Государственные трофеи. Ты-то трофеев много
привез?
- Где уголь берешь? - про трофеи Саша будто и не слышал.
- На выезде, у бункеров. Паровозам крошка ни к чему, а мне как раз.
- И разрешают?
- Разрешают, Саша, разрешают. Допросил? Тогда я пойду.
Он взглянул на Сашу немигающими осторожными насмешливыми глазами.
Старичок, как старичок. В стеганке, в жеванной полосатой рубашке, в штанах
из чертовой кожи, заправленных в кирзу. Саша ответил пугающим (он это
знал) взглядом не то сквозь, не то мимо - и апатично зевнул. Но Семеныч не
убоялся и, мягко улыбнувшись, еще раз предопределил свой уход
вопросительно:
- Так я пошел?
Он ушел. Саша вздохнул жалобно и раскрыл "Водителей фрегатов". С
гравюры на него грозно, совсем как тот путейский часовой, смотрел
неистовый искатель Джеймс Кук.

- А ты убивал? - жестоко спросил Сергей.
- Что ты орешь? Приходилось, конечно. На то война. - Саша потянулся к
шикарной пачке "Герцеговины Флор", достал длинную папиросу. За обильным и
даже изысканным столом - ветчина, икра, рыба, колбасы - сидели Саша,
Сергей, Петро, совсем пьяненький Миша и внимательный Алик. Допущенный в
мир воинов, он хотел знать все, что было там.
- Три с лишним года ты убивал. И научился это делать. Теперь твоя
основная профессия - убивать. До войны что у тебя было? Семь классов?
Ремеслуха?
- Я вечернюю десятилетку закончил, - обиженно похвалился Саша.
- Все начато, ничего не кончено и уже все забыто, - настырно вещал
Сергей. - Значит, новую жизнь начинать от печки. А годиков тебе много...
- Ему всего двадцать два года, - встрянул в разговор Алик.
- Военные один за пять идут, мальчик. И выходит, что ему сильно за
тридцать. И запросы офицерские. От пачки, что вчера была, после
коммерческого магазина много ли осталось?
- По аттестату выкупить, - признался Саша.
- Во! А в пачке той - полугодовое капитанское жалованье, которого
скоро у тебя не будет. Ты не кадровый. Долечат руку и быстренько
демобилизуют. По-хорошему бы - пенсию тебе надо, потому что жизнь свою ты
прожил и работу до конца исполнил - на войне.
- Война - не жизнь, - горько возразил Саша.
- Это сейчас по горячке тебе так кажется. Пройдет время, будешь ее
вспоминать, как единственное, что было.
- Правда твоя, Серега, - вставил наконец слово Петро. - Я второй год
на гражданке, а так тоскую! Что я без тех своих ребят? Перекупщик,
спекулянт!
- Вот твоя судьба, Саша! - Сергей безжалостно указал на Петра.
Алик вдруг представил Сашу в руках Инвалидного рынка, полупьяного,
развязно зазывающего покупателей к мешку гнилых семечек, и, не скрывая
гневной ярости, решительно встал.
- А я знаю, что Сашу ждет новая и прекрасная жизнь! Ну а вы... - Алик
ненавистно посмотрел на Сергея. - Вы, если считаете, что жизнь уже
прожили, можете просить пенсию.
- Мне ее не надо просить, паренек... - начал Сергей, но Алик перебил:
- Меня зовут Александр. Или Алик, если хотите.
- Мне не надо ее просить, Алик. Мне ее уже дали, - тихо проговорил
Сергей и, вытащив из кармана гимнастерки свернутый вчетверо лист плотной
официальной бумаги, положил его на стол. Саша развернул бумагу, почитал.
Отложил в сторону, спросил тоскливо:
- Как же ты так, Сережа?
- А так... под Яссами. Мы вперед, а мина сзади... Когда очнулся в
медсанбате, врачи очень удивились.
- Можно мне? - спросил Алик у Сергея. Тот кивнул, и Алик притянул к
себе лист. Прочел, поднял голову. - Сергей, извините, не знаю вашего
отчества...
- Бумагу прочитал, а отчества не увидел?
- Я там другое читал.
- Васильевич. Сергей Васильевич Одинцов. Запомнил?
- Сергей Васильевич, и этот осколок может сдвинуться с места?
- В любую минуту. Полсантиметра в сторону - и привет вам от Одинцова.
Этот человек имел право говорить любые слова. Этот человек не имел
будущего и мог плохо думать о будущем других, потому что это смягчало
ощущение близкого своего небытия. Этот живой еще человек своей не
осуществленной пока смертью подарил ему, сопливому мальчишке, жизнь,
которую еще надо осуществить. Алик бережно положил бумагу на стол.
Пьяненький Миша тоже посмотрел на бумагу и протрезвел слегка. Петро
встал, разлил всем, поднял рюмку:
- Я эти бумаги читал. Давайте, солдаты, выпьем.
Поднялся Сергей.
- Ну, за то, чтобы я не отдал концы сегодня. Чтобы Сашкин праздник не
испортить.

Праздник испортить постарались другие: издалека донесся длинный звук
винтовочного выстрела. И - через паузу - второй. Все как по команде
поставили рюмки на стол. Саша, на ходу сорвав китель со стула, от дверей
приказал:
- За мной!
Понимающие в выстрелах, они знали, куда бежать. Бежали впятером. Но
Петро на протезе скоро отстал. Бежали вчетвером. Но пьяненький Миша
споткнулся и упал. Бежали втроем. И тут Саша вспомнил:
- Серега, не торопись!
- Я сегодня не помру, Сашок, - пообещал Сергей, не отставая.
Они были у цели: невдалеке моталось во тьме узкое лезвие
электрического луча. Кто-то орудовал сильным батарейным фонарем. Саша
остановился. Он узнал место. Сегодня утром его здесь окликнул часовой.
- Кто здесь? - настороженно спросили из темноты, и луч высветил Сашу,
Сергея, Алика, поочередно ударяя их по глазам.
- Солдаты, - ответил Сергей и добавил: - Помощь не нужна?
К ним подошел немолодой старшина железнодорожной охраны.
- Мне пока не нужно... - сказал он и перевел луч фонаря вниз вправо.
- А ему... тоже вроде не надо бы.
Перевернутый на спину лежал на черной железнодорожной земле прыщавый
Вица с темно-красным бугром вместо левого глаза.
- Четко исполнено, - задумчиво констатировал Саша.
- Я хотел по ногам и целился по ногам, а вон как вышло... - из тьмы
появился часовой. Не тот, что был утром, но такой же молоденький. Чуть
старше Алика. Он всхлипывал.
- Дело твое такое, стражник, стрелять, если непорядок, - ободряюще
заметил Сергей.
- Я три раза крикнул "стой!", а они... их двое было... наоборот,
побежали. Я в воздух выстрелил, а потом хотел по ногам, - захлебываясь,
все объяснял, объяснял солдатик.
- Что ты оправдываешься? - опередил старшина. - Ты по уставу
действовал.
Взревели моторы в Амбулаторном и, светя прорезями затемненных фар,
примчались и замерли два "харлея" милицейской раскраски и черная "эмка".
Из "эмки" кто-то грузно выпрыгнул, и командирский голос распорядился:
- Докладывайте.
- Товарищ подполковник! - старшина непонятно как узнавший звание
начальника, докладывал громко и без лишних слов: - Воспользовавшись
темнотой, двое неизвестных пытались проникнуть в охраняемый вагон. Часовой
Хрисанов заметил их и трижды криком "стой" предложил остановиться. Но эти
двое пытались скрыться. Тогда Хрисанов, один раз выстрелив в воздух,
вторым - прицельным - выстрелом застрелил одного из них.
Старшина вновь осветил Вицу.
- Четко исполнено, - повторил Сашины слова подполковник, а часовой
попытался повторить свое:
- Я хотел по ногам...
- Да помолчи ты! - перебил его старшина.
- Что в вагоне, который они пытались грабить? - спросил подполковник.
- Особо важный груз! - бойко ответил старшина.
- Диспетчер! - требовательно крикнул подполковник.
- Здесь я, - отозвался недовольный голос.
- Что в вагоне, диспетчер?
- Ручные гранаты. С утренним составом должны уйти.
Полковник весело присвистнул и потребовал:
- Освети-ка его еще раз, старшина.
Опять был распростертый Вица.
- Кто его знает? - спросил подполковник.
- На нашем рынке ошивался. Кусочник. Кличка Вица, - спокойно ответил
Сергей. Он уже отдышался и был ровен, невозмутим и полон достоинства.
- Хотел бы я знать, зачем кусочнику гранаты, - подполковник сел на
корточки и стал рассматривать Вицу.
- А может, что им нужно было, вовсе и не в этом вагоне... - задумчиво
произнес Саша.
- Отвлекающий маневр? - подполковник тут же встал. - Диспетчер, что
может представлять интерес для грабителей?
- На шестом пути десять ящиков со швейцарскими часами.
- Пошли, - приказал подполковник, и все торопливо зашагали,
спотыкаясь о рельсы. Вагон на шестом пути встретил их распахнутыми
дверями.
- Ну, Сашок, ты похлестче любого милиционера! - весело удивился
Сергей.
- Я офицер-десантник, Сергей, - серьезно ответил Саша.
- Позавчера двадцать мешков риса, а сегодня часы... - рассеянно
констатировал старшина.
- Вам было приказано усилить охрану, - холодно напомнил подполковник.
Старшина удрученно развел руками:
- Да усилили, усилили! Два дополнительных поста. А на большее людей
нет.
- Может, ты к ним на временную работенку определишься? - насмешливо
предложил Саше Сергей.
- Старшина! - вдруг взревел подполковник. - Почему посторонние в
запретной зоне? Убрать немедленно!
Взревел и старшина:
- Хрисанов! Проводить посторонних граждан!
Солдатик махнул рукой Сергею, Саше и Алику и пригласил:
- Пошли, что ли?
В Амбулаторном их ждали Петро и Миша.
- Ну, что там? - поинтересовался Петро.
- Человека убили, - ответил Алик с горечью и болью.

Все субботнее утро Саша бесцельно бродил по пустырям - прогуливался.
Посматривал, поплевывал, посвистывал до часу дня, а потом неспешно
направился к школе, в которой учился Алик.
Он сидел на лавочке в школьном палисаднике и ждал, когда в 145-й
школе прозвенит последний звонок. Он зазвенел наконец, и его тут же
сопроводил глухой могучий рев сотен здоровых детских и юношеских глоток.
Звонок скоро затих, а рев - нет. Он стал пронзительнее и громче, потому
что двери школы распахнулись, и орда пацанов, не прекращающих орать,
вырвалась на долгожданную волю. Старшеклассники выходили степенней,
беседуя и прощаясь. Вот уже и нет никого. Наконец появился еще один -
последний, видимо, большой школьный начальник, так как вышел он вместе с
учительницей и степенно беседовал с ней на равных.
- Паренек! - обратился к нему Саша. - Не скажешь, куда десятый
провалился?
- Извините, - вежливо попросил прощения у учительницы большой
начальник и только после этого подробно объяснил Саше:
- У десятиклассников сегодня вместо физкультуры и военного дела
футбольный матч с госпиталем на поле МТЭИ. Здесь недалеко, через пустырь
и...
- Спасибо, знаю, - невоспитанно прервал его Саша. И, поднявшись,
зашагал к пустырю.
Школьный рев после отвального звонка по сравнению с тем, что он
услышал, проходя к футбольному полю, был просто детским писком.
Вот это был футбол! Раненые с мелкими телесными дефектами сражались
на поле, как львы. Раненые с существенными телесными дефектами, окружившие
футбольное расталище, оглушительно болели. То был несдерживаемый восторг
молодости, уверенной теперь в своей нескончаемости.
Раздвигая полосатые пижамные спины, Саша прорвался к кромке поля,
уселся у полустертой меловой черты и глянул на футболистов. Нет, и
десятиклассники были не подарок в своем стремлении доказать, что они
настоящие мужчины. Нашла коса на камень.
Саша отыскал на поле Алика. Сделать это было нетрудно: Алик был
лучшим. Легкий, координированный, быстрый, он непринужденно работал с
мячом и, прекрасно видя игру, умело и точно распасовывал. От желания
играть рядом с ним Саша страстно засопел и спросил у соседа с костылем:
- Какой счет?
- Два-два! - ответил тот, не отрывая взгляда от поля.
- Осталось сколько?
- Десять минут! - злобно проорал сосед, потому что видел, как Алик,
набрав скорость, приближался к линии штрафной. - Да прикройте же его!
Но то был бесполезный крик. Обыграв в штрафной троих, Алик, падая, со
штыка пустил мяч мимо выбегавшего вратаря. Тогда, забивая гол, не впадали
в замысловато экстатическое ликование. Хмуро глядя в землю, Алик солидной
трусцой направился к центру. Но до конца матча еще оставалось время, и
легкораненые бойцы ринулись в последний бой. Мяч уже уходил с половины
поля десятиклассников. И когда до конца осталась одна минута, свершилось:
пас, второй, навес во вратарскую, и громадный мужик с перевязанной рукой
послал головой мяч в сетку. Через несколько секунд судья в гипсовом
корсете длинным свистком определил конец игры.
Волна пижам захлестнула футбольное поле, подхватила богатыря,
спасшего солдатскую честь, и с яростным "ура!" понесла его, как знамя.
Мимо Саши шла понурая цепочка потных и недовольных десятиклассников.
- Алик! - позвал Саша. Алик обернулся, узнал, заулыбался приветливо:
- Саша, ты меня ждешь?
- Кончилась трудовая неделя? Пошли домой.
Они пошли. Саша грустно сказал:
- Все-таки жалко, что теперь девчонки отдельно учатся.
- А зачем тебе девчонки?
- Влюбиться хочу, Алька!
- В школьницу?
- Почему в школьницу? В кого-нибудь. Чтобы сердце обмирало при ее
виде, чтобы я на свидания с букетами ходил! - И закончил неожиданно: -
Неспокойно мне, муторно, Алик.
- Это от безделья, - безоговорочно решил Алик.
- Еще что скажешь? - поинтересовался Саша.
- А что мне говорить? Тебе Сергей Васильевич все сказал. И если ты
немедленно, с завтрашнего дня не займешься каким-нибудь делом, все будет
так, как он предсказал.
Саша послушал, подмигнул хитрым левым глазом и снисходительно поведал
Алику:
- Мое дело сейчас - в тихом поле лежать и слушать, как птицы поют.
- Так сделай хоть это!
- Далеко до поля-то! На электричке ехать надо.
- Лень?
- Ага.
- Так нельзя. Саша...
- Алик, все! - предостерегающе перебил его Саша и направился к
школьному двору. Алик шел за ним. Они пересекли пустырь.
- Чей это сарай? - спросил Саша, кивнув в сторону полуразрушенного
каменного строения.
- Ничей. Раньше здесь трансформаторная будка была.
- А что здесь грузовики делают? - Саша рассматривал отчетливый след
автомобильных колес.
- Развернулся какой-нибудь случайный.
- Ну и черт с ним. Что делать будем?
- Саша... - опять строго начал Алик, но Саша опять перебил его:
- Ничего не говори, ладно? Лучше стихи почитай.
- Хорошо, - согласился Алик. Подумал немного, и:
Мы разучились нищим подавать.
Дышать над морем высотой соленой,
Встречать весну и в лавках покупать
За медный мусор золото лимонов.
Случайно к нам заходят корабли.
И рельсы груз проносят по привычке.
Пересчитай людей моей земли,
И сколько мертвых станет в перекличке!
Но всем торжественно пренебрежем!
Нож сломанный в работе не годится,
Но этим черным сломанным ножом
Разрезаны бессмертные страницы.
Помолчали. Потом Саша остановился, положил Алику руки на плечи.
- Я не сломан, Алик.

Был мутный рассвет в тихих переулках. Покойно было, безлюдно. Саша
гулял в эту пору. Он миновал школьный двор, вышел на пустырь и, фланируя,
направился к бывшей трансформаторной будке. У раздрызганного проема, в
котором когда-то, видимо, существовала дверь, он остановился, закурил,
старательно закрывая спиной спичечный огонек от возможного ветра, и
одновременно осмотрелся вокруг. Никого не было. Он проник в будку.
Запустение и грязь. Битый кирпич, битое стекло, ржавая проволока,
человеческие испражнения, веревки прошлогодней картофельной ботвы. Но Саша
не собирался отсюда уходить: покуривая, он тщательно изучал помещение.
Чуть возвышавшийся левый угол, в котором и ботвы было поболее,
привлек его внимание. Носком сапога отбросив ботву, он, широко расставив
ноги, покачался из стороны в сторону, резко перемещая центр тяжести справа
налево и слева направо. Почувствовав нечто, он ногами раскидал неопрятный
песок... Под песком была обитая жестью крышка. За край рванул ее. Под
крышкой лежали аккуратно сложенные, плотно набитые чистые мешки. Рывком
Саша поставил один из них на попа, растянул узел. В мешке был рис.
Так же, не торопясь, Саша проделал всю операцию в обратном порядке:
завязал мешок, уложил его, прикрыл крышкой, набросал песок и засыпал
ботвой.
Выйдя из будки, он снова закурил. Пусто, как в Сахаре. Прогулочным
шагом он удалялся с пустыря.
В своем дворе он передвигался бегом. Подбежав к дому, Саша по
пожарной лестнице поднялся до второго этажа, твердым своим указательным
пальцем раскрыл створки ближайшего окна, легко ступил с лестничной
перекладины на подоконник и, усевшись на него, распахнул плотно сдвинутые
занавески.
1 2 3 4 5 6 7 8