Zmiy
«Марк Твен. Собр. соч. в 8 томах. Том 1.»: Правда; Москва; 1980
Оригинал: Mark Twain, “A medieval romance”
Перевод: Н. Емельяникова
Твен Марк
Средневековый роман
Глава I
ТАЙНА РАСКРЫВАЕТСЯ
Спустилась ночь. В величественном старинном замке барона Клюгенштейна царило безмолвие. Близился к концу 1222 год. Только в дальней, самой высокой башне замка мерцал одинокий огонек. Там шло тайное совещание. Старый суровый хозяин замка, задумавшись, сидел в своем кресле. Наконец он сказал с нежностью:
— Дочь моя!
Молодой человек благородной наружности, с головы до ног облаченный в рыцарские доспехи, ответил:
— Я слушаю, отец!
— Дочь моя, наступило время открыть тайну, которая окутывала всю твою юную жизнь. Знай теперь, что причиной ее послужили те события, о которых я расскажу тебе сейчас. Мой брат Ульрих — великий герцог Бранденбургский. Наш отец на смертном ложе своем завещал, что, если Ульриху не суждено будет иметь сына, право наследования перейдет к моему дому, но лишь в том случае, если у меня родится сын. Если же у нас обоих будут не сыновья, а дочери, наследницей трона явится дочь Ульриха при условии безупречного поведения; в противном случае герцогство переходит к моей дочери, которая тоже обязана сохранить незапятнанное имя. И вот мы с твоей старой матерью стали горячо молиться, прося бога даровать нам сына, но молитвы наши не были услышаны. Родилась ты. Я был в отчаянии. Могущественная власть ускользала из моих рук, прекрасная мечта рушилась. А я так надеялся! Пять лет прожил Ульрих в браке, но жена все еще не подарила ему наследника — ни сына, ни дочери.
«Постой, — сказал я себе, — не все еще потеряно». Спасительный план пришел мне в голову. Ты появилась на свет в полночь. Только лекарь, нянька да шесть прислужниц знали, что родилась девочка. Не прошло и часа, как я всех их повесил. А на следующее утро жители баронетства веселились и ликовали, узнав, что у Клюгенштейна родился сын — наследник могущественного герцога Бранденбургского! И все осталось в тайне. В детстве тебя нянчила родная сестра твоей матери, а уж потом опасаться нам было нечего. Когда тебе исполнилось десять лет, у Ульриха родилась дочь. Мы были огорчены, но еще возлагали надежды на болезни, на врачей и на других естественных врагов детства, однако нас всякий раз ожидало разочарование. Она жила, она цвела — да покарает ее небо! Но что с того? Нам ничто не угрожает. Ха-ха! Разве у нас нет сына? И разве наш сын не будущий герцог? Так я говорю, наш нежно любимый Конрад? Ибо, хотя ты, дитя мое, родилась женщиной и тебе уже двадцать восемь лет, никто не называл тебя иным именем, чем то, которым я когда-то нарек тебя!
И вот наконец время наложило свою руку на моего брата: он состарился. Государственные заботы чрезмерно обременяют его, а поэтому он желает, чтобы ты приехала к нему и стала герцогом — пусть не по титулу, но по делам своим. Твои слуги готовы, ты отправишься сегодня в ночь.
Теперь слушай хорошенько. Запомни каждое мое слово. Существует закон, столь же древний, как сама Германия: если женщина хоть на мгновение сядет на большой герцогский трон до того, как она будет всенародно коронована, ЕЕ ЖДЕТ СМЕРТЬ! Не забывай мои слова. Притворяйся скромной. Произноси свои решения из кресла первого министра, которое стоит у подножия трона. Делай так до тех пор, пока ты не будешь коронована и жизнь твоя не будет в безопасности. Не думаю, что тебя смогут разоблачить, но все же разум велит нам предусматривать всякие случайности, какие могут произойти в нашем непостоянном мире.
— О мой отец! Неужели только ради этого вся моя жизнь была сплошной ложью? Неужели из-за этого я должна лишить мою невинную сестру ее законных прав? Пожалейте меня, отец, пожалейте свое дитя!
— Что, дерзкая девчонка? И это награда мне за ту высокую судьбу, которую я уготовал тебе? Клянусь прахом отца моего, мне не по сердцу твои слезы! Немедля отправляйся к герцогу и берегись расстроить мои планы!
На этом закончим их разговор. Нам достаточно знать и то, что мольбы, просьбы и слезы великодушной девушки ни к чему не привели. Ничто не могло поколебать решения упрямого барона Клюгенштейна. И вот наконец с тяжестью в сердце дочь увидела, как ворота замка закрылись за ней, и вскоре, окруженная группой вооруженных вассалов-рыцарей, за которыми следовали преданные слуги, она верхом на коне пропала во мраке.
После отъезда дочери старый барон долго сидел молча, а затем, обернувшись к своей опечаленной горем жене, сказал:
— Жена, дела наши, по-видимому, идут превосходно. Прошло три месяца с тех пор, как я отправил коварного красавца графа Детцина с дьявольским поручением к Констанции, дочери моего брата. Если его миссия провалится, нам грозит опасность, но если он добьется успеха, никакая сила не помешает нашей дочери занять герцогский трон, хотя злая судьба готовила ей иное.
— Мое сердце полно предчувствий; кто знает, как это кончится.
— Тсс, женщина! Не накликай беду. Идем разделим ложе и предадимся мечтам о Бранденбурге и будущем величии!
Глава II
ВЕСЕЛЬЕ И СЛЕЗЫ
Спустя шесть дней после событий, о которых рассказано в предыдущей главе, блестящая столица герцогства Бранденбургского сияла пышным великолепием военных доспехов и вся так и гудела, переполненная ликующими верноподданными, — это приехал Конрад, юный наследник короны. Сердце старого герцога было исполнено счастья: красота и изящные манеры Конрада тотчас завоевали его расположение. В больших залах дворца толпились придворные и с восторгом приветствовали юношу. Все вокруг казалось таким светлым и радостным, что его страхи и сомнения сразу исчезли, уступив место счастливому спокойствию.
А в дальних покоях дворца происходила совсем иная сцена. У окна стояла принцесса Констанция — единственная дочь герцога. Ее глаза, красные и опухшие, и сейчас были полны слез. Она была одна. Горько рыдая, она сказала вслух:
— Коварный Детцин покинул меня… Он бежал из герцогства. Сначала я не поверила этому, но — увы! — это истинная правда! А я так любила его! Я осмелилась полюбить его, хотя знала, что герцог, мой отец, никогда не даст согласия на наш брак. Я любила его… А теперь я его ненавижу! Я ненавижу его всем сердцем! О, что станется со мной? Я погибла, погибла, погибла! Я сойду с ума!
Глава III
КЛУБОК ЗАПУТЫВАЕТСЯ
Прошло несколько месяцев. Все жители хвалили правление молодого Конрада и превозносили мудрость его решений, мягкость приговоров и скромность, с которой он держался, несмотря на свое высокое положение. Старый герцог вскоре передал все дела в его руки, а сам с горделивым удовлетворением слушал со стороны, как его наследник провозглашал решения короны из кресла первого министра. Казалось, человек, которого так любили, хвалили и почитали, как Конрада, не мог не быть счастливым. Но, как ни странно, юноша не был счастлив. Он с ужасом стал замечать, что принцесса Констанция полюбила его! Любовь других людей была для него только радостью, а эта таила в себе угрозу! Заметил он и то, что восхищенный герцог тоже узнал о страсти своей дочери и уже мечтает о свадьбе. С каждым днем все меньше следов глубокой грусти оставалось на лице принцессы; постепенно надежда и оживление засветились в ее взоре, и время от времени даже легкая улыбка освещала ее лицо, прежде такое печальное.
Тревога овладела Конрадом. Он горько упрекал себя за то, что, когда он приехал во дворец и никого еще там не знал, он подчинился инстинкту, заставившему его искать мужской дружбы, меж тем как скорбная душа его жаждала участия, на которое способно только женское сердце. Теперь он начал избегать своей двоюродной сестры. Но это лишь ухудшило положение, потому что, естественно, чем больше он избегал ее, тем упорнее она искала встречи с ним. Сначала он только удивлялся, потом это озадачило его. Девушка преследовала его, она охотилась за ним, она встречала его всегда и повсюду, днем и ночью. Она казалась необычайно настойчивой. По-видимому, здесь крылась какая-то тайна.
Далее так продолжаться не могло. Весь двор уже говорил об этом. Герцог недоумевал. Из-за постоянной тревоги и душевных волнений бедный Конрад стал похож на привидение. Однажды, когда он выходил из своей приемной, прилегающей к картинной галерее, его встретила Констанция и, схватив обе руки юноши в свои, воскликнула:
— О, почему ты избегаешь меня? Что я сделала?.. Что я сказала такого, из-за чего потеряла твое расположение? Ведь раньше ты мне дарил его. Конрад, не презирай меня, пожалей измученное сердце! Я не могу, не могу больше молчать, ибо молчание погубит меня. Я люблю тебя, Конрад! Теперь, если хочешь, презирай меня, но я должна была сказать тебе об этом!
Конрад молчал. Констанция оставалась в нерешительности, но в следующее же мгновение взор ее загорелся неистовой радостью — она неверно истолковала молчание Конрада и обвила руками его шею.
— Сжалься! Сжалься! Ты можешь любить меня, ты полюбишь меня! О, скажи, что полюбишь, мой единственный, мой обожаемый Конрад! — молила она.
Конрад громко застонал. Болезненная бледность разлилась по его лицу, и он задрожал, как осиновый лист. Наконец в отчаянии он оттолкнул от себя бедную девушку и закричал:
— Ты не ведаешь, о чем просишь! Это невозможно, и не бывать этому никогда!
И он убежал, словно преступник, а принцесса осталась на месте, оцепенев от изумления. Спустя минуту она плакала и рыдала в галерее; а у себя в спальне плакал и рыдал Конрад. Оба были в отчаянии. Оба понимали, что надвигается катастрофа.
Вскоре Констанция поднялась и вышла, сказав:
— Подумать только, он отверг мою любовь в ту самую минуту, когда я надеялась, что она смягчит его жестокое сердце! Я ненавижу его! Он отверг меня, этот человек! Он отшвырнул меня, как собаку!
Глава IV
УЖАСНОЕ ОТКРЫТИЕ
Дни шли за днями. На лице дочери доброго старого герцога снова поселилась грусть. Теперь ее и Конрада уже не видели больше вместе. Герцог был опечален этим. Но по мере того как проходили недели, румянец снова появился на щеках Конрада, былое оживление заиграло в его глазах, и он правил государством с ясной и неуклонно зреющей мудростью.
Внезапно начались какие-то таинственные перешептывания. Шепот становился все громче, он рос и ширился. Слухи охватили весь город. Они распространились по всему герцогству.
— Принцесса Констанция родила ребенка! — вот о чем шептались люди.
Когда это известие дошло до барона Клюгенштейна, он трижды взмахнул над головой шлемом, украшенным плюмажем, и крикнул:
— Да здравствует герцог Конрад! Да будет вам ведомо, с сего дня корона принадлежит ему навсегда! Детцин умело выполнил поручение, этот ловкий негодяй получит хорошую награду.
Он рассказывал эту новость всем и каждому, и уже через сорок восемь часов в баронетстве не осталось ни единой души, которая бы не танцевала и не пела, не пировала и не веселилась, празднуя это великое событие, гордясь старым Клюгенштейном и радуясь за него.
Глава V
СТРАШНАЯ РАЗВЯЗКА
Настал день суда. В зале правосудия во дворце герцога собралась вся знать Бранденбурга. Не осталось ни единого свободного места — везде стояли и сидели зрители. Конрад, облаченный в пурпур и горностай, восседал в кресле первого министра, а по обе стороны его расположились главные судьи государства. Старый герцог сурово приказал, чтобы суд над его дочерью вершили без всякого снисхождения, и с разбитым сердцем удалился в свои покои. Дни его были сочтены. Бедный Конрад просил, словно моля о спасении собственной жизни, чтобы его устранили от тяжкой обязанности судить сестру, но мольбы его остались тщетными.
Во всем этом огромном собрании ни у кого не было так тяжело на сердце, как у Конрада. И ни у кого на сердце не было так легко и радостно, как у его отца, ибо, не известив о своем приезде «сына», старый барон Клюгенштейн стоял теперь в толпе вассалов, счастливый растущим величием своего рода.
Герольды провозгласили заседание открытым, за этим последовали все необходимые церемонии, и вот наконец почтенный главный судья сказал:
— Подсудимая, встаньте!
Несчастная принцесса поднялась и с открытым лицом стояла перед огромной толпой. Главный судья продолжал:
— Светлейшая принцесса, великий суд нашего государства предъявляет вам, ваше высочество, доказанное обвинение в том, что, не состоя в законном браке, вы родили ребенка, а подобное преступление, согласно нашему древнему закону, карается смертной казнью. Существует лишь одно отклонение от закона, о котором его высочество, наш добрый принц Конрад, правящий ныне вместо герцога, объявит вам сейчас в своем торжественном слове. Итак, слушайте.
Конрад поднял свой тяжелый скипетр, и в ту же минуту женское сердце под его пурпурной мантией пронзила жалость к обреченной подсудимой и глаза наполнились слезами. Он хотел было заговорить, но главный судья остановил его:
— Не здесь, ваше высочество, не здесь! Закон требует, чтобы приговор над членами герцогского рода произносился только с трона герцога!
Ужас сковал сердце бедного Конрада, и дрожь потрясла железное тело его старого отца. Конрад еще не был коронован. Осмелится ли он осквернить трон? Бледный от страха, он медлил. Но он должен был сделать это. На него уже устремились удивленные взоры. Если он будет колебаться и дальше, удивление перейдет в подозрение. Конрад взошел на трон. Снова подняв скипетр, он произнес:
— Подсудимая, от имени нашего державного владыки Ульриха, герцога Бранденбургского, я выполняю порученную мне торжественную обязанность. Выслушайте меня внимательно. По древнему закону страны, вам грозит смерть, но мы помилуем вас, если вы назовете участника вашего преступления и выдадите его палачу. Воспользуйтесь этой возможностью, спасите себя, пока еще не поздно. Назовите отца вашего ребенка!
В громадном зале суда воцарилась торжественная тишина, тишина столь глубокая, что можно было услышать, как бьется собственное сердце. Затем принцесса, во взоре которой сверкала ненависть, медленно повернулась к Конраду и, указывая на него пальцем, произнесла:
— Этот человек — ты!
Страшное сознание полной своей беспомощности и нависшей над ним ужасной опасности сковало сердце Конрада холодом, словно ледяная рука смерти коснулась его. Какая сила на земле может его спасти? Чтобы опровергнуть это обвинение, он должен открыть, что он женщина, а для некоронованной женщины прикосновение к герцогскому трону каралось смертью! В одно и то же мгновение он и его жестокий старик отец, потеряв сознание, упали на землю.
Окончания этой потрясающей и полной драматических событий истории нельзя отыскать ни в этой, ни в другой книге, ни сейчас, ни в будущем.
По правде говоря, я завел моего героя (или героиню) в такое безвыходное и запутанное положение, что сам не знаю, как теперь с ним (или с нею) быть, а поэтому умываю руки и предоставляю ему (или ей) самостоятельно отыскать выход или оставаться в том же положении. Я надеялся, что выпутаться из этого небольшого затруднения довольно легко, но оказалось, что это далеко не так.

1