— Сантен — странное имя, — сказал и почувствовал, как она напряглась. Он случайно использовал слово «drole» — «смешное». Быстро поправился: — Исключительное имя.Вдруг Майкл пожалел, что не слишком себя утруждал в изучении французского. Поскольку состояние потрясения и шока еще не прошло, ему пришлось прилагать большие усилия, чтобы следить за ее быстрым объяснением.— Я родилась через минуту после полуночи первого дня 1900 года Сантен (Centaine) — по-французски означает «сотня»; очевидно, имя дано в честь наступившего нового столетия.
.Стало быть, ей семнадцать лет и три месяца от роду, и она вот-вот вступит в пору женской зрелости. Его собственной матери было едва семнадцать, когда он родился. Эта мысль придала ему такую уверенность, что пришлось еще раз быстро глотнуть из фляги Эндрю.— Вы — моя спасительница! — Майкл намеревался произнести эти слова беззаботным тоном, но прозвучало столь глупо, что он приготовился услышать в ответ насмешку. Однако Сантен серьезно кивнула.Ее любимым животным, помимо жеребца по кличке Нуаж (Облако), был тощий щенок-дворняжка, которого она когда-то нашла в канаве, испачканного кровью и дрожащего. Сантен выходила и вырастила его, очень привязалась к нему, но месяц назад он погиб под колесами армейского грузовика, мчавшегося на передовую. Гибель собаки оставила в ее душе боль и пустоту. Майкл тоже был тощ, и вид у него, одетого во всю эту обуглившуюся грязную одежду, почти как у нищего, оставлял желать лучшего, а кроме того, как она почувствовала, он подвергся жестокому испытанию. В его чудесного ясно-голубого цвета глазах она читала страшное страдание, а дрожал он и трясся в точности, как ее маленькая дворняжка.— Да, — твердо произнесла она. — Я позабочусь о вас.Шато был больше, чем казался с воздуха, и значительно менее красивым. Многие окна разбиты и заколочены досками. Стены носили следы осколков рвавшихся поблизости снарядов, а воронки на лужайках уже заросли травой; осенью прошлого года боевые действия приблизились к имению на расстояние артиллерийского огня, но союзники снова отбросили немцев за холмы.Большой дом выглядел печальным и запущенным, и Сантен извинилась:— Наших работников забрали в армию, а большая часть женщин и все дети бежали в Париж или Амьен. Нас здесь всего трое. — Она приподнялась в седле и резко выкрикнула уже на другом языке: — Анна! Иди посмотри, что я нашла.Женщина, появившаяся с огорода позади кухни, была коренастой и широкозадой, как кобыла-першерон Порода лошадей-тяжеловозов.
, с огромными бесформенными грудями под заляпанной грязью блузой. Густые темные волосы с проседью стянуты в пучок на макушке, лицо красное и круглое, как редис, грязные руки, обнаженные по локоть, толстые и мускулистые, как у мужчины. В одной руке она держала пучок репы.— Что такое, kleinjie, малышка?— Я спасла доблестного английского летчика, но он ужасно изранен…— Что до меня, то он прекрасно выглядит.— Анна, не будь же такой старой тетерей! Иди и помоги мне отвести его в кухню.Обе они болтали друг с другом, и, к изумлению Майкла, он понимал каждое слово.— Я не позволю солдату оставаться в доме, ты это знай, kleinjie! Я не разрешу коту жить в той же корзинке, что и моему маленькому котенку…— Он не солдат, Анна, он — летчик.— И наверное, такой же бродяга, как и любой кот… — Она использовала слово «fris» Крайне невоспитанный, наглый (фламандск.).
, и Сантен сверкнула на нее глазами.— Ты отвратительная старуха, а теперь иди помоги мне.Анна очень тщательно оглядела Майкла со всех сторон и нехотя уступила:— У него хорошие глаза, но я все равно не доверяю ему… Ох, ну хорошо, но если он только…— Mevrou Маврау, госпожа (фламандск.).
, — впервые заговорил Майкл, — вашей добродетели с моей стороны ничто не угрожает, я даю вам свое торжественное обещание. При всей вашей восхитительности я буду держать себя в руках.Сантен круто обернулась, чтобы пристально посмотреть на него, а Анна, отпрянув от удивления, довольная, громко рассмеялась:— Он говорит по-фламандски!— Вы говорите по-фламандски! — как эхо повторила упрек Сантен.— Это — не фламандский, — стал отрицать Майкл. — Это — язык африкаанс, южноафриканский голландский.— Это фламандский язык, — сказала Анна, подходя к нему. — И любой человек, говорящий по-фламандски, — желанный гость в этом доме. — Она потянулась к Майклу.— Осторожно, — с тревогой сказала ей Сантен. — Его плечо…Она соскользнула на землю, и вдвоем они помогли Майклу спешиться и довели его до двери кухни.Дюжина поваров могла бы обеспечить на этой кухне банкет на пятьсот гостей, но сейчас лишь в одной из плит горел небольшой огонь, и женщины усадили Майкла перед ней.— Принеси немного своего знаменитого бальзама, — приказала Сантен, и Анна заторопилась прочь.— Вы — фламандки? — спросил Майкл. Он был очень доволен, что языковый барьер испарился.— Нет-нет. — Сантен огромными ножницами по кусочкам срезала обуглившиеся остатки рубашки с его ожогов. — Анна родом с севера, была мне кормилицей, когда умерла моя мать, а теперь считает, что она и вправду моя мать, а не просто служанка. Она научила меня этому языку с колыбели. Но где вы научились ему?— Там, откуда я родом, все говорят на фламандском.— Я рада, — сказала Сантен, и Майкл не совсем понял, что она имела в виду, потому что ее взгляд был прикован только к его ожогам.— Я высматриваю вас каждое утро, — произнес он тихо. — Мы все, когда летаем, ищем вас.Сантен ничего не ответила, но он увидел, как ее щеки снова покрылись тем красивым темно-розовым румянцем.— Мы зовем вас нашим счастливым ангелом — l'ange du bonheur.Она засмеялась:— А я называю вас le petit jaune, маленький желтенький — желтый «сопвич»! — Майкл ощутил, как его охватывает восторг: она выделяла его из всех! Сантен продолжала: — Я жду, чтобы все вы, все возвращались, считаю моих цыплят. Но как часто они не прилетают, особенно новенькие! Тогда я плачу о них и молюсь. Но вы и зеленый самолет всегда возвращаетесь домой, и я так радуюсь за вас.— Вы очень добры, — начал Майкл, но в эту минуту Анна с шумом возвратилась из кладовой, неся глиняный кувшин, от которого пахло скипидаром, и настроение было испорчено.— Где папа? — строго спросила Сантен.— В подвале, занимается животными.— Нам приходится держать скот в погребах, — объяснила Сантен, подойдя к каменной лестнице, ведущей вниз, — иначе солдаты крадут цыплят и гусей, и даже дойных коров. Мне с трудом удалось сохранить Облако.Она громко закричала куда-то вниз:— Папа! Где ты?Послышался приглушенный ответ, и Сантен крикнула снова:— Нам нужна бутылка коньяку, — тут ее голос стал предостерегающим. — Нераспечатанная, папа. Это не для стола, а в медицинских целях. Не для тебя, а для пациента… вот, держи.Сантен бросила вниз по лестнице связку ключей; спустя некоторое время раздались тяжелые шаги, и большой косматый человек с толстым брюхом неуклюже ввалился в кухню с прижатой к груди, словно дитя, бутылкой коньяка.У него была такая же, как и у дочери, густая копна курчавых волос, но с седыми прядями, свисавшими на лоб. Широкие и навощенные усы впечатляюще заострялись. Человек уставился на Майкла своим единственным темным, поблескивающим глазом. Другой глаз был закрыт черной суконной круглой повязкой пиратского вида.— Кто это? — спросил он.— Английский летчик.Сердитый взгляд смягчился.— Дружественный воин. Товарищ по оружию — еще один из тех, кто уничтожает проклятых бошей!— Ты за последние пятьдесят лет не уничтожил ни одного боша, — напомнила ему Анна, не отрывая взгляда от ожогов Майкла, но человек не слушал ее и шел на Майкла, раскрыв объятия, как медведь.— Папа, осторожней. Он ранен.— Ранен! — вскричал папа. — Коньяк! — Эти слова, похоже, были связаны у него между собой. Нашел два тяжелых стеклянных стакана, поставил на кухонный стол, подышал на них, издавая сильный запах чеснока, вытер полами своего пиджака бутылку и сломал красный воск на ее горлышке.— Папа, но ты же не ранен, — грозно проговорила Сантен, когда он наполнил оба стакана до краев.— Я не стал бы оскорблять мужчину столь очевидной доблести, предлагая ему выпить в одиночку. — «Пират» поднес один из стаканов Майклу:— Граф Луи де Тири, к вашим услугам, милостивый государь.— Капитан Майкл Кортни. Королевский летный корпус.— A votre sante, Capitaine За ваше здоровье, капитан! (фр.)
!— A la votre, Monsieur Comte! И за ваше, господин граф! (фр.)
Граф выпил с неприкрытым наслаждением, вздохнул, вытер свои великолепные темные усы тыльной стороной ладони и, обратившись к Анне, изрек:— Продолжай лечение, женщина.— Сейчас будет щипать, — предупредила Анна. Майкл подумал, что она имела в виду коньяк, но Анна зачерпнула пригоршню мази из глиняного кувшина и шлепнула ее на ожоги.Майкл издал негромкий страдальческий стон и попытался встать, но Анна удержала его одной громадной, огрубевшей, красной от работы рукой.— Забинтуй, — приказала она Сантен, и, пока девушка наматывала бинты, страшная боль стала стихать и уступила место успокаивающему теплу.— Сейчас лучше, — признал Майкл.— Конечно, лучше, — утешила Анна. — Моя мазь известна как средство от всего — от оспы до геморроя.— Как и мой коньяк, — пробормотал граф и снова наполнил оба стакана.Сантен подошла к корзине с чистым бельем, стоявшей на кухонном столе, достала одну из свежевыглаженных рубашек графа и, несмотря на протесты отца, помогла Майклу надеть ее. Пока она придумывала, как подвязать раненую руку своего пациента, за окнами послышалось стрекотание мотора и Майкл углядел знакомую фигуру на столь же знакомом мотоцикле, затормозившем так резко, что гравий с дорожки полетел в стороны.Мотор потрещал и замолк, а обеспокоенный голос позвал:— Майкл, мой мальчик, где ты?Дверь распахнулась и пропустила лорда Эндрю Киллигеррана в неизменной шотландской шапочке. Его сопровождал молодой врач в форме медицинской службы армии Великобритании.— Слава Богу, вот ты где! Не паникуй, дружище, я привез тебе костоправа… — Эндрю подтащил врача к табурету Майкла и заговорил с облегчением и оттенком досады в голосе: — Похоже, что уж кто-кто, а ты чертовски хорошо без нас обходишься! Я совершил набег на местный полевой госпиталь. Под дулом пистолета захватил этого медика, терзался из-за тебя, а ты сидишь себе со стаканом в руке и…Эндрю умолк и впервые взглянул на Сантен, абсолютно забыв о состоянии Майкла.— Это правда! — продекламировал он на удивительно звучном французском, истинно по-галльски грассируя «р». — Ангелы действительно ходят по земле.— Немедленно отправляйся в свою комнату, дитя, — рявкнула Анна, и ее лицо приобрело выражение, подобное тому, которое имеют устрашающие каменные драконы, что охраняют вход в китайские храмы.— Я не дитя. — Сантен бросила Анне столь же свирепый взгляд, а потом обернулась к Майклу: — Почему он зовет вас своим мальчиком? Вы намного старше, чем он!— Он — шотландец, — объяснил Майкл, уже охваченный ревностью, — а шотландцы все чокнутые, и еще у него есть жена и четверо детей.— Это грязная ложь, — запротестовал Эндрю. — Дети — да, признаюсь в этом, бедные крошки! Но никакой жены, определенно никакой жены.— Ecossais Шотландцы (фр.)
, — пробормотал граф, — великие воины и великие пьяницы. — Затем произнес на приличном английском: — Могу ли я предложить вам коньяку, сударь? — Они заговорили на смеси языков, переходя с одного на другой посреди фразы.— Не мог бы кто-нибудь любезно представить меня этому образцу мужчины, чтобы я смог принять его щедрое предложение?— Граф де Тири, имею честь представить лорда Эндрю Киллигеррана. — Майкл жестом пригласил их подойти друг к другу, и они пожали руки— Tiens! Вот как! (фр.)
Настоящий английский милорд.— Шотландский, мой дорогой друг, а это — большая разница. — Эндрю поднял стакан, приветствуя графа. — Очень рад. Я уверен, что эта красивая молодая леди — ваша дочь… сходство… красивая…— Сантен, — вмешалась Анна, — отведи своего коня в конюшню и вычисти его.Сантен не обратила на нее внимания и улыбнулась Эндрю. Это заставило его прекратить свои подтрунивания и уставиться на девушку, потому что улыбка преобразила ее. Казалось, улыбка светится сквозь кожу, словно лампа сквозь алебастровый абажур, освещает зубы, сверкает в глазах, подобно солнечному свету в хрустальном сосуде с темным медом.— Думаю, мне следует осмотреть нашего пациента. — Молодой армейский врач вывел всех из волшебного оцепенения и вышел было вперед, чтобы размотать бинты Майкла. Анна уловила его жест, даже не поняв слов, и стала между ними всей своей массой.— Скажите ему, что, если он тронет мою работу, я сломаю ему руку.— Ваши услуги, боюсь, не потребуются, — перевел Майкл врачу.— Выпейте коньяку, — утешил его Эндрю. — Он неплох… совсем неплох.— Вы землевладелец, милорд? — вкрадчиво спросил Эндрю граф. — Конечно же?— Bien sur Конечно, сэр (фр.).
… — Эндрю сделал широкий жест, который должен был представить тысячи акров, и в то же самое время поднес свой стакан ближе к доктору, которому граф уже наливал коньяк. Граф наполнил и стакан Эндрю, и тот повторил: — Конечно, имение семьи — вы понимаете?— Ах! — Единственный графский глаз заблестел, когда отец взглянул на свою дочь. — Ваша покойная жена оставила вас с четырьмя детьми? — Он не до конца понял, о чем говорилось ранее.— Нет ни детей, ни жены — это все шутки моего веселого друга. — Эндрю указал на Майкла: — Он любит шутить. Дурно, по-английски.— Ха! По-английски! — Граф расхохотался и хлопнул бы Майкла по плечу, если бы Сантен ни бросилась вперед защитить его от удара.— Папа, осторожней! Он ранен.— Вы останетесь на ленч — все, — заявил граф. — Вы убедитесь, милорд, что моя дочь — лучший кулинар в провинции.— С Божьей помощью и моей, — раздраженно пробурчала Анна.— Послушайте, мне кажется, что, наверное, мне следует возвращаться, — робко проговорил доктор. — Я чувствую себя в общем-то здесь лишним.— Мы приглашены на ленч, — сказал ему Эндрю. — Выпейте коньяку, доктор.— Не откажусь. — Доктор уступил без борьбы.Граф объявил:— Необходимо спуститься в погреба.— Папа… — угрожающе начала Сантен.— У нас гости! — Он показал ей пустую бутылку из-под коньяка, и она беспомощно пожала плечами.— Милорд, вы поможете мне в выборе подходящих напитков?— Почту за честь, господин граф.Сантен задумчиво посмотрела на эту парочку, под руку спускавшуюся по лестнице.— Он drole Забавный (фр.).
, этот ваш друг, и очень вам предан. Посмотрите, как бросился сюда вам на помощь и как пытается очаровать моего папу.Майкл был удивлен силе своей неприязни к Эндрю в тот момент.— Учуял коньяк, — тихо проговорил он. — Это — единственная причина его приезда.— Но как же четверо детей и их мать? — требовательно спросила Анна. Она так же, как и граф, с трудом поняла беседу.— Четыре матери, — объяснил Майкл. — Четверо детей, четыре разных матери.— Многоженец! — Анну переполнили потрясение и обида, и лицо ее покраснело.— Нет-нет, — заверил ее Майкл. — Вы слышали, как он отрицает это. Он — человек чести, он не совершит ничего подобного. Он не женат ни на одной из них.Майкл не чувствовал ни малейшего угрызения совести, ему был необходим какой-то союзник в семье.В этот момент счастливая пара вернулась из погребов, нагруженная черными бутылками.— Пещера Алладина, — радовался Эндрю. — Граф позаботился, чтобы она была полна хороших напитков! — Он поставил полдюжины бутылок на кухонный стол перед Майклом: — Ты только посмотри! Все тридцатилетней выдержки! — Тут он внимательно вгляделся в Майкла: — Ты выглядишь ужасно, старик. Как будто и не жилец.— Спасибо, — слабо улыбнулся ему Майкл. — Ты так добр.— Это естественное братское беспокойство… — Эндрю, силясь откупорить одну из бутылок, понизил голос до заговорщического шепота. — Клянусь Богом, она потрясающе хороша! — Он взглянул в другую часть кухни, где женщины трудились над большим медным котлом. — Ты бы с удовольствием щупал ее, а не свои больные места, а?Неприязнь Майкла к Эндрю вдруг переросла в ненависть.— Я нахожу это замечание совершенно отвратительным, — сказал он. — Говорить так о молодой девушке, такой невинной, такой хорошей, такой… такой… — запнувшись, Майкл умолк, а Эндрю наклонил голову набок и с удивлением внимательно посмотрел на него:— Майкл, старина, я опасаюсь, это значительно хуже, чем просто несколько ожогов и ссадин. Потребуется интенсивное лечение. — Он наполнил стакан. — Для начала я предписываю обильную дозу этого превосходного кларета!Сидевший во главе стола граф извлек пробку из еще одной принесенной бутылки и вновь наполнил стакан врача.— Тост! — закричал он. — За смятение в рядах проклятых бошей!— A base boches! Долой бошей! (фр.)
— закричали все, и как только за это выпили, граф положил руку на круглую повязку, закрывавшую пустую глазницу:— Они сделали это со мной под Седаном в 1870-м Место капитуляции французских войск во франко-прусской войне 1870-1871 гг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
.Стало быть, ей семнадцать лет и три месяца от роду, и она вот-вот вступит в пору женской зрелости. Его собственной матери было едва семнадцать, когда он родился. Эта мысль придала ему такую уверенность, что пришлось еще раз быстро глотнуть из фляги Эндрю.— Вы — моя спасительница! — Майкл намеревался произнести эти слова беззаботным тоном, но прозвучало столь глупо, что он приготовился услышать в ответ насмешку. Однако Сантен серьезно кивнула.Ее любимым животным, помимо жеребца по кличке Нуаж (Облако), был тощий щенок-дворняжка, которого она когда-то нашла в канаве, испачканного кровью и дрожащего. Сантен выходила и вырастила его, очень привязалась к нему, но месяц назад он погиб под колесами армейского грузовика, мчавшегося на передовую. Гибель собаки оставила в ее душе боль и пустоту. Майкл тоже был тощ, и вид у него, одетого во всю эту обуглившуюся грязную одежду, почти как у нищего, оставлял желать лучшего, а кроме того, как она почувствовала, он подвергся жестокому испытанию. В его чудесного ясно-голубого цвета глазах она читала страшное страдание, а дрожал он и трясся в точности, как ее маленькая дворняжка.— Да, — твердо произнесла она. — Я позабочусь о вас.Шато был больше, чем казался с воздуха, и значительно менее красивым. Многие окна разбиты и заколочены досками. Стены носили следы осколков рвавшихся поблизости снарядов, а воронки на лужайках уже заросли травой; осенью прошлого года боевые действия приблизились к имению на расстояние артиллерийского огня, но союзники снова отбросили немцев за холмы.Большой дом выглядел печальным и запущенным, и Сантен извинилась:— Наших работников забрали в армию, а большая часть женщин и все дети бежали в Париж или Амьен. Нас здесь всего трое. — Она приподнялась в седле и резко выкрикнула уже на другом языке: — Анна! Иди посмотри, что я нашла.Женщина, появившаяся с огорода позади кухни, была коренастой и широкозадой, как кобыла-першерон Порода лошадей-тяжеловозов.
, с огромными бесформенными грудями под заляпанной грязью блузой. Густые темные волосы с проседью стянуты в пучок на макушке, лицо красное и круглое, как редис, грязные руки, обнаженные по локоть, толстые и мускулистые, как у мужчины. В одной руке она держала пучок репы.— Что такое, kleinjie, малышка?— Я спасла доблестного английского летчика, но он ужасно изранен…— Что до меня, то он прекрасно выглядит.— Анна, не будь же такой старой тетерей! Иди и помоги мне отвести его в кухню.Обе они болтали друг с другом, и, к изумлению Майкла, он понимал каждое слово.— Я не позволю солдату оставаться в доме, ты это знай, kleinjie! Я не разрешу коту жить в той же корзинке, что и моему маленькому котенку…— Он не солдат, Анна, он — летчик.— И наверное, такой же бродяга, как и любой кот… — Она использовала слово «fris» Крайне невоспитанный, наглый (фламандск.).
, и Сантен сверкнула на нее глазами.— Ты отвратительная старуха, а теперь иди помоги мне.Анна очень тщательно оглядела Майкла со всех сторон и нехотя уступила:— У него хорошие глаза, но я все равно не доверяю ему… Ох, ну хорошо, но если он только…— Mevrou Маврау, госпожа (фламандск.).
, — впервые заговорил Майкл, — вашей добродетели с моей стороны ничто не угрожает, я даю вам свое торжественное обещание. При всей вашей восхитительности я буду держать себя в руках.Сантен круто обернулась, чтобы пристально посмотреть на него, а Анна, отпрянув от удивления, довольная, громко рассмеялась:— Он говорит по-фламандски!— Вы говорите по-фламандски! — как эхо повторила упрек Сантен.— Это — не фламандский, — стал отрицать Майкл. — Это — язык африкаанс, южноафриканский голландский.— Это фламандский язык, — сказала Анна, подходя к нему. — И любой человек, говорящий по-фламандски, — желанный гость в этом доме. — Она потянулась к Майклу.— Осторожно, — с тревогой сказала ей Сантен. — Его плечо…Она соскользнула на землю, и вдвоем они помогли Майклу спешиться и довели его до двери кухни.Дюжина поваров могла бы обеспечить на этой кухне банкет на пятьсот гостей, но сейчас лишь в одной из плит горел небольшой огонь, и женщины усадили Майкла перед ней.— Принеси немного своего знаменитого бальзама, — приказала Сантен, и Анна заторопилась прочь.— Вы — фламандки? — спросил Майкл. Он был очень доволен, что языковый барьер испарился.— Нет-нет. — Сантен огромными ножницами по кусочкам срезала обуглившиеся остатки рубашки с его ожогов. — Анна родом с севера, была мне кормилицей, когда умерла моя мать, а теперь считает, что она и вправду моя мать, а не просто служанка. Она научила меня этому языку с колыбели. Но где вы научились ему?— Там, откуда я родом, все говорят на фламандском.— Я рада, — сказала Сантен, и Майкл не совсем понял, что она имела в виду, потому что ее взгляд был прикован только к его ожогам.— Я высматриваю вас каждое утро, — произнес он тихо. — Мы все, когда летаем, ищем вас.Сантен ничего не ответила, но он увидел, как ее щеки снова покрылись тем красивым темно-розовым румянцем.— Мы зовем вас нашим счастливым ангелом — l'ange du bonheur.Она засмеялась:— А я называю вас le petit jaune, маленький желтенький — желтый «сопвич»! — Майкл ощутил, как его охватывает восторг: она выделяла его из всех! Сантен продолжала: — Я жду, чтобы все вы, все возвращались, считаю моих цыплят. Но как часто они не прилетают, особенно новенькие! Тогда я плачу о них и молюсь. Но вы и зеленый самолет всегда возвращаетесь домой, и я так радуюсь за вас.— Вы очень добры, — начал Майкл, но в эту минуту Анна с шумом возвратилась из кладовой, неся глиняный кувшин, от которого пахло скипидаром, и настроение было испорчено.— Где папа? — строго спросила Сантен.— В подвале, занимается животными.— Нам приходится держать скот в погребах, — объяснила Сантен, подойдя к каменной лестнице, ведущей вниз, — иначе солдаты крадут цыплят и гусей, и даже дойных коров. Мне с трудом удалось сохранить Облако.Она громко закричала куда-то вниз:— Папа! Где ты?Послышался приглушенный ответ, и Сантен крикнула снова:— Нам нужна бутылка коньяку, — тут ее голос стал предостерегающим. — Нераспечатанная, папа. Это не для стола, а в медицинских целях. Не для тебя, а для пациента… вот, держи.Сантен бросила вниз по лестнице связку ключей; спустя некоторое время раздались тяжелые шаги, и большой косматый человек с толстым брюхом неуклюже ввалился в кухню с прижатой к груди, словно дитя, бутылкой коньяка.У него была такая же, как и у дочери, густая копна курчавых волос, но с седыми прядями, свисавшими на лоб. Широкие и навощенные усы впечатляюще заострялись. Человек уставился на Майкла своим единственным темным, поблескивающим глазом. Другой глаз был закрыт черной суконной круглой повязкой пиратского вида.— Кто это? — спросил он.— Английский летчик.Сердитый взгляд смягчился.— Дружественный воин. Товарищ по оружию — еще один из тех, кто уничтожает проклятых бошей!— Ты за последние пятьдесят лет не уничтожил ни одного боша, — напомнила ему Анна, не отрывая взгляда от ожогов Майкла, но человек не слушал ее и шел на Майкла, раскрыв объятия, как медведь.— Папа, осторожней. Он ранен.— Ранен! — вскричал папа. — Коньяк! — Эти слова, похоже, были связаны у него между собой. Нашел два тяжелых стеклянных стакана, поставил на кухонный стол, подышал на них, издавая сильный запах чеснока, вытер полами своего пиджака бутылку и сломал красный воск на ее горлышке.— Папа, но ты же не ранен, — грозно проговорила Сантен, когда он наполнил оба стакана до краев.— Я не стал бы оскорблять мужчину столь очевидной доблести, предлагая ему выпить в одиночку. — «Пират» поднес один из стаканов Майклу:— Граф Луи де Тири, к вашим услугам, милостивый государь.— Капитан Майкл Кортни. Королевский летный корпус.— A votre sante, Capitaine За ваше здоровье, капитан! (фр.)
!— A la votre, Monsieur Comte! И за ваше, господин граф! (фр.)
Граф выпил с неприкрытым наслаждением, вздохнул, вытер свои великолепные темные усы тыльной стороной ладони и, обратившись к Анне, изрек:— Продолжай лечение, женщина.— Сейчас будет щипать, — предупредила Анна. Майкл подумал, что она имела в виду коньяк, но Анна зачерпнула пригоршню мази из глиняного кувшина и шлепнула ее на ожоги.Майкл издал негромкий страдальческий стон и попытался встать, но Анна удержала его одной громадной, огрубевшей, красной от работы рукой.— Забинтуй, — приказала она Сантен, и, пока девушка наматывала бинты, страшная боль стала стихать и уступила место успокаивающему теплу.— Сейчас лучше, — признал Майкл.— Конечно, лучше, — утешила Анна. — Моя мазь известна как средство от всего — от оспы до геморроя.— Как и мой коньяк, — пробормотал граф и снова наполнил оба стакана.Сантен подошла к корзине с чистым бельем, стоявшей на кухонном столе, достала одну из свежевыглаженных рубашек графа и, несмотря на протесты отца, помогла Майклу надеть ее. Пока она придумывала, как подвязать раненую руку своего пациента, за окнами послышалось стрекотание мотора и Майкл углядел знакомую фигуру на столь же знакомом мотоцикле, затормозившем так резко, что гравий с дорожки полетел в стороны.Мотор потрещал и замолк, а обеспокоенный голос позвал:— Майкл, мой мальчик, где ты?Дверь распахнулась и пропустила лорда Эндрю Киллигеррана в неизменной шотландской шапочке. Его сопровождал молодой врач в форме медицинской службы армии Великобритании.— Слава Богу, вот ты где! Не паникуй, дружище, я привез тебе костоправа… — Эндрю подтащил врача к табурету Майкла и заговорил с облегчением и оттенком досады в голосе: — Похоже, что уж кто-кто, а ты чертовски хорошо без нас обходишься! Я совершил набег на местный полевой госпиталь. Под дулом пистолета захватил этого медика, терзался из-за тебя, а ты сидишь себе со стаканом в руке и…Эндрю умолк и впервые взглянул на Сантен, абсолютно забыв о состоянии Майкла.— Это правда! — продекламировал он на удивительно звучном французском, истинно по-галльски грассируя «р». — Ангелы действительно ходят по земле.— Немедленно отправляйся в свою комнату, дитя, — рявкнула Анна, и ее лицо приобрело выражение, подобное тому, которое имеют устрашающие каменные драконы, что охраняют вход в китайские храмы.— Я не дитя. — Сантен бросила Анне столь же свирепый взгляд, а потом обернулась к Майклу: — Почему он зовет вас своим мальчиком? Вы намного старше, чем он!— Он — шотландец, — объяснил Майкл, уже охваченный ревностью, — а шотландцы все чокнутые, и еще у него есть жена и четверо детей.— Это грязная ложь, — запротестовал Эндрю. — Дети — да, признаюсь в этом, бедные крошки! Но никакой жены, определенно никакой жены.— Ecossais Шотландцы (фр.)
, — пробормотал граф, — великие воины и великие пьяницы. — Затем произнес на приличном английском: — Могу ли я предложить вам коньяку, сударь? — Они заговорили на смеси языков, переходя с одного на другой посреди фразы.— Не мог бы кто-нибудь любезно представить меня этому образцу мужчины, чтобы я смог принять его щедрое предложение?— Граф де Тири, имею честь представить лорда Эндрю Киллигеррана. — Майкл жестом пригласил их подойти друг к другу, и они пожали руки— Tiens! Вот как! (фр.)
Настоящий английский милорд.— Шотландский, мой дорогой друг, а это — большая разница. — Эндрю поднял стакан, приветствуя графа. — Очень рад. Я уверен, что эта красивая молодая леди — ваша дочь… сходство… красивая…— Сантен, — вмешалась Анна, — отведи своего коня в конюшню и вычисти его.Сантен не обратила на нее внимания и улыбнулась Эндрю. Это заставило его прекратить свои подтрунивания и уставиться на девушку, потому что улыбка преобразила ее. Казалось, улыбка светится сквозь кожу, словно лампа сквозь алебастровый абажур, освещает зубы, сверкает в глазах, подобно солнечному свету в хрустальном сосуде с темным медом.— Думаю, мне следует осмотреть нашего пациента. — Молодой армейский врач вывел всех из волшебного оцепенения и вышел было вперед, чтобы размотать бинты Майкла. Анна уловила его жест, даже не поняв слов, и стала между ними всей своей массой.— Скажите ему, что, если он тронет мою работу, я сломаю ему руку.— Ваши услуги, боюсь, не потребуются, — перевел Майкл врачу.— Выпейте коньяку, — утешил его Эндрю. — Он неплох… совсем неплох.— Вы землевладелец, милорд? — вкрадчиво спросил Эндрю граф. — Конечно же?— Bien sur Конечно, сэр (фр.).
… — Эндрю сделал широкий жест, который должен был представить тысячи акров, и в то же самое время поднес свой стакан ближе к доктору, которому граф уже наливал коньяк. Граф наполнил и стакан Эндрю, и тот повторил: — Конечно, имение семьи — вы понимаете?— Ах! — Единственный графский глаз заблестел, когда отец взглянул на свою дочь. — Ваша покойная жена оставила вас с четырьмя детьми? — Он не до конца понял, о чем говорилось ранее.— Нет ни детей, ни жены — это все шутки моего веселого друга. — Эндрю указал на Майкла: — Он любит шутить. Дурно, по-английски.— Ха! По-английски! — Граф расхохотался и хлопнул бы Майкла по плечу, если бы Сантен ни бросилась вперед защитить его от удара.— Папа, осторожней! Он ранен.— Вы останетесь на ленч — все, — заявил граф. — Вы убедитесь, милорд, что моя дочь — лучший кулинар в провинции.— С Божьей помощью и моей, — раздраженно пробурчала Анна.— Послушайте, мне кажется, что, наверное, мне следует возвращаться, — робко проговорил доктор. — Я чувствую себя в общем-то здесь лишним.— Мы приглашены на ленч, — сказал ему Эндрю. — Выпейте коньяку, доктор.— Не откажусь. — Доктор уступил без борьбы.Граф объявил:— Необходимо спуститься в погреба.— Папа… — угрожающе начала Сантен.— У нас гости! — Он показал ей пустую бутылку из-под коньяка, и она беспомощно пожала плечами.— Милорд, вы поможете мне в выборе подходящих напитков?— Почту за честь, господин граф.Сантен задумчиво посмотрела на эту парочку, под руку спускавшуюся по лестнице.— Он drole Забавный (фр.).
, этот ваш друг, и очень вам предан. Посмотрите, как бросился сюда вам на помощь и как пытается очаровать моего папу.Майкл был удивлен силе своей неприязни к Эндрю в тот момент.— Учуял коньяк, — тихо проговорил он. — Это — единственная причина его приезда.— Но как же четверо детей и их мать? — требовательно спросила Анна. Она так же, как и граф, с трудом поняла беседу.— Четыре матери, — объяснил Майкл. — Четверо детей, четыре разных матери.— Многоженец! — Анну переполнили потрясение и обида, и лицо ее покраснело.— Нет-нет, — заверил ее Майкл. — Вы слышали, как он отрицает это. Он — человек чести, он не совершит ничего подобного. Он не женат ни на одной из них.Майкл не чувствовал ни малейшего угрызения совести, ему был необходим какой-то союзник в семье.В этот момент счастливая пара вернулась из погребов, нагруженная черными бутылками.— Пещера Алладина, — радовался Эндрю. — Граф позаботился, чтобы она была полна хороших напитков! — Он поставил полдюжины бутылок на кухонный стол перед Майклом: — Ты только посмотри! Все тридцатилетней выдержки! — Тут он внимательно вгляделся в Майкла: — Ты выглядишь ужасно, старик. Как будто и не жилец.— Спасибо, — слабо улыбнулся ему Майкл. — Ты так добр.— Это естественное братское беспокойство… — Эндрю, силясь откупорить одну из бутылок, понизил голос до заговорщического шепота. — Клянусь Богом, она потрясающе хороша! — Он взглянул в другую часть кухни, где женщины трудились над большим медным котлом. — Ты бы с удовольствием щупал ее, а не свои больные места, а?Неприязнь Майкла к Эндрю вдруг переросла в ненависть.— Я нахожу это замечание совершенно отвратительным, — сказал он. — Говорить так о молодой девушке, такой невинной, такой хорошей, такой… такой… — запнувшись, Майкл умолк, а Эндрю наклонил голову набок и с удивлением внимательно посмотрел на него:— Майкл, старина, я опасаюсь, это значительно хуже, чем просто несколько ожогов и ссадин. Потребуется интенсивное лечение. — Он наполнил стакан. — Для начала я предписываю обильную дозу этого превосходного кларета!Сидевший во главе стола граф извлек пробку из еще одной принесенной бутылки и вновь наполнил стакан врача.— Тост! — закричал он. — За смятение в рядах проклятых бошей!— A base boches! Долой бошей! (фр.)
— закричали все, и как только за это выпили, граф положил руку на круглую повязку, закрывавшую пустую глазницу:— Они сделали это со мной под Седаном в 1870-м Место капитуляции французских войск во франко-прусской войне 1870-1871 гг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11