Вокруг, далеко друг от друга, фермы, судоремонтная верфь.
Дорога от Попингов к ферме шла сначала мимо виллы Винандов, находившейся совсем рядом, в тридцати метрах.
За виллой — строящийся дом, огромный пустырь и стройплощадка, заваленная штабелями леса. Дальше, за поворотом канала и дороги, еще один пустырь, откуда хорошо были видны окна дома Попингов, и справа, на другом конце города, — белый маяк.
— Маяк вращается? — спросил Мегрэ.
— Да.
— Значит, ночью он должен освещать этот участок дороги?
— Да, — подтвердила Бетье и, видимо вспомнив что-то приятное, снова хихикнула.
— Не позавидуешь влюбленным! — заключил комиссар.
Не доходя до дома Попингов, она простилась с ним, объяснив это тем, что есть дорога более короткая, но скорее всего не желая, чтобы их видели вместе.
Мегрэ прошел дом, не останавливаясь. Современный кирпичный дом: спереди небольшой садик, сзади огород, справа аллея, слева лужайка.
Комиссар решил вернуться в город. Метров через пятьсот увидел шлюз, отделяющий канал от порта. Бьеф был забит судами всевозможного водоизмещения — от ста до трехсот тонн. Пришвартованные одно к другому, с торчащими мачтами, они представляли особый, плавучий мир.
Слева — гостиница «Ван Хасселт», куда и вошел Мегрэ.
Темный зал с полированными панелями стен, смешанный запах пива, можжевельника и мастики. Огромный бильярд. Заваленный газетами столик с медными поручнями.
При появлении комиссара из угла зала навстречу ему направился человек.
— Это вас прислала французская полиция?
Он был высокий, тощий, костлявый; вытянутое, с резкими чертами лицо, очки в черепашьей оправе, жесткие, коротко постриженные волосы.
— Профессор Дюкло? — вопросом на вопрос ответил Мегрэ.
Он не думал, что профессор так молод: на вид лет тридцать пять — тридцать восемь, но было в нем нечто такое, что поразило Мегрэ.
— Вы из Нанси?
— Да, возглавляю там кафедру социологии в университете.
— Однако вы родились не во Франции?
Начало разговора походило на стычку.
— В романской Швейцарии. Я натурализованный француз. Учился в Париже и Монпелье.
— Вы протестант?
— Почему вы так решили?
Просто так! По всему! Дюкло принадлежал к категории людей, которых комиссар хорошо знал — ученые. Наука ради науки! Идея ради идеи! Определенная строгость в манерах, образе жизни и в то же время стремление к международным контактам: страсть к конференциям, конгрессам, переписка с зарубежными корреспондентами.
Для человека всегда уравновешенного профессор казался нервным. На его столике Мегрэ заметил бутылку минеральной воды, две толстые книги, бумаги.
— А где полицейский, приставленный к вам?
— Я дал честное слово не выходить отсюда. Послушайте, меня ждут литературные и научные общества Эмдена, Гамбурга, Бремена. Я должен выступить там с лекциями до того, как…
Подошла крупная блондинка, хозяйка гостиницы, и Жан Дюкло объяснил ей по-голландски, кто этот посетитель.
— Я просил направить сюда полицейского в надежде разгадать тайну.
— Расскажите мне все, что знаете.
И, усевшись, Мегрэ заказал:
— Un Bols! Большой стакан.
— Вот план, выполненный точно в масштабе. Могу дать вам копию. Здесь первый этаж дома Попингов: налево коридор, направо гостиная, за ней столовая, в глубине кухня, за кухней сарай, где покойный держал катер и велосипеды.
— Все были в гостиной?
— Да. Дважды госпожа Попинга, а потом Ани ходили на кухню, чтобы приготовить чай, так как служанка легла спать. Вот план второго этажа: налево спальня Попингов, направо кабинет, там Ани спала на диване, и в конце комната, предоставленная мне.
— Откуда могли стрелять?
— Из моей комнаты, из ванной, из столовой на первом этаже.
— Расскажите, как проходил вечер.
— Моя лекция имела огромный успех. Она проходила именно здесь, в этом зале.
Длинный, украшенный бумажными гирляндами зал, где устраивались вечера, банкеты и театральные представления. Эстрада. На эстраде декорация, изображающая замковый парк.
— Потом мы отправились на Амстердип…
— По набережной? Не вспомните ли, в каком порядке вы шли?
— Впереди мы с госпожой Попинга, весьма образованной женщиной. Позади нас Конрад Попинга флиртовал с дурочкой-фермершей, которая только и умеет что хохотать; она, кстати, ничего не поняла из моей лекции. А замыкали шествие Винанды, Ани и ученик Попинги, бледнолицый молодой человек.
— Пришли в дом…
— Вы, вероятно, уже знаете, что на лекции я говорил об ответственности за убийство. Сестра госпожи Попинга, у нее юридическое образование и с началом учебного года она начнет преподавать, интересовалась некоторыми подробностями. Разговор шел о роли адвоката в уголовном деле. Затем встал вопрос о научной криминалистике, и я припоминаю, что рекомендовал ей почитать работы венского профессора Гроса. Отстаивал тезис, что ни одно преступление не остается безнаказанным. Я рассуждал об отпечатках пальцев, анализе всякого рода следов, методах дедукции. Конрад же Попинга пытался заставить меня слушать парижское радио…
Мегрэ чуть заметно улыбнулся.
— И добился своего! Послушали джаз. Попинга принес бутылку коньяка и страшно удивился, что француз не пьет.
Сам он выпил, и фермерша тоже. Они веселились, танцевали. «Как в Париже!» — ликовал Попинга.
— Он вам не нравился? — спросил Мегрэ.
— Большой ребенок, ничем не интересуется. А вот Винанд, хоть и математик, слушал нас. Малыш захныкал, и Винанды ушли. Фермерша была очень оживлена. Конрад предложил проводить ее, и оба они уехали на велосипедах…
Госпожа Попинга показала мне мою комнату. Я привел в порядок бумаги, сложил в чемодан. Уже собирался сделать кое-какие заметки для сборника, над которым сейчас работаю, когда услышал выстрел, совсем рядом, словно стреляли в моей комнате. Я выбежал в коридор. Дверь в ванную была приоткрыта. Я ее толкнул — окно распахнуто настежь.
В саду около сарая с велосипедами кто-то хрипел.
— В ванной горел свет?
— Нет… Я выглянул в окно. Моя рука наткнулась на рукоятку револьвера, который я машинально схватил. Мне показалось, что у сарая лежит человек. Я решил спуститься и столкнулся с перепуганной госпожой Попинга — она выходила из своей комнаты. Мы бросились к лестнице. В кухне нас догнала Ани. Она была настолько потрясена, что выскочила в ночной сорочке — что это значит, вы поймете потом, когда узнаете ее.
— Что же Попинга?
— Едва дышал. Он смотрел на нас мутными глазами, прижимая руку к груди. Когда я попытался его приподнять, он весь напрягся. Он был мертв — пуля вошла в сердце.
— Это все, что вы знаете?
— Сообщили в жандармерию, вызвали врача. Позвонили Винанду — он пришел помочь нам. Мне было не по себе.
Я забыл, что меня видели с револьвером в руке. Жандармы напомнили, потребовали объяснений. Вежливо попросили никуда не уезжать.
— Это произошло неделю назад?
— Да. Я пытаюсь разобраться, вот, посмотрите.
Мегрэ выбил трубку, не глядя на предложенные ему бумаги.
— Вы не выходите из гостиницы?
— Мог бы, но предпочитаю избегать инцидентов. Попингу очень любили воспитанники, а они здесь на каждом шагу.
— Есть какие-нибудь вещественные доказательства?
— Ани — она ведет расследование самостоятельно и надеется на успех, хотя у нее и нет опыта, — сообщает мне время от времени некоторые сведения. Так вот, ванна накрывается деревянной крышкой, превращаясь в гладильный стол. На следующее утро, когда эту крышку подняли, нашли старую матросскую фуражку, раньше в доме ее никто не видел. На первом этаже на ковре в столовой обнаружен окурок сигары из черного табака, вероятно манильского, который не курили ни Попинга, ни Винанд, ни воспитанник училища. Я же вообще не курю. А ведь столовая была подметена сразу же после ужина.
— Из чего вы сделали заключение, что…
— Нет! — отрубил Дюкло. — Заключение я сделаю в свое время. Извините, что пришлось заставить вас приехать издалека. Впрочем, могли бы прислать и кого-нибудь другого, знающего язык. Вы мне будете полезны лишь в том случае, если потребуется заявить официальный протест.
Мегрэ улыбался, поглаживая нос.
— Вы женаты, господин Дюкло?
— Нет.
— И раньше не знали ни Попингу, ни Ани, никого из приглашенных?
— Никого. Обо мне же они были наслышаны.
— Разумеется, разумеется.
Взяв со стола оба плана; сделанных рейсфедером, Мегрэ засунул их в карман, прикоснулся рукой к шляпе и ушел.
Полицейский участок оказался современным, удобным, светлым. Мегрэ ждали. Начальник вокзала успел сообщить о его приезде, и то, что его до сих пор еще нет, удивило всех.
Он вошел как к себе, снял демисезонное пальто, положил шляпу на стол.
Прибывший из Гронингена инспектор говорил по-французски медленно и несколько вычурно. Это был высокий светловолосый молодой человек, худощавый, очень любезный, подчеркивающий каждую фразу небольшими поклонами, как бы говоря: «Понимаете? Согласны?» Правда, Мегрэ почти не дал ему рта раскрыть.
— Вы занимаетесь делом уже шесть дней, — начал он, — и, конечно, установили время.
— Какое время?
— Интересно, например, сколько минут потребовалось жертве, чтобы проводить домой мадемуазель Бетье и вернуться. Постойте!.. Хотелось бы также знать, когда мадемуазель Бетье пришла на ферму, где ее ждал отец, — кстати, он мог бы сам ответить на этот вопрос. И, наконец, в котором часу молодой Кор возвратился на корабль: там, без сомнения, есть вахтенный.
Явно скучавший до сих пор полицейский внезапно преобразился: он прошел в глубину участка, принес старую матросскую фуражку и лишь потом нарочито медленно произнес:
— Мы нашли обладателя этого предмета, обнаруженного в ванне. Это… Это мужчина, которого мы называем Бас.
По-французски вы бы сказали «Хозяин».
Мегрэ молчал.
— Мы его не арестовали — хотим последить за ним. К тому же, здесь эта личность весьма популярна. Вы видели устье Эмса? При выходе в Северное море, в десятке миль отсюда, есть песчаные острова. В равноденствие они почти полностью затопляются приливом. На одном из них — острове Воркюм — обосновался Бас со своими домочадцами и работниками, вбив себе в голову заняться там скотоводством. На острове стоит маяк, который Бас обязался обслуживать, за что получил субсидию от государства. Его даже назначили бургомистром Воркюма, где он — единственный поселенец. У него моторная лодка, и он часто приезжает с острова в Делфзейл.
Мегрэ невозмутимо слушал. Полицейский подмигнул.
— Странная личность этот Бас. Ему лет шестьдесят, а здоров как бык Трое его сыновей такие же пираты. Поскольку… Не знаю, стоит ли рассказывать, но… Видите ли, Делфзейл получает лес главным образом из Финляндии и Риги. Пароходы, везущие лес, часть груза держат на палубе я найтовят его цепями. В случае опасности капитаны имеют приказ рубить цепи и сбрасывать груз в море, чтобы спасти корабль. Еще не понимаете?..
Всем своим видом Мегрэ показывал, что нисколько не интересуется этой историей.
— Бас — пройдоха. Он знает капитанов всех кораблей, что приходят сюда, и умеет договориться с ними. Таким образом, при подходе к островам всегда находится причина перерубить, по крайней мере, одну из цепей. Несколько тонн леса выбрасывается в море, а прилив доставляет его прямехонько на песчаный берег Воркюма. Аварийный приз… Теперь понимаете?.. Бас делится с капитанами. Это его фуражку нашли в ванной! Но вот загвоздка: он курит только трубку. Разумеется, он был не один.
— Все?
— Минутку! Господин Попинга, имеющий большие связи, вернее, имевший, две недели назад был назначен вице-консулом Финляндии в Делфзейле…
Молодой человек торжествовал, задыхаясь от самодовольства.
— Где была лодка Баса в ночь преступления?
В ответ — крик души:
— В Делфзейле. У причала. Около шлюза. Иначе говоря, в пятистах метрах от дома.
Мегрэ набил трубку, походил, бегло просмотрел донесения, не поняв ни одного слова.
— Больше ничего? — вдруг спросил он, засовывая руки в карманы.
Его не удивило, что полицейский покраснел.
— Вы уже в курсе? — инспектор взял себя в руки. — Конечно, вы уже целый день в Делфзейле. Французский метод! — Он был смущен. — Я еще не знаю, чего стоят эти показания. На четвертый день после преступления пришла госпожа Попинга. Она сказала, что ходила к пастору за советом, как ей поступить… Вы видели дом? Еще нет? Могу дать вам план.
— Спасибо, уже есть, — комиссар достал из кармана план.
Оторопевший полицейский продолжал:
— Вот комната Попингов. Из окна виден лишь маленький кусочек дороги, ведущей на ферму, но как раз тот, который освещается светом маяка каждые пятнадцать секунд.
— Значит, ревнивая госпожа Попинга следила за мужем?
— Она смотрела в окно. Видела, как в сторону фермы проехали два велосипеда. Потом вернулся ее муж, и сразу же, в ста метрах за ним — велосипед Бетье Ливенс.
— Иными словами, после того как Конрад проводил ее домой, Бетье одна вернулась к дому Попингов. Чем она объясняет это?
— Кто?
— Девушка.
— Пока ничем. Я не стал ее допрашивать. Дело весьма серьезное. И по-моему, вы нашли верное слово — ревность!
Но, понимаете, господин Ливенс — член Совета…
— Когда Кор возвратился в училище?
— Это установлено: в начале первого.
— А стреляли?
— Без пяти двенадцать… А как же фуражка и сигара?
— У него есть велосипед?
— Да, но… здесь все ездят на велосипедах, для удобства.
Я сам… Но в тот вечер он его не взял.
— Револьвер обследовали?
— Ya! Это револьвер Конрада Попинги, табельное оружие. Заряженный шестью патронами, он всегда хранился в ящике ночного столика.
— С какого расстояния произведен выстрел?
— Метров с шести (он произнес «шес-с-с-ти»). Это расстояние от окна в ванной… и также от окна комнаты господина Дюкло. А если стреляли не сверху? Узнать невозможно, так как Попинга, ставя на место велосипед, мог и наклониться. Но ведь есть фуражка и сигара, не забывайте!
— Оставим сигару! — проворчал сквозь зубы Мегрэ. И громко добавил:
— Мадемуазель Ани знает о показаниях сестры?
— Да.
— Что она говорит об этом?
— Ничего. Очень умная девушка! Много не болтает, да и вообще совсем не такая, как другие…
— Что, некрасивая?
Решительно каждый вопрос Мегрэ заставлял вздрагивать голландца.
— Не красавица.
— Значит, страшненькая. Вы сказали, что она хочет…
— Найти убийцу! Она работает. Она попросила дать ей прочитать донесения.
Конечно, это произошло случайно: в отделение входила девушка с кожаным портфелем под мышкой, одетая строго, но безвкусно.
Она направилась прямо к полицейскому из Гронингена и быстро заговорила по-голландски, не замечая иностранца или же пренебрегая им.
Полицейский покраснел, замялся, полистал для вида бумаги, показал глазами на Мегрэ, однако она не удостоила его вниманием. Не найдя ничего лучшего, голландец, как бы сожалея, произнес по-французски:
— Она говорит, что закон не разрешает вам производить допросы на нашей территории.
— Это мадемуазель Ани?
Неправильное лицо, слишком большой рот, неровные зубы, портившие ее еще больше, плоская грудь, большие ноги. Но главное — раздражающая самоуверенность суфражистки.
— Да. Если следовать букве закона — она права, но я сказал ей, что обычай…
— Мадемуазель Ани понимает по-французски, не так ли?
— Кажется, да.
Девушка никак не отреагировала. Подняв подбородок, она терпеливо ждала, когда мужчины закончат совещание.
— Мадемуазель, — начал Мегрэ с преувеличенной любезностью, — имею честь засвидетельствовать вам свое почтение — комиссар Мегрэ из уголовной полиции. Мне хотелось бы узнать ваше мнение о мадемуазель Бетье и ее отношениях с Корнелиусом.
Она попыталась улыбнуться, улыбка получилась робкая, вымученная. Посмотрев сначала на Мегрэ, потом на своего соотечественника, девушка с трудом пробормотала по-французски:
— Я не… Я… не очень хорошо понимаю…
Сделанного усилия ей оказалось вполне достаточно, чтобы покраснеть до корней волос, а взгляд ее молил о помощи.
Глава 3
«Береговые крысы»
Их было около десятка, мужчин в грубых фланелевых рубахах синего цвета, матросских фуражках и лакированных деревянных башмаках; одни стояли прислонясь спиной к воротам, другие облюбовали швартовочный кнехт, остальные же, в широченных брюках, придававших им неестественный вид, собрались в кружок.
Они курили, жевали табак, плевали и время от времени, после произнесенной кем-либо удачной фразы, громко хохотали, хлопая себя по ляжкам.
В нескольких метрах от них — корабли, позади — нашпигованный дамбами городишко, вдалеке кран, разгружающий пароход с углем.
Мужчины не сразу обратили внимание на Мегрэ, бродившего вдоль warf, благодаря чему комиссар имел достаточно времени понаблюдать за ними.
Он знал, что в Делфзейле это сборище иронично называют «Клубом береговых крыс». С первого взгляда было ясно, что они здесь не новички и в любую погоду большую часть времени проводят за ленивой беседой, артистично поплевывая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11