Поскольку явление это исключительно редкое, оно замечается всеми. У одних, как ни странно (а, может быть, и вовсе не странно) это вызывает зависть и раздражение; у других - симпатии.
Одним словом, Филимонов взял да и позвонил в тот же вечер профессору на квартиру. И тут же оказался приглашенным в гости.
Дмитрий Иванович жил уже тогда один.
- Жена живет в Ростове. Но мы не разводимся. Нет необходимости, - счел нужным прояснить семейное положение профессор.
Филимонова же поразила однокомнатная квартира, которую занимал "светило" с мировым именем.
- Мы разменяли квартиру. Мне досталось это, - сказал он без сожаления.
Комната напоминала городскую библиотеку. Стеллажи с книгами до потолка. Художественная литература напрочь отсутствовала. Все по криминалистике и философии.
- Романы, как видно, Вы не читаете?
- Раньше читал. Теперь, действительно, не читаю. Некогда.
- А мне, казалось, что криминалисты увлекаются дедективами.
- Нет, только не это, - засмеялся профессор.
Дмитрий Иванович, не спрашивая, поставил на стол бутылку водки и закуску. "Значит, анонимщик не так уж не прав", - подумал Филимонов и "опрокинул" рюмку, не пытаясь даже "поломаться" для виду.
- Так что у Вас за дело, о котором Вы не захотели говорить по телефону?
Сергей Павлович рассказал все как есть, без утайки.
- Почти, правда, - подтвердил обвинения профессор, - Ко мне приходит много народу. Некоторые приносят диссертации, просят помочь. Я не отказываю. Интересно наблюдать, как зреет мысль. Талант без творческого общения погибает. Ему необходима питательная среда, толчки извне. В какой то мере, я и являюсь этим самым толкателем. Нет, диссертаций я ни за кого не пишу. Но идеи подбрасываю. Благодарят. Не без этого. Пью лучшие коньяки, хотя предпочитаю по-русски - водку. И насчет пьянства - почти, правда. Употребляю. Иногда, на утро и с похмельем борюсь. Наверно, кто-то замечает. Но лекций по этой причине - не пропускал. Любовница то же есть. Светлана Федоровна зовут. Молода, красива. Замуж за меня не собирается, а то я бы развелся. Пусть и со скандалом в партийной организации. Так что все близко к правде, дорогой Сергей Павлович! А вот Вам, за Ваш визит ко мне, я глубоко признателен! Благодарю!
- Пожалуй, неприятности могут быть. Я, к сожаленью, такие вопросы не решаю.
- Не беспокойтесь. Не в первый раз! И в КГБ писали, и в МВД, и в Политбюро. История известная.
- Вот как?
- Да, Вы не удивляйтесь. У нас ведь, как? Если не наследишь там, где не надо, то никто тебя и трогать не будет. Хочешь взятки бери, хочешь водку ведрами пей! Только ходи по нужной тропке. Вот я, пока, с той тропки, видать, не сбился.
Филимонов засиделся до ночи, "приняв на грудь", в итоге, пол-литра. (За второй он, сам же, бегал в ближайший ресторан).
С тех пор, между ними, установились своеобразные отношения. Раз в году профессор звонил и говорил: "А как, насчет того, чтоб по сто грамм?" И Филимонов никогда не отказывался. Профессор выглядел одиноким и заброшенным, как безымянная могила. Но, однажды, как-то, к слову, сказал: " Знаете, когда я начал терять друзей? Когда у меня начались настоящие успехи. Люди не переносят чужих успехов". Потом Дмитрий Иванович ушел на пенсию и переехал на дачу. Телефона там не было, и Филимонов ввел новое правило. Прихватывал водку и ехал наугад. Не было случая, чтоб промахнулся. Иногда, оставался на ночь. Тогда разжигали камин и сидели до утра.
- Давненько, Маша, не бывал я в Г. - примерно, так, начинал "подъезжать" Филимонов к жене, когда появлялось желание "забуриться" на профессорскую дачу. Желание "умотать" из города, из дома, от семьи, хоть на день-два возникало регулярно. Попытка справится со стрессом с помощью "перезагрузки жизненной прграммы". Сравнение из компьютерной области. Как только "умная машина" попадает в тупик, начинает беспомощно щурится и моргать, или застынет безнадежно, ее "вырубают" ненадолго, отправляют на секунды в состояние "клинической смерти". Это и есть перезагрузка.
- Потом опять три дня "болеть" будешь, - сказала она таким тоном, как если бы: "Опять на три дня дождь зарядил". Маша догадывалась, что поездки к профессору были больше, чем обыкновенная пьянка. Она давно заметила, что, потом, после "того", Сергей становился спокойней, внимательней и добрей. Значит, ему это надо. Значит, не стоит препятствовать.
- В пятницу поеду.
Филимонов предпочитал пятницу. День накануне выходных. С двухдневным резервом времени для мобилизации физических сил.
В тот день он ушел с работы сразу после обеда. Решил зайти в парикмахерскую, а оттуда, прямиком, на Ярославский вокзал. Толстушка-парикмахерша ловко манипулировала инструментами.
"Как врачи попадают ей в вену"? - подумал Филимонов, наблюдая за движением мясистых рук, по локоть обнаженных.
Помещение парикмахерской было крохотным. Два кресла. Однако, второго работника на месте не было. Несоразмерная помещению, отопительная батарея протягивалась, почти, от одной стены до другой и выдавала такую порцию тепла, что клиент, вполне, мог бы раздеваться до трусов.
Филимонов быстро вспотел и мучительно дожидался окончания стрижки. Расплатился. На улицу вышел измученным, заглатывая свежий воздух стаканами. В магазине, куда он зашел за водкой, неожиданно закружилась голова. Да так, что пришлось прислониться к стене. Он испуганно провел ладонью по влажному лбу. "Нехорошо! Ой, как, нехорошо! Не сердечный ли это приступ?"
- Налейте-ка мне томатного сока, - обессиленно попросил он продавщицу, экономя силы на слове:"Пожалуйста".
Немного полегчало. "Может не ехать?" Но на улице "вентиляция заработала", задышалось ровней. "Прошло, кажется. Наверно, просто переутомление. Тем более, надо ехать на дачу, поближе к природе".
В электричке опять прошибло. На этот раз, ухватистей, одновременно с ознобом. Филимонов вытянул ноги, откинулся на спинку сиденья, замер. Народу было мало, и на него никто не обращал внимания. Сергей Павлович закрыл глаза и подумал: "А, может, это - конец? Кранты? Смерть не имеет привычки советоваться и не предоставляет "последнее слово обреченному".
- Что ты, Танька! Да он тогда меня просто убьет! Ты не знаешь его характер. Это твой Мишка - теленок! А мой, чуть что - по рогам! - как сквозь сон, доносился чей-то пронзительный голос.
- Не-е. Мишка меня пальцем не трогает. А пусть только попробовал бы! Я б ему сама, тут же, утюгом про меж глаз! Он знает. Нельзя мужикам поддаваться. Тогда и ценить будут. Я так специально, иногда, глазки кому строю. Пусть поревнует. Все на пользу.
- Ты б с моим пожила да глазки построила! Враз без глазок то и осталась...
Потом слова сбились в кучу, и Филимонов перестал улавливать их смысл. Так солдаты, расстроив ряды, бегут в панике с позиций и не понять уже, где первая шеренга, где - последняя. Все перепуталось.
Он очнулся в тот самый момент, когда электричка дернулась и стала набирать ход. За окном отчетливо промелькнуло название станции. "Его" станции.
- О, черт! Проворонил!
Филимонов напрягся и приготовился выйти на следующей остановке. Железнодорожная ветка была ему знакома. Там, дальше, профсоюзный санаторий. Там он не раз отдыхал. Показалась станция и электричка, с некоторым усилием и скрипом, затормозила. Он вышел на воздух. Еще мгновенье и электричка испарилась.
Сергей Павлович стоял совершенно один на безлюдном перроне. Ни одной живой души! Вокзальчик станции, чуть больше общественного туалета, был незнаком. Филимонов мог бы поручиться, что никогда прежде, здесь, не был. Интересно то, что на том месте, где должно было быть название станции, ничего, ровным счетом, не было. Он дважды обошел вокзальчик вокруг, потрогал входную дверь (она оказалась запертой). Постучал в окошечко кассы. Никого! Как не искал, не сумел обнаружить расписания. "Видно, какая-то новая промежуточная станция. И, видать, появилась недавно. Не обустроена еще".
Он ощутил приближение нового приступа недомогания и растерянно оглянулся. Увидел свежевыкрашенную (не в зеленый, обычный, а почему то - в красный цвет) скамью. Расстегнул куртку, освободил ворот рубашки. Дрожь усиливалась.
- Кажется, Вам требуется помощь?
Прямо перед Филимоновым стоял человек. Респектабельный мужчина в черном пальто и черной шляпе. Из деталей лица запоминалась толстая, слегка вывернутая, нижняя губа и блестящие, как у иога, сверлящие глаза.
- Мне? - переспросил хрипло Филимонов, - Да. Мне нужна помощь.
Вспоминая потом этот первый момент знакомства, вопрос незнакомца и собственный ответ, он придет к убеждению, что речь шла не о медицинской помощи. Не только о медицинской. Он вспомнит, что сразу почувствовал, что слово - "помощь" прозвучало в вопросе с каким то тайным смыслом, подтекстом. Потому то и переспросил, что почувствовал. А самое главное, он в своем ответе, то же заговорил о "помощи", имея ввиду не просто врачебную, а какую то другую, ему самому непонятную. С каким то неясным странным смыслом. При этом и незнакомец, и он, оба понимали, что говорят о "помощи" в том, другом смысле. Незнакомец улыбнулся.
- Минуточку! Сейчас все будет в порядке! - Он приложил пухлую ладонь к взмокшему лбу Филимонова, - Еще минуточку!
Затем он резко убрал руку и отступил на шаг, как художник от мольберта после заключительного мазка кистью.
Дрожь прекратилась моментально. Серегей Павлович неуверенно пощупал голову. Никаких признаков боли! Он глубоко вздохнул и облегченно выпрямился.
- Спасибо! Вы, наверно, врач?
- В некотором роде.
- Не знаю, что это было. Но, сказать честно, я перепугался. Подумал сердечный приступ.
Мужчина оглядел быстро, но цепко, скамейку, провел пальцем по шершавой поверхности и, убедившись, что краска засохла основательно, присел рядом.
- Инфаркт Вам не грозит, не беспокойтесь. Даже несмотря на то, что физкультуру, как видно, Вы игнорируете, курите и не прочь пропустить стаканчик-другой. Только не подумайте, что я это говорю в осуждение! Так, к слову! Я сам в жизни не делал гимнастику, курю с четырнадцати лет, а пью ежедневно.
Он вытащил небрежно из внутреннего кармана плоскую мельхиоровую фляжку.
- Глотните!
Сергей Павлович влил в себя изрядную дозу.
- Коньяк?
- Вроде того, - незнакомец, в свою очередь, сделал так же внушительный глоток, - Степан Степаныч! - представился он.
- Филимонов, - (через паузу) - Сергей Павлович.
Они молча повытаскивали сигареты, зажигалки и закурили. Каждый обслужил сам себя, не пытаясь опередить друг друга в вежливости и предлагая "лишний огонек".
- По-моему, Сергей Павлович, Вы, как и я, не особенно высокого мнения о людях? - неожиданно, и без всякой привязки к предыдущему разговору, спросил Степан Степаныч.
- Я? - удивился Филимонов, - Да, нет. Пожалуй, я хорошо отношусь к людям.
- Ну, да! - как бы спохватился Степан Степаныч, - Вы добрый, справедливый и честный человек. К Вам все хорошо относятся, Вас любят и Вы любите всех. Все человечество!
Степан Степанович не скрывал иронии, но в его интонации не было и грамма раздражения. Нет. Он, словно, рассуждал вслух. И рассуждал добродушно, и снисходительно. Филимонову стало, как-то, неловко.
- Вы нарисовали сейчас какую то идеальную картину. Так, наверно, не бывает. Но я, действительно, считаю себя достаточно порядочным человеком, чтоб не вызывать ненависти у других.
- А Вам не приходило в голову, что чужая порядочность, именно, и вызывает ненависть?
- Нет. Я как то не встречался с подобным, знаете ли.
- Вам никогда не приходилось терпеть клевету?
- Приходилось, конечно! Но я научился переносить ее.
- Клевету переносить трудно. Правду - то же. Причем, правду значительно трудней. Вам приходилось красть?
Вопросы Степан Степановича совершенно не вписывались в привычные рамки, но отчего то воспринимались, как самые обычные. Невинный такой разговор, чтоб "убить" время.
- Приходилось ли мне красть? - нерешительно переспросил Филимонов, - Да я краду, можно сказать, каждый день! - вдруг выпалил он, испытывая радость и прилив сил.
- Замечательно! - обрадовался Степан Степанович, - А как часто приходиться завидовать тем, кто успешней Вас?
- Всегда! - торжественно произнес Сергей Павлович.
- А разве Вам никогда не хотелось кого-нибудь задушить, например?
- Хотелось! Конечно, хотелось! И не раз! - Филимонов был почти счастлив! Он ипытывал сумасшедший восторг!
- Теперь, представьте себе роскошный зал консерватории, - продолжал довольный Степан Степанович, - Концерт классической музыки. Одохутворенные лица зрителей. Кое у кого от избытка чувств влажные глаза. Кажется, здесь царит само добро в своем естественном обнаженном виде. Посмотрите только на ту даму! Вот на ту, в первом ряду! Она прикладывает шелковый платочек к тонкой переносице. Видите? На ней розовая кофта...
Сергей Павлович покорно посмотрел в сторону, куда простерлась упрямая рука Степан Степановича и, действительно, увидел красивую женщину в розовой блузке. По ее лицу скатывались нежные слезы.
- Знаете, кто это? Впрочем, откуда Вам это знать? Она ведущий инженер на одной крупной фабрике. Директор выехал в Израиль. Она может занять его место. Но на него претендует Галина Ивановна - начальник планового отдела. И что Вы думаете? Не далее, как вчера, эта красивая женщина, Валентина Романовна, побывала в Главке и сообщила руководству о "приписках", которые совершала конкурентка. Самое интересное, однако, то, что "приписки" делались с ее собственного ведома и одобрения. Как Вам это нравится? Или, например, ее сосед справа? Брюнет с печальными глазами. Видите?
Да. Филимонов видел брюнета. Показалось, даже, что брюнет мельком взглянул на него, Филимонова.
- Пару месяцев назад приятель сказал ему, что его последняя картина (брюнет - художник) вышла бледненькой, не получилась. Что Вы думаете? Правильно. Он возненавидил приятеля. Картина, между прочим, действительно дрянь! Стоит ли продолжать? Возьмите любого из этих милых людей и перенесите из этого волшебного места в будничную нашу, суетливую жизнь. Поддакивайте и соглашайтесь! Но не перечьте и уж ни в коем разе не обнаруживайте свой ум! Иначе, приобретете врагов! Потому что, все они превыше всего ценят собственное мнение. Они взбухли от амбиций, как клопы, перепившиеся чужой крови!
Степан Степанович встал и зрительный зал консерватории моментально исчез. Но Филимонов был уверен, что ведущий инженер фабрики лукаво усмехнулась на прощание.
- И после этого, Вы скажете, что хорошо относитесь к людям?
- Нет, дорогой Степан Степанович, Вы правы. Не скажу!
- А, признайтесь, о себе самом, до сих пор, до этого разговора, Вы то же думали по-другому?
- Признаюсь.
- Глотните! - протянул фляжку Степан Степанович.
Сергей Павлович "от души" приложился. Он чувствовал себя необыкновенно раскованным и свободным.
- Подобные мысли я встречал у Дейла Карнеги. Только выраженные с большой деликатностью.
- А, Карнеги - старый лицемер! Он то прекрасно знает цену человеческой морали. Вы заметили то презрение, которое он испытывает к человечеству? Он ведь обучает притворству, обману. Пособие для мошенников! Если кто-то вдруг начнет усердно расхваливать Вас, так не спешите "развешивать уши". Знайте, что скорее всего, перед Вами тип, "объевшийся" накануне советами последнего циника.
- Мне, честно сказать, показалось, что он, как человек верующий, искренне желает добра людям.
- Верующий в кого?
- Как в кого? В Бога, естественно.
- В какого Бога?
- В того самого, - Филимонов обескураженно ткнул пальцем в небо.
- Друг мой! У мусульман свой Бог, у буддистов, кришнаитов - свой, у евреев - свой, у православных то же свой. Можно назвать еще десятки сект и учений, и везде свой, особенный образ Бога. Какого из них Вы имеете ввиду?
Сергей Павлович растерялся. Вопрос, бесхитростный на первый взгляд, поставил его в тупик.
- Вижу, что об этом Вы не задумывались. Мне же, хотелось подчеркнуть, что то, что, кажется, очевидным христианину, не кажется очевидным мусульманину. И нет никаких оснований отдавать преимущество Христу перед Аллахом, если, конечно, Вы в состоянии быть беспристрастным.
- Я атеист, Степан Степанович. Но, как было бы хорошо, если б лучше, был - верующим! Жить и не бояться смерти, быть уверенным в собственной вечности! Это же счастье!
- Это - самое большое несчастье! Представьте себе бестелесную душу, светящийся одинокий сгусток сознания в беспредельном пространстве, обреченный на вечное созерцание? Что может быть ужасней для человека, в котором главное - это его страсти?
- Может быть, Степан Степанович, Вы и формулу смысла жизни постигли?
Степан Степанович затрясся от смеха.
- О чем Вы говорите, друг мой? Не уподобляйтесь умникам, возомнившим, что они гении и щеголяющими друг перед другом своими открытиями. Эйнштейн так же далек от истины, как папуас с дикого острова. Нет никакой формулы смысла жизни! Есть хаотичное непредсказуемое движение космоса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Одним словом, Филимонов взял да и позвонил в тот же вечер профессору на квартиру. И тут же оказался приглашенным в гости.
Дмитрий Иванович жил уже тогда один.
- Жена живет в Ростове. Но мы не разводимся. Нет необходимости, - счел нужным прояснить семейное положение профессор.
Филимонова же поразила однокомнатная квартира, которую занимал "светило" с мировым именем.
- Мы разменяли квартиру. Мне досталось это, - сказал он без сожаления.
Комната напоминала городскую библиотеку. Стеллажи с книгами до потолка. Художественная литература напрочь отсутствовала. Все по криминалистике и философии.
- Романы, как видно, Вы не читаете?
- Раньше читал. Теперь, действительно, не читаю. Некогда.
- А мне, казалось, что криминалисты увлекаются дедективами.
- Нет, только не это, - засмеялся профессор.
Дмитрий Иванович, не спрашивая, поставил на стол бутылку водки и закуску. "Значит, анонимщик не так уж не прав", - подумал Филимонов и "опрокинул" рюмку, не пытаясь даже "поломаться" для виду.
- Так что у Вас за дело, о котором Вы не захотели говорить по телефону?
Сергей Павлович рассказал все как есть, без утайки.
- Почти, правда, - подтвердил обвинения профессор, - Ко мне приходит много народу. Некоторые приносят диссертации, просят помочь. Я не отказываю. Интересно наблюдать, как зреет мысль. Талант без творческого общения погибает. Ему необходима питательная среда, толчки извне. В какой то мере, я и являюсь этим самым толкателем. Нет, диссертаций я ни за кого не пишу. Но идеи подбрасываю. Благодарят. Не без этого. Пью лучшие коньяки, хотя предпочитаю по-русски - водку. И насчет пьянства - почти, правда. Употребляю. Иногда, на утро и с похмельем борюсь. Наверно, кто-то замечает. Но лекций по этой причине - не пропускал. Любовница то же есть. Светлана Федоровна зовут. Молода, красива. Замуж за меня не собирается, а то я бы развелся. Пусть и со скандалом в партийной организации. Так что все близко к правде, дорогой Сергей Павлович! А вот Вам, за Ваш визит ко мне, я глубоко признателен! Благодарю!
- Пожалуй, неприятности могут быть. Я, к сожаленью, такие вопросы не решаю.
- Не беспокойтесь. Не в первый раз! И в КГБ писали, и в МВД, и в Политбюро. История известная.
- Вот как?
- Да, Вы не удивляйтесь. У нас ведь, как? Если не наследишь там, где не надо, то никто тебя и трогать не будет. Хочешь взятки бери, хочешь водку ведрами пей! Только ходи по нужной тропке. Вот я, пока, с той тропки, видать, не сбился.
Филимонов засиделся до ночи, "приняв на грудь", в итоге, пол-литра. (За второй он, сам же, бегал в ближайший ресторан).
С тех пор, между ними, установились своеобразные отношения. Раз в году профессор звонил и говорил: "А как, насчет того, чтоб по сто грамм?" И Филимонов никогда не отказывался. Профессор выглядел одиноким и заброшенным, как безымянная могила. Но, однажды, как-то, к слову, сказал: " Знаете, когда я начал терять друзей? Когда у меня начались настоящие успехи. Люди не переносят чужих успехов". Потом Дмитрий Иванович ушел на пенсию и переехал на дачу. Телефона там не было, и Филимонов ввел новое правило. Прихватывал водку и ехал наугад. Не было случая, чтоб промахнулся. Иногда, оставался на ночь. Тогда разжигали камин и сидели до утра.
- Давненько, Маша, не бывал я в Г. - примерно, так, начинал "подъезжать" Филимонов к жене, когда появлялось желание "забуриться" на профессорскую дачу. Желание "умотать" из города, из дома, от семьи, хоть на день-два возникало регулярно. Попытка справится со стрессом с помощью "перезагрузки жизненной прграммы". Сравнение из компьютерной области. Как только "умная машина" попадает в тупик, начинает беспомощно щурится и моргать, или застынет безнадежно, ее "вырубают" ненадолго, отправляют на секунды в состояние "клинической смерти". Это и есть перезагрузка.
- Потом опять три дня "болеть" будешь, - сказала она таким тоном, как если бы: "Опять на три дня дождь зарядил". Маша догадывалась, что поездки к профессору были больше, чем обыкновенная пьянка. Она давно заметила, что, потом, после "того", Сергей становился спокойней, внимательней и добрей. Значит, ему это надо. Значит, не стоит препятствовать.
- В пятницу поеду.
Филимонов предпочитал пятницу. День накануне выходных. С двухдневным резервом времени для мобилизации физических сил.
В тот день он ушел с работы сразу после обеда. Решил зайти в парикмахерскую, а оттуда, прямиком, на Ярославский вокзал. Толстушка-парикмахерша ловко манипулировала инструментами.
"Как врачи попадают ей в вену"? - подумал Филимонов, наблюдая за движением мясистых рук, по локоть обнаженных.
Помещение парикмахерской было крохотным. Два кресла. Однако, второго работника на месте не было. Несоразмерная помещению, отопительная батарея протягивалась, почти, от одной стены до другой и выдавала такую порцию тепла, что клиент, вполне, мог бы раздеваться до трусов.
Филимонов быстро вспотел и мучительно дожидался окончания стрижки. Расплатился. На улицу вышел измученным, заглатывая свежий воздух стаканами. В магазине, куда он зашел за водкой, неожиданно закружилась голова. Да так, что пришлось прислониться к стене. Он испуганно провел ладонью по влажному лбу. "Нехорошо! Ой, как, нехорошо! Не сердечный ли это приступ?"
- Налейте-ка мне томатного сока, - обессиленно попросил он продавщицу, экономя силы на слове:"Пожалуйста".
Немного полегчало. "Может не ехать?" Но на улице "вентиляция заработала", задышалось ровней. "Прошло, кажется. Наверно, просто переутомление. Тем более, надо ехать на дачу, поближе к природе".
В электричке опять прошибло. На этот раз, ухватистей, одновременно с ознобом. Филимонов вытянул ноги, откинулся на спинку сиденья, замер. Народу было мало, и на него никто не обращал внимания. Сергей Павлович закрыл глаза и подумал: "А, может, это - конец? Кранты? Смерть не имеет привычки советоваться и не предоставляет "последнее слово обреченному".
- Что ты, Танька! Да он тогда меня просто убьет! Ты не знаешь его характер. Это твой Мишка - теленок! А мой, чуть что - по рогам! - как сквозь сон, доносился чей-то пронзительный голос.
- Не-е. Мишка меня пальцем не трогает. А пусть только попробовал бы! Я б ему сама, тут же, утюгом про меж глаз! Он знает. Нельзя мужикам поддаваться. Тогда и ценить будут. Я так специально, иногда, глазки кому строю. Пусть поревнует. Все на пользу.
- Ты б с моим пожила да глазки построила! Враз без глазок то и осталась...
Потом слова сбились в кучу, и Филимонов перестал улавливать их смысл. Так солдаты, расстроив ряды, бегут в панике с позиций и не понять уже, где первая шеренга, где - последняя. Все перепуталось.
Он очнулся в тот самый момент, когда электричка дернулась и стала набирать ход. За окном отчетливо промелькнуло название станции. "Его" станции.
- О, черт! Проворонил!
Филимонов напрягся и приготовился выйти на следующей остановке. Железнодорожная ветка была ему знакома. Там, дальше, профсоюзный санаторий. Там он не раз отдыхал. Показалась станция и электричка, с некоторым усилием и скрипом, затормозила. Он вышел на воздух. Еще мгновенье и электричка испарилась.
Сергей Павлович стоял совершенно один на безлюдном перроне. Ни одной живой души! Вокзальчик станции, чуть больше общественного туалета, был незнаком. Филимонов мог бы поручиться, что никогда прежде, здесь, не был. Интересно то, что на том месте, где должно было быть название станции, ничего, ровным счетом, не было. Он дважды обошел вокзальчик вокруг, потрогал входную дверь (она оказалась запертой). Постучал в окошечко кассы. Никого! Как не искал, не сумел обнаружить расписания. "Видно, какая-то новая промежуточная станция. И, видать, появилась недавно. Не обустроена еще".
Он ощутил приближение нового приступа недомогания и растерянно оглянулся. Увидел свежевыкрашенную (не в зеленый, обычный, а почему то - в красный цвет) скамью. Расстегнул куртку, освободил ворот рубашки. Дрожь усиливалась.
- Кажется, Вам требуется помощь?
Прямо перед Филимоновым стоял человек. Респектабельный мужчина в черном пальто и черной шляпе. Из деталей лица запоминалась толстая, слегка вывернутая, нижняя губа и блестящие, как у иога, сверлящие глаза.
- Мне? - переспросил хрипло Филимонов, - Да. Мне нужна помощь.
Вспоминая потом этот первый момент знакомства, вопрос незнакомца и собственный ответ, он придет к убеждению, что речь шла не о медицинской помощи. Не только о медицинской. Он вспомнит, что сразу почувствовал, что слово - "помощь" прозвучало в вопросе с каким то тайным смыслом, подтекстом. Потому то и переспросил, что почувствовал. А самое главное, он в своем ответе, то же заговорил о "помощи", имея ввиду не просто врачебную, а какую то другую, ему самому непонятную. С каким то неясным странным смыслом. При этом и незнакомец, и он, оба понимали, что говорят о "помощи" в том, другом смысле. Незнакомец улыбнулся.
- Минуточку! Сейчас все будет в порядке! - Он приложил пухлую ладонь к взмокшему лбу Филимонова, - Еще минуточку!
Затем он резко убрал руку и отступил на шаг, как художник от мольберта после заключительного мазка кистью.
Дрожь прекратилась моментально. Серегей Павлович неуверенно пощупал голову. Никаких признаков боли! Он глубоко вздохнул и облегченно выпрямился.
- Спасибо! Вы, наверно, врач?
- В некотором роде.
- Не знаю, что это было. Но, сказать честно, я перепугался. Подумал сердечный приступ.
Мужчина оглядел быстро, но цепко, скамейку, провел пальцем по шершавой поверхности и, убедившись, что краска засохла основательно, присел рядом.
- Инфаркт Вам не грозит, не беспокойтесь. Даже несмотря на то, что физкультуру, как видно, Вы игнорируете, курите и не прочь пропустить стаканчик-другой. Только не подумайте, что я это говорю в осуждение! Так, к слову! Я сам в жизни не делал гимнастику, курю с четырнадцати лет, а пью ежедневно.
Он вытащил небрежно из внутреннего кармана плоскую мельхиоровую фляжку.
- Глотните!
Сергей Павлович влил в себя изрядную дозу.
- Коньяк?
- Вроде того, - незнакомец, в свою очередь, сделал так же внушительный глоток, - Степан Степаныч! - представился он.
- Филимонов, - (через паузу) - Сергей Павлович.
Они молча повытаскивали сигареты, зажигалки и закурили. Каждый обслужил сам себя, не пытаясь опередить друг друга в вежливости и предлагая "лишний огонек".
- По-моему, Сергей Павлович, Вы, как и я, не особенно высокого мнения о людях? - неожиданно, и без всякой привязки к предыдущему разговору, спросил Степан Степаныч.
- Я? - удивился Филимонов, - Да, нет. Пожалуй, я хорошо отношусь к людям.
- Ну, да! - как бы спохватился Степан Степаныч, - Вы добрый, справедливый и честный человек. К Вам все хорошо относятся, Вас любят и Вы любите всех. Все человечество!
Степан Степанович не скрывал иронии, но в его интонации не было и грамма раздражения. Нет. Он, словно, рассуждал вслух. И рассуждал добродушно, и снисходительно. Филимонову стало, как-то, неловко.
- Вы нарисовали сейчас какую то идеальную картину. Так, наверно, не бывает. Но я, действительно, считаю себя достаточно порядочным человеком, чтоб не вызывать ненависти у других.
- А Вам не приходило в голову, что чужая порядочность, именно, и вызывает ненависть?
- Нет. Я как то не встречался с подобным, знаете ли.
- Вам никогда не приходилось терпеть клевету?
- Приходилось, конечно! Но я научился переносить ее.
- Клевету переносить трудно. Правду - то же. Причем, правду значительно трудней. Вам приходилось красть?
Вопросы Степан Степановича совершенно не вписывались в привычные рамки, но отчего то воспринимались, как самые обычные. Невинный такой разговор, чтоб "убить" время.
- Приходилось ли мне красть? - нерешительно переспросил Филимонов, - Да я краду, можно сказать, каждый день! - вдруг выпалил он, испытывая радость и прилив сил.
- Замечательно! - обрадовался Степан Степанович, - А как часто приходиться завидовать тем, кто успешней Вас?
- Всегда! - торжественно произнес Сергей Павлович.
- А разве Вам никогда не хотелось кого-нибудь задушить, например?
- Хотелось! Конечно, хотелось! И не раз! - Филимонов был почти счастлив! Он ипытывал сумасшедший восторг!
- Теперь, представьте себе роскошный зал консерватории, - продолжал довольный Степан Степанович, - Концерт классической музыки. Одохутворенные лица зрителей. Кое у кого от избытка чувств влажные глаза. Кажется, здесь царит само добро в своем естественном обнаженном виде. Посмотрите только на ту даму! Вот на ту, в первом ряду! Она прикладывает шелковый платочек к тонкой переносице. Видите? На ней розовая кофта...
Сергей Павлович покорно посмотрел в сторону, куда простерлась упрямая рука Степан Степановича и, действительно, увидел красивую женщину в розовой блузке. По ее лицу скатывались нежные слезы.
- Знаете, кто это? Впрочем, откуда Вам это знать? Она ведущий инженер на одной крупной фабрике. Директор выехал в Израиль. Она может занять его место. Но на него претендует Галина Ивановна - начальник планового отдела. И что Вы думаете? Не далее, как вчера, эта красивая женщина, Валентина Романовна, побывала в Главке и сообщила руководству о "приписках", которые совершала конкурентка. Самое интересное, однако, то, что "приписки" делались с ее собственного ведома и одобрения. Как Вам это нравится? Или, например, ее сосед справа? Брюнет с печальными глазами. Видите?
Да. Филимонов видел брюнета. Показалось, даже, что брюнет мельком взглянул на него, Филимонова.
- Пару месяцев назад приятель сказал ему, что его последняя картина (брюнет - художник) вышла бледненькой, не получилась. Что Вы думаете? Правильно. Он возненавидил приятеля. Картина, между прочим, действительно дрянь! Стоит ли продолжать? Возьмите любого из этих милых людей и перенесите из этого волшебного места в будничную нашу, суетливую жизнь. Поддакивайте и соглашайтесь! Но не перечьте и уж ни в коем разе не обнаруживайте свой ум! Иначе, приобретете врагов! Потому что, все они превыше всего ценят собственное мнение. Они взбухли от амбиций, как клопы, перепившиеся чужой крови!
Степан Степанович встал и зрительный зал консерватории моментально исчез. Но Филимонов был уверен, что ведущий инженер фабрики лукаво усмехнулась на прощание.
- И после этого, Вы скажете, что хорошо относитесь к людям?
- Нет, дорогой Степан Степанович, Вы правы. Не скажу!
- А, признайтесь, о себе самом, до сих пор, до этого разговора, Вы то же думали по-другому?
- Признаюсь.
- Глотните! - протянул фляжку Степан Степанович.
Сергей Павлович "от души" приложился. Он чувствовал себя необыкновенно раскованным и свободным.
- Подобные мысли я встречал у Дейла Карнеги. Только выраженные с большой деликатностью.
- А, Карнеги - старый лицемер! Он то прекрасно знает цену человеческой морали. Вы заметили то презрение, которое он испытывает к человечеству? Он ведь обучает притворству, обману. Пособие для мошенников! Если кто-то вдруг начнет усердно расхваливать Вас, так не спешите "развешивать уши". Знайте, что скорее всего, перед Вами тип, "объевшийся" накануне советами последнего циника.
- Мне, честно сказать, показалось, что он, как человек верующий, искренне желает добра людям.
- Верующий в кого?
- Как в кого? В Бога, естественно.
- В какого Бога?
- В того самого, - Филимонов обескураженно ткнул пальцем в небо.
- Друг мой! У мусульман свой Бог, у буддистов, кришнаитов - свой, у евреев - свой, у православных то же свой. Можно назвать еще десятки сект и учений, и везде свой, особенный образ Бога. Какого из них Вы имеете ввиду?
Сергей Павлович растерялся. Вопрос, бесхитростный на первый взгляд, поставил его в тупик.
- Вижу, что об этом Вы не задумывались. Мне же, хотелось подчеркнуть, что то, что, кажется, очевидным христианину, не кажется очевидным мусульманину. И нет никаких оснований отдавать преимущество Христу перед Аллахом, если, конечно, Вы в состоянии быть беспристрастным.
- Я атеист, Степан Степанович. Но, как было бы хорошо, если б лучше, был - верующим! Жить и не бояться смерти, быть уверенным в собственной вечности! Это же счастье!
- Это - самое большое несчастье! Представьте себе бестелесную душу, светящийся одинокий сгусток сознания в беспредельном пространстве, обреченный на вечное созерцание? Что может быть ужасней для человека, в котором главное - это его страсти?
- Может быть, Степан Степанович, Вы и формулу смысла жизни постигли?
Степан Степанович затрясся от смеха.
- О чем Вы говорите, друг мой? Не уподобляйтесь умникам, возомнившим, что они гении и щеголяющими друг перед другом своими открытиями. Эйнштейн так же далек от истины, как папуас с дикого острова. Нет никакой формулы смысла жизни! Есть хаотичное непредсказуемое движение космоса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16