Александр Романович Беляев: «Орден республики»

Александр Романович Беляев
Орден республики


Zmiy, MCat78
Александр Романович БеляевОрден республики Глава 1 Доктор Петр Федорович Прозоров жил в большом старом доме, который все в городке называли «докторским». Дом стоял в саду, сад примыкал к лесу. А за лесом текла река. Дом был казенный и принадлежал больнице. Но Прозоров уже забыл об этом, потому что жил в нем давно, лет тридцать, с того самого дня, когда приехал в городок на должность врача.Сначала Прозоровы жили втроем: Петр Федорович, его жена и их сын Николай. Потом все изменилось. Уехал в Петербург Николай. Умерла жена. Доктор на долгое время остался один. Но за год до того, как в столице началась революция, к доктору, для укрепления здоровья на чистый воздух Закавказья, приехала внучка Женя — дочь Николая. Приехала на лето. А задержалась на четыре года.В стране бушевало пламя гражданской войны. Власть в Закавказье захватили белые. Дашнаки и мусаватисты [ Дашнаки и мусаватисты — члены буржуазно-националистических контрреволюционных партий Армении и Азербайджана.

] преследовали большевиков. В городах и селах свирепствовали белоказаки. Петроград оказался за линией фронта. Связи фактически с ним не было никакой. И Петр Федорович разумно решил дождаться более спокойных времен, чтобы отправить Женю к отцу.А они, эти времена, судя по всему, были уже недалеко. Красная Армия теснила белых по всему Кавказу. Бои разворачивались где-то совсем рядом. И имелись все основания предполагать, что части красных вот-вот вышибут белых из городка.Однако Женя и сама не очень рвалась в полуголодный Питер. Мать у нее умерла. Она ее почти и не помнила. А отец — крупный специалист по строительству мостов — все время находился в разъездах. Взорванных, разрушенных и сожженных мостов после гражданской войны осталось столько, что восстанавливать их и строить заново приходилось не покладая рук. Так что в Питере Жене наверняка пришлось бы большую часть времени жить одной. А здесь, у дедушки, она не знала, по сути дела, никаких забот. Разве только убирала после чая со стола посуду да кормила большого пушистого рыжего кота Маркиза.В тот памятный вечер, который Женя запомнила на всю свою жизнь, она после чая мыла блюдца и чашки в большой миске, вытирала их полотенцем и ставила в старинный резной буфет. А доктор Прозоров, нацепив очки, сидел в своем кабинете возле большой керосиновой лампы-молнии и читал письма. Почта работала с перебоями. Письма и прочая корреспонденция доставлялись с запозданием, зато сразу большими порциями. Новостей набиралось много, а доктору хотелось их узнать поскорее и все.Сегодня его особое внимание привлекло письмо из Владикавказа. Писал доктору его старый друг и коллега врач железнодорожной больницы. Письмо направлял через фронт с оказией. Через Тифлис до Еревана его везли проводники, потом на почтовом дилижансе до Дилижана, далее до городка нес почтальон. Коллега сообщал, что после изгнания из Владикавказа белых жизнь в городе и крае успешно налаживается, что Советская власть не жалеет денег на медицинскую помощь населению…— Дедушка, а куда запропастился Маркиз? — услыхал вдруг доктор голос внучки.Петру Федоровичу не хотелось отрываться от письма, и он ответил первое, что пришло ему на ум:— Не знаю. У него нет привычки сообщать, куда он уходит.— Да, но я не видела его с утра, — пожаловалась Женя.— Ничего. Есть захочет — придет, — успокоил ее доктор.— А может, все-таки пойти его поискать?— На ночь глядя? В такое время? Ты с ума сошла. В городишке творится бог знает что: поножовщина, драки, пьяная солдатня… Никуда не смей ходить! — доктор вновь погрузился в чтение и неожиданно для Жени сердито выругался: — Это черт знает что такое! Страница пропала!— Какая страница? — не поняла Женя.— Да из письма! Друг мой пишет, что узнал что-то о твоем отце, и, как назло, именно в этом месте нет целой страницы! — Доктор возмущенно сорвал с носа очки.— Наверное, не вложил в конверт, — предположила Женя.— Уж лучше бы он остальное забыл, а этот листок отправил, — проворчал доктор и опять взялся за письмо.Женя убрала посуду, отнесла на кухню миску и снова вернулась в столовую. И в этот момент она совершенно ясно услыхала голос Маркиза. Кот мяукал на крыльце. Он просился в дом.— Пришел! — обрадовалась Женя, проворно выбежала в сени, отодвинула тяжелый засов и открыла дверь.Она была уверена, что Маркиз тотчас прошмыгнет возле ее ног в дом. Но кота на крыльце не оказалось. Женя вышла на ступеньки. В саду было темно, шумел ветер, качая ветки деревьев. Откуда-то издалека, очевидно из-за гор, доносилась, как отдаленный гром, тяжелая артиллерийская стрельба.— Маркиз! Маркиз! — позвала Женя.Кот мяукнул возле забора.— Сюда иди! Кис-кис! Вот глупый! — Женя спустилась с крыльца.И в тот же миг кто-то большой и сильный схватил ее за плечи, зажал ей ладонью рот и потащил в глубину сада. Женя даже не успела крикнуть. Она попыталась освободиться. Но ее держали очень крепко. И так же крепко зажимали ей рот. Она чуть не задохнулась. Но рука неожиданно разжалась, в рот ей засунули какую-то тряпку, на голову надели мешок, подняли на седло и повезли неизвестно куда. От страха Женя почти потеряла сознание. А когда снова обрела способность все чувствовать, то поняла, что ее увозят в горы, потому что лошади скакали уже не так быстро и шея у той лошади, на которой ее везли, задралась почти вертикально. Глава 2 Белые отходили из села с боем. Их пулеметы, установленные на колокольне церкви и в каменном подвале купеческого дома, не давали красным войти в село до тех пор, пока артиллеристы прямой наводкой не подавили обе эти вражеские огневые точки. Отряд красных конников ворвался в село. Было уже сумрачно. Пахло гарью. На базарной площади, неподалеку от церкви, горели дома. Несколько человек пытались их тушить. На окраине еще слышались выстрелы.Командир отряда остановил коня и приказал ординарцу вызвать командира второго эскадрона Пашкова. Тот прискакал на площадь и доложил:— По вашему приказанию прибыл!— Выводи эскадрон из боя, — распорядился командир.— Понял. И куда его? — спросил Пашков.— Осмотри хорошенько село. Проверь каждый дом, каждый сарай — не затаился ли где какой враг. Соберите оружие, что побросал противник…— Понял!— Потом получишь дополнительную задачу, — сказал командир отряда.— И это понял, — ответил Пашков и вдруг привстал на стременах. — Начальство какое-то пожаловало.Командир отряда развернулся в седле.— Верно. И товарищ Киров там, — сказал он, разглядев в группе командиров коренастую фигуру члена Реввоенсовета 11-й армии Сергея Мироновича Кирова. — Выполняй, Пашков, приказание.Пашков пришпорил коня и почти с места галопом помчался за своим эскадроном. А командир отряда поспешил туда, где остановилось прибывшее из армии начальство. Он слез со своего коня в сторонке, кинул поводья на ходу ординарцу, подошел к члену Реввоенсовета и представился по всей форме. Киров сразу же перешел к делу.— Потери большие? — спросил он.— До полсотни убитых и раненых, — доложил командир отряда. — Огонь белые вели сильный, товарищ член Реввоенсовета.— Понимаю, что трудно было, — кивнул Киров. — И дальше будет трудно. Белые без боя не отдадут нам ни одного дома, ни вершка земли, ни пуда хлеба. Но Кавказ и Закавказье должны быть советскими. И они будут советскими. И мы будем не только воевать, но везде, где только можно, будем помогать людям налаживать новую мирную жизнь. Надо сейчас же организовать тушение пожаров.— Сейчас сюда вернется второй эскадрон. Пожары потушим, товарищ член Реввоенсовета, — заверил Кирова командир отряда.— Это еще не все. Пошлите людей по домам. Если среди населения имеются раненые, немедленно организуйте медицинскую помощь, — продолжал Киров.— Для своих бойцов медикаментов не хватает, — хмуро заметил кто-то из прибывших товарищей.— Знаю, — быстро ответил Киров. — И все-таки будем делиться с населением всем, что у нас есть. Каждый выздоровевший раненый завтра станет таким же активным защитником революции, как мы с вами.Киров говорил негромко, но четко и твердо. Он не просто приказывал. Он разъяснял и одновременно убеждал.— Это не все. Особое внимание надо обратить на сирот.— А с ними что делать? — спросил кто-то.— Прежде всего, их надо выявить. Дети — наше будущее. И если мы не позаботимся о них сегодня, у нас не будет нашего революционного завтра. Сирот надо не только выявлять, но и подбирать.— А куда девать? Возить в обозе? А чем кормить? — послышалось сразу несколько вопросов.— Отправляйте в детские дома в освобожденные Красной Армией города. Отправляйте, в конце концов, в Россию.На площади появились бойцы второго эскадрона во главе с Пашковым. Командир отряда без труда узнал, даже в сумерках, его могучие плечи, белую кубанку с широкой красной лентой и кожаную куртку. Попросив у Кирова разрешения, он сел на коня, поскакал навстречу Пашкову и передал ему все распоряжения члена Реввоенсовета.Пашков, как обычно, слушал молча. Но когда разговор зашел о сиротах, на лице его выразилось полное недоумение.— Что же, моим хлопцам нянькаться с ними?— Поступать так, как того требует товарищ Киров. А значит, и наша партия, — пояснил командир отряда.— А воевать кто будет… — хотел было уточнить Пашков, и вдруг его черные глаза широко раскрылись и замерли. А сам он весь подался в седле вперед и громко крикнул: — Глянь-ка, командир! А ну, хлопцы, тащите его.Командир отряда невольно обернулся и увидел, как над срубом стоявшего неподалеку колодца появилась чья-то рука и уцепилась за сруб. К колодцу сейчас же подбежали бойцы и вытащили из него парнишку. С парнишки ручьями текла вода, он не стоял на ногах.— Может, качнуть его? — предложил, подъезжая, Пашков.— Живой он.— Только нахлебался здорово, — объяснили бойцы.Пашков и командир отряда спешились и подошли к парнишке. Он уже сидел на земле, поминутно вздрагивая всем телом. Бойцы помогали ему раздеться. Кто-то протягивал полотенце, кто-то набросил на его плечи шинель.— Звать-то тебя как? — спросил Пашков.— Ашот, — ответил парнишка.— Как же тебя в колодец занесло?— Казаки сбросили.— Казаки? У, зверье! — загудели бойцы.— Разотрите его хорошенько полотенцем, — приказал командир отряда. — И хорошо бы чаем горячим напоить.Пашков послал в соседние дома своих людей. И пока они искали у хозяев чай, бойцы насухо обтерли Ашота, надели на него шинель, а его собственную одежду выжали и отнесли в дом сушить. Пришел санитар, перевязал Ашоту ногу и голову: парень сильно ударился о бадью в колодце. К счастью, эта бадья и спасла ему жизнь. Не ухватись он за нос, захлебнулся бы в холодной, как лед, воде.— За что же они тебя бросили-то? — расспрашивали бойцы.— Хлеба попросил, — ответил Ашот.— И за это сбросили? Вот гады!— Они думали, что меня подослали партизаны, — сказал Ашот.— Дом-то твой где?— В горах был. — Ашот махнул в сторону каменных утесов.— Почему был?— Теперь нет.— А где батька с матерью?— Умерли.— С кем же ты живешь?— Один живу. Пастухом был у лавочника. А он убежал. И я чуть с голоду не умер. А казаки хаш варили. Я хотел стороной пройти. Не утерпел. Подошел. А они меня схватили. Сначала били. Потом бросили.— Ничего, хлопец. Теперь тебя никто не обидит. А обидит — во! — сказал Пашков и показал кулак величиной с лошадиную голову. — Так как выходит, что ты наш первый крестник.Бойцы дружно засмеялись. Ашот тоже попытался улыбнуться. Но не смог. Видно, просто разучился улыбаться. Командир отряда понял это. Он подошел к Ашоту, положил руку на плечо.— А ты молодец. Надо же, сам из колодца выбрался. Значит, не так просто тебя скрутить.— Я тоже кумекаю, добрый из него со временем боец выйдет, — поддержал командира Пашков.— А пока обсушите парня хорошенько и отправьте в обоз. Пусть денек-другой с ранеными побудет. Подкормится малость, синяки залечит. Потом посмотрим, куда его пристроить, — распорядился командир отряда. — А ты, Пашков, приступай выполнять задачу. И еще тебе приказ: обоз с ранеными возьмешь под свою охрану.Пашков хотел возразить. Но, увидев непреклонный взгляд командира, лишь досадливо кашлянул в кулак и сказал:— Все понял! Глава 3 Лошади долго шли шагом. Но наконец остановились. И Женя услыхала недовольный хриплый голос:— Давай ее сюда.Кто-то поднял ее на руки и куда-то понес. Она уже не вырывалась и не дергалась, а только всхлипывала от страха. Потом ее поставили на ноги и сняли с головы мешок, отвратительно пахнувший чем-то затхлым, и вынули тряпку изо рта. Она увидела небольшой костер, черные своды пещеры и двух верзил, заросших по самые глаза косматой щетиной.— Чего ревешь? — сказал один из них, показав при этом ровные белые зубы. — Бить тебя мы не собираемся.Другой ушел в глубь пещеры и принес сухого валежнику, заранее, очевидно, запасенного там. Он подбросил валежник в костер. Пламя прожорливо захватило сухие ветки и занялось с большой силой. Женя сразу почувствовала тепло.— Куда вы меня привезли? — всхлипывая, спросила она.— Знаем куда, — ответил тот, который ходил за валежником. Он был с бородой, в плечах пошире, чем его напарник, и выглядел старше.— Зачем вы меня схватили? — снова спросила Женя.— Узнаешь, — ответил белозубый.Женя решила больше ничего не спрашивать. А абреки [ Абрек (осетин.) — разбойник

] — она поняла, что двое эти — самые настоящие бандиты с большой дороги, — расстелив возле костра кошму, развязали торбы, достали хлеб, мясо брынзу и принялись за еду. Белозубый отрезал ножом большой кусок вареной баранины и протянул его Жене.— Ешь! — коротко приказал он.Женя отвернулась.— Оставь ее. Один раз не поест — ничего с ней не случится, — сказал другой.Белозубый не стал возражать. Скоро они оба насытились и закурили трубки.— Теперь я тебе скажу, зачем мы тебя взяли, — повернулся к Жене бородатый.Женя насторожилась.— Пока мы не сделали тебе ничего плохого. Подумаешь, немного покатали на лошади. Это даже интересно, — продолжал бородатый. — Но мы можем сбросить тебя в пропасть. Или скормить шакалам. Или просто завалить тут камнями…— За что? — Женя сжалась от ужаса.— Просто так! Напиши своему деду письмо. Если он хочет получить тебя живую и здоровую, пусть заплатит миллион.— Кому? — спросила Женя.— Нам.— Где же он его возьмет?— Найдет. Поищет и найдет, — уверенно ответил бородатый.— А если не найдет?— Тогда мы сами скажем ему, в каком ущелье собрать твои кости! — пригрозил бородатый.— Давайте бумагу, — сказала Женя.— Вот это другой разговор! — Бородатый даже улыбнулся.Пока белозубый доставал из торбы какую-то тетрадку и искал карандаш, Женя пыталась сообразить, где же дедушка найдет столько денег. Никаких сбережений у него не было. Он жил только на жалованье, большую часть которого тратил на медицинское оборудование для больницы: казенных денег на это не отпускали уже давным-давно. Ее похитители, наверное, и не подозревали, что доктор Прозоров иногда даже продукты у лавочника брал в долг. Женя вспомнила свой любимый рассказ «Вождь краснокожих». Она много раз читала его в Петрограде и здесь и всегда от души смеялась над проделками маленького пленника Джонни. Да и вообще ей нравились не только Джонни, Билл и Сэм. Очень забавной выглядела вся рассказанная О'Генри история о похищении рыжего сорванца.Но то, о чем писал американский писатель, было совершенно не похоже на историю с ней самой. Ее похитители были мрачными оборванцами, вполне способными сделать все, что они пообещали, если дедушка не заплатит за нее выкуп.— Вот бумага. Пиши, — белозубый протянул ей помятую и замусоленную конторскую книгу и карандаш.— Пиши, — подтвердил бородатый.— Что писать? — спросила Женя.— Пиши так, — бородатый немного подумал: — «Если ты хочешь, чтобы я вернулась, приготовь миллион рублей. Если согласен, открой на чердаке окно. Тот, кому надо, увидит». Написала? Так. И еще напиши, что очень хочешь домой. И подпишись, — сказал он.Женя отдала бородатому записку и карандаш.— Дедушка все отдаст, что у него есть. Но столько денег ему не найти, — грустно сказала она.Глаза у бородатого сузились. Он вплотную приблизился к Жене и угрожающе засопел:— Мне дела нет, где он достанет деньги. У него своя жизнь, у меня своя. Я тоже хочу иметь дом, коня и хорошую еду. И пока у меня этого не будет, тебе отсюда не выбраться.Он сложил записку пополам и отдал белозубому.— Поезжай. Не трать время. Действуй, как договорились.Белозубый спрятал записку за пазуху, стегнул себя по сапогу кнутовищем и вышел из пещеры. Женя услышала, как зацокали по камням подковы его лошади. А бородатый придвинул к огню свою кошму и повесил над костром котелок с водой.Женя почти не спала. Задремала только под утро, но, едва рассвело, уже открыла глаза. Бородатый, все так же не двигаясь, как изваяние сидел у костра, который почти догорел.
1 2 3