Радим, Малинин и Исаев навалились на бревно, торчавшее из груди гиганта.
Тираннозавр отбросил Илью, вернее то, что от него осталось, дернулся еще раз — бревно, едва не покалечив людей, отбросило всех прочь. Зверь зарычал и вдруг рыгнул, выплюнув ноги Ильи. Сильное зловоние расплылось в воздухе.
Сергей подскочил к оскаленной морде, сияющей цветными отблесками и залитой кровью с одной стороны, и изо всех сил ударил кулаком в здоровый глаз Тираннозавра. Глаз был размером в два его кулака и мгновенно расплескался кровью и скользкой плотью, — но ему не удалось пробить кость глазницы, оказавшейся крепче, чем он рассчитывал.
Зверь мгновенно схватил его своей только издали казавшейся маленькой передней лапой. Все четыре его пальца так сдавили Сергею грудь, что приходилось только удивляться, как выдержали кости. Не пытаясь подняться, зверь потянул добычу в открывшуюся пасть.
Сергей выбросил обе руки навстречу и уперся в коричневые десны. Они были покрыты слизью, и ладони через мгновение начали медленно соскальзывать внутрь. Он изо всех сил старался давить на нижнюю челюсть. Зверь и человек на секунду застыли.
И как же все было безнадежно!
Вдруг рядом возник Михайлов, с размаха вонзивший меч в пустую глазницу Тираннозавра, и тут же мимо Сергея просунулось давешнее бревно, усилиями Радима, Исаева и Малинина нацеленное точно в бездонную глотку.
Волков взлетел в воздух, отброшенный, как и Илья, но целый и полный такой дикой ярости, какая охватывает душу каждого честного человека при виде вопиющей несправедливости. Все пережитое им в эти затянувшиеся мгновения схватки причиняло такую боль, будто кровь сочилась из всех пор его кожи. Болело тело и мозг, ныло у корней волос, под ногтями, между зубами…
Он — человек!
И тут, от возмущения перестав быть человеком и дико вопя, он уже лез к этой морде, мимоходом смахнув майора и забив торчащий из глазницы меч по самую рукоять… Радим еще цеплялся за бревно, Сергей отбросил и его… Бревно сразу ушло вглубь, к Сергею снова тянулась огромная лапа, но он сумел отломить ее средний толстый палец, а когда лапа вернулась — еще один… Ярость переполняла Сергея, все вокруг стало мягким, податливым, все, кроме него самого и его тела!.. Он сломал еще один палец зверя — те болтались, и лапа беспорядочно металась… Бревно наконец-то провалилось, тело Тираннозавра дернулось раз, другой… Все было ясно. Сергей сполз вниз и отошел от умирающей твари.
Они, его друзья, стояли в стороне… А Илья лежал чуть дальше…
Метрах в двухстах стояла толпа кентавров.
Тихо. Все застыло. Тучи мошкары впивались в разгоряченное лицо. Крылатый яд, носимый ветром. Пахло рекой и болотом, потерявшимся в бескрайней степи со всеми своими звездами, рыбами, гадами…
Они победили!.. И то дикое, колдовское, словно подземелье, заселенное гоблинами, словно тени мертвых в пещерах слепых — все, что еще переполняло его, заклекотало в глотке, и Сергей закричал, чтобы не быть разорванным зловещими пастями, от которых шевелился каждый волосок на голове…
Он закричал так, что отшатнулись его друзья и вздрогнули кентавры, и далеко-далеко за рекой оглянулся Доброслав — не уж то?..
Сергей кричал, потому что победил, потому что был жив, потому что был счастлив!
Да, он был счастлив!
Потом он очнулся и смог собрать себя, потерянного в крови, звере, откушенных ногах Ильи, в ветре и траве, покорно ложащейся под ногами.
Илья истекал кровью. Зверь перекусил ему ноги чуть выше колен, других повреждений не было, но было ясно, что парень умрет, если не остановить кровь. Сергей махнул кентаврам, подзывая, а когда те подошли, указал на Илью:
— Берите осторожнее, он должен жить. И приведите наших лошадей.
— Они уже здесь, — ответил кто-то из полуконей.
Сергей кивнул. Илью, так и не пришедшего в себя, галопом унесли два кентавра. Подошли еще два полуконя, ведущих под уздцы шесть лошадей.
«Их осталось пятеро», — подумал Сергей и устыдился этой мысли.
— Что будете с ним делать? — кивнул он на Тираннозавра.
Белый кентавр с черным пером в пучке волос на голове удивленно ответил:
— Как что? Снимем шкуру и сделаем чучело в память… Ведь такого еще не случалось с создания мира!
Сергей посмотрел на него. Что он хотел сказать? И что произошло? В голове было мутно.
Кентавры ждали, пока люди сядут на коней. До городка юрт было совсем близко. При въезде на главную улицу их пропустили вперед.
Все было так же, как и вчера (только вчера!). И все же не совсем так.
Так же кричали толпы полуконей по сторонам дороги, так же чествовали… только на этот раз чествовали их!
Сергей ехал впереди и первым принимал всеобщее ликование. И от приветственных криков падали с небес птицы. И удивленно смотрело солнце!..
На площади пыток стеной стояли вожди. Все смолкло. В молчании Сергей выехал вперед и остановился в десятке метров перед ними.
К нему приблизился шаман. Вновь застучал бубен, запела флейта. Потом, словно отрубив мелодию, шаман, надсаживаясь, прокричал:
— Арланы! Сбылось великое предсказание. Человек-предтеча, пророк Бога-Отца нашего явился к нам.
— Пророк пришел к нам! — взвыла толпа.
— Предтеча! Предтеча явился! — вторили другие.
— Мы были сиротами, но теперь Бог-Отец вспомнил о нас, о любимых детях своих и прислал нам гонца своего! — кричал шаман.
— Прислал! Прислал!..
— Он победил ужасное чудовище, вождя всех чудовищ!
— Вождя чудовищ!
— Да будет Пророк править нами, как Бог-Отец правит!
— Пусть Пророк правит нами! — вторила толпа.
Когда по знаку шамана наступила тишина, казалось, в голове все еще гремят крики.
Шаман тяжело, кряхтя, опускался на колени, подгибая передние ноги и склоняя тело к земле. Повторяя за ним, позу рабьей покорности принимали все вожди. И Сергей слышал, как степь со всех сторон слаженно шелестела, когда великое множество кентавров склонялось перед ним.
Прошла минута, другая — ничего не изменилось. Полукони застыли в неудобной позе, никто не смел шевельнуться, все лежали, опирались руками о землю. Сергей оглянулся и поймал горевший восторгом взгляд Радима. Рядом довольно хмурился Михайлов, с интересом, уже абстрактным, осматривался Малинин.
— Да будет так! — громко, так громко, чтобы голос его слышали как можно дальше, крикнул Сергей. — Будьте же моими детьми, как вы были детьми Богу-Отцу, и я буду править вами, как Отец ваш. Поднимитесь с колен, дети мои!
И вновь оглянулся, чтобы увидеть округлившиеся от сдерживаемого смеха глаза Исаева, богоборца и революционера.
Потом началась бестолковая кутерьма, пока Сергей не сообразил, что кентавры всерьез переложили на него груз ответственности за себя. Оказывается, даже вожди жаждали быть любимыми детьми Бога-Отца, через Волкова, конечно. Вождь, отрубивший вчера руку Кочетову, чуть было не умер на месте, едва Сергей вздумал в досаде отослать его. Может, и умер бы, но Сергей выяснил, что с Кочетовым все в порядке, рука заживает, так что, на всякий случай, осчастливил вождя прощением.
Он подозвал Радима.
— Бери пять-шесть вождей, посоветуйся с шаманом, кого взять, и скачи к воеводе Доброславу. Сообщи ему обо всем, пусть приезжает, надо договориться с кентаврами о переправе.
Шаману Сергей указал лечить Илью так, чтобы вскоре можно было посадить его на коня.
Потом новому пророку выделили ослепительно белую с золотым шитым узором юрту, где все было устлано мягкими коврами и шкурами. Ему прислуживали маленькие, очень нервные кобылки. Разумеется, наполовину. Все человеческое было у них на удивление прекрасно. И волос он не заметил ни на груди, ни на спине. Вместо гривы до лошадиной холки падали чудной волной длинные, разного окраса волосы.
Служанки легким галопом нанесли ему воды в такой огромный котел, куда могли бы поместиться и сами. Воду подогрели, и Сергей отлично отмыл грязь и кровь — свою и чужую.
Потом лег спать, наказав разбудить вечером, когда солнце коснется горизонта, как он объяснил, и они поняли.
Уже засыпая, спросил одну из красавиц, устроили ли его товарищей? Получил утвердительный ответ. И отключился.
Глава 19. ВЛАСТЬ — ЭТО ОДИНОЧЕСТВО
— Тяжело тебе пришлось, брат, — сказал Сергею воевода Доброслав, когда вечером, уже после переправы обров и людей, они остались с ним наедине. — Мне Радим все пересказал, — пояснил он и закачал головой: — Невиданное дело ты совершил и по праву теперь вождь. Ну, едем к твоим. Будем знакомиться. — Немного погодя, он поинтересовался: — Как чувствует себя Илья? Как твой Кочетов? — и, выслушав ответ, продолжал о своем: — Нет, великий подвиг! Малой кровью ты обрел столько союзных сил!
Кентавры кричали им славу. Сергей сказал, что его народ, дети его, арланы, хорошо примут обров и великий народ сколотов — как называли людей кентавры.
И действительно, если вначале и присутствовало некоторое отчуждение, то скоро оно исчезло. И арланы, и обры, и люди несли в себе одинаковый груз инстинктов, помогавших найти точки соприкосновения — несмотря на несхожесть облика, все были созданы по одному образцу.
— Ты пойми, — восхищенный увиденным, не мог успокоиться Малинин, — мы все коллективные животные, в нас во всех заложен инстинкт власти и, конечно, инстинкт подчинения. Они друг без друга не существуют. Как без них не может прожить племя, род. Вождь всегда сакрален, его положение священно. А вот ближних мы до смертоубийства готовы испытывать на предмет силы-слабости. И отсюда распри между соседями. То, что мы созданы по образу и подобию Бога-Императора, — продолжал рассуждать Валентин, — знают все. Достаточно слабого толчка, чтобы инстинктивное знание выросло в иерархию. Ты — зримый пример. Ты — олицетворение воли Бога-Отца. Доказав всем свою близость к Богу, ты в каждом включил инстинкт подчинения. И обожания. И даже собачьей преданности, если хочешь. Но любят и почитают не одного тебя — эти чувства наши новые союзники переносят на людей вообще, потому что ты — человек. И обры, и арланы теперь готовы умереть ради нас. Но какая ответственность, Боже мой! — восклицал философ и уходил, оставляя Сергея одного.
Волков же эти дни, истратив огромную часть сил, не мог ни думать, ни чувствовать, ни сопереживать. Что бы он ни делал — выходило, как ждали, что бы ни говорил — оказывается, это и хотели услышать.
— Вашего товарища несет к славе, как вешней водой, — говорил как-то Доброслав Исаеву. Они Волкова просто не видели, остановились за его юртой и не учли, что материя, хоть и толстая, хорошо пропускает звуки, — типичная ошибка человека, привыкшего жить в крепком бревенчатом доме.
Исаев ответил не сразу, и слова его прозвучали неожиданно для Сергея:
— Нет, воевода Доброслав, его несет не к славе. Не слава его ждет, а печаль.
— Я тебя не понимаю, Кирилл.
— Нет тут ничего сложного. Вот возьмем тебя, воевода. Ты хочешь погреметь мечами и возродить славу людей в этом мире. И ты, конечно, преуспеешь. Когда будешь умирать, умрешь спокойно, с сознанием выполненного дела.
— Еще много трудов и битв… — начал было Доброслав, но Исаев его перебил:
— Будет, будет. Ты уж поверь. Теперь возьмем меня— я вечный разрушитель. Мне не нравится система Бога-Императора потому, что она несовершенна. Но совершенен лишь бриллиант, вернее кристалл алмаза. Поэтому я вечно буду недоволен. В этом и есть мое счастье. А Сергей стремится к любви. Его невозможная далекая цель — простые человеческие чувства. А его вынесло к власти. Вместо мужской дружбы, в память о которой он и влез в это дерьмо, вместо любви к женщине (нашел кого полюбить — Ланскую, светскую львицу) его путь выводит к власти. Власть — всегда одиночество! Ты ведь, Доброслав, понимаешь меня. Вождь отвечает за многих, значит, готов в любой момент принести в жертву кого-то из них. Ведь и в бой посылаешь своих. Хуже всего то, что жертвовать приходится самыми близкими. Так было и так будет.
— Теперь я начинаю тебя понимать, — задумчиво сказал воевода, — но ведь…
— То-то и оно, что такого человека, как наш Сергей, власть не может удовлетворить. Не знаю почему, ведь это сильнейший инстинкт, перед которым склоняются все, кроме пресыщенных этой же властью. Да и то очень редко.
— Ты так думаешь?..
— Я это знаю.
Волков лежал на коврах среди подушек, разложенных повсюду для его удобства, и лениво смотрел в открытый вход в юрту. Часть улицы. Синее небо. Свистящий, казалось, на всю вселенную жаворонок. Спешащие по делам кентавры, конные обры, люди… Одна из его служанок, Рона, черненькая, угловатая, по-жеребячьи неловкая, обмахивала его опахалом. Он ее не прогонял, чтобы не обидеть — она была счастлива, а ему не мешало.
Товарищи его за стеной юрты замолчали. Под полог залетела, громко звеня, дикая пчела, нашла поднос с любимой кентаврами амрисой — и затихла, мирно ползая.
Сергею навсегда запомнился этот миг миром, покоем, пчелой, влюбленной Роной и тишиной, тишиной…
Глава 20. ВРАГ РАЗДЕЛИЛСЯ
Объединенное войско продвигалось к замку Бога-Императора. Степь кончилась уже через сотню километров от реки. Страна предгорий, лугов, рощ, холмов, покрытых лесом, пашен, на которых трудились люди и обры.
Сангор, выбранный великим вождем арланов на последнем совещании вождей Великого Курултая, недаром перед выступлением в поход говорил Сергею:
— Мы, арланы, любимцы Бога-Отца. Он, в бесконечной милости своей, не привязал нас к пашне. Копать, сеять и собирать — удел обров и людей. Мы же — вольные птицы. Мы — пастухи, и стада наши неисчислимы.
— Какой у вас скот?
— Всякий. Овцы, коровы, быки, лошади, лорки, даже тарканы. Мы воины и скотоводы. А эти — земледельцы. Мы с ними ведем торг.
Лето цвело полной силой трав. Скоту хватало сочных пастбищ, обильных ручьев. Вода здесь была удивительно сладкой. Чистые ключи выбивались из-под горных отрогов и, радуясь освобождению от каменного гнета, шипели, искрились при встрече с солнцем.
Южный ветер приносил запахи, не знакомые людям, но узнаваемые обрами и арланами. Время, в котором они жили, как ветер, волновало сердца.
И обры, и арланы знали дорогу, так что заблудиться никто не боялся.
Все чаще встречались пашни. Сначала клочками, с плохонькими хижинами-домишками, которые хозяевам в случае опасности не жалко было бросить. И бросали — опасаясь невиданной массы войск. К тридцати тысячам сколотов и обров присоединилось еще пятьдесят тысяч арланов. Обозом гнали скот — ежедневную пищу, дополнительно пополняли запасы и по пути у местных — война. Однако не разоряли. Стоило хозяину — обру или человеку — возмутиться количеством взятого, отдавали не торгуясь. Было в этом что-то неестественное, несовместимое с ожиданием варварского разгула.
Малинин пробовал объяснить:
— Все дело в том, — говорил он, — что близость резиденции Бога-Императора заставляет не только примиряться с присутствием высшего закона, я бы сказал, закона-справедливости, но этот закон уже присутствует в подсознании всех живущих в этом мире. Смотри, мы пришли с войной, но не против закона, который есть Бог-Отец, а против кнехтов, которые просто по-своему этот закон трактуют. Разорять нехорошо, но фермеры, смирившись с властью кнехтов, уже чувствуют себя виновными. Поэтому делятся, хотя иной раз и возмущаются, конечно.
Земля здесь была плодородной. Выращивали пшеницу, ячмень, овес, рожь и все, что необходимо. Управляющими, особенно крупных плантаций, оставались люди. На полях трудились обры, здесь редко можно было видеть человека. По осени, как рассказывали, приходили сборщики налогов и забирали десятину. Сборщики налогов были кнехтами.
Местные охотно сообщали последние новости. Они не служили кнехтам, лишь расплачивались налогами, но они и не были противниками кнехтов, потому, чувствуя свою вину, платили знанием и пищей. Разнеслась весть, что навстречу им уже движется войско обров, а также сила неслыханная и несчитанная. Потом нашлись знающие счет, и союзники узнали, что кнехты выслали больше ста тысяч пеших бойцов и семьдесят-восемьдесят тысяч конных. Столицу осталось защищать тысяч тридцать обров, женщин и детей было в три раза больше, а сколько рабов-людей, то не знал никто. Много.
Сведения поступали непрерывно. Через день пришел донос, что конница врагов находится на расстоянии одного перехода. Пора было принимать решение. Пешее войско сильно отстало и могло успеть дойти до них за три-четыре дневных перехода. Обстоятельства и воля Бога-Отца разделили войско врага на две части: конную и пешую. Никто не захотел упускать идущее в руки добро.
Глава 21. РАЗГРОМ
Второй день союзники уходили от преследующего их конного войска. Конные сколоты и кентавры могли бы идти намного быстрее — сдерживали обры на лорках. Впрочем, преследовавшее их войско сплошь сидело на тех же лорках. И, судя по всему, не торопилось. Командиры врагов знали, что бой может начаться в любой момент, после того как соответствующее решение примут люди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Тираннозавр отбросил Илью, вернее то, что от него осталось, дернулся еще раз — бревно, едва не покалечив людей, отбросило всех прочь. Зверь зарычал и вдруг рыгнул, выплюнув ноги Ильи. Сильное зловоние расплылось в воздухе.
Сергей подскочил к оскаленной морде, сияющей цветными отблесками и залитой кровью с одной стороны, и изо всех сил ударил кулаком в здоровый глаз Тираннозавра. Глаз был размером в два его кулака и мгновенно расплескался кровью и скользкой плотью, — но ему не удалось пробить кость глазницы, оказавшейся крепче, чем он рассчитывал.
Зверь мгновенно схватил его своей только издали казавшейся маленькой передней лапой. Все четыре его пальца так сдавили Сергею грудь, что приходилось только удивляться, как выдержали кости. Не пытаясь подняться, зверь потянул добычу в открывшуюся пасть.
Сергей выбросил обе руки навстречу и уперся в коричневые десны. Они были покрыты слизью, и ладони через мгновение начали медленно соскальзывать внутрь. Он изо всех сил старался давить на нижнюю челюсть. Зверь и человек на секунду застыли.
И как же все было безнадежно!
Вдруг рядом возник Михайлов, с размаха вонзивший меч в пустую глазницу Тираннозавра, и тут же мимо Сергея просунулось давешнее бревно, усилиями Радима, Исаева и Малинина нацеленное точно в бездонную глотку.
Волков взлетел в воздух, отброшенный, как и Илья, но целый и полный такой дикой ярости, какая охватывает душу каждого честного человека при виде вопиющей несправедливости. Все пережитое им в эти затянувшиеся мгновения схватки причиняло такую боль, будто кровь сочилась из всех пор его кожи. Болело тело и мозг, ныло у корней волос, под ногтями, между зубами…
Он — человек!
И тут, от возмущения перестав быть человеком и дико вопя, он уже лез к этой морде, мимоходом смахнув майора и забив торчащий из глазницы меч по самую рукоять… Радим еще цеплялся за бревно, Сергей отбросил и его… Бревно сразу ушло вглубь, к Сергею снова тянулась огромная лапа, но он сумел отломить ее средний толстый палец, а когда лапа вернулась — еще один… Ярость переполняла Сергея, все вокруг стало мягким, податливым, все, кроме него самого и его тела!.. Он сломал еще один палец зверя — те болтались, и лапа беспорядочно металась… Бревно наконец-то провалилось, тело Тираннозавра дернулось раз, другой… Все было ясно. Сергей сполз вниз и отошел от умирающей твари.
Они, его друзья, стояли в стороне… А Илья лежал чуть дальше…
Метрах в двухстах стояла толпа кентавров.
Тихо. Все застыло. Тучи мошкары впивались в разгоряченное лицо. Крылатый яд, носимый ветром. Пахло рекой и болотом, потерявшимся в бескрайней степи со всеми своими звездами, рыбами, гадами…
Они победили!.. И то дикое, колдовское, словно подземелье, заселенное гоблинами, словно тени мертвых в пещерах слепых — все, что еще переполняло его, заклекотало в глотке, и Сергей закричал, чтобы не быть разорванным зловещими пастями, от которых шевелился каждый волосок на голове…
Он закричал так, что отшатнулись его друзья и вздрогнули кентавры, и далеко-далеко за рекой оглянулся Доброслав — не уж то?..
Сергей кричал, потому что победил, потому что был жив, потому что был счастлив!
Да, он был счастлив!
Потом он очнулся и смог собрать себя, потерянного в крови, звере, откушенных ногах Ильи, в ветре и траве, покорно ложащейся под ногами.
Илья истекал кровью. Зверь перекусил ему ноги чуть выше колен, других повреждений не было, но было ясно, что парень умрет, если не остановить кровь. Сергей махнул кентаврам, подзывая, а когда те подошли, указал на Илью:
— Берите осторожнее, он должен жить. И приведите наших лошадей.
— Они уже здесь, — ответил кто-то из полуконей.
Сергей кивнул. Илью, так и не пришедшего в себя, галопом унесли два кентавра. Подошли еще два полуконя, ведущих под уздцы шесть лошадей.
«Их осталось пятеро», — подумал Сергей и устыдился этой мысли.
— Что будете с ним делать? — кивнул он на Тираннозавра.
Белый кентавр с черным пером в пучке волос на голове удивленно ответил:
— Как что? Снимем шкуру и сделаем чучело в память… Ведь такого еще не случалось с создания мира!
Сергей посмотрел на него. Что он хотел сказать? И что произошло? В голове было мутно.
Кентавры ждали, пока люди сядут на коней. До городка юрт было совсем близко. При въезде на главную улицу их пропустили вперед.
Все было так же, как и вчера (только вчера!). И все же не совсем так.
Так же кричали толпы полуконей по сторонам дороги, так же чествовали… только на этот раз чествовали их!
Сергей ехал впереди и первым принимал всеобщее ликование. И от приветственных криков падали с небес птицы. И удивленно смотрело солнце!..
На площади пыток стеной стояли вожди. Все смолкло. В молчании Сергей выехал вперед и остановился в десятке метров перед ними.
К нему приблизился шаман. Вновь застучал бубен, запела флейта. Потом, словно отрубив мелодию, шаман, надсаживаясь, прокричал:
— Арланы! Сбылось великое предсказание. Человек-предтеча, пророк Бога-Отца нашего явился к нам.
— Пророк пришел к нам! — взвыла толпа.
— Предтеча! Предтеча явился! — вторили другие.
— Мы были сиротами, но теперь Бог-Отец вспомнил о нас, о любимых детях своих и прислал нам гонца своего! — кричал шаман.
— Прислал! Прислал!..
— Он победил ужасное чудовище, вождя всех чудовищ!
— Вождя чудовищ!
— Да будет Пророк править нами, как Бог-Отец правит!
— Пусть Пророк правит нами! — вторила толпа.
Когда по знаку шамана наступила тишина, казалось, в голове все еще гремят крики.
Шаман тяжело, кряхтя, опускался на колени, подгибая передние ноги и склоняя тело к земле. Повторяя за ним, позу рабьей покорности принимали все вожди. И Сергей слышал, как степь со всех сторон слаженно шелестела, когда великое множество кентавров склонялось перед ним.
Прошла минута, другая — ничего не изменилось. Полукони застыли в неудобной позе, никто не смел шевельнуться, все лежали, опирались руками о землю. Сергей оглянулся и поймал горевший восторгом взгляд Радима. Рядом довольно хмурился Михайлов, с интересом, уже абстрактным, осматривался Малинин.
— Да будет так! — громко, так громко, чтобы голос его слышали как можно дальше, крикнул Сергей. — Будьте же моими детьми, как вы были детьми Богу-Отцу, и я буду править вами, как Отец ваш. Поднимитесь с колен, дети мои!
И вновь оглянулся, чтобы увидеть округлившиеся от сдерживаемого смеха глаза Исаева, богоборца и революционера.
Потом началась бестолковая кутерьма, пока Сергей не сообразил, что кентавры всерьез переложили на него груз ответственности за себя. Оказывается, даже вожди жаждали быть любимыми детьми Бога-Отца, через Волкова, конечно. Вождь, отрубивший вчера руку Кочетову, чуть было не умер на месте, едва Сергей вздумал в досаде отослать его. Может, и умер бы, но Сергей выяснил, что с Кочетовым все в порядке, рука заживает, так что, на всякий случай, осчастливил вождя прощением.
Он подозвал Радима.
— Бери пять-шесть вождей, посоветуйся с шаманом, кого взять, и скачи к воеводе Доброславу. Сообщи ему обо всем, пусть приезжает, надо договориться с кентаврами о переправе.
Шаману Сергей указал лечить Илью так, чтобы вскоре можно было посадить его на коня.
Потом новому пророку выделили ослепительно белую с золотым шитым узором юрту, где все было устлано мягкими коврами и шкурами. Ему прислуживали маленькие, очень нервные кобылки. Разумеется, наполовину. Все человеческое было у них на удивление прекрасно. И волос он не заметил ни на груди, ни на спине. Вместо гривы до лошадиной холки падали чудной волной длинные, разного окраса волосы.
Служанки легким галопом нанесли ему воды в такой огромный котел, куда могли бы поместиться и сами. Воду подогрели, и Сергей отлично отмыл грязь и кровь — свою и чужую.
Потом лег спать, наказав разбудить вечером, когда солнце коснется горизонта, как он объяснил, и они поняли.
Уже засыпая, спросил одну из красавиц, устроили ли его товарищей? Получил утвердительный ответ. И отключился.
Глава 19. ВЛАСТЬ — ЭТО ОДИНОЧЕСТВО
— Тяжело тебе пришлось, брат, — сказал Сергею воевода Доброслав, когда вечером, уже после переправы обров и людей, они остались с ним наедине. — Мне Радим все пересказал, — пояснил он и закачал головой: — Невиданное дело ты совершил и по праву теперь вождь. Ну, едем к твоим. Будем знакомиться. — Немного погодя, он поинтересовался: — Как чувствует себя Илья? Как твой Кочетов? — и, выслушав ответ, продолжал о своем: — Нет, великий подвиг! Малой кровью ты обрел столько союзных сил!
Кентавры кричали им славу. Сергей сказал, что его народ, дети его, арланы, хорошо примут обров и великий народ сколотов — как называли людей кентавры.
И действительно, если вначале и присутствовало некоторое отчуждение, то скоро оно исчезло. И арланы, и обры, и люди несли в себе одинаковый груз инстинктов, помогавших найти точки соприкосновения — несмотря на несхожесть облика, все были созданы по одному образцу.
— Ты пойми, — восхищенный увиденным, не мог успокоиться Малинин, — мы все коллективные животные, в нас во всех заложен инстинкт власти и, конечно, инстинкт подчинения. Они друг без друга не существуют. Как без них не может прожить племя, род. Вождь всегда сакрален, его положение священно. А вот ближних мы до смертоубийства готовы испытывать на предмет силы-слабости. И отсюда распри между соседями. То, что мы созданы по образу и подобию Бога-Императора, — продолжал рассуждать Валентин, — знают все. Достаточно слабого толчка, чтобы инстинктивное знание выросло в иерархию. Ты — зримый пример. Ты — олицетворение воли Бога-Отца. Доказав всем свою близость к Богу, ты в каждом включил инстинкт подчинения. И обожания. И даже собачьей преданности, если хочешь. Но любят и почитают не одного тебя — эти чувства наши новые союзники переносят на людей вообще, потому что ты — человек. И обры, и арланы теперь готовы умереть ради нас. Но какая ответственность, Боже мой! — восклицал философ и уходил, оставляя Сергея одного.
Волков же эти дни, истратив огромную часть сил, не мог ни думать, ни чувствовать, ни сопереживать. Что бы он ни делал — выходило, как ждали, что бы ни говорил — оказывается, это и хотели услышать.
— Вашего товарища несет к славе, как вешней водой, — говорил как-то Доброслав Исаеву. Они Волкова просто не видели, остановились за его юртой и не учли, что материя, хоть и толстая, хорошо пропускает звуки, — типичная ошибка человека, привыкшего жить в крепком бревенчатом доме.
Исаев ответил не сразу, и слова его прозвучали неожиданно для Сергея:
— Нет, воевода Доброслав, его несет не к славе. Не слава его ждет, а печаль.
— Я тебя не понимаю, Кирилл.
— Нет тут ничего сложного. Вот возьмем тебя, воевода. Ты хочешь погреметь мечами и возродить славу людей в этом мире. И ты, конечно, преуспеешь. Когда будешь умирать, умрешь спокойно, с сознанием выполненного дела.
— Еще много трудов и битв… — начал было Доброслав, но Исаев его перебил:
— Будет, будет. Ты уж поверь. Теперь возьмем меня— я вечный разрушитель. Мне не нравится система Бога-Императора потому, что она несовершенна. Но совершенен лишь бриллиант, вернее кристалл алмаза. Поэтому я вечно буду недоволен. В этом и есть мое счастье. А Сергей стремится к любви. Его невозможная далекая цель — простые человеческие чувства. А его вынесло к власти. Вместо мужской дружбы, в память о которой он и влез в это дерьмо, вместо любви к женщине (нашел кого полюбить — Ланскую, светскую львицу) его путь выводит к власти. Власть — всегда одиночество! Ты ведь, Доброслав, понимаешь меня. Вождь отвечает за многих, значит, готов в любой момент принести в жертву кого-то из них. Ведь и в бой посылаешь своих. Хуже всего то, что жертвовать приходится самыми близкими. Так было и так будет.
— Теперь я начинаю тебя понимать, — задумчиво сказал воевода, — но ведь…
— То-то и оно, что такого человека, как наш Сергей, власть не может удовлетворить. Не знаю почему, ведь это сильнейший инстинкт, перед которым склоняются все, кроме пресыщенных этой же властью. Да и то очень редко.
— Ты так думаешь?..
— Я это знаю.
Волков лежал на коврах среди подушек, разложенных повсюду для его удобства, и лениво смотрел в открытый вход в юрту. Часть улицы. Синее небо. Свистящий, казалось, на всю вселенную жаворонок. Спешащие по делам кентавры, конные обры, люди… Одна из его служанок, Рона, черненькая, угловатая, по-жеребячьи неловкая, обмахивала его опахалом. Он ее не прогонял, чтобы не обидеть — она была счастлива, а ему не мешало.
Товарищи его за стеной юрты замолчали. Под полог залетела, громко звеня, дикая пчела, нашла поднос с любимой кентаврами амрисой — и затихла, мирно ползая.
Сергею навсегда запомнился этот миг миром, покоем, пчелой, влюбленной Роной и тишиной, тишиной…
Глава 20. ВРАГ РАЗДЕЛИЛСЯ
Объединенное войско продвигалось к замку Бога-Императора. Степь кончилась уже через сотню километров от реки. Страна предгорий, лугов, рощ, холмов, покрытых лесом, пашен, на которых трудились люди и обры.
Сангор, выбранный великим вождем арланов на последнем совещании вождей Великого Курултая, недаром перед выступлением в поход говорил Сергею:
— Мы, арланы, любимцы Бога-Отца. Он, в бесконечной милости своей, не привязал нас к пашне. Копать, сеять и собирать — удел обров и людей. Мы же — вольные птицы. Мы — пастухи, и стада наши неисчислимы.
— Какой у вас скот?
— Всякий. Овцы, коровы, быки, лошади, лорки, даже тарканы. Мы воины и скотоводы. А эти — земледельцы. Мы с ними ведем торг.
Лето цвело полной силой трав. Скоту хватало сочных пастбищ, обильных ручьев. Вода здесь была удивительно сладкой. Чистые ключи выбивались из-под горных отрогов и, радуясь освобождению от каменного гнета, шипели, искрились при встрече с солнцем.
Южный ветер приносил запахи, не знакомые людям, но узнаваемые обрами и арланами. Время, в котором они жили, как ветер, волновало сердца.
И обры, и арланы знали дорогу, так что заблудиться никто не боялся.
Все чаще встречались пашни. Сначала клочками, с плохонькими хижинами-домишками, которые хозяевам в случае опасности не жалко было бросить. И бросали — опасаясь невиданной массы войск. К тридцати тысячам сколотов и обров присоединилось еще пятьдесят тысяч арланов. Обозом гнали скот — ежедневную пищу, дополнительно пополняли запасы и по пути у местных — война. Однако не разоряли. Стоило хозяину — обру или человеку — возмутиться количеством взятого, отдавали не торгуясь. Было в этом что-то неестественное, несовместимое с ожиданием варварского разгула.
Малинин пробовал объяснить:
— Все дело в том, — говорил он, — что близость резиденции Бога-Императора заставляет не только примиряться с присутствием высшего закона, я бы сказал, закона-справедливости, но этот закон уже присутствует в подсознании всех живущих в этом мире. Смотри, мы пришли с войной, но не против закона, который есть Бог-Отец, а против кнехтов, которые просто по-своему этот закон трактуют. Разорять нехорошо, но фермеры, смирившись с властью кнехтов, уже чувствуют себя виновными. Поэтому делятся, хотя иной раз и возмущаются, конечно.
Земля здесь была плодородной. Выращивали пшеницу, ячмень, овес, рожь и все, что необходимо. Управляющими, особенно крупных плантаций, оставались люди. На полях трудились обры, здесь редко можно было видеть человека. По осени, как рассказывали, приходили сборщики налогов и забирали десятину. Сборщики налогов были кнехтами.
Местные охотно сообщали последние новости. Они не служили кнехтам, лишь расплачивались налогами, но они и не были противниками кнехтов, потому, чувствуя свою вину, платили знанием и пищей. Разнеслась весть, что навстречу им уже движется войско обров, а также сила неслыханная и несчитанная. Потом нашлись знающие счет, и союзники узнали, что кнехты выслали больше ста тысяч пеших бойцов и семьдесят-восемьдесят тысяч конных. Столицу осталось защищать тысяч тридцать обров, женщин и детей было в три раза больше, а сколько рабов-людей, то не знал никто. Много.
Сведения поступали непрерывно. Через день пришел донос, что конница врагов находится на расстоянии одного перехода. Пора было принимать решение. Пешее войско сильно отстало и могло успеть дойти до них за три-четыре дневных перехода. Обстоятельства и воля Бога-Отца разделили войско врага на две части: конную и пешую. Никто не захотел упускать идущее в руки добро.
Глава 21. РАЗГРОМ
Второй день союзники уходили от преследующего их конного войска. Конные сколоты и кентавры могли бы идти намного быстрее — сдерживали обры на лорках. Впрочем, преследовавшее их войско сплошь сидело на тех же лорках. И, судя по всему, не торопилось. Командиры врагов знали, что бой может начаться в любой момент, после того как соответствующее решение примут люди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41