— Начнем с того, что агент по имени Эльф — это, по сути, третий исключительный случай в нашей практике.
— Ой ли! — Владыка Шпатц немедленно выразил скепсис по этому поводу. — Я бы не стал сравнивать. Эльф является постоянным сотрудником нескольких спецслужб. Такое было?
— Ну, почти, — все с той же саркастической улыбкой заметил Шагор. — Например, доблестные бойцы нашей гвардии. Разве не так, Владыка Джереми?
— Не так, — откликнулся франт. — Человек по имени Эльф был ещё и террористом.
— Вот! — поднял палец Владыка Урус.
И все уважительно замолчали. Видимо, это и было самым главным.
Эльф снова вытянул из пачки сигарету, тут же вспомнил о запрете, и, нервно сломав её в кулаке, сунул руку в карман.
После такой паузы Владыка Урус уже полностью овладел ситуацией, больше ни один из собравшихся не перебивал его, и старик сумел последовательно изложить свою концепцию, а вместе с ней и задачу Эльфа.
Получалось, примерно следующее. Выхода у них не было. Никто, кроме этого неубиваемого террориста, не способен был помочь человечеству выжить.
Цирк на льду кончился. Начиналась космическая опера с откровенно опереточным сюжетом. Как руководитель творческого семинара фантастов я обсмеял бы такой сюжет, не дожидаясь иных мнений. С другой стороны, как благодарный зритель блок-бастеров я не отказался бы посмотреть нечто подобное при условии хорошей компьютерной графики и приглашения на главную роль Брюса Уиллиса. А кстати, Эльф был чем-то похож на него. Однако Тополь косился на меня серьезно и мрачно. Смотри, мол, дурень, это не кино. Ну, и действительно, с какой бы это радости Стиву Чиньо на старости лет в фантастическом боевике сниматься, да ещё в таком бездарном?
А ситуация в изложении старика Уруса выглядела вот как. У непутевых политиков по обе стороны океана опять стряслась большая беда. В очередной неистовой попытке передавить друг друга люди придумали новое абсолютное оружие. Даже не оружие, а просто наикратчайший путь к концу света. Охотясь друг за другом, сильные мира сего, наконец, поняли, что для победы совсем не обязательно отстреливать всех поодиночке, достаточно нескольким избранным попасть в точку сингулярности. А это такая специальная точка, где становится доступным АБСОЛЮТНО ВСЕ, ибо у находящегося в ней власть над миром безгранична. (Вот вам ещё одно объяснение происшедшего, не учтенное Грейвом!)
И они сумели найти путь в этот сомнительный эдем.
Вопрос: кто такие — они? Ответ: две самых могущественных организации на Земле. Сверхсекретная служба ИКС (Интернациональная Контрольная Служба), объединяющая практически все демократически настроенные силы планеты от американского АНБ до японской разведки. И — аналогично-симметричная, столь же глубоко запрятанная от посторонних глаз структура с невзрачной вывеской ЧГУ (Четырнадцатое Главное Управление, якобы ФСБ), в действительности давно подмявшая под себя не только родную ФСБ, но и все дружественные ей спецслужбы в тоталитарных странах. (Я слушал и умилялся этим формулировкам.)
Они нашли точку сингулярности вместе. По-другому и быть не могло. Но ни те, ни другие ничего не поняли. Никому из них по положению и по роду деятельности не полагалось верить в чудеса. А разложить странное явление на рациональные составляющие никак не удавалось ни тем, ни другим. И все было б хорошо, если б так и закончилось двумя-тремя нелепыми отчетами, которые начальство в подобных случаях торопливо прячет под сукно. Но среди тех, кто оказался в точке сингулярности, были ещё и достаточно случайные люди: писатели, романтики, разгильдяи… А вот это уже грозило очень серьезным нарушением равновесия в мире.
Эльфу вменялось в обязанность ни много, ни мало — восстановить поколебавшийся порядок. Как? Нет, опять не угадали. И здесь обошлось без душегубства. Уничтожать персонально каждого, побывавшего там, не просили. Вежливо прокомментировали, что этот способ обкатывался в истории не однажды, результаты давал, разные — от стопроцентных до никаких. Но в данном случае классический подход спецслужб всех времен и народов не годился принципиально. Почему? Ну, как водится у них, у Владык, это не объяснялось. Однако план разработали подробный. Вот только на первый (да и на сто двадцать первый) взгляд, полный абсурда. Ну, действительно: почему вдруг свет в очередной раз сошелся клином на России? И, что особенно смешно, на её экономической политике. От успехов в такой сугубо частной области ни с того, ни с сего зависела дальнейшая история человечества.
Я-то сразу и, признаться, с известной тоскою, узнавал дивную внелогическую манеру наших тибетских братьев по разуму. А вот что себе думал сугубо практический человек по имени Эльф, трудно сказать. Во всю эту чушню он, конечно, не верил — улыбчивые глаза выдавали на раз. Однако работу парню предлагали понятную, знакомую, и отказываться было грех. По существу, от него требовали одной элементарной вещи: предотвратить очередной заговор, очередную попытку глобальной диверсии, злонамеренного сталкивания десятков стран в пучину экономического хаоса. «Пацаны, не вопрос!» — читалось на лице бывалого террориста.
А пресловутый дед Урус, закончив свой пафосный монолог, снова долго молчал, глядел на звезды, потом повернулся к Эльфу и спросил:
— Так вы готовы?
— Всегда готов! — по-пионерски салютовал Эльф.
Молодец! Он оставался верен себе. Своему скепсису, своим шуткам. Это вызывало уважение и симпатию. Его супергеройство не было декларативным, показным, наоборот — огромная скрытая сила ощущалась в каждом движении, в каждом слове и взгляде. И вместе с тем некое прямо противоположное чувство к этому человеку неудержимо нарастало у меня в душе. Страх? Осуждение? Брезгливость? (Все-таки он профессиональный убийца!) Нет, тут что-то другое. Соперничество? Ближе, ближе… Значит, зависть? Или ревность? Во, сказанул-то! Кого и что мне было делить с незнакомым человеком? Может, работу, миссию?..
От этих мыслей отвлекла громкая реплика с экрана, произнесенная старым знакомцем Стивом. Какие-то предыдущие слова я элементарно прослушал.
— Ну, вот и славно, дружище. Отправляйтесь, — напутствовал нашего героя Чиньо. — В добрый час!
Впрочем, все это было уже несущественно. Пленка закончилась, по экрану побежали серые полосы, Тополь резко поднялся и, выдернув свою информационную бомбу из кассетоприемника, решительно швырнул её в холодный камин. Я не успел спросить, что он собирается делать — так стремительны оказались его движения. Листы с заключением ЧГУ уже лежали там же, на давно остывших угольях, когда Тополь извлек маленький баллончик размером чуть больше зажигалки и плеснул в камин огненной струей.
Таких игрушек мне ещё не доводилось видеть.
— Карманный огнемет? Удобно, — оценил я.
Кассета плавилась, трещала и кукожилась, объятая пузырящимся напалмом. А бумаги уже просто не было.
От этого ритуального сожжения у меня немедленно и очень сильно заболела голова, я выпил изысканный коньяк, как водку, и тут же налил себе еще.
— Думаю, теперь ты понял главное, — как-то невпопад прокомментировал Тополь, и вдруг засобирался.
Я хотел сказать ему, что ровным счетом ничего не понял, и что главная для меня по-прежнему Белка, мысли о ней, о том, как она там кувыркается с умопомрачительным мулатом; а также о Паулине, которая делает сейчас минет рекламщику Рольфу Витке, она набрала полон рот шампанского, смешно надула щеки, и пузырики игристого вина, лопаясь, щекочут чувствительную кожу и ему, и ей, и все это могло бы происходить со мною…
Вот чем была занята моя голова, вместо мрачного Грейва, лихого Эльфа и всех этих провинциальных артистов с накладными бородами.
Но я решил избавить Тополя от подобных откровений, и просто вежливо проводил его до дверей. Он просил не затягивать с конкретными вопросами, если таковые возникнут, обещал сам держать в курсе всех новостей. И, наконец, вспомнил перед самым уходом. Очевидно, тоже не случайно.
— Ты знаком с Дитмаром Линдеманном?
— Шапочно, — сказал я. — Виделись на каких-то бизнес-ланчах. Раза два на переговорах. В берлинских, точнее даже в германских финансовых кругах мимо такой фигуры пройти трудно.
— Так вот, Миша, аккуратно наведи о нем справки. И попробуй встретиться невзначай. Но только невзначай. Никакой нарочитой активности. Ты понял? Это может быть очень важно для нас.
— Понял, — кивнул я, — про старика Дита сообщу.
А про себя подумал, уже простившись с Горбовским: «Ну, полная каша у них! При чем здесь германский большой бизнес?»
Все, ребята. Ну вас к черту! Настал момент решить, как именно я буду ждать Белку. Времени до утра оставалось изрядно.
Можно было тривиально лечь спать: недосып накопился за много дней. Но после встречи с Горбовским сна, как водится ни в одном глазу. И что же теперь — терзать себя воображаемыми картинками одна другой хлеще или пригласить девушку-проститутку? И то и другое — бред. Не слишком долго размышляя, я накатил ещё коньячку, лег и включил телевизор. Потом нашарил среди множества спутниковых каналов французский эротический, повосхищался тонкими изысками парижских умельцев, переключился на шведскую программу — попроще, погрубее, более откровенную, наконец, самое разнузданное шоу, практически уже порнотень поймал на польском телевидении. В итоге я добился, чего хотел: резкое возбуждение, которое вызывали варшавские развратницы, сменилось здоровой зевотой, и глазки мои слиплись, едва погас экран.
А Белка разбудила меня около часу дня нежным поцелуем и словами:
— Я уже помылась. Хочешь меня?
— Хочу, — ответил я честно. — Только сначала расскажи.
— Ты будешь ревновать и злиться.
— Нет, — пообещал я.
А вот рассказывать она как раз и не умела. То есть глупо стеснялась, как девушка-гимназистка. Мешало ложно понимаемое чувство вины. Я совершенно не злился. Ревновал — да, но ровно в той степени, в какой это было необходимо как острая пикантная приправа к нежным чувствам и страсти. Я ещё раз открывал для себя совершенно новую Белку и наслаждался этим. Сам процесс вытягивания из неё подробностей возбуждал сильнее всяких стриптизов и эротического массажа. Хотя подробности и оказались несколько скучноватыми. Парень-мулат с литыми мускулами и фантастической подвижностью всего тела демонстрировал в сексе абсолютный примитив: не человек, а какой-то отбойный молоток. По разряду «предварительная игра» предлагался дилетантский набор наскоро заученных ласк, не доставлявших радости самому умельцу, а половой акт выполнялся как чисто спортивное упражнение, при этом от перемены поз загадочным образом абсолютно не менялись ощущения. В общем, Белка толком и не поняла, удалось ли ей добраться до финиша.
— Как это может быть? — не поверил я.
— Очень просто. У меня и раньше бывало иногда, не знаю, от чего это зависит, такой скучный, бледный финал, когда мучаешься, мучаешься, а потом вдруг становится приятно, ну и ты сразу расслабляешься и думаешь, ладно, хватит на сегодня. Короче, этот парень — как самая дешевая конфетка в шикарнейшей упаковке. Я поняла — на них надо смотреть, а трахаться — только с тобой.
И это было так трогательно сказано, что больше я уже ни о чем не хотел слушать. Мы были одни в доме, Бригитта осталась в городе, а Рюшик, как я уже объяснял, жил у бабушки с дедушкой в Ланси.
И не было в целом свете ни Грейва, ни Эльфа, ни ИКСа, ни ЧГУ, ни их дурацкой точки сингулярности.
Только мы вдвоем с Белкой. Только мы.
Глава первая. Князь Мышкин в «Линкольне-Навигаторе»
1
Возле вокзала Цоологишер Гартен (никто его, впрочем, так длинно не называет, все говорят просто Цоо), сверкающего немыслимой чистотой полов, прозрачностью стекол, серебром и золотом металлической отделки, благоухающего цветами из бесчисленных магазинов и пирожными из бесчисленных кафе — возле всего этого великолепия постоянно отирается масса очень грязных и очень несимпатичных личностей всех цветов кожи и самой неожиданной национальной принадлежности.
Франц Швиммер, один из референтов финансового магната Дитмара Линдеманна, предпочитал бывать в этом месте пореже. Вылезая из своего скромного «Опеля-Омега» (девяносто девятого года, с кожаным салоном, трехлитровым движком и турбонаддувом), он всякий раз боялся испачкаться о цветные лохмы какого-нибудь панка или об яркий макияж слишком навязчивой проститутки. А тут ещё этот турок назначил ему встречу под вывеской «Магазин для геев».
«Пристрелю гада, если опоздает, — скрипел зубами Франц, зверея все больше. — И почему нельзя было получить сообщение прямо из Турции? Идиотизм какой-то!»
У Швиммера хватило ума задать этот вопрос патрону и испытать на себе настоящий эмоциональный сель. Дескать, Линдеманну, никто и никогда не должен звонить из Турции, тем более приезжать к нему оттуда, Линдеманн не хочет и не будет иметь ничего общего с этой страной, пронизанной насквозь спецслужбами России, Британии, Америки, Греции, Израиля, родной БНД в конце концов, а тут ещё эти курды, этот Аджалан, будь он трижды проклят! И кто это придумал, что его надо под суд отдавать? Пристрелили бы сразу, как бешеную собаку! С такими по другому нельзя. Но турки, есть турки, они очень хотят сегодня выглядеть цивилизованной европейской державой. Смешно! Линдеманна не проведешь! Он никогда не вкладывал денег в Турцию, и никогда не вложит туда ни марки, и никаких совместных проектов со Стамбулом, и ни одного турка не примет на работу ни в одну из своих фирм…
Ну и так далее. Дитмар завелся. Называл себя в третьем лице и поливал Турцию на все корки, он уже миновал современный период, и, перейдя к истории, объявлял анафему первому президенту Ататюрку. Очевидно, дальше со всей неизбежностью ожидались пассажи о геноциде армян, об Оттоманской империи, о янычарах… Франца спас телефонный звонок. Он уже не мог больше этого слушать, хотя в принципе со многими эмоциональными заявлениями шефа был согласен. Если б только ещё вся эта патетика имела хоть что-то общее с реальным положением дел в финансовой империи Линдеманна!
Можно ли заниматься разведением кенгуру и не дружить с Австралией? А у Дитмара его любимыми кенгуру последнего времени были туристический бизнес и мелкооптовая торговля — то и другое с сильным российским уклоном. Турция же давно превратилась в шестнадцатую республику бывшего Советского Союза. Получить в Москве турецкую визу было теперь на порядок легче, чем эстонскую или латышскую — десять долларов и чисто формальная проверка документов. А два дня в году виза и вовсе была бесплатной: для женщин на Восьмое Марта (это какой-то старый феминистский праздник, придуманный ещё соратницей Ленина Кларой Цеткин и отмечаемый до сих пор только в России), а для мужчин — двадцать третьего февраля, в День Советской(!) армии. Швиммер, когда услыхал об этом впервые, думал, что над ним просто издеваются, а потом навел справки, и оказалось, действительно: великая мусульманская страна, не однажды воевавшая с Россией, а восемьдесят лет назад дававшая прибежище Белой гвардии, ныне чтит праздники большевистских комиссаров.
И вот в таком обезумевшем мире его шеф ещё кричал о каких-то принципах! А главное, слов-то было сказано много, но ведь Франц так и не получил ответа на свой вопрос: в чем же практическая необходимость столь сложной передачи информации? Вот с чем связана спешка, это он понял: турецкие события, по расчетам босса, должны были повлиять на курс немецкой марки, но не сразу, а спустя сутки или двое, однако он намерен был убедиться в правильности своих оценок именно ночью, а не утром, когда весь мир узнает о случившемся из информационных выпусков и кто-нибудь ещё такой же умный сумеет сложить два и два и придет к аналогичным выводам.
В Стамбуле уже час ночи, в Берлине — только одиннадцать, но для благопристойных немцев — это глубокая ночь, восточная часть города давно погрузилась во тьму, да и в западной почти ничего не работает в это время, только ночные клубы, да вокзальные магазинчики и рестораны. Более шумного и противного места, чем Цоо в этот час в германской столице не найти! По шикарной Ку’дамм слоняются наширявшиеся наркоманы и торговцы всяким поганым зельем, полуголые раскрашенные девки и не более одетые персонажи малопонятной сексуальной ориентации, даже «штадт полицай», такая незаметная в других местах и в другое время, выползает здесь и сейчас на всеобщее обозрение и начинает угрожающе похлопывать резиновой дубинкой по ладони, опершись на свою пижонскую четырехцилиндровую «Хонду» в боевой раскраске. А сколько тут цветных! От ниггеров и косоглазых просто рябит в глазах. Впрочем, ни цветных, ни наркоманов, ни шлюх полиция возле Цоо не цепляет, здесь хватают только фашистов с откровенной символикой. Франц видел однажды:
1 2 3 4 5 6 7
— Ой ли! — Владыка Шпатц немедленно выразил скепсис по этому поводу. — Я бы не стал сравнивать. Эльф является постоянным сотрудником нескольких спецслужб. Такое было?
— Ну, почти, — все с той же саркастической улыбкой заметил Шагор. — Например, доблестные бойцы нашей гвардии. Разве не так, Владыка Джереми?
— Не так, — откликнулся франт. — Человек по имени Эльф был ещё и террористом.
— Вот! — поднял палец Владыка Урус.
И все уважительно замолчали. Видимо, это и было самым главным.
Эльф снова вытянул из пачки сигарету, тут же вспомнил о запрете, и, нервно сломав её в кулаке, сунул руку в карман.
После такой паузы Владыка Урус уже полностью овладел ситуацией, больше ни один из собравшихся не перебивал его, и старик сумел последовательно изложить свою концепцию, а вместе с ней и задачу Эльфа.
Получалось, примерно следующее. Выхода у них не было. Никто, кроме этого неубиваемого террориста, не способен был помочь человечеству выжить.
Цирк на льду кончился. Начиналась космическая опера с откровенно опереточным сюжетом. Как руководитель творческого семинара фантастов я обсмеял бы такой сюжет, не дожидаясь иных мнений. С другой стороны, как благодарный зритель блок-бастеров я не отказался бы посмотреть нечто подобное при условии хорошей компьютерной графики и приглашения на главную роль Брюса Уиллиса. А кстати, Эльф был чем-то похож на него. Однако Тополь косился на меня серьезно и мрачно. Смотри, мол, дурень, это не кино. Ну, и действительно, с какой бы это радости Стиву Чиньо на старости лет в фантастическом боевике сниматься, да ещё в таком бездарном?
А ситуация в изложении старика Уруса выглядела вот как. У непутевых политиков по обе стороны океана опять стряслась большая беда. В очередной неистовой попытке передавить друг друга люди придумали новое абсолютное оружие. Даже не оружие, а просто наикратчайший путь к концу света. Охотясь друг за другом, сильные мира сего, наконец, поняли, что для победы совсем не обязательно отстреливать всех поодиночке, достаточно нескольким избранным попасть в точку сингулярности. А это такая специальная точка, где становится доступным АБСОЛЮТНО ВСЕ, ибо у находящегося в ней власть над миром безгранична. (Вот вам ещё одно объяснение происшедшего, не учтенное Грейвом!)
И они сумели найти путь в этот сомнительный эдем.
Вопрос: кто такие — они? Ответ: две самых могущественных организации на Земле. Сверхсекретная служба ИКС (Интернациональная Контрольная Служба), объединяющая практически все демократически настроенные силы планеты от американского АНБ до японской разведки. И — аналогично-симметричная, столь же глубоко запрятанная от посторонних глаз структура с невзрачной вывеской ЧГУ (Четырнадцатое Главное Управление, якобы ФСБ), в действительности давно подмявшая под себя не только родную ФСБ, но и все дружественные ей спецслужбы в тоталитарных странах. (Я слушал и умилялся этим формулировкам.)
Они нашли точку сингулярности вместе. По-другому и быть не могло. Но ни те, ни другие ничего не поняли. Никому из них по положению и по роду деятельности не полагалось верить в чудеса. А разложить странное явление на рациональные составляющие никак не удавалось ни тем, ни другим. И все было б хорошо, если б так и закончилось двумя-тремя нелепыми отчетами, которые начальство в подобных случаях торопливо прячет под сукно. Но среди тех, кто оказался в точке сингулярности, были ещё и достаточно случайные люди: писатели, романтики, разгильдяи… А вот это уже грозило очень серьезным нарушением равновесия в мире.
Эльфу вменялось в обязанность ни много, ни мало — восстановить поколебавшийся порядок. Как? Нет, опять не угадали. И здесь обошлось без душегубства. Уничтожать персонально каждого, побывавшего там, не просили. Вежливо прокомментировали, что этот способ обкатывался в истории не однажды, результаты давал, разные — от стопроцентных до никаких. Но в данном случае классический подход спецслужб всех времен и народов не годился принципиально. Почему? Ну, как водится у них, у Владык, это не объяснялось. Однако план разработали подробный. Вот только на первый (да и на сто двадцать первый) взгляд, полный абсурда. Ну, действительно: почему вдруг свет в очередной раз сошелся клином на России? И, что особенно смешно, на её экономической политике. От успехов в такой сугубо частной области ни с того, ни с сего зависела дальнейшая история человечества.
Я-то сразу и, признаться, с известной тоскою, узнавал дивную внелогическую манеру наших тибетских братьев по разуму. А вот что себе думал сугубо практический человек по имени Эльф, трудно сказать. Во всю эту чушню он, конечно, не верил — улыбчивые глаза выдавали на раз. Однако работу парню предлагали понятную, знакомую, и отказываться было грех. По существу, от него требовали одной элементарной вещи: предотвратить очередной заговор, очередную попытку глобальной диверсии, злонамеренного сталкивания десятков стран в пучину экономического хаоса. «Пацаны, не вопрос!» — читалось на лице бывалого террориста.
А пресловутый дед Урус, закончив свой пафосный монолог, снова долго молчал, глядел на звезды, потом повернулся к Эльфу и спросил:
— Так вы готовы?
— Всегда готов! — по-пионерски салютовал Эльф.
Молодец! Он оставался верен себе. Своему скепсису, своим шуткам. Это вызывало уважение и симпатию. Его супергеройство не было декларативным, показным, наоборот — огромная скрытая сила ощущалась в каждом движении, в каждом слове и взгляде. И вместе с тем некое прямо противоположное чувство к этому человеку неудержимо нарастало у меня в душе. Страх? Осуждение? Брезгливость? (Все-таки он профессиональный убийца!) Нет, тут что-то другое. Соперничество? Ближе, ближе… Значит, зависть? Или ревность? Во, сказанул-то! Кого и что мне было делить с незнакомым человеком? Может, работу, миссию?..
От этих мыслей отвлекла громкая реплика с экрана, произнесенная старым знакомцем Стивом. Какие-то предыдущие слова я элементарно прослушал.
— Ну, вот и славно, дружище. Отправляйтесь, — напутствовал нашего героя Чиньо. — В добрый час!
Впрочем, все это было уже несущественно. Пленка закончилась, по экрану побежали серые полосы, Тополь резко поднялся и, выдернув свою информационную бомбу из кассетоприемника, решительно швырнул её в холодный камин. Я не успел спросить, что он собирается делать — так стремительны оказались его движения. Листы с заключением ЧГУ уже лежали там же, на давно остывших угольях, когда Тополь извлек маленький баллончик размером чуть больше зажигалки и плеснул в камин огненной струей.
Таких игрушек мне ещё не доводилось видеть.
— Карманный огнемет? Удобно, — оценил я.
Кассета плавилась, трещала и кукожилась, объятая пузырящимся напалмом. А бумаги уже просто не было.
От этого ритуального сожжения у меня немедленно и очень сильно заболела голова, я выпил изысканный коньяк, как водку, и тут же налил себе еще.
— Думаю, теперь ты понял главное, — как-то невпопад прокомментировал Тополь, и вдруг засобирался.
Я хотел сказать ему, что ровным счетом ничего не понял, и что главная для меня по-прежнему Белка, мысли о ней, о том, как она там кувыркается с умопомрачительным мулатом; а также о Паулине, которая делает сейчас минет рекламщику Рольфу Витке, она набрала полон рот шампанского, смешно надула щеки, и пузырики игристого вина, лопаясь, щекочут чувствительную кожу и ему, и ей, и все это могло бы происходить со мною…
Вот чем была занята моя голова, вместо мрачного Грейва, лихого Эльфа и всех этих провинциальных артистов с накладными бородами.
Но я решил избавить Тополя от подобных откровений, и просто вежливо проводил его до дверей. Он просил не затягивать с конкретными вопросами, если таковые возникнут, обещал сам держать в курсе всех новостей. И, наконец, вспомнил перед самым уходом. Очевидно, тоже не случайно.
— Ты знаком с Дитмаром Линдеманном?
— Шапочно, — сказал я. — Виделись на каких-то бизнес-ланчах. Раза два на переговорах. В берлинских, точнее даже в германских финансовых кругах мимо такой фигуры пройти трудно.
— Так вот, Миша, аккуратно наведи о нем справки. И попробуй встретиться невзначай. Но только невзначай. Никакой нарочитой активности. Ты понял? Это может быть очень важно для нас.
— Понял, — кивнул я, — про старика Дита сообщу.
А про себя подумал, уже простившись с Горбовским: «Ну, полная каша у них! При чем здесь германский большой бизнес?»
Все, ребята. Ну вас к черту! Настал момент решить, как именно я буду ждать Белку. Времени до утра оставалось изрядно.
Можно было тривиально лечь спать: недосып накопился за много дней. Но после встречи с Горбовским сна, как водится ни в одном глазу. И что же теперь — терзать себя воображаемыми картинками одна другой хлеще или пригласить девушку-проститутку? И то и другое — бред. Не слишком долго размышляя, я накатил ещё коньячку, лег и включил телевизор. Потом нашарил среди множества спутниковых каналов французский эротический, повосхищался тонкими изысками парижских умельцев, переключился на шведскую программу — попроще, погрубее, более откровенную, наконец, самое разнузданное шоу, практически уже порнотень поймал на польском телевидении. В итоге я добился, чего хотел: резкое возбуждение, которое вызывали варшавские развратницы, сменилось здоровой зевотой, и глазки мои слиплись, едва погас экран.
А Белка разбудила меня около часу дня нежным поцелуем и словами:
— Я уже помылась. Хочешь меня?
— Хочу, — ответил я честно. — Только сначала расскажи.
— Ты будешь ревновать и злиться.
— Нет, — пообещал я.
А вот рассказывать она как раз и не умела. То есть глупо стеснялась, как девушка-гимназистка. Мешало ложно понимаемое чувство вины. Я совершенно не злился. Ревновал — да, но ровно в той степени, в какой это было необходимо как острая пикантная приправа к нежным чувствам и страсти. Я ещё раз открывал для себя совершенно новую Белку и наслаждался этим. Сам процесс вытягивания из неё подробностей возбуждал сильнее всяких стриптизов и эротического массажа. Хотя подробности и оказались несколько скучноватыми. Парень-мулат с литыми мускулами и фантастической подвижностью всего тела демонстрировал в сексе абсолютный примитив: не человек, а какой-то отбойный молоток. По разряду «предварительная игра» предлагался дилетантский набор наскоро заученных ласк, не доставлявших радости самому умельцу, а половой акт выполнялся как чисто спортивное упражнение, при этом от перемены поз загадочным образом абсолютно не менялись ощущения. В общем, Белка толком и не поняла, удалось ли ей добраться до финиша.
— Как это может быть? — не поверил я.
— Очень просто. У меня и раньше бывало иногда, не знаю, от чего это зависит, такой скучный, бледный финал, когда мучаешься, мучаешься, а потом вдруг становится приятно, ну и ты сразу расслабляешься и думаешь, ладно, хватит на сегодня. Короче, этот парень — как самая дешевая конфетка в шикарнейшей упаковке. Я поняла — на них надо смотреть, а трахаться — только с тобой.
И это было так трогательно сказано, что больше я уже ни о чем не хотел слушать. Мы были одни в доме, Бригитта осталась в городе, а Рюшик, как я уже объяснял, жил у бабушки с дедушкой в Ланси.
И не было в целом свете ни Грейва, ни Эльфа, ни ИКСа, ни ЧГУ, ни их дурацкой точки сингулярности.
Только мы вдвоем с Белкой. Только мы.
Глава первая. Князь Мышкин в «Линкольне-Навигаторе»
1
Возле вокзала Цоологишер Гартен (никто его, впрочем, так длинно не называет, все говорят просто Цоо), сверкающего немыслимой чистотой полов, прозрачностью стекол, серебром и золотом металлической отделки, благоухающего цветами из бесчисленных магазинов и пирожными из бесчисленных кафе — возле всего этого великолепия постоянно отирается масса очень грязных и очень несимпатичных личностей всех цветов кожи и самой неожиданной национальной принадлежности.
Франц Швиммер, один из референтов финансового магната Дитмара Линдеманна, предпочитал бывать в этом месте пореже. Вылезая из своего скромного «Опеля-Омега» (девяносто девятого года, с кожаным салоном, трехлитровым движком и турбонаддувом), он всякий раз боялся испачкаться о цветные лохмы какого-нибудь панка или об яркий макияж слишком навязчивой проститутки. А тут ещё этот турок назначил ему встречу под вывеской «Магазин для геев».
«Пристрелю гада, если опоздает, — скрипел зубами Франц, зверея все больше. — И почему нельзя было получить сообщение прямо из Турции? Идиотизм какой-то!»
У Швиммера хватило ума задать этот вопрос патрону и испытать на себе настоящий эмоциональный сель. Дескать, Линдеманну, никто и никогда не должен звонить из Турции, тем более приезжать к нему оттуда, Линдеманн не хочет и не будет иметь ничего общего с этой страной, пронизанной насквозь спецслужбами России, Британии, Америки, Греции, Израиля, родной БНД в конце концов, а тут ещё эти курды, этот Аджалан, будь он трижды проклят! И кто это придумал, что его надо под суд отдавать? Пристрелили бы сразу, как бешеную собаку! С такими по другому нельзя. Но турки, есть турки, они очень хотят сегодня выглядеть цивилизованной европейской державой. Смешно! Линдеманна не проведешь! Он никогда не вкладывал денег в Турцию, и никогда не вложит туда ни марки, и никаких совместных проектов со Стамбулом, и ни одного турка не примет на работу ни в одну из своих фирм…
Ну и так далее. Дитмар завелся. Называл себя в третьем лице и поливал Турцию на все корки, он уже миновал современный период, и, перейдя к истории, объявлял анафему первому президенту Ататюрку. Очевидно, дальше со всей неизбежностью ожидались пассажи о геноциде армян, об Оттоманской империи, о янычарах… Франца спас телефонный звонок. Он уже не мог больше этого слушать, хотя в принципе со многими эмоциональными заявлениями шефа был согласен. Если б только ещё вся эта патетика имела хоть что-то общее с реальным положением дел в финансовой империи Линдеманна!
Можно ли заниматься разведением кенгуру и не дружить с Австралией? А у Дитмара его любимыми кенгуру последнего времени были туристический бизнес и мелкооптовая торговля — то и другое с сильным российским уклоном. Турция же давно превратилась в шестнадцатую республику бывшего Советского Союза. Получить в Москве турецкую визу было теперь на порядок легче, чем эстонскую или латышскую — десять долларов и чисто формальная проверка документов. А два дня в году виза и вовсе была бесплатной: для женщин на Восьмое Марта (это какой-то старый феминистский праздник, придуманный ещё соратницей Ленина Кларой Цеткин и отмечаемый до сих пор только в России), а для мужчин — двадцать третьего февраля, в День Советской(!) армии. Швиммер, когда услыхал об этом впервые, думал, что над ним просто издеваются, а потом навел справки, и оказалось, действительно: великая мусульманская страна, не однажды воевавшая с Россией, а восемьдесят лет назад дававшая прибежище Белой гвардии, ныне чтит праздники большевистских комиссаров.
И вот в таком обезумевшем мире его шеф ещё кричал о каких-то принципах! А главное, слов-то было сказано много, но ведь Франц так и не получил ответа на свой вопрос: в чем же практическая необходимость столь сложной передачи информации? Вот с чем связана спешка, это он понял: турецкие события, по расчетам босса, должны были повлиять на курс немецкой марки, но не сразу, а спустя сутки или двое, однако он намерен был убедиться в правильности своих оценок именно ночью, а не утром, когда весь мир узнает о случившемся из информационных выпусков и кто-нибудь ещё такой же умный сумеет сложить два и два и придет к аналогичным выводам.
В Стамбуле уже час ночи, в Берлине — только одиннадцать, но для благопристойных немцев — это глубокая ночь, восточная часть города давно погрузилась во тьму, да и в западной почти ничего не работает в это время, только ночные клубы, да вокзальные магазинчики и рестораны. Более шумного и противного места, чем Цоо в этот час в германской столице не найти! По шикарной Ку’дамм слоняются наширявшиеся наркоманы и торговцы всяким поганым зельем, полуголые раскрашенные девки и не более одетые персонажи малопонятной сексуальной ориентации, даже «штадт полицай», такая незаметная в других местах и в другое время, выползает здесь и сейчас на всеобщее обозрение и начинает угрожающе похлопывать резиновой дубинкой по ладони, опершись на свою пижонскую четырехцилиндровую «Хонду» в боевой раскраске. А сколько тут цветных! От ниггеров и косоглазых просто рябит в глазах. Впрочем, ни цветных, ни наркоманов, ни шлюх полиция возле Цоо не цепляет, здесь хватают только фашистов с откровенной символикой. Франц видел однажды:
1 2 3 4 5 6 7