Вальтер Скотт: «Два гуртовщика»
Вальтер Скотт
Два гуртовщика
Вальтер СкоттДва гуртовщика Глава I Мой рассказ начинается на другой день после ярмарки в Дауне … после ярмарки в Дауне… — Даун — город в южной части графства Пертшир, на реке Тэй.
. Торговали там бойко; на ярмарку приехало немало прасолов из северных и центральных графств Англии, и английские деньги лились рекой на радость скотоводам Горной страны. Множество стад должно было направиться в Англию под охраной их владельцев или же наемных гуртовщиков, которым вверялась скучная, хлопотливая и ответственная задача гнать быков за много сотен миль от рынка, где они были куплены, до пастбищ или скотных дворов, где их полагалось откормить для убоя.Шотландские горцы особенно хорошо выполняют трудные обязанности гуртовщиков; это ремесло им, очевидно, так же по нутру, как военное дело. Здесь они могут проявить исконные свои качества — стойкое терпение и выносливость в работе. Гуртовщики не только должны в совершенстве знать все те часто пролегающие в самых пустынных и диких местах проселочные дороги, по которым им предстоит гнать скот, но и по мере возможности избегать больших дорог, мучительных для быков, и застав, обременительных для их вожатых, тогда как на широких, покрытых сочной или жухлой зеленью тропах, пересекающих бескрайние торфяные болота, животные не только не подлежат никаким поборам, но к тому же, если придет охота, могут подкормиться сочной травой. Ночи гуртовщики обычно проводят подле своих стад, какая бы ни стояла погода, и многие из этих сызмальства закаленных людей за время долгого перехода от Лохабера до Линкольншира … от Лохабера до Линкольншира… — Лохабер — местность на севере Шотландии; Линкольншир — графство в средней части восточного побережья Англии.
ни разу не спят под крышей. Им платят не скупясь, так как на них лежит большая ответственность: ведь от их осмотрительности, неусыпного наблюдения и честности зависит, дойдет ли гурт до места назначения в хорошем виде и получит ли скотовод желанную прибыль. Но харчатся гуртовщики за свой счет и поэтому всячески урезывают себя по части еды. В те времена, когда происходили описываемые события, запасы пищи, которые гуртовщик-горец брал с собой в долгий, утомительный путь, состоял из нескольких пригоршней овсяной муки, двух-трех луковиц, время от времени прикупаемых, да бараньего рога, наполненного виски, каковым напитком он хоть и умеренно, но регулярно подкреплялся утром и вечером. Кинжал, или скенедху («черный нож») — горцы носят его либо под мышкой, либо спрятанным в складках тартана, — был единственным его оружием, если не считать посоха, при помощи которого он управлял своим стадом. Горцы считали эти дни самыми счастливыми в своей жизни. Такие путешествия несли с собой разнообразие впечатлений, отвечавшее присущей кельтам любознательности и страсти к передвижениям, сопровождались постоянной сменой мест, ландшафтов, обычными в долгих странствиях приключениями, а встречи с фермерами, скотоводами, прасолами, заканчивавшиеся иногда веселыми пирушками, были тем более приятны Доналду, что он-то на них не тратился; вдобавок сюда присоединялось сознание своего несравненного превосходства, ибо горец, беспомощный, когда он имеет дело с отарой, властно распоряжается стадами быков, и усвоенные им сызмальства навыки заставляют его презирать ленивое прозябание овечьего пастуха; вот почему самое разлюбезное для него дело — идти за вверенным его попечению гуртом отборных быков своего родного края.Из всех молодцов, в то утро покинувших Даун в тех целях, которые мы здесь изложили, ни у кого шапка не была так ухарски заломлена, ни у кого под туго натянутыми клетчатыми чулками не обрисовывались такие стройные ноги, как у Робина Ойга Мак-Комбиха; друзья обычно звали его Робин Ойг, иначе говоря — молодой, или меньшой, Робин. Росту он был небольшого, как явствует из самого прозвания Ойг, и не такого уж мощного сложения, но проворен и ловок, как живущий в его родных горах олень. У него была легкая, упругая поступь, во время долгих переходов вызывавшая зависть многих дюжих парней, а его манера располагать складки тартана и носить шапку свидетельствовала о твердой уверенности в том, что такой удалой «Джон с высоких гор», как он, уж наверно обратит на себя внимание красоток равнины. Смуглый румянец, ярко-красные губы, белые как кипень зубы придавали немалую привлекательность обветренному лицу, черты которого скорее можно было назвать мужественными, нежели грубыми. Хотя Робин смеялся или даже улыбался не так уж часто — среди его соотечественников это ведь не принято, — но его живые, ясные глаза из-под лихо сдвинутой набекрень шапки искрились жизнерадостностью, которой легко было перейти в шумную веселость.
Много поздравлений и добрых пожеланий выслушал в это утро Робин Ойг. Знатоки наперебой расхваливали его гурт, в особенности быков самого Робина, лучших из всех. Одни протягивали ему роговые табакерки, предлагая прощальную понюшку, другие просили выпить дох-ан-дорох — прощальную чашу. Все дружно кричали: «Счастливого тебе пути, счастливого возвращения! Хорошей торговли на ярмарках у саксов! Побольше банкнот в леабхар-дху (черном бумажнике), побольше английского золота в спорране (кошеле из козьей кожи).Местные красотки прощались менее шумно, но, если верить молве, не одна из них с радостью отдала бы самое ценное свое украшение за сладостную уверенность в том, что именно на ней юноша остановил свой взгляд, прежде чем двинуться в путь.Только Робин Ойг протяжно крикнул «Ого-ой! », чтобы расшевелить медлительных животных, как за его спиной раздался возглас:— Эй, Робин, погоди малость! Это я, Дженет из Томагуриха, старая Дженет, сестра твоего отца!— Разрази ее гром, старую ведьму, горную колдунью, — проворчал фермер из плодородной низины под Стерлингом, — она еще, не ровен час, наведет порчу на скот.— Этого она никак не может, — сказал другой фермер, такой же мудрец. — Не таковский Робин Ойг: никогда он с места не сойдет, пока у каждого быка на хвосте святому Мунго узелок не завяжет, а уж это верное средство самую дотошную ведьму спугнуть, из тех, что на помеле над Димайетом летали.Читателю, пожалуй, небезынтересно узнать, что рогатый скот горной Шотландии особенно подвержен воздействию заговоров и колдовства, во избежание чего люди осмотрительные завязывают особо хитрые узелки на пучке волос, которым заканчивается хвост животного.Но старуха, внушавшая фермеру такие мрачные подозрения, казалось, была всецело занята гуртовщиком и не обращала никакого внимания па стадо. Робина же, напротив, ее присутствие, явно раздражало.— Что за нелепая причуда, — спросил он, — погнала вас сюда чуть свет от теплого очага, тетушка? Я ведь хорошо помню, что простился с вами вчера вечером и вы еще пожелали мне счастливого пути…— И оставил мне больше серебра, чем никому не нужная старуха может истратить до твоего возвращения, милый мой птенчик, — ответила сивилла. — Но к чему мне вкушать пищу, к чему греться у очага, к чему мне само солнышко господне, если со внуком отца моего приключится недоброе? Поэтому дай мне совершить для тебя древний наш деасил , дабы ты благополучно дошел до чужой страны и так же благополучно вернулся домой.Робин Ойг остановился, не то досадуя, не то смеясь, и знаками объяснил тем, кто стоял поблизости, что уступает старухе, только чтобы утихомирить ее. Она же тем временем, шатаясь из стороны в сторону, стала ходить вокруг него. Она старалась умилостивить божество, совершая обряд, как считают, ведущий начало от друидических верований.Обряд этот, как известно, заключается в том, что лицо, совершающее деасил , трижды обходит по кругу того, чье благополучие стремится обеспечить, непременно двигаясь при этом с востока на запад, подобно солнцу. Но вдруг старуха остановилась и дрожащим от волнения и ужаса голосом завопила:— Внук отца моего, на твоей руке кровь!— Да замолчите вы, бога ради, тетушка! — воскликнул Робин Ойг. — Этот ваш тайсхатараг Дар ясновидения (шотл.).
навлечет на вас неприятности, от которых вы потом долго не избавитесь.Но старуха, глядя на него остекленевшими глазами, только повторяла: «На руке твоей — кровь, и это кровь англичанина; кровь гэлов гуще и краснее. Дай-ка поглядеть… Дай-ка… »И прежде чем Робин Ойг мог помешать ей — впрочем, для этого ему пришлось бы волей-неволей применить грубую силу, так быстро и решительно старуха действовала, — она выхватила из складок его тартана кинжал и, высоко подняв его, хоть лезвие и сверкало на солнце, снова завопила: «Кровь, кровь — опять кровь сакса! Робин Ойг Мак-Комбих, не ходи на этот раз в Англию! »— Вздор все, — ответил Робин Ойг, — это уж не дело, тогда мне останется только бродяжничать! Не срамите себя, тетушка, отдайте мой кинжал! По цвету никак нельзя отличить кровь черного быка от крови белого, а вы говорите, что можете отличить кровь сакса от крови гэла. У всех людей кровь от праотца Адама, тетушка! Отдайте кинжал — в дорогу пора! И так уж мне надо было сейчас быть на полпути к Стерлингскому мосту. Отдайте кинжал, и я пойду! — Не отдам, — упорствовала старуха. — Не выпущу из рук твой тартан, покуда ты не дашь мне слово, что оставишь здесь это губительное оружие!Толпившиеся вокруг женщины уже стали уговаривать Робина, напоминая, что тетка его не привыкла бросать слова на ветер; недовольные проволочкой, фермеры Нижней Шотландии хмуро глядели на все происходящее, и Робин Ойг решил любой ценой выпутаться из этого положения.— Ну ладно, — сказал он, вручая кинжал Хьюгу Моррисону, — вы-то, жители равнин, не верите этим россказням. Пусть этот кинжал будет пока у тебя. Подарить я его тебе не могу, потому он отцовский, но твое стадо идет вслед за моим, и пусть он лучше хранится у тебя, а не у меня. Ну как, тетушка, поладим мы, что ли, с вами на этом?— Придется поладить, — ответила вещунья, — коли он так безрассуден, что берется этот кинжал у себя держать.Здоровяк из западной Шотландии звонко расхохотался и сказал:— Слушай, тетка, я Хьюг Моррисон из Глены, потомок древнего рода Моррисонов Смелых, которые никогда и ни с кем не сражались таким куцым оружием. Да они в нем и не нуждались. У них были палаши, у меня, — тут он указал на толстенную дубинку, — есть вон эта тросточка, а пырять ножом — этим уж пусть горец Джон занимается. Зря вы фыркаете, горцы, особенно ты, Робин. Что ж, если слова старой колдуньи тебя напугали, я приберегу твой кинжал и отдам его тебе, как только понадобится.Многое из того, что сказал Хьюг Моррисон, пришлось Робину не по вкусу; во время своих переходов он научился быть более терпеливым, чем это свойственно горцам от природы, и услугу, которую ему согласился оказать потомок Моррисонов Смелых, принял, не ставя ему в укор несколько пренебрежительный тон речи.— Если б он с утра не хватил лишнего да к тому же не был дамфризширским боровом, его речь больше походила бы на речь джентльмена. Но чего от свиньи дождешься, кроме хрюканья? Какой позор, если он кинжалом моего отца будет крошить хэггис Блюдо, приготовляемое из потрохов.
себе на потребу!С этими словами (сказанными, однако, по-гэльски) Робин щелкнул бичом и махнул рукой всем тем, кто его провожал. Он торопился, тем более что в Фолкерке условился встретиться с приятелем, тоже гуртовщиком, вместе с которым рассчитывал затем пройти весь путь. Глава II Друзья такие с давних пор!Из-за чего ж вдруг вспыхнул спор?То захотелось одномуДля друга постараться:Чтоб доказать любовь к немуРешил он с ним подраться«Герцог против герцога» Эпиграф Скотта.
Дружно, как обычно, прошли оба гуртовщика по зеленым лугам Лиддсдейла и пересекли ту часть Камберленда, которую так выразительно именуют пустыней. В этих малонаселенных краях вверенные обоим друзьям стада кормились главным образом травой, в изобилии росшей по обе стороны дороги, а иной раз, уступая соблазну, невозбранно вторгались на соседние пастбища, где лакомились вволю. Но теперь характер местности менялся на глазах у гуртовщиков: спускаясь все ниже, они приближались к плодородному краю, где луга были размежеваны и огорожены, где нельзя было безнаказанно позволять себе такие вольности, а приходилось заранее сговариваться с владельцами этих угодий о пастьбе и о плате за нее.В данном случае это было тем более необходимо, что в этих местах, на севере Англии, в ближайшие дни должна была состояться большая ярмарка, где и шотландец и англичанин рассчитывали продать часть своих гуртов, а поэтому обоим было очень важно привести туда скот отдохнувшим, хорошо откормленным. Но поскольку того же добивались и многие другие, пастбища трудно было получить и владельцы запрашивали неслыханные цены. Поэтому друзьям волей-неволей пришлось на время расстаться: каждый из них в одиночку отправился промышлять кормежку для своих быков. На беду случилось, что им обоим, неведомо друг для друга, приглянулся луг, принадлежавший богатому землевладельцу, поместье которого находилось неподалеку. Гуртовщик-англичанин обратился к управителю, с которым уже раньше был знаком. Волею судьбы у камберлендского сквайра именно в ту пору возникли сомнения в честности этого служащего: дабы проверить, в какой степени они обоснованны, он распорядился, что все переговоры о временном пользовании его лугами должны вестись лично с ним. Но поскольку мистер Айрби накануне уехал по делам куда-то на север, за несколько миль от поместья, управитель решил, что, пока хозяин его находится в отлучке, он может не считаться с этим ограничением своих полномочий и что в интересах мистера Айрби, а возможно, и его собственных, лучше всего будет, если он заключит соглашение с Гарри Уэйкфилдом. Тем временем Робину Ойгу, понятия не имевшему о том, как действует его друг и спутник, повстречался на дороге приземистый благообразный мужчина в кожаных штанах и с длинными шпорами, верхом на пони, челка и хвост которого были весьма искусно подстрижены по последней моде. Всадник задал ему два-три деловых вопроса насчет рынков и цен на скот, и Робин, видя, что он, — человек рассудительный и учтивый, позволил себе спросить его, не знает ли он где-нибудь поблизости пастбища, чтобы ненадолго поместить там гурт. Он, можно сказать, попал в самую точку. Джентльмен в кожаных штанах был не кто иной, как тот землевладелец, с чьим управителем договаривался — или уже договорился — Гарри Уэйкфилд.— Это твое счастье, друг шотландец, что ты встретился со мной, — сказал мистер Айрби, — я вижу, твои быки здорово устали, а у меня только одно пастбище за три мили отсюда, и другого тебе в этих краях не найти.— Мой гурт отлично может пройти еще две, три, а то и четыре мили, — ответил осмотрительный шотландец. — А сколько ваша честь спросите с головы скота, коли б я надумал пробыть там денька два-три?— Да уж как-нибудь поладим, Соуни, если ты согласишься продать мне по сходной цене шестерых бычков. Да уж как-нибудь поладим, Соуни… — Шотландское Соуни соответствует английскому Сэнди — сокращенная форма имени Александр. Соуни служит насмешливым прозвищем шотландцев.
— А каких бычков ваша честь желает отобрать?— Дай-ка хорошенько поглядеть… Вот этих двух черных и бурого, этого рыжеватого и вон того с завитками на рогах, да еще безрогого прихвачу. Почем с меня возьмешь?— Ох, — сказал Робин, — ваша честь понимает в скоте, право слово, премного понимает. Я и сам бы лучше не отобрал, а ведь я всех их знаю наперечет, словно это дети мои родные.— Так почем возьмешь, Соуни? — повторил мистер Айрби.— На ярмарках в Дауне и Фолкерке цены были очень высокие, — уклончиво ответил Робин.Так они проговорили некоторое время, покуда не сторговались: в придачу к плате за быков сквайр разрешил шотландцу пользоваться в течение нескольких дней пастбищем, а Робин подумал, что, если трава окажется мало-мальски подходящей, сделка эта чрезвычайно для него выгодна. Сквайр пустил пони шагом и поехал рядом с гуртовщиком, отчасти чтобы указать ему путь и водворить его на пастбище, отчасти чтобы узнать, что нового на северных рынках.Так они доехали до пастбища, которое было таким, что лучше не сыщешь. Но велико было их изумление, когда они увидели, что управитель преспокойно впускает гурт Гарри Уэйкфилда на огороженный, поросший сочной травой луг, который сам владелец только что согласился предоставить Робину Ойгу Мак-Комбиху! Сквайр Айрби пришпорил своего пони, вплотную подъехал к управителю и, узнав о том, что произошло, не тратя лишних слов, объявил гуртовщику-англичанину, что управитель сдал пастбище без его, владельца, разрешения и что подножный корм для своих стад он может искать где хочет — здесь он ничего не получит.
1 2 3