«Возвращение»: Государственное издательство детской литературы министерства просвещения РСФСР; Москва; 1962
ISBN Р2 С87
Аннотация
В наши дни уже нельзя писать утопии: мы нашли дорогу в будущее, завоеванное в суровой борьбе, полной тяжких испытаний и жестоких утрат. Мы не мечтаем о коммунистическом обществе; мы строим его своими руками.
Фантастическая повесть.
Для старшего и среднего возраста.
Возвращение
(Полдень, 22-й век)
Будем ли мы такими?
Много столетий человечество мечтало о необыкновенных странах, в которых счастливо и безбедно живут люди. Об этом рассказано в сотнях книг. Но, как бы ни назывались эти книги и эти страны, их обычно именовали утопиями; на греческом языке это означало «место, не существующее нигде». Ведь люди не знали туда пути и не знали, как, даже в будущем, завоевать мир всечеловеческого счастья.
В наши дни уже нельзя писать утопии: мы нашли дорогу в будущее, завоеванное в суровой борьбе, полной тяжких испытаний и жестоких утрат. Мы не мечтаем о коммунистическом обществе; мы строим его своими руками.
Каким же будет это общество, что создается гением, трудом и вдохновением нашего народа?
Книги, в которых раскрывается облик грядущего, уже появились. Это «Туманность Андромеды» И. А. Ефремова, «Магелланово облако» польского писателя-коммуниста Станислава Лема и другие. Таким книгам близка повесть братьев А. и Б. Стругацких «Возвращение». Ее герои — люди двадцать второго века: астролетчики, учителя, охотники, ученые.
Во многих из них читатели узнают себя — свое вдохновенье, свое упорство, свою жажду подвига, потому что люди грядущих веков будут похожи на нас, будут почти такими же, как мы, и в то же время будут иными. Их труд будет разнообразнее, чувства богаче — ведь ничто не будет мешать им или ограничивать их. Как и в наше время, они будут видеть счастье не в отдыхе, а в подвиге, будут искать трудностей, чтобы испытать напряжение всех сил в жестокой иногда борьбе, ведь во все времена и века без труда нет человека.
Эта книга — не всеобъемлющее исследование коммунистического будущего и не трактат о коммунистическом обществе. Это лишь ряд отдельных эпизодов, не всегда тесно связанных друг с другом, мозаика, в которой, может быть, и не хватает многих кусков, но все же позволяющая разглядеть рисунок, целиком. Так иногда в ранний предутренний час рассвета солнце уже золотит вершины гор, но влажная мгла еще лежит в долинах, по-ночному еще шумит лес, но уже слышны голоса птиц, приветствующих утро…
Так ли будет на самом деле, или не совсем — на это невозможно ответить: каждый по-своему представляет себе будущее нашей планеты. Да и сами авторы книги вряд ли считают себя пророками. Для них — и для нас всех — повесть «Возвращение» это повод для раздумий, для романтических мечтаний, для хорошего, доброго спора. И чем больше мыслей пробудит эта книга, тем жарче будет спор, и это хорошо — ведь в спорах, как известно, рождается истина.
Кирилл Андреев
Глава первая.
Двое с «Таймыра»


Перестарок
Когда помощник вернулся, диспетчер по-прежнему стоял перед экраном, нагнув голову, засунув руки в карманы чуть ли не по локоть. В глубине экрана, расчерченного координатной сеткой, медленно ползла яркая белая точка.
— Где он сейчас? — спросил помощник. Диспетчер не обернулся.
— Прошел над Мадагаскаром, — сказал он сквозь зубы. — Девять мегаметров.
— Девять мегаметров… -повторил помощник. — А скорость?
— Почти круговая… -Диспетчер обернулся: — Ну что ты мнешься! Ну, что там еще?
— Ты, пожалуйста, успокойся, — сказал помощник. — Что уж тут сделаешь… Он задел Главное Зеркало.
Диспетчер шумно выдохнул воздух и, не вынимая рук из карманов, присел на ручку кресла.
— Мерзавец! — пробормотал он.,
— Ну зачем же так… — сказал помощник неуверенно. — Что-нибудь случилось… Неисправное управление…
Они помолчали. Белая точка ползла и ползла, пересекая экран наискосок. Диспетчер сказал:
— Как он смел входить в зону станций с неисправным управлением? Это же подло… И почему он не дает позывные?
— Он подает что-то…
— Это не позывные. Это абракадабра.
— Это все-таки позывные, — тихо сказал помощник. — Все-таки вполне определенная частота…
— «Частота, частота»!… — сказал диспетчер сквозь зубы.
Помощник нагнулся к экрану, близоруко вглядываясь в цифры координатной сетки. Потом поглядел на часы и сказал:
— Сейчас он пройдет станцию Гамма. Посмотрим, кто это.
Диспетчер угрюмо молчал. Что можно сделать еще думал он. Все сделано. Прекращены все полеты. Запрещены все финиши. Объявлена тревога на всех возлеземных станциях. Турнен готовит аварийные роботы…
Диспетчер нашарил на груди микрофон и сказал:
— Турнен, что роботы? Турнен не спеша отозвался:
— Я рассчитываю выпустить роботов через пять-шесть минут. Когда они отстартуют, я вам дополнительно сообщу.
— Турнен, — сказал диспетчер, — я тебя прошу, не копайся, пожалуйста. Поторопись.
— Я никогда не копаюсь, — ответил Турнен с достоинством. — Но и торопиться напрасно не следует. Я не задержу старт ни на одну лишнюю секунду.
— Пожалуйста, Турнен, — сказал диспетчер. — Пожалуйста!
— Станция Гамма, — сказал помощник. -Даю максимальное увеличение…
Экран мигнул, координатная сетка исчезла. В черной пустоте возникла странная конструкция, похожая на перекошенную садовую беседку с нелепо массивными колоннами. Диспетчер протяжно свистнул и вскочил. Этого он ожидал меньше всего.
— Ядерная ракета! — воскликнул он с изумлением. — Двадцатый век…
— Да-да, — нерешительно проговорил помощник. -Действительно… Я такое где-то видел…
Диковинная конструкция с торчащими из-под купола пятью толстыми трубами-колоннами медленно поворачивалась. Под куполом дрожало лиловое сияние — колонны казались черными на его фоне. Диспетчер медленно опустился на подлокотник кресла. Конечно, это была старинная ядерная ракета. Точнее, ядерный планетолет. Фотонный привод, двуслойный параболический отражатель из мезовещества, водородные двигатели. Полтора столетия назад было много таких планетолетов. Их строили для освоения планет. Солидные, неторопливые машины с пятикратным запасом прочности. «Они долго и хорошо служили, — подумал диспетчер, — но последние из них были демонтированы еще до моего рождения…»
— Действительно… — бормотал помощник. — Изумительно… Как в кино… Оранжереи! — закричал он.
Через экран слева направо быстро прошла широкая серая тень.
— Оранжереи, — прошептал помощник. Диспетчер зажмурился. «Тысяча тонн, — подумал он. — Тысяча тонн — и такая скорость… И хрупкие конструкции внеземных плантаций… Боже мой, боже мой, где же роботы!…»
Помощник сказал хрипло:
— Прошел. Неужели прошел?… Прошел! Диспетчер открыл глаза.
— Где роботы? — заорал он.
У стены на пульте селектора вспыхнула зеленая лампочка, и спокойный, мужественный голос произнес:
— Говорит звездолет «Арго». Капитан Келлог вызывает Главную Диспетчерскую. Прошу финиша на базе Пи-Экс Семнадцать…
Диспетчер, наливаясь краской, открыл было рот, но не успел. В зале телепроектора загремело сразу несколько голосов:
— Назад!…
— «Арго», финиш воспрещен!… — Капитан Келлог, назад!…
— Главная Диспетчерская капитану Келлогу. Немедленно выйти на любую орбиту четвертой зоны. Не финишировать. Не приближаться. Ждать.
— Слушаюсь, — растерянно отозвался капитан Келлог. — Выйти в четвертую зону и ждать.
Диспетчер, спохватившись, закрыл рот. Было слышно, как в селекторе женский голос убеждал кого-то: «Объясните же ему, в чем дело… Объясните же…» Затем зеленая лампочка на пульте селектора потухла, и все смолкло.
Изображение на экране померкло. Снова появилась координатная сетка, и снова в глубине экрана поползла яркая мерцающая искра.
Раздался голос Турнена:
— Аварийный дежурный диспетчеру. Могу сообщить, что роботы уже стартовали.
В ту же секунду в правом нижнем углу экрана появились еще две светлые точки. Диспетчер нервно-зябко потер ладони.
— Спасибо, Турнен, — пробормотал он.
Две светлые точки — аварийные роботы — ползли по экрану. Расстояние между ними и ядерным перестарком постепенно уменьшалось.
Диспетчер смотрел на ползущую между четкими линиями сетки мерцающую точку и думал, что странный планетолет вот-вот войдет во вторую зону, где густо расположены космические ангары и заправочные станции; что на одной из этих станций работает дочь; что зеркало Главного рефлектора внеземной обсерватории разбито; что этот корабль движется словно вслепую и сигналов он то ли не слышит, то ли не понимает; что каждую секунду он рискует погибнуть, врезавшись в одну из многочисленных тяжелых конструкций или попав в стартовую зону Д-космолетов. Он думал, что остановить слепое и бессмысленное движение этого корабля будет очень трудно, потому что он дико и беспорядочно меняет скорость и роботы могут протаранить его, хотя роботами управляет, наверное, сам Турнен…
— Станция Дельта, — сказал помощник. — Даю максимальное увеличение.
Снова на черном экране появилось изображение неуклюжей громады ядерного планетолета. Вспышки плазмы под его куполом стали неровными, неритмичными, и казалось, что это огромное чудовище судорожно перебирает черными толстыми ногами. Рядом возникли смутные очертания аварийных роботов. Они приближались осторожно, отскакивая при каждом рывке ядерной ракеты.
Диспетчер и помощник глядели во все глаза. Диспетчер, вытянув шею до отказа, шептал:
— Ну, Турнен… Ну… Ну, голубчик… Ну…
Роботы задвигались быстро и уверенно. Цепкие титановые щупальца с двух сторон протянулись к ядерной ракете и вцепились в растопыревные столбы-колонны. Одно из щупалец промахнулось, попало под купол и разлетелось в пыль под ударом плазмы («Ай!» — шепотом сказал помощник). Откуда-то сверху свалился третий робот и вцепился в купол растопыренными блестящими манипуляторами. Ядерная ракета медленно пошла вниз. Мерцающее сияние под ее куполом вдруг погасло.
— Ф-фу… — пробормотал диспетчер и вытер лицо рукавом халата.
Помощник нервно засмеялся.
— Как кальмары — кита, — сказал он (когда-то он работал в Океанской охране). — И куда же его теперь?
Диспетчер спросил в микрофон:
— Турнен, куда ты его ведешь?
— Я веду его на наш ракетодром, — сказал Турнен не спеша. Чувствовалось, что он слегка задыхается. Диспетчер вдруг ясно представил себе его круглое, лоснящееся от пота лицо, освещенное экраном.
— Спасибо, Турнен, — сказал он с нежностью. Он повернулся к помощнику: -Дай отбой тревоги. Выправь график, и пусть возобновляют работу.
— А ты? — жалобно спросил помощник.
— Я лечу туда.
Помощнику тоже хотелось туда, но он только сказал:
— Интересно, из Музея космогации ничего не пропало? — Дело близилось к более или менее благополучному концу, и он был теперь настроен довольно благодушно.
— Ну и вахта! -сказал он. — У меня до сих пор поджилки трясутся…
Диспетчер пощелкал клавишами, и на экране открылась холмистая равнина. Ветер гнал по небу белые рваные облака, рябил темные лужицы между кочками, поросшими чахлой растительностью. В маленьком озерце барахтались утки. Давно здесь не опускались звездолеты, подумал помощник. Ракетодром был почти заброшен с тех пор, как звездоплавание перешло на Д-технику. Д-корабли стартовали только в Пространстве.
— Кто же это все-таки? — сказал диспетчер сквозь зубы.
— Скоро узнаешь, — с завистью ответил помощник.
Утки неожиданно поднялись и редкой стайкой помчались прочь, изо всех сил размахивая крыльями. Облака закрутились воронкой, смерч воды и пара поднялся из центра равнины. Исчезли холмы, исчезло озерцо, понеслись в облаках бешеного тумана вырванные с корнем чахлые кустики. Что-то огромное и темное мелькнуло на мгновение в клубящейся мгле, что-то вспыхнуло алым заревом, и видно было, как холм на переднем плане задрожал, вспучился и медленно перевернулся, как слой дерна под лемехом мощного плуга.
— Ай-яй-яй! — проговорил помощник, не сводя глаз с экрана.
Но он уже не видел ничего, кроме быстро проплывающих белых и серых облаков пара.
Когда вертолет опустился в сотне метров от края исполинской воронки, пар уже успел рассеяться. В центре воронки лежал на боку ядерный корабль, толстые тумбы реакторных колец его непривычно глупо и беспомощно торчали в воздухе. Рядом лежали, зарывшись наполовину в горячую жидкую грязь, вороненые туши аварийных роботов. Один из них медленно втягивал под панцирь свои механические лапы. Над воронкой дрожал горячий воздух.
— Нехорошо! — пробормотал кто-то, пока они выбирались из вертолета.
Над головами мягко прошуршали винты — еще несколько вертолетов пронеслись в воздухе и сели неподалеку.

Он поднял голову, и все увидели его лицо…
— Пошли, — сказал диспетчер, и все потянулись за ним.
Они спустились в воронку. Ноги по щиколотку уходили в горячую скользкую жижу. Они не сразу увидели человека, а когда увидели, то разом остановились.
Он лежал ничком, раскинув руки, уткнув лицо в мокрую разрыхленную горячую землю, прижимаясь к ней всем телом и дрожа, как от сильного холода. На нем был странный костюм, измятый, словно изжеванный, непривычного вида и расцветки, и сам человек был рыжий, ярко-рыжий, и он не слышал их шагов. А когда к тему подбежали, он поднял голову, и все увидели его лицо, бело-голубое и грязное, пересеченное через губы багровым шрамом. Кажется, этот человек плакал, потому что его синие запавшие глаза блестели, и в этих глазах была сумасшедшая радость и страдание. Его подняли, подхватив под руки, и тогда он заговорил.
— Доктора, — сказал он глухо и невнятно: ему мешал шрам, пересекающий губы. Сначала никто не понял его, никто не понял, какого доктора ему нужно, и только через несколько секунд все поняли, что он просил врача.
— Доктора, скорее… — сказал человек. — Штурману Кондратьеву очень плохо…
Он переводил расширенные глаза с одного лица на другое и вдруг улыбнулся:
— Здравствуйте, праправнуки…
От улыбки затянувшийся шрам открылся, и на губах повисли густые красные капли, и все подумали, что этот человек улыбался в последний раз очень давно. В воронку, скользя и спотыкаясь, спускались люди в белых халатах.
— Доктора, — повторил рыжий и обвис на поддерживавших его руках, запрокинув бело-голубое грязное лицо.

Злоумышленники
Четверка обитателей 18-й комнаты была широко известна в пределах Аньюдинской школы. Это было вполне естественно. Такие таланты, как совершенное искусство подражать вою гигантского ракопаука с планеты Пандора, способность непринужденно рассуждать о девяти способах экономии горючего при межзвездном перелете и умение одиннадцать раз подряд присесть на одной ноге, не могли остаться незамеченными, а все эти таланты не были чужды обитателям 18-й.
История 18-й началась еще тогда, когда их было всего трое и у них не было еще ни отдельной комнаты, ни своего учителя. Но уже тогда Генка Комов, известный более под именем «Капитан», пользовался неограниченным авторитетом у Поля Гнедых и Александра Костылина. Поль Гнедых — он же Полли или даже Либер Полли — был известен как большой личной хитрости человек, способный на все. Александр Костылин был, несомненно, добродушен и стяжал себе славу в битвах, связанных с применением не столько ума, сколько физической силы. Он терпеть не мог, когда его звали попросту Костылём (и не скрывал этого), но охотно отзывался на кличку «Лин». Генка Капитан, в совершенстве изучивший популярную книгу «Трасса в Пространстве», знал много разных полезных вещей, был, судя по всему, способен без труда починить фотонный отражатель, не меняя курса космолета, и неутомимо вел Лина и Полли к славе. Так, например, широкую известность получили испытания нового вида топлива для ракет, проведенные под его руководством в школьном парке. Фонтан густого дыма взлетел выше самых высоких деревьев, а грохот взрыва могли слышать все, кто находился в этот момент на территории школы. Это был незабвенный подвиг, и долго еще после этого Лин щеголял длинным шрамом на спине и везде ходил голый по пояс, так что шрам был открыт взорам завистников. Именно эта тройка возродила древние игры африканских племен — прыжки с деревьев на длинных веревках, заменяющих (как показал опыт — недостаточно) лианы. Они же ввели в употребление сварку пластиков, из которых была сделана одежда, и неоднократно использовали это умение для обуздания невыносимой гордости старших товарищей, которым было разрешено плавание в масках и даже с аквалангами. Однако все эти подвиги хотя и покрывали их славой, но не приносили желанного удовлетворения, и тогда Капитан решил принять участие в работе кружка юных космонавтов, открывавшей блестящие перспективы кручения на перегрузочной центрифуге и возможность добраться до таинственного датчика космогационных задач.
1 2 3 4 5