Они не грабили. Они
несли с собой смерть. Много хороших воинов полегло тогда,
но и стариков и детей не пощадили кровожадные враги.
Только женщин не трогали они. Захватчики ловили несчастных
на бегу, взваливали на плечи, как мешки, и тут же
молниеносно исчезали. Их прикрывали сильные и беспощадные
воины. Никто даже не успел толком понять, что происходит,
как набег закончился. Никогда еще киммерийцы не переживали
такого сокрушительного поражения. Даже старейшины не могли
припомнить случая, когда племя не успело бы послать соседям
Окровавленное Копье.
Этот древний обычай знаком каждому киммерийцу чуть ли
не с рождения. Если племя нуждается в помощи, вождь созывает
другие племена, направляя к ним гонцов с копьями,
вымазанными кровью. Если бой уже идет, то копье окунают в
кровь врага, если же просто угроза слишком серьезная, то
кровь жертвуют воины племени, посылающего зов. Так или
иначе, но на этот зов откликаются все, забыв даже о
внутренних распрях. Против собранного Окровавленным Копьем
войска за всю историю Киммерии еще не устоял ни один враг.
Ниун сжал кулаки так, что хрустнули суставы. Он любил
мать. Она была гордая, сильная, смелая, умела обращаться с
мечом и кинжалом, но в то же время походила на доверчивого
ребенка. В ее голосе, походке, жестах сквозило столько
нежности, ласки, изящества, что порой она выглядела
совершенно беспомощной, ее хотелось укрыть, защитить,
окружить заботой. Что с ней теперь? Ниун нисколько не
сомневался, что она ни за что не согласилась бы разделить
ложе с немилым ей человеком, она скорее отправилась бы на
Серые Равнины, прихватив с собой, если бы только смогла, и
насильника. Но она была лучшей в селении мастерицей. Так
что, скорее всего, ей сохранили жизнь, но, видимо, она
вынуждена работать на жестокого хозяина и тихо умирает
тоскуя о навсегда потерянных для нее родных краях и близких
людях.
О, как ненавидел он своих врагов! И если только они
снова отважились опоганить киммерийскую землю своими
грязными ногами, они пожалеют о том дне, когда появились на
свете.
5
Собрав вещи и тщательно уничтожив все следу костра,
Релан и Ниун, ступая бесшумно, словно тени или Духи Леса,
отправились на поиски тех, кто спугнул их охотничью добычу.
Дойдя до того места, где они повернули обратно, путники
затаились и прислушались. Ни одного постороннего звука, лишь
ветер шелестел ветвями деревьев, да снова щебетали
умолкнувшие было птицы. Стараясь наступать на кочки,
покрытые плотным мхом, или на выглядывавшие из земли корни
деревьев, чтобы не оставлять следов, киммерийцы очень
медленно двинулись дальше. Вдруг Ниун остановился и
тихонько тронул за рукав Релана: слева виднелось кострище,
которым еще курился легкий дымок. Небольшая полянка была
густо усеяна всевозможными следами, и варвары, опустившись
на четвереньки, принялись читать оставленное им "послание".
- Смотри, - шепнул Релан, указывая на раскинувшийся
неподалеку кустарник.
От поляны к кустам шли четкие цепочки отпечатков,
которые надежно сохранила мокрая от недавнего дождя земля.
Маленькие ножки, оставившие одну из цепочек, похоже, очень
спешили: передняя часть следа была явно глубже. За ними
гнался обладатель огромных широких ступней. Возле кустов
он, видимо, нагнал жертву: вся земля там была истоптана.
Затем следы вернулись к костру, возле которого сидели еще
не менее пяти-шести человек. Ниун внимательно осмотрел
поляну и в низких кустиках вереска нашел длинную изящную
серьгу, сделанную из тончайших медных нитей, которые
сплетались в тонкий замысловатый узор. Таких великолепных
украшений ему еще никогда не приходилось видеть. Он молча
протянул ладонь с лежащей на ней находкой Релану. Тот
изумленно вскрикнул, но быстро зажал себе рот рукой, а
затем шепотом сказал:
- Я видел однажды такую блестящую работу. Эти украшения
делают мастера из селения, лежащего далеко на юге, у самого
подножия гор. Они, правда, иногда торгуют своими изделиями,
но очень редко. Как эта серьга могла попасть сюда?
- Боюсь, что кому-то опять приглянулись наши женщины.
Видишь, здесь не только мужские следы. И одна из пленниц
пыталась скрыться. Если бы они просто шли куда-то, никто не
стал бы убегать.
- Но почему они забрались так далеко? Ты ведь говорил,
что женщин воруют в основном ваниры. А если это так, то на
их пути лежала не одна деревня.
- Вот это нам с тобой и предстоит выяснить. Не оставим
ведь мы беспомощных женщин в руках у вонючих шакалов!
Ниун был очень близок к истине. Они с Реланом
наткнулись на следы остатков ванирской шайки, которая,
возомнив, что никто не сможет сравниться с ними в силе и
ловкости, двинулись на промысел в Аквилонию. Но там с них
быстро сбили спесь, и почти все разбойники бесславно
полегли на чужой земле. Остались лишь четверо, которые
еле-еле смогли унести ноги.
Разозленные неудачей, они выкрали в трех разных
селениях девушек. Невелика, конечно, добыча, но в открытую
ваниры не рискнули напасть, а потихоньку сумели справиться
только с тремя беззащитными созданиями. Правда,
киммерийских женщин трудно было назвать беззащитными, но
совладать каждая с четырьмя могучими мужчинами уж никак не
могла.
"Добыча" оказалась с характером, и похитители
торопились поскорее привести свои жертвы в Ванахейм, чтобы
выручить за них хоть что-нибудь, что оправдало бы неудачный
поход, ибо вернуться домой совсем с пустыми руками они не
могли. Такого позора их соплеменники никогда бы им не
простили. Именно торопливостью объяснялось то, что они шли
по киммерийским лесам почти не таясь.
Выследить похитителей оказалось совсем несложно, и
скоро Ниун с Реланом услышали, как хрустят сучья под ногами
неосторожных врагов. Оба замерли на мгновение, затем тихо
достали кинжалы и начали неслышно подкрадываться к
обнаглевшим мерзавцам. Спрятавшись за старым деревом, ствол
которого могли обхватить лишь двое взрослых мужчин, Ниун
тихонько выглянул. По лесной тропе, нисколько не скрываясь,
шли четыре ванирских воина и три плененные ими девушки. Два
разбойника возглавляли процессию, еще двое замыкали ее.
Впереди шагал невысокий, крепко сбитый мужчина с
квадратным лицом. Его светло-серые глаза смотрели только
вперед, тонкие губы были плотно сжаты, в огромной, словно
кувалда, ладони он держал большой охотничий нож. Рядом с
ним мелкими шажками трусил довольно щуплый человечек с
редкими светло-рыжими, почти розовыми волосами, острым
носом и безвольно скошенным подбородком. Однако его легкие
движение выдавали ловкость и гибкость, а потертые ножны,
висевшие на боку, говорили о том, что мечом этот человек
пользовался нередко и, пожалуй, был даже более опасным
противником, чем его тяжелый и неповоротливый спутник.
На девушек Ниун сначала даже не взглянул: его гораздо
сильнее интересовали те, с кем ему с минуты на минуту
придется вступить в бой. Справиться с идущими сзади, скорее
всего, будет достаточно просто. Незнакомые с лесом, они то
и дело спотыкались, шипя сквозь зубы проклятия, и, похоже,
их больше интересовали пленницы, чем их собственная
безопасность. Однако они были воинами, и их бледные лица
украшали многочисленные шрамы, но, хоть оба и оглядывались
все время по сторонам, ни один не заметил преследователей,
что, конечно, было на руку киммерийцам.
Ниун жестом подозвал Релана и, когда тот мгновенно
очутился рядом, шепнул:
- Ты когда-нибудь метал ножи?
Релан пожал плечами.
- Приходилось, но не могу похвастаться особой
меткостью. Правда, у этих тварей широкие спины, и вряд ли
я промахнусь.
Ниун нахмурился:
- Плохо. Но выбора у нас нет. Одновременно со всеми мы
вряд справимся. Да и пленницы будут в опасности, если
драка затянется. Сделаем так. Подкрадемся поближе, и по
моему сигналу метнем кинжалы. Если сумеем сразу поразить
двоих, с оставшимися сложностей не будет.
Они прибавили шагу, все также не производя ни малейшего
шороха, и, когда до ваниров оставалось расстояние, немного
меньше полета стрелы, Ниун дал знак приготовиться. Потом он
кивнул, прицелился и бросил нож. Тот мягко вошел в спину
одного из разбойников и прочно застрял между лопатками. Не
успев даже вскрикнуть, высокий мужчина с могучими плечами
ткнулся лицом в серый ноздреватый снег.
Релану повезло меньше. Как он и опасался, метким его
бросок назвать оказалось трудно. Его кинжал, описав в
воздухе дугу, коснулся поясницы ванира, распорол куртку,
прочертил на теле красную полосу и со стуком упал на
толстый корень, о который раненный тут же споткнулся.
Идущие впереди воины резко обернулись, хватаясь за
рукоятки мечей, и увидели, как из ближайших зарослей на них
выскочили два разъяренных киммерийца. Глаза нападавших
горели, а из широко раскрытых ртов несся боевой клич, от
которого кровь леденела в жилах.
Девушки бросились в сторону. Раненный быстро поднялся
на ноги и тоже выхватил меч. Началась драка.
Релан, не переставая кричать, кинулся на раненного, их
клинки скрестились, зазвенев и высекая искры. Противник
оказался опытным воином и успел нанести юному варвару
несколько ран, прежде чем тот, изловчившись, отсек ваниру
кисть правой руки. Ванир попытался было левой рукой достать
прикрепленный к поясу кинжал, но не успел: клинок Релана
пронзил его грудь. Дикая, всепоглощающая радость
захлестнула его: в Киммерии юноша мог считаться мужчиной
лишь после того, как обагрил свое оружие кровью врага. И
наконец-то долгожданный миг настал!
Обернувшись к оставшимся, юноша замер на мгновение,
залюбовавшись тем, как красиво ведет бой Ниун. Он,
казалось, летал, возникая в самых неожиданных для
противника местах, ловко и отбивал, и наносил удары, и оба
ванира, столкнувшихся с таким замечательным воинским
искусством, выглядели слегка озадаченными. Однако это
нисколько не мешало им отчаянно защищаться и даже время от
времени нападать, поэтому любоваться боем Релану было
некогда. Он поспешил на помощь.
Щуплый человечек оказался и правда опытным воином. Он
легко ушел от выпада Ниуна и так же ловко увернулся от
занесенного над ним меча Релана, а затем мгновенно
переключился на нового противника. Он двигался, как ураган,
и его клинок то и дело касался то руки киммерийца, то бока,
то щеки, не причиняя тому, однако, почти никакого вреда,
словно ванир хотел позабавиться, а не уничтожить врага.
- Давай, давай, - вдруг усмехнулся остроносый, -
попрыгай. Ты шустрый малый. Тебя с удовольствием купят
в Ванахейме.
Так вот в чем было дело! Он просто не сомневался в
своей победе и хотел сохранить будущего раба целым и
невредимым. Хуже рабства ни один киммериец не мог себе
представить ничего, он скорее согласился бы на вечное
скитание по Серым Равнинам, чем на железный ошейник. Релан
почувствовал, как гнев горячей сильной волной поднимается в
его душе, и, издав душераздирающий вопль, опустил свой меч
на голову наглеца. Тот, похоже, не ожидал от юнца такой
прыти и не успел увернуться. Голова с треском раскололась,
и в лицо Релану брызнули мозги. Смахнул со лба и с глаз
кровавое месиво, юноша обернулся к Ниуну.
Поединок киммерийца с коренастым ваниром продолжался,
но было ясно, что ванир проигрывает. Вот он несколько раз
оступился, вот сделал неточный выпад, и его меч содрал кору
с дерева, даже не задев Ниуна, вот он не успел отвести удар,
и на его щеке, обильно кровоточа, раскрылась глубокая рана.
Наконец он ошибся в последний раз, и голова с изумленно
распахнутыми светло-серыми глазами отлетела в заросли
вереска. Грузное тело сделало шаг вперед, словно
намеревалось ее поймать, и тяжело повалилось в мох.
Бой был закончен. Победители переглянулись, вытерли
окровавленные клинки и одновременно убрали их в ножны. Не
успели они опомниться, как из кустов, громко визжа, плача и
смеясь одновременно, выскочили три девушки и повисли на
шеях своих освободителей.
- Кто вы?
- Вас послали Светлые Боги!
- Мы уже ни на что не надеялись!
- Но мы пытались бежать!
- Вы блестящие воины!
Казалось, все три девушки говорят разом.
- Замолчите! - рявкнул Ниун, у которого голова уже
пошла кругом от этих криков.
Девушки испуганно затихли.
- Замолчите, - уже спокойно повторил киммериец. -
Кто-нибудь может вразумительно объяснить, кто вы и как эти
дохлые псы, - он пнул ногой обезглавленный труп, - поймали
вас?
Он внимательно взглянул на застывших в молчании
девушек, и вдруг почувствовал, как сердце его подступило к
горлу, а внутренний голос, на который он так долго
надеялся, закричал, завопил, заорал: Она! Она! Она!
6
Ниун с Реланом быстро развязали веревки, которые
образовывали на ногах пленниц петли. Пока Ниун разжигал
костер, Релан наломал сухих веток, усадил на них девушек и
достал из дорожного мешка остатки припасов. Поев и немного
отдохнув, девушки начали потихоньку приходить в себя. Все
они были молоды - шестнадцать-семнадцать зим, не больше - и
потому умели быстро забывать горести и лишения. Радость от
вновь обретенной свободы скоро заслонила все другие чувства,
и они защебетали, словно птички, порхающие с ветки на ветку.
Первой заговорила высокая черноволосая красавица. В ее
ярко-синих, как у большинства киммериек, глазах испуг и
отчуждение давно сменились весельем, лукавством и даже
кокетством.
- Меня зовут Ланга. Мое селение находится всего в двух
днях пути отсюда, и эти гнусные твари поймали меня
последней. Я пошла в лес за хворостом, но, видимо, ушла
слишком далеко, и поэтому моих криков никто не услышал. Я
сопротивлялась, как могла, но разве слабая девушка может
вырваться из рук бывалого воина? - При этих словах Ланга
игриво взглянула на Ниуна, но он лишь серьезно кивнул, и
она продолжила: - У моих родителей нет детей, кроме меня, и
я надеялась, что они бросятся в погоню, но этого почему-то
не произошло. Мой отец - лучший в округе плотник. Никто не
умеет так работать с деревом, как он. Проводите меня домой
- и вас ждет щедрая награда.
- Конечно, мы отведем тебя, - ответил Ниун. - Но вовсе
не из-за награды.
- А я Санта, - заговорила вторая девушка.
На ее нежных щеках играл яркий румянец, а пушистые
ресницы вздрагивали, когда она поднимала глаза на Релана.
Похоже, юноша очень понравился ей, да и он не остался
равнодушным, что не ускользнуло от наблюдательного Ниуна.
- Я живу немного дальше. На самом краю нашей деревни
есть замечательный ручей, вода в котором всегда очень
холодная и чистая. Я отправилась за водой, но не успела
даже набрать ее, как из зарослей выскочил тот громила,
которого ты, - обернулась она к Релану, - так ловко
поразил. Он схватил меня, зажал рот своей огромной
ручищей, и я не смогла даже позвать на помощь. Я живу одна.
Мои родители давно мертвы: отец погиб на охоте, когда я
была совсем маленькой, а мать умерла прошлой зимой. Меня
никто не ждет, но и мне хотелось бы вернуться домой. Куда
же мне еще идти?
При этих словах Релан подался вперед, словно хотел
что-то сказать, но вдруг передумал, густо покраснел и
отвел глаза.
- А ты? - обернулся Ниун к третьей девушке.
Он старался не смотреть на нее, чтобы не выдать
волнения, которое душило его, словно жесткая петля.
1 2 3 4 5 6 7
несли с собой смерть. Много хороших воинов полегло тогда,
но и стариков и детей не пощадили кровожадные враги.
Только женщин не трогали они. Захватчики ловили несчастных
на бегу, взваливали на плечи, как мешки, и тут же
молниеносно исчезали. Их прикрывали сильные и беспощадные
воины. Никто даже не успел толком понять, что происходит,
как набег закончился. Никогда еще киммерийцы не переживали
такого сокрушительного поражения. Даже старейшины не могли
припомнить случая, когда племя не успело бы послать соседям
Окровавленное Копье.
Этот древний обычай знаком каждому киммерийцу чуть ли
не с рождения. Если племя нуждается в помощи, вождь созывает
другие племена, направляя к ним гонцов с копьями,
вымазанными кровью. Если бой уже идет, то копье окунают в
кровь врага, если же просто угроза слишком серьезная, то
кровь жертвуют воины племени, посылающего зов. Так или
иначе, но на этот зов откликаются все, забыв даже о
внутренних распрях. Против собранного Окровавленным Копьем
войска за всю историю Киммерии еще не устоял ни один враг.
Ниун сжал кулаки так, что хрустнули суставы. Он любил
мать. Она была гордая, сильная, смелая, умела обращаться с
мечом и кинжалом, но в то же время походила на доверчивого
ребенка. В ее голосе, походке, жестах сквозило столько
нежности, ласки, изящества, что порой она выглядела
совершенно беспомощной, ее хотелось укрыть, защитить,
окружить заботой. Что с ней теперь? Ниун нисколько не
сомневался, что она ни за что не согласилась бы разделить
ложе с немилым ей человеком, она скорее отправилась бы на
Серые Равнины, прихватив с собой, если бы только смогла, и
насильника. Но она была лучшей в селении мастерицей. Так
что, скорее всего, ей сохранили жизнь, но, видимо, она
вынуждена работать на жестокого хозяина и тихо умирает
тоскуя о навсегда потерянных для нее родных краях и близких
людях.
О, как ненавидел он своих врагов! И если только они
снова отважились опоганить киммерийскую землю своими
грязными ногами, они пожалеют о том дне, когда появились на
свете.
5
Собрав вещи и тщательно уничтожив все следу костра,
Релан и Ниун, ступая бесшумно, словно тени или Духи Леса,
отправились на поиски тех, кто спугнул их охотничью добычу.
Дойдя до того места, где они повернули обратно, путники
затаились и прислушались. Ни одного постороннего звука, лишь
ветер шелестел ветвями деревьев, да снова щебетали
умолкнувшие было птицы. Стараясь наступать на кочки,
покрытые плотным мхом, или на выглядывавшие из земли корни
деревьев, чтобы не оставлять следов, киммерийцы очень
медленно двинулись дальше. Вдруг Ниун остановился и
тихонько тронул за рукав Релана: слева виднелось кострище,
которым еще курился легкий дымок. Небольшая полянка была
густо усеяна всевозможными следами, и варвары, опустившись
на четвереньки, принялись читать оставленное им "послание".
- Смотри, - шепнул Релан, указывая на раскинувшийся
неподалеку кустарник.
От поляны к кустам шли четкие цепочки отпечатков,
которые надежно сохранила мокрая от недавнего дождя земля.
Маленькие ножки, оставившие одну из цепочек, похоже, очень
спешили: передняя часть следа была явно глубже. За ними
гнался обладатель огромных широких ступней. Возле кустов
он, видимо, нагнал жертву: вся земля там была истоптана.
Затем следы вернулись к костру, возле которого сидели еще
не менее пяти-шести человек. Ниун внимательно осмотрел
поляну и в низких кустиках вереска нашел длинную изящную
серьгу, сделанную из тончайших медных нитей, которые
сплетались в тонкий замысловатый узор. Таких великолепных
украшений ему еще никогда не приходилось видеть. Он молча
протянул ладонь с лежащей на ней находкой Релану. Тот
изумленно вскрикнул, но быстро зажал себе рот рукой, а
затем шепотом сказал:
- Я видел однажды такую блестящую работу. Эти украшения
делают мастера из селения, лежащего далеко на юге, у самого
подножия гор. Они, правда, иногда торгуют своими изделиями,
но очень редко. Как эта серьга могла попасть сюда?
- Боюсь, что кому-то опять приглянулись наши женщины.
Видишь, здесь не только мужские следы. И одна из пленниц
пыталась скрыться. Если бы они просто шли куда-то, никто не
стал бы убегать.
- Но почему они забрались так далеко? Ты ведь говорил,
что женщин воруют в основном ваниры. А если это так, то на
их пути лежала не одна деревня.
- Вот это нам с тобой и предстоит выяснить. Не оставим
ведь мы беспомощных женщин в руках у вонючих шакалов!
Ниун был очень близок к истине. Они с Реланом
наткнулись на следы остатков ванирской шайки, которая,
возомнив, что никто не сможет сравниться с ними в силе и
ловкости, двинулись на промысел в Аквилонию. Но там с них
быстро сбили спесь, и почти все разбойники бесславно
полегли на чужой земле. Остались лишь четверо, которые
еле-еле смогли унести ноги.
Разозленные неудачей, они выкрали в трех разных
селениях девушек. Невелика, конечно, добыча, но в открытую
ваниры не рискнули напасть, а потихоньку сумели справиться
только с тремя беззащитными созданиями. Правда,
киммерийских женщин трудно было назвать беззащитными, но
совладать каждая с четырьмя могучими мужчинами уж никак не
могла.
"Добыча" оказалась с характером, и похитители
торопились поскорее привести свои жертвы в Ванахейм, чтобы
выручить за них хоть что-нибудь, что оправдало бы неудачный
поход, ибо вернуться домой совсем с пустыми руками они не
могли. Такого позора их соплеменники никогда бы им не
простили. Именно торопливостью объяснялось то, что они шли
по киммерийским лесам почти не таясь.
Выследить похитителей оказалось совсем несложно, и
скоро Ниун с Реланом услышали, как хрустят сучья под ногами
неосторожных врагов. Оба замерли на мгновение, затем тихо
достали кинжалы и начали неслышно подкрадываться к
обнаглевшим мерзавцам. Спрятавшись за старым деревом, ствол
которого могли обхватить лишь двое взрослых мужчин, Ниун
тихонько выглянул. По лесной тропе, нисколько не скрываясь,
шли четыре ванирских воина и три плененные ими девушки. Два
разбойника возглавляли процессию, еще двое замыкали ее.
Впереди шагал невысокий, крепко сбитый мужчина с
квадратным лицом. Его светло-серые глаза смотрели только
вперед, тонкие губы были плотно сжаты, в огромной, словно
кувалда, ладони он держал большой охотничий нож. Рядом с
ним мелкими шажками трусил довольно щуплый человечек с
редкими светло-рыжими, почти розовыми волосами, острым
носом и безвольно скошенным подбородком. Однако его легкие
движение выдавали ловкость и гибкость, а потертые ножны,
висевшие на боку, говорили о том, что мечом этот человек
пользовался нередко и, пожалуй, был даже более опасным
противником, чем его тяжелый и неповоротливый спутник.
На девушек Ниун сначала даже не взглянул: его гораздо
сильнее интересовали те, с кем ему с минуты на минуту
придется вступить в бой. Справиться с идущими сзади, скорее
всего, будет достаточно просто. Незнакомые с лесом, они то
и дело спотыкались, шипя сквозь зубы проклятия, и, похоже,
их больше интересовали пленницы, чем их собственная
безопасность. Однако они были воинами, и их бледные лица
украшали многочисленные шрамы, но, хоть оба и оглядывались
все время по сторонам, ни один не заметил преследователей,
что, конечно, было на руку киммерийцам.
Ниун жестом подозвал Релана и, когда тот мгновенно
очутился рядом, шепнул:
- Ты когда-нибудь метал ножи?
Релан пожал плечами.
- Приходилось, но не могу похвастаться особой
меткостью. Правда, у этих тварей широкие спины, и вряд ли
я промахнусь.
Ниун нахмурился:
- Плохо. Но выбора у нас нет. Одновременно со всеми мы
вряд справимся. Да и пленницы будут в опасности, если
драка затянется. Сделаем так. Подкрадемся поближе, и по
моему сигналу метнем кинжалы. Если сумеем сразу поразить
двоих, с оставшимися сложностей не будет.
Они прибавили шагу, все также не производя ни малейшего
шороха, и, когда до ваниров оставалось расстояние, немного
меньше полета стрелы, Ниун дал знак приготовиться. Потом он
кивнул, прицелился и бросил нож. Тот мягко вошел в спину
одного из разбойников и прочно застрял между лопатками. Не
успев даже вскрикнуть, высокий мужчина с могучими плечами
ткнулся лицом в серый ноздреватый снег.
Релану повезло меньше. Как он и опасался, метким его
бросок назвать оказалось трудно. Его кинжал, описав в
воздухе дугу, коснулся поясницы ванира, распорол куртку,
прочертил на теле красную полосу и со стуком упал на
толстый корень, о который раненный тут же споткнулся.
Идущие впереди воины резко обернулись, хватаясь за
рукоятки мечей, и увидели, как из ближайших зарослей на них
выскочили два разъяренных киммерийца. Глаза нападавших
горели, а из широко раскрытых ртов несся боевой клич, от
которого кровь леденела в жилах.
Девушки бросились в сторону. Раненный быстро поднялся
на ноги и тоже выхватил меч. Началась драка.
Релан, не переставая кричать, кинулся на раненного, их
клинки скрестились, зазвенев и высекая искры. Противник
оказался опытным воином и успел нанести юному варвару
несколько ран, прежде чем тот, изловчившись, отсек ваниру
кисть правой руки. Ванир попытался было левой рукой достать
прикрепленный к поясу кинжал, но не успел: клинок Релана
пронзил его грудь. Дикая, всепоглощающая радость
захлестнула его: в Киммерии юноша мог считаться мужчиной
лишь после того, как обагрил свое оружие кровью врага. И
наконец-то долгожданный миг настал!
Обернувшись к оставшимся, юноша замер на мгновение,
залюбовавшись тем, как красиво ведет бой Ниун. Он,
казалось, летал, возникая в самых неожиданных для
противника местах, ловко и отбивал, и наносил удары, и оба
ванира, столкнувшихся с таким замечательным воинским
искусством, выглядели слегка озадаченными. Однако это
нисколько не мешало им отчаянно защищаться и даже время от
времени нападать, поэтому любоваться боем Релану было
некогда. Он поспешил на помощь.
Щуплый человечек оказался и правда опытным воином. Он
легко ушел от выпада Ниуна и так же ловко увернулся от
занесенного над ним меча Релана, а затем мгновенно
переключился на нового противника. Он двигался, как ураган,
и его клинок то и дело касался то руки киммерийца, то бока,
то щеки, не причиняя тому, однако, почти никакого вреда,
словно ванир хотел позабавиться, а не уничтожить врага.
- Давай, давай, - вдруг усмехнулся остроносый, -
попрыгай. Ты шустрый малый. Тебя с удовольствием купят
в Ванахейме.
Так вот в чем было дело! Он просто не сомневался в
своей победе и хотел сохранить будущего раба целым и
невредимым. Хуже рабства ни один киммериец не мог себе
представить ничего, он скорее согласился бы на вечное
скитание по Серым Равнинам, чем на железный ошейник. Релан
почувствовал, как гнев горячей сильной волной поднимается в
его душе, и, издав душераздирающий вопль, опустил свой меч
на голову наглеца. Тот, похоже, не ожидал от юнца такой
прыти и не успел увернуться. Голова с треском раскололась,
и в лицо Релану брызнули мозги. Смахнул со лба и с глаз
кровавое месиво, юноша обернулся к Ниуну.
Поединок киммерийца с коренастым ваниром продолжался,
но было ясно, что ванир проигрывает. Вот он несколько раз
оступился, вот сделал неточный выпад, и его меч содрал кору
с дерева, даже не задев Ниуна, вот он не успел отвести удар,
и на его щеке, обильно кровоточа, раскрылась глубокая рана.
Наконец он ошибся в последний раз, и голова с изумленно
распахнутыми светло-серыми глазами отлетела в заросли
вереска. Грузное тело сделало шаг вперед, словно
намеревалось ее поймать, и тяжело повалилось в мох.
Бой был закончен. Победители переглянулись, вытерли
окровавленные клинки и одновременно убрали их в ножны. Не
успели они опомниться, как из кустов, громко визжа, плача и
смеясь одновременно, выскочили три девушки и повисли на
шеях своих освободителей.
- Кто вы?
- Вас послали Светлые Боги!
- Мы уже ни на что не надеялись!
- Но мы пытались бежать!
- Вы блестящие воины!
Казалось, все три девушки говорят разом.
- Замолчите! - рявкнул Ниун, у которого голова уже
пошла кругом от этих криков.
Девушки испуганно затихли.
- Замолчите, - уже спокойно повторил киммериец. -
Кто-нибудь может вразумительно объяснить, кто вы и как эти
дохлые псы, - он пнул ногой обезглавленный труп, - поймали
вас?
Он внимательно взглянул на застывших в молчании
девушек, и вдруг почувствовал, как сердце его подступило к
горлу, а внутренний голос, на который он так долго
надеялся, закричал, завопил, заорал: Она! Она! Она!
6
Ниун с Реланом быстро развязали веревки, которые
образовывали на ногах пленниц петли. Пока Ниун разжигал
костер, Релан наломал сухих веток, усадил на них девушек и
достал из дорожного мешка остатки припасов. Поев и немного
отдохнув, девушки начали потихоньку приходить в себя. Все
они были молоды - шестнадцать-семнадцать зим, не больше - и
потому умели быстро забывать горести и лишения. Радость от
вновь обретенной свободы скоро заслонила все другие чувства,
и они защебетали, словно птички, порхающие с ветки на ветку.
Первой заговорила высокая черноволосая красавица. В ее
ярко-синих, как у большинства киммериек, глазах испуг и
отчуждение давно сменились весельем, лукавством и даже
кокетством.
- Меня зовут Ланга. Мое селение находится всего в двух
днях пути отсюда, и эти гнусные твари поймали меня
последней. Я пошла в лес за хворостом, но, видимо, ушла
слишком далеко, и поэтому моих криков никто не услышал. Я
сопротивлялась, как могла, но разве слабая девушка может
вырваться из рук бывалого воина? - При этих словах Ланга
игриво взглянула на Ниуна, но он лишь серьезно кивнул, и
она продолжила: - У моих родителей нет детей, кроме меня, и
я надеялась, что они бросятся в погоню, но этого почему-то
не произошло. Мой отец - лучший в округе плотник. Никто не
умеет так работать с деревом, как он. Проводите меня домой
- и вас ждет щедрая награда.
- Конечно, мы отведем тебя, - ответил Ниун. - Но вовсе
не из-за награды.
- А я Санта, - заговорила вторая девушка.
На ее нежных щеках играл яркий румянец, а пушистые
ресницы вздрагивали, когда она поднимала глаза на Релана.
Похоже, юноша очень понравился ей, да и он не остался
равнодушным, что не ускользнуло от наблюдательного Ниуна.
- Я живу немного дальше. На самом краю нашей деревни
есть замечательный ручей, вода в котором всегда очень
холодная и чистая. Я отправилась за водой, но не успела
даже набрать ее, как из зарослей выскочил тот громила,
которого ты, - обернулась она к Релану, - так ловко
поразил. Он схватил меня, зажал рот своей огромной
ручищей, и я не смогла даже позвать на помощь. Я живу одна.
Мои родители давно мертвы: отец погиб на охоте, когда я
была совсем маленькой, а мать умерла прошлой зимой. Меня
никто не ждет, но и мне хотелось бы вернуться домой. Куда
же мне еще идти?
При этих словах Релан подался вперед, словно хотел
что-то сказать, но вдруг передумал, густо покраснел и
отвел глаза.
- А ты? - обернулся Ниун к третьей девушке.
Он старался не смотреть на нее, чтобы не выдать
волнения, которое душило его, словно жесткая петля.
1 2 3 4 5 6 7