, ещё не время, но схватить он их может когда угодно. У них есть план: сжечь и разграбить город и выпустить на волю всех негров - это он готов доказать. (Все так дрожали, что дом трясся; даже молоко, наверное, и то скисло.) А Джим с ними заодно: у него, Флэкера, есть улики, и он готов доказать хоть сейчас. А ещё он выследил банду и знает, где у них притон, - только нам пока не скажет. И наконец, он нашёл запасы еды, их хватит для шестнадцати человек на целых шесть недель (ясное дело, наши с Томом!). И ещё нашёл их печатные принадлежности, утащил подальше и спрятал, и покажет их, как только будет готов. Он узнал секрет фигур, напечатанных на листовках красной краской, только это очень страшно и нельзя рассказывать при чувствительных, пугливых женщинах. (Тут все ещё крепче прижались друг к дружке, ни живы ни мертвы от страха.) А печатал листовки не какой-нибудь обычный негодяй, а самый страшный злодей на всём белом свете, к тому же дьявольски умный. И по мелким признакам, которых бы никто больше не заметил (а если б даже и заметил, то всё равно ничего бы не понял), видно, что это не кто иной, как сам Беррел. Во всей Америке только Беррел смог бы так напечатать. И этот самый Беррел сейчас в городе, переодетый, торгует в лавке, и это он трубил в рог. Старая мисс Уотсон, как услышала - сразу упала в обморок, и свалилась прямо на кошку, и отдавила ей хвост. Кошка взвыла, а мисс Уотсон еще долго приводили в чувство. Наконец Флэкер сказал, что у Джима два сообщника. Он видел их следы - оба карлики, один косоглазый, а другой - левша. Как он узнал - не важно, но он за ними следил, и не беда, что они сейчас ушли из города, - он всё равно их застанет врасплох и поймает.
Ну и болван! Ведь это же были мы с Томом! Но все остальные слушали как зачарованные и говорили: вот чудо - сыщик каждую мелочь подмечает, всё читает, словно книгу, и ничего от него не утаишь. И если бы не Флэкер, так бы до самой смерти и не узнали, кто всю эту заваруху начал, поэтому весь город перед ним в долгу. А Флэкер в ответ: пустяки, у него просто работа такая, а на самом деле это всякий может - нужны только тренировка и дар.
- Разумеется, главное - дар! - сказала тётя Полли, и все за ней повторили.
У тёти Полли к сыщикам была слабость - ведь Том тоже хотел стать сыщиком, - и она очень гордилась тем, что Том сделал тогда у дяди Сайласа[8].

Глава 9
На следующее утро мы еще затемно перебрались на тот берег, а на рассвете начали искать следы. Том в прошлый раз измерил их длину и ширину, а форму каблуков знал точно - там, в пристройке, он залил в отпечатки сало со свечи, получились тоненькие отливки. Он вырвал листок из конторской книги Крота и обвёл их его же пером. По мне, следы как следы, ничего особенного, только у второго на левом ботинке у каблука отбит внутренний передний угол. Но нам, по-моему, от этого никакой пользы - ведь он ушиб левую ногу, когда упал с обрыва, и если он её и сейчас волочит, то никакого каблука видно не будет. Том мне на это в ответ: если бы он волочил ногу, по следам было бы видно. Ну да, так оно и есть, я спорить не стал.
Мы начали искать на иллинойсском берегу, выше по течению в миле от парома. Там есть низинка, куда можно уложить хромого, но она всего одна, а вокруг неё до самого парома - обрывистый берег, десять футов высотой, как стена. Следов было много, и свежих и старых. Но те, что нам нужны, наверное, давно уже затоптали. Мы завернули поглубже в лес, дошли вдоль реки до самого парома, а там - тоже следы, но не те. А ниже парома на целые мили ни одного места, где они могли бы высадиться. Вот мы и пошли по дороге, ведущей от парома, и всё прочесали по обеим её сторонам, и прошли вдвое дальше, чем за это время мог уйти хромой, но всё без толку.
Искали мы до самого вечера, а на другой день вернулись и снова искали, всё вокруг обшарили, до самой темноты бродили - и никакой пользы. На третий день обыскали остров Джексона - ничьих следов не было, кроме Флэкера. Он утащил наши печатные принадлежности и часть еды. Мы перебрались на наш берег, хотели зайти в пещеру, а там - солдаты: их полковник Элдер туда послал из-за всей этой шумихи с заговором, и сунься туда кто чужой - ему бы не поздоровилось!
Делать нечего, поплыли мы домой. Том опять нос повесил - ведь Джиму теперь придётся ехать на Юг с Королём и Герцогом, и немало хлебнет он горя, пока мы устроим ему побег и отправимся в Англию. И вдруг Том как подпрыгнет от радости, да и говорит:
- Ну и дураки мы с тобой, Гек!
- Я и сам знаю, что дураки. А что?
- Нам с тобой здорово повезло - вот что!
- Ну давай выкладывай, я слушаю.
- Значит, так: тех двоих мы не нашли и никогда не найдём. И если Джим останется здесь, не миновать ему виселицы - понимаешь? Поэтому хорошо, что его продадут на Юг, и здорово, что ты наткнулся на Короля с Герцогом! Лучше и быть не могло, потому что…
- Ерунда, - отвечаю. - Ещё пару минут назад ты места себе не находил оттого, что Джима продают на Юг, а теперь говоришь, что нам повезло. С чего это вдруг?
- Потому что никто его на Юг не продаст.
- Я от радости чуть не подпрыгнул и едва не отшиб себе пятки, но сдержался, чтобы потом не расстраиваться, и спрашиваю:
- И как ты собрался этому помешать?
- Просто. Дураки мы, что раньше до этого не додумались. Мы спустимся вместе с ними по реке на том же пароходе, а когда доберёмся до Каира, окажемся в свободном штате. И тут мы скажем: на Юге вам за Джима дадут самое большее тысячу долларов, а здесь вы можете получить эту тысячу прямо сейчас!
Тут я не удержался, подпрыгнул, и отшиб себе пятки. И говорю:
- Вот здорово, Том! С меня половина денег.
- Нет, с тебя нисколько.
- Нет, половина.
- Нет, нисколько. Если бы не заговор, Джим не сидел бы в тюрьме и ничто бы ему не угрожало. Всё из-за меня - значит, мне и платить.
- Так нечестно, - отвечаю. - Как я, по-твоему, заполучил половину разбойничьих денег и сделался таким богачом? Из-за того, что я такой умный? Нет, это всё благодаря тебе! По-хорошему, все эти деньги твои, а ты их не стал брать.
- Я до тех пор к нему приставал, пока он не согласился.
- А теперь слушай, - говорю. - Не такие уж мы дураки, что раньше не додумались. Здесь мы бы Джима купить не смогли - ведь он свободный, и покупать его не у кого. Никто нам его не продаст, кроме Короля с Герцогом, а у них можно его купить только на свободной земле, чтобы переправить вверх по реке Огайо в Канаду, а оттуда - в Англию. Выходит, мы уже обо всём хорошенько подумали, и не такие уж мы дураки.
- Ладно, не дураки, но разве нам не повезло, что мы поплыли вниз по реке, когда вроде и смысла в этом не было? А если бы не поплыли, так и не встретили бы Короля с Герцогом, и тогда Джима уж точно бы повесили. Будто какая-то сила вмешалась - правда, Гек?
Голос у него был очень торжественный: не иначе как снова почуял волю Провидения. Я ему так и сказал, а Том отвечает:
- Теперь-то ты научишься верить по-настоящему.
Я чуть было не сказал: «Вот было бы здорово - другой что-то делает, а хвалят за это меня», - но прикусил язык. И правильно сделал. Том поразмыслил чуть-чуть и говорит:
- Придётся нам, Гек, заговор отложить - у нас и так дел по горло, мы не сможем им заниматься как следует.
Я разозлился и чуть не сказал: «Мы его и так давно отложили, и уж точно ничего хорошего от него не видим, столько натерпелись, а он того не стоит», - но снова сдержался, как в прошлый раз. Думаю, правильно сделал.
После ужина мы пошли в тюрьму, принесли Джиму пирога и еще всякой всячины, рассказали ему, как мы собираемся купить его в Каире и переправить в Англию. Ей-богу, Джим не выдержал и расплакался, да ещё и пирогом подавился, и пришлось его колотить по спине, чтоб он не задохнулся - а то бы никакой разницы: что задохнулся, что повесили.
Джим пришёл в себя, повеселел, тоску его как рукой сняло. Взял он своё банджо и стал петь - только не «Скоро буду далеко отсюда», как раньше, а «Джинни, напеки лепёшек» и все самые весёлые песни, какие только знал. И хохотал до упаду над Королём и Герцогом, а я смотрел на него, и у меня душа радовалась. А потом лихо сплясал негритянский танец и сказал, что с детства себя таким молодым не чувствовал.
Он захотел повидаться с женой и детьми, если их хозяева разрешат, и с шерифом тоже - а ведь раньше и слышать об этом не хотел. Мы обещали, что попробуем это устроить. Хорошо бы привести их завтра утром, чтобы Джим успел с ними попрощаться, пока не приплыли на пароходе Король и Герцог.
В ту ночь мы собрались в дорогу, а утром я пошёл к судье Тэтчеру и взял восемьсот долларов. Судья очень удивился, но я ему так и не сказал, для чего мне деньги. Том взял еще восемьсот, и мы пошли договариваться насчёт жены и детей Джима. Хозяева были очень к нам добры, но не смогли их отпустить прямо сейчас. Обещали, что отпустят в другой раз - может быть, на следующей неделе, ведь торопиться некуда? Мы, ясное дело, ответили, что некуда - а куда было деваться?
Мы пошли в тюрьму, и Джим очень расстроился, но понял, что ничего тут не поделаешь. Неграм к таким вещам не привыкать.
Мы болтали как ни в чём не бывало, пока не услыхали шум парохода. Тут мы так разволновались, что даже говорить не могли. И каждый раз, когда на дверях лязгали цепи и засовы, у меня дух захватывало и я думал про себя: это они! Но никто не появлялся.
Король с Герцогом так и не пришли. И мы, и Джим, конечно, расстроились, но подумали: ничего страшного - они, наверное, напились, устроили драку, и их забрали в каталажку, а завтра они появятся. Ну, мы спрятали деньги и пошли на рыбалку.
На другой день решили, что суд будет через три недели.
И снова ни Короля, ни Герцога.
Мы решили: подождём ещё денёк и, если они не появятся, отправимся в Сент-Луис, пойдём в каталажку и узнаем, сколько им ещё осталось сидеть.
Они не появились. Пришлось нам ехать в Сент-Луис. И ей-богу, оказалось, что в каталажке их нет и не было!
Дела были хуже некуда. Том даже стоять не мог - пришлось ему сесть.
Мы не знали, что теперь делать: где ж этим жуликам ещё быть, кроме каталажки?
Тогда мы пошли в следственную тюрьму. Никакого толку - там их тоже не было.
Нам с Томом стало страшно. Но надо было не сидеть сложа руки, а что-то делать. Город большой, просто огромный - говорят, в нём народу шестьдесят тысяч, а может, это и враньё. Но мы всё равно за четыре дня обшарили его вдоль и поперёк, особенно самые лихие места. Но Короля с Герцогом так и не нашли - их как ветром сдуло.
Мы совсем приуныли - ничегошеньки у нас не получается! Наверняка с ними что-то случилось - неизвестно что, но, ясное дело, не пустяк какой-нибудь. И если так дальше пойдёт, то и Джиму несдобровать. Я решил, что они умерли, но Тому ничего не сказал - ему бы от этого легче не стало.
Пришлось возвращаться домой с пустыми руками. Мы почти всю дорогу молчали - говорить было не о чем, зато было о чём подумать. Самое главное - что мы скажем Джиму и как сделать, чтобы он не терял надежду.
В тюрьму мы ходили каждый день, и делали вид, что ничего не случилось, и притворялись весёлыми. Старались мы как могли, но получалось у нас из рук вон плохо - никто бы на такое не поддался, кроме старика Джима, который нам верил. Держались мы две недели с лишним, и в жизни не было у нас дела трудней и печальней. И каждый раз мы повторяли, что всё будет хорошо, но к концу у нас уже не получалось сказать это твёрдо и от души, и Джим почуял неладное, и сам принялся нас подбадривать и утешать. Мы едва могли это вынести: значит, он понял, что мы сами не верим по-настоящему, и от жалости к нам даже за себя перестал бояться.
Но был такой час, когда мы к тюрьме и близко не подходили - когда прибывал пароход. Каждый раз мы его встречали и смотрели, кто сходит на берег. Вначале, бывало, подходит пароход к пристани, и кажется мне: вон эти два жулика, в толпе на полубаке. Толкаю Тома локтем и говорю: «Вон они!» - а потом оказывается, что обознался. И в конце мы уже ходили туда по привычке, пассажиров оглядывали безо всякого интереса, а как все сойдут на берег, разворачивались и шли прочь. Странное дело: месяц назад я всё бы отдал, чтобы избавиться от Короля с Герцогом, а сейчас я бы им обрадовался, как родной маме!
Том побледнел, потерял аппетит, спал плохо, ходил мрачный и всё больше молчал. Тётя Полли так беспокоилась за него, что чуть с ума не сошла. Она думала, это Сыны Свободы так напугали Тома своими листовками и рогом, что тот заболел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9