Кубрик был невелик. Маленькая печка давала сильный жар, от которого все вокруг запотело. Свет от подвесной керосиновой лампы казался почти красным. Стенки кубрика были сделаны из сосновых досок, покрытых лаком. Дубовый стол был так стерт и изрезан ножом, что поверхность его являла собой сплошные неровности. На нем стояли грязные тарелки, липкие захватанные стаканы из толстого стекла, полбутылки красного вина. В перегородке там и сям виднелись прямоугольные отверстия, как шкафы без створок. Кровати капитана и его помощника — Луи — были незаправлены. На них валялись сапоги и грязная одежда. Пахло смолой, спиртным, кухней и спальней, но все перекрывали трудно определимые запахи корабля.
При свете люди казались менее загадочными. У Ланнека были темные усы, живые, умные глаза. Он уже достал из шкафа бутылку спиртного и споласкивал теперь стаканы, выливая воду прямо на пол.
— Кажется, вы были здесь в ночь на шестнадцатое сентября?
Большой Луи сидел ссутулившись и положив локти на стол. Наполняя стаканы, Ланнек ответил:
— Да, мы были здесь!
— Вы редко ночуете в порту, ведь так? Из-за прилива здесь глаз нельзя спускать со швартовых…
— Иногда случается, — ответил Ланнек, не моргнув глазом.
— Это позволяет выиграть несколько часов, — вступил в разговор Делькур, который, казалось, взял на себя роль примирителя.
— Капитан Жорис поднимался к вам на борт?
— Только во время шлюзования, а больше нет.
— Вы не видели и не слышали ничего странного?
— Ваше здоровье!.. Нет, ничего…
— Вы, Луи, уже спали?
— Надо думать, спал…
— Что вы сказали?
— Я сказал: надо думать, что спал… И уже давно.
— Вы не заходили к сестре?
— Может, и заходил… Ненадолго…
— А разве Жорис не запретил вам являться в свой дом?
— Болтовня!
— Что вы хотите этим сказать?
— Ничего… Болтовня все это… Я вам еще нужен? Против него не было серьезных улик. Кроме того, Мегрэ вовсе не хотелось его арестовывать.
— Сегодня нет.
Луи сказал что-то по-бретонски хозяину, поднялся, допил из стакана и прикоснулся рукой к козырьку.
— Что он вам сказал? — спросил комиссар.
— Сказал, что я обойдусь без него, чтобы сходить в Кан и обратно. Я заберу его на обратном пути, как разгрузимся.
— Куда он пошел?
— Этого он не сказал.
Делькур подошел к люку, высунул голову и прислушался. Вскоре он вернулся и охотно сообщил:
— Он на борту драги.
— На борту чего?
— Вы видели две драги в канале? Они стоят на приколе. Там можно переночевать. Моряки предпочитают провести ночь на каком-нибудь судне, чем в гостинице.
— Еще стаканчик? — предложил Ланнек. Прищурившись, Мегрэ смотрел вокруг. Он устроился поудобнее.
— В какой порт вы зашли сразу после Вистреама шестнадцатого сентября?
— В Саутхэмптон… Мне нужно было там выгрузить строительный камень…
— А потом?
— Булонь.
— А в Норвегию вы не заходили после этого?
— Я был там только раз, шесть лет тому назад
— Вы хорошо знали Жориса?
— Понимаете, я здесь со всеми знаком, от Ля-Рошели до Роттердама… Ваше здоровье! Вот джин, как раз из Голландии. Сигары курите?
Он вынул из ящика коробку сигар.
— Они стоят там десять центов один франк!.. Сигары были толстые, с золотыми ободками.
— Странно! — вздохнул Мегрэ. — Мне сказали, что Жорис поднимался к вам на борт уже в порту, в сопровождении какого-то человека…
Ланнек сосредоточенно обрезал кончик сигары. Когда он поднял голову, его лицо оставалось бесстрастным.
— Мне незачем было бы это скрывать…
Послышался шум: наверху кто-то вскочил на палубу. Над лестницей показалась голова.
— Пароход из Гавра!
Делькур вскочил и уже на ходу бросил Мегрэ:
— Надо подготовить шлюз… «Сен-Мишель» сейчас отправится…
Ланнек сказал:
— Я думаю, мне можно идти дальше?
— В Кан?
— Да. Канал ведет только туда. Завтра вечером мы, очевидно, закончим разгрузку…
Все они казались простодушными! У них были открытые лица! И все-таки во всем этом чувствовалась фальшь. Чувствовалась так неуловимо, что трудно было сказать, что именно было фальшивым. Хорошие люди! Ланнек, Делькур, Жорис, как и завсегдатаи «Приюта моряка»! А разве сам Большой Луи не производил впечатления славного малого?
— Сиди, Ланнек! Я сам отдам швартовы…
И начальник порта пошел снять трос с кнехта. Выйдя из будки, старый матрос, совсем окоченевший и недовольный, пробормотал:
— Большой Луи опять смылся!
И он поставил паруса — фок и бом-кливер, потом багром оттолкнул шхуну от причала. Мегрэ соскочил на землю в последний момент. Туман окончательно превратился в дождь. Теперь можно было различить огни в порту, силуэты людей, пароход из Гавра, нетерпеливо подававший гудки.
Скрипели рукоятки. Вода вытекала из шлюза через открытые подъемные затворы. Паруса шхуны закрывали собой перспективу канала.
Стоя на мосту, Мегрэ различал две драги — жуткие сооружения со сложными контурами и зловещего вида надстройками, покрытыми ржавчиной.
Он подошел к ним осторожно, так как вокруг валялся всякий мусор, старые канаты, якоря и железный лом. Он прошел по доске, служившей сходнями, и увидел сквозь щели слабый свет.
— Большой Луи!.. — позвал он. Свет тотчас погас. Из люка, на котором не было крышки, высунулся Большой Луи и проворчал:
— Чего вам?
И в то же самое время под ним, в трюме драги, послышался шорох. Потом осторожно проскользнула какая-то тень. Слышно было, как человек на что-то натыкался и как глухо при этом звенело железо.
— Кто тут с тобой?
— Со мной?..
Мегрэ поискал вокруг, чуть не упал в трюм драги, на дне которой было около метра жидкой грязи. Несомненно, кто-то здесь находился, но теперь был уже далеко Скрипы доносились теперь с другой стороны драги. Не зная, куда ступить, Мегрэ ударился головой об огромный ковш: он понятия не имел об устройстве этого апокалиптического судна.
— Молчишь?
В ответ — неясное бормотание, оно, должно быть, значило: «Не знаю, о чем вы говорите…»
В такой темноте понадобилось бы с десяток полицейских, чтобы отыскать обе драги, да вдобавок полицейских, хорошо знавших все закоулки порта. Мегрэ отступил. Из-за дождя голоса были слышны удивительно далеко. Кто-то в порту говорил:
— …как раз поперек фарватера…
Мегрэ подошел к шлюзу. Помощник капитана с гаврского парохода показывал что-то Делькуру, который, завидя комиссара, пришел в замешательство.
— Трудно поверить, что они потеряли ее и не заметили, — продолжал помощник капитана.
— Что потеряли? — спросил Мегрэ.
— Шлюпку.
— Какую шлюпку?
— Ту, на которую мы наткнулись прямо в порту. Она с парусника, что шел впереди нас. Название написано на корме: «Сен-Мишель».
— Возможно, она отвязалась, — вставил Делькур, пожимая плечами. — Это случается…
— Она не могла отвязаться, по той простой причине, что в плохую погоду шлюпку держат не на воде, за кормой, а поднимают на палубу.
Рабочие, каждый на своем месте, по-прежнему прислушивались к разговору.
— Завтра разберемся. Оставьте лодку здесь.
Повернувшись к Мегрэ, Делькур проговорил, неестественно улыбаясь:
— Видите, что за работа. Вечно что-то случается.
Но комиссар не улыбнулся в ответ. Напротив, самым серьезным тоном он произнес:
— Если завтра в семь или, скажем, в восемь утра меня здесь не будет, позвоните в прокуратуру Кана.
— Что?
— Спокойной ночи! А шлюпка пусть останется здесь.
Желая сбить их с толку, Мегрэ пошел вдоль пирса, засунув руки в карманы и подняв воротник. Море шумело у его ног, впереди, справа и слева. Воздух, пропитанный йодом, наполнял его легкие.
Дойдя почти до конца пирса, он нагнулся и подобрал что-то с земли.
5. Часовня в дюнах
На рассвете, устало волоча ноги, Мегрэ вернулся в гостиницу «Универсаль». Его пальто отяжелело от сырости, в горле першило — всю ночь он курил трубку за трубкой. В гостинице было пусто. Однако на кухне он нашел хозяина, который разводил огонь.
— Провели всю ночь на улице?
— Да. Принесите мне кофе, и, пожалуйста, как можно скорее. Кстати, ванну тут можно принять?
— Если только котлы разжечь.
— Тогда не стоит…
Утро было серое, все еще стоял туман, но уже светлый, прозрачный. Веки у Мегрэ пощипывало, в голове было пусто. В ожидании кофе он подошел к открытому окну своей комнаты.
Странная ночь. Ничего особенного он не нашел — разве что несколько интересных деталей. И все-таки он продвинулся в расследовании драмы, нащупал немало звеньев в цепи событий. Прибытие «Сен-Мишеля». Поведение Ланнека. Нельзя даже сказать, что оно двусмысленно! Но что-то в нем было неопределенное. То же самое можно было сказать о Делькуре, да и обо всех прочих, когда они находились в порту.
Скажем, поведение Большого Луи явно подозрительно. Он не отправился на шхуне в Кан, я ушел ночевать в заброшенную драгу. Мегрэ был уверен, что Луи находился там не один. А немного позднее комиссар узнал, что при входе в порт «Сен-Мишель» потерял свою шлюпку. В конце пирса Мегрэ подбирает предмет, совершенно неподходящий для такого места: авторучку с золотым пером. Пирс был деревянный и стоял на сваях. В конце его, у сигнального огня, железная лестница спускалась в море. Там и нашли лодку.
Значит, на «Сен-Мишеле» находился пассажир, который пожелал остаться незамеченным в Вистреаме. Он причалил к берегу в лодке, а потом оставил ее плыть по течению. На верхних ступеньках лестницы, когда он наклонился, чтобы выбраться на пирс, золотая авторучка выпала у него из кармана. И пассажир спрятался на одной из драг, а потом Большой Луи пришел к нему.
Построение было почти математически точным. Объяснить эти факты по-иному было невозможно.
Заключение: в Вистреаме прячется какой-то неизвестный. Он прибыл сюда не просто так. Значит, у него была определенная цель. И принадлежал он к обществу, в котором пользуются золотыми авторучками. Это не моряк! И не бродяга! Хорошая авторучка предполагает и одежду хорошую. Крестьяне говорят о таких — «мсье». А зимой, в Вистреаме, такому «мсье» трудно остаться незамеченным. Днем он не мог покинуть драгу. Ну а ночью, не займется ли он делом, ради которого прибыл?
В самом мрачном расположении духа Мегрэ смирился с необходимостью следить этой ночью за дракой — занятие для начинающего сыщика. Под моросящим дождем часами напролет напряженно вглядываться в причудливые очертания драги. Но там ничего не произошло, никто не сошел на берег. Рассвело, и теперь комиссар злился, что не может принять горячую ванну. Он посмотрел на кровать, словно спрашивая себя, стоит ли ложиться на несколько часов. Вошел хозяин с кофе.
— Вы не ложитесь?
— Пока не знаю. Могли бы вы отнести телеграмму на почту?
Это было распоряжение инспектору Люка, с которым он обычно работал, приехать в Вистреам. У Мегрэ не было ни малейшего желания простоять на часах всю следующую ночь.
Из открытого окна хорошо был виден порт, дом капитана Жориса, песчаные отмели бухты, проступающие во время отлива. Пока Мегрэ составлял текст телеграммы, хозяин смотрел на улицу. Вдруг, не придавая значения своим словам, он сказал:
— А вот и служанка капитана вышла прогуляться…
Комиссар поднял голову и увидел Жюли. Закрыв калитку, она быстро пошла по направлению к берегу.
— Что находится в той стороне?
— О чем вы?
— Куда она направилась? Там есть дома?
— Никаких домов, просто берег, на который никогда не ходят, так как там волнорез и ямы с тиной.
— Там есть какая-нибудь дорога, тропинка?
— Нет. Начиная от устья Орны вдоль берега тянутся одни болота… Да, забыл! В болотах устроены шалаши для охотников на уток…
Мегрэ, нахмурив лоб, уже выходил из гостиницы. Он быстро пересек мост, и, когда вышел на берег, Жюли опережала его всего на две сотни метров. Было безлюдно. Только чайки с громкими криками летали в тумане. Справа возвышались дюны, за которые комиссар зашел, чтобы оставаться незамеченным. Чувствовалась прохлада. Море было неспокойным. Его белая кромка разбивалась о берег с частотой дыхания; шуршали раздробленные ракушки.
Жюли не прогуливалась. Она шла быстро, кутаясь в черное пальтишко. После смерти Жориса она еще не успела заказать себе траурную одежду и надела самое темное, что нашла в шкафу: вышедшее из моды пальто, шерстяные чулки, шляпу с поломанными полями. Ноги Жюли увязали в песке, отчего ее походка была неровной. Дважды она обернулась, но не заметила Мегрэ, которого скрывали макушки дюн. Наконец, примерно в километре от Вистреама, она повернула направо и так резко, что едва не обнаружила комиссара. Но шла она не к шалашу, как подумал вначале Мегрэ. Пейзаж оставался безлюдным — только осока, да песок, да небольшое развалившееся строение. Лицом к морю, в пяти метрах от места, куда докатывались волны в час прилива, стояла часовня. Люди соорудили ее, по-видимому, еще несколько веков тому назад. Полукруглый свод. Пролом в стене позволял увидеть толщину других стен: около метра каменной кладки.
Жюли вошла, направилась в глубину часовни. И тотчас же Мегрэ услышал звук передвигаемых небольших предметов, скорее всего морских раковин. Стараясь не шуметь, он сделал несколько шагов вперед. В дальней стене виднелась небольшая ниша, окруженная решеткой. У ее основания — нечто вроде крохотного алтаря, и Жюли, которая, согнувшись, искала что-то
Девушка внезапно обернулась, узнала комиссара — он не успел спрятаться — и быстро спросила:
— Что вы здесь делаете?
— А вы?
— Я… Я пришла помолиться.
Жюли была встревожена. Весь ее вид говорил о том, что она что-то прячет. Должно быть от бессонной ночи, у нее были красные глаза. Две пряди плохо причесанных волос выбивались из-под шляпы.
— А, это — часовня Нотр-Дам-де-Дюн?.. Действительно, за решеткой в нише была расположена статуя богоматери, такая старая и разрушенная временем, что ее трудно было узнать. Прямо на стене, вокруг ниши, люди начертили, кто карандашом, кто перочинным ножом, слова, которые налезали друг на друга: «Пусть Дениза сдаст экзамен», «Святая богородица, сделай так, чтобы Жожо научился быстро читать», «Пошли здоровья всей семье и особенно дедушке с бабушкой». И более земные надписи. Сердца, пронзенные стрелами! «Робер и Жанна — любовь навеки».
На решетке оставались сухие стебельки, которые когда-то были цветами. Но в общем часовня была похожа на многие другие, не будь в ней морских раковин, сложенных на развалинах алтаря. Раковины всевозможных форм. И на всех, чаще всего карандашом, написаны слова. Иногда — неловкий детский почерк, иногда угадывалась более твердая рука: «Пусть будет удачным улов на Новой Земле и пусть папе не нужно будет вербоваться в новый рейс».
Глинобитный пол. Через огромную брешь в стене виднелся прибрежный песок и серебристое в белой дымке море. Жюли, не зная, как себя вести, с опаской поглядывала на раковины.
— Вы принесли свою? — спросил Мегрэ. Она отрицательно покачала головой.
— Однако, когда я пришел, вы их передвигали. Что вы искали?
— Ничего… Я…
— Вы?..
— Ничего!
На лице Жюли появилось упрямое выражение. Она еще больше куталась в пальто.
Мегрэ пришлось одну за другой перебирать раковины и читать надписи на них. Вдруг он улыбнулся. На одной огромной раковине он прочел: «Святая богородица, сделай так, чтобы Луи все удалось и мы стали счастливы». Дата: «13 сентября».
Иначе говоря, эта раковина с наивным посвящением оказалась здесь за три дня до исчезновения капитана Жориса. И разве сейчас Жюли пришла не за ней?
— Вы это искали?
— Какое вам дело?
Девушка не отрывала глаз от своей раковины. Можно было подумать, что она готовилась прыгнуть на Мегрэ, чтобы вырвать ее из рук комиссара.
— Отдайте ее мне!.. Положите ее на место!..
— Хорошо, я погожу ее на место, но и вы ее не трогайте… Идемте! По дороге поговорим…
— Мне не о чем с вами говорить…
Они двинулись в путь, наклоняясь вперед, так как ноги вязли во влажном песке. Было так холодно, что носы у них покраснели, а кожа на лице задубела.
— Ваш брат путного в жизни ничего не сделал, ведь так?
Она молча смотрела на песчаный берег.
— Есть вещи, которые невозможно скрыть. Я говорю не только о том… что привело его на каторгу…
— Ну конечно! Опять это! И через двадцать лет будут говорить.
— Да нет! Нет, Жюли. Луи — хороший моряк. Говорят, даже — отличный моряк, способный занять место помощника капитана. Только в один прекрасный день он напивается со случайными знакомыми, делает глупости, не возвращается на борт, где-то бродит неделями, не работает. Ведь так? В такие дни он обращается за помощью к вам. К вам, а еще несколько недель назад и к Жорису. Потом он снова живет спокойно, как порядочный.
— Ну и что?
— Какой у вас был план тринадцатого сентября? Что вы хотели, чтобы вам удалось?
Жюли остановилась, посмотрела ему в лицо. Она заметно успокоилась, успела поразмыслить. В ее глазах появилась подкупающая серьезность.
— Я знала, что все это приведет к несчастью. А ведь брат ничего не сделал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
При свете люди казались менее загадочными. У Ланнека были темные усы, живые, умные глаза. Он уже достал из шкафа бутылку спиртного и споласкивал теперь стаканы, выливая воду прямо на пол.
— Кажется, вы были здесь в ночь на шестнадцатое сентября?
Большой Луи сидел ссутулившись и положив локти на стол. Наполняя стаканы, Ланнек ответил:
— Да, мы были здесь!
— Вы редко ночуете в порту, ведь так? Из-за прилива здесь глаз нельзя спускать со швартовых…
— Иногда случается, — ответил Ланнек, не моргнув глазом.
— Это позволяет выиграть несколько часов, — вступил в разговор Делькур, который, казалось, взял на себя роль примирителя.
— Капитан Жорис поднимался к вам на борт?
— Только во время шлюзования, а больше нет.
— Вы не видели и не слышали ничего странного?
— Ваше здоровье!.. Нет, ничего…
— Вы, Луи, уже спали?
— Надо думать, спал…
— Что вы сказали?
— Я сказал: надо думать, что спал… И уже давно.
— Вы не заходили к сестре?
— Может, и заходил… Ненадолго…
— А разве Жорис не запретил вам являться в свой дом?
— Болтовня!
— Что вы хотите этим сказать?
— Ничего… Болтовня все это… Я вам еще нужен? Против него не было серьезных улик. Кроме того, Мегрэ вовсе не хотелось его арестовывать.
— Сегодня нет.
Луи сказал что-то по-бретонски хозяину, поднялся, допил из стакана и прикоснулся рукой к козырьку.
— Что он вам сказал? — спросил комиссар.
— Сказал, что я обойдусь без него, чтобы сходить в Кан и обратно. Я заберу его на обратном пути, как разгрузимся.
— Куда он пошел?
— Этого он не сказал.
Делькур подошел к люку, высунул голову и прислушался. Вскоре он вернулся и охотно сообщил:
— Он на борту драги.
— На борту чего?
— Вы видели две драги в канале? Они стоят на приколе. Там можно переночевать. Моряки предпочитают провести ночь на каком-нибудь судне, чем в гостинице.
— Еще стаканчик? — предложил Ланнек. Прищурившись, Мегрэ смотрел вокруг. Он устроился поудобнее.
— В какой порт вы зашли сразу после Вистреама шестнадцатого сентября?
— В Саутхэмптон… Мне нужно было там выгрузить строительный камень…
— А потом?
— Булонь.
— А в Норвегию вы не заходили после этого?
— Я был там только раз, шесть лет тому назад
— Вы хорошо знали Жориса?
— Понимаете, я здесь со всеми знаком, от Ля-Рошели до Роттердама… Ваше здоровье! Вот джин, как раз из Голландии. Сигары курите?
Он вынул из ящика коробку сигар.
— Они стоят там десять центов один франк!.. Сигары были толстые, с золотыми ободками.
— Странно! — вздохнул Мегрэ. — Мне сказали, что Жорис поднимался к вам на борт уже в порту, в сопровождении какого-то человека…
Ланнек сосредоточенно обрезал кончик сигары. Когда он поднял голову, его лицо оставалось бесстрастным.
— Мне незачем было бы это скрывать…
Послышался шум: наверху кто-то вскочил на палубу. Над лестницей показалась голова.
— Пароход из Гавра!
Делькур вскочил и уже на ходу бросил Мегрэ:
— Надо подготовить шлюз… «Сен-Мишель» сейчас отправится…
Ланнек сказал:
— Я думаю, мне можно идти дальше?
— В Кан?
— Да. Канал ведет только туда. Завтра вечером мы, очевидно, закончим разгрузку…
Все они казались простодушными! У них были открытые лица! И все-таки во всем этом чувствовалась фальшь. Чувствовалась так неуловимо, что трудно было сказать, что именно было фальшивым. Хорошие люди! Ланнек, Делькур, Жорис, как и завсегдатаи «Приюта моряка»! А разве сам Большой Луи не производил впечатления славного малого?
— Сиди, Ланнек! Я сам отдам швартовы…
И начальник порта пошел снять трос с кнехта. Выйдя из будки, старый матрос, совсем окоченевший и недовольный, пробормотал:
— Большой Луи опять смылся!
И он поставил паруса — фок и бом-кливер, потом багром оттолкнул шхуну от причала. Мегрэ соскочил на землю в последний момент. Туман окончательно превратился в дождь. Теперь можно было различить огни в порту, силуэты людей, пароход из Гавра, нетерпеливо подававший гудки.
Скрипели рукоятки. Вода вытекала из шлюза через открытые подъемные затворы. Паруса шхуны закрывали собой перспективу канала.
Стоя на мосту, Мегрэ различал две драги — жуткие сооружения со сложными контурами и зловещего вида надстройками, покрытыми ржавчиной.
Он подошел к ним осторожно, так как вокруг валялся всякий мусор, старые канаты, якоря и железный лом. Он прошел по доске, служившей сходнями, и увидел сквозь щели слабый свет.
— Большой Луи!.. — позвал он. Свет тотчас погас. Из люка, на котором не было крышки, высунулся Большой Луи и проворчал:
— Чего вам?
И в то же самое время под ним, в трюме драги, послышался шорох. Потом осторожно проскользнула какая-то тень. Слышно было, как человек на что-то натыкался и как глухо при этом звенело железо.
— Кто тут с тобой?
— Со мной?..
Мегрэ поискал вокруг, чуть не упал в трюм драги, на дне которой было около метра жидкой грязи. Несомненно, кто-то здесь находился, но теперь был уже далеко Скрипы доносились теперь с другой стороны драги. Не зная, куда ступить, Мегрэ ударился головой об огромный ковш: он понятия не имел об устройстве этого апокалиптического судна.
— Молчишь?
В ответ — неясное бормотание, оно, должно быть, значило: «Не знаю, о чем вы говорите…»
В такой темноте понадобилось бы с десяток полицейских, чтобы отыскать обе драги, да вдобавок полицейских, хорошо знавших все закоулки порта. Мегрэ отступил. Из-за дождя голоса были слышны удивительно далеко. Кто-то в порту говорил:
— …как раз поперек фарватера…
Мегрэ подошел к шлюзу. Помощник капитана с гаврского парохода показывал что-то Делькуру, который, завидя комиссара, пришел в замешательство.
— Трудно поверить, что они потеряли ее и не заметили, — продолжал помощник капитана.
— Что потеряли? — спросил Мегрэ.
— Шлюпку.
— Какую шлюпку?
— Ту, на которую мы наткнулись прямо в порту. Она с парусника, что шел впереди нас. Название написано на корме: «Сен-Мишель».
— Возможно, она отвязалась, — вставил Делькур, пожимая плечами. — Это случается…
— Она не могла отвязаться, по той простой причине, что в плохую погоду шлюпку держат не на воде, за кормой, а поднимают на палубу.
Рабочие, каждый на своем месте, по-прежнему прислушивались к разговору.
— Завтра разберемся. Оставьте лодку здесь.
Повернувшись к Мегрэ, Делькур проговорил, неестественно улыбаясь:
— Видите, что за работа. Вечно что-то случается.
Но комиссар не улыбнулся в ответ. Напротив, самым серьезным тоном он произнес:
— Если завтра в семь или, скажем, в восемь утра меня здесь не будет, позвоните в прокуратуру Кана.
— Что?
— Спокойной ночи! А шлюпка пусть останется здесь.
Желая сбить их с толку, Мегрэ пошел вдоль пирса, засунув руки в карманы и подняв воротник. Море шумело у его ног, впереди, справа и слева. Воздух, пропитанный йодом, наполнял его легкие.
Дойдя почти до конца пирса, он нагнулся и подобрал что-то с земли.
5. Часовня в дюнах
На рассвете, устало волоча ноги, Мегрэ вернулся в гостиницу «Универсаль». Его пальто отяжелело от сырости, в горле першило — всю ночь он курил трубку за трубкой. В гостинице было пусто. Однако на кухне он нашел хозяина, который разводил огонь.
— Провели всю ночь на улице?
— Да. Принесите мне кофе, и, пожалуйста, как можно скорее. Кстати, ванну тут можно принять?
— Если только котлы разжечь.
— Тогда не стоит…
Утро было серое, все еще стоял туман, но уже светлый, прозрачный. Веки у Мегрэ пощипывало, в голове было пусто. В ожидании кофе он подошел к открытому окну своей комнаты.
Странная ночь. Ничего особенного он не нашел — разве что несколько интересных деталей. И все-таки он продвинулся в расследовании драмы, нащупал немало звеньев в цепи событий. Прибытие «Сен-Мишеля». Поведение Ланнека. Нельзя даже сказать, что оно двусмысленно! Но что-то в нем было неопределенное. То же самое можно было сказать о Делькуре, да и обо всех прочих, когда они находились в порту.
Скажем, поведение Большого Луи явно подозрительно. Он не отправился на шхуне в Кан, я ушел ночевать в заброшенную драгу. Мегрэ был уверен, что Луи находился там не один. А немного позднее комиссар узнал, что при входе в порт «Сен-Мишель» потерял свою шлюпку. В конце пирса Мегрэ подбирает предмет, совершенно неподходящий для такого места: авторучку с золотым пером. Пирс был деревянный и стоял на сваях. В конце его, у сигнального огня, железная лестница спускалась в море. Там и нашли лодку.
Значит, на «Сен-Мишеле» находился пассажир, который пожелал остаться незамеченным в Вистреаме. Он причалил к берегу в лодке, а потом оставил ее плыть по течению. На верхних ступеньках лестницы, когда он наклонился, чтобы выбраться на пирс, золотая авторучка выпала у него из кармана. И пассажир спрятался на одной из драг, а потом Большой Луи пришел к нему.
Построение было почти математически точным. Объяснить эти факты по-иному было невозможно.
Заключение: в Вистреаме прячется какой-то неизвестный. Он прибыл сюда не просто так. Значит, у него была определенная цель. И принадлежал он к обществу, в котором пользуются золотыми авторучками. Это не моряк! И не бродяга! Хорошая авторучка предполагает и одежду хорошую. Крестьяне говорят о таких — «мсье». А зимой, в Вистреаме, такому «мсье» трудно остаться незамеченным. Днем он не мог покинуть драгу. Ну а ночью, не займется ли он делом, ради которого прибыл?
В самом мрачном расположении духа Мегрэ смирился с необходимостью следить этой ночью за дракой — занятие для начинающего сыщика. Под моросящим дождем часами напролет напряженно вглядываться в причудливые очертания драги. Но там ничего не произошло, никто не сошел на берег. Рассвело, и теперь комиссар злился, что не может принять горячую ванну. Он посмотрел на кровать, словно спрашивая себя, стоит ли ложиться на несколько часов. Вошел хозяин с кофе.
— Вы не ложитесь?
— Пока не знаю. Могли бы вы отнести телеграмму на почту?
Это было распоряжение инспектору Люка, с которым он обычно работал, приехать в Вистреам. У Мегрэ не было ни малейшего желания простоять на часах всю следующую ночь.
Из открытого окна хорошо был виден порт, дом капитана Жориса, песчаные отмели бухты, проступающие во время отлива. Пока Мегрэ составлял текст телеграммы, хозяин смотрел на улицу. Вдруг, не придавая значения своим словам, он сказал:
— А вот и служанка капитана вышла прогуляться…
Комиссар поднял голову и увидел Жюли. Закрыв калитку, она быстро пошла по направлению к берегу.
— Что находится в той стороне?
— О чем вы?
— Куда она направилась? Там есть дома?
— Никаких домов, просто берег, на который никогда не ходят, так как там волнорез и ямы с тиной.
— Там есть какая-нибудь дорога, тропинка?
— Нет. Начиная от устья Орны вдоль берега тянутся одни болота… Да, забыл! В болотах устроены шалаши для охотников на уток…
Мегрэ, нахмурив лоб, уже выходил из гостиницы. Он быстро пересек мост, и, когда вышел на берег, Жюли опережала его всего на две сотни метров. Было безлюдно. Только чайки с громкими криками летали в тумане. Справа возвышались дюны, за которые комиссар зашел, чтобы оставаться незамеченным. Чувствовалась прохлада. Море было неспокойным. Его белая кромка разбивалась о берег с частотой дыхания; шуршали раздробленные ракушки.
Жюли не прогуливалась. Она шла быстро, кутаясь в черное пальтишко. После смерти Жориса она еще не успела заказать себе траурную одежду и надела самое темное, что нашла в шкафу: вышедшее из моды пальто, шерстяные чулки, шляпу с поломанными полями. Ноги Жюли увязали в песке, отчего ее походка была неровной. Дважды она обернулась, но не заметила Мегрэ, которого скрывали макушки дюн. Наконец, примерно в километре от Вистреама, она повернула направо и так резко, что едва не обнаружила комиссара. Но шла она не к шалашу, как подумал вначале Мегрэ. Пейзаж оставался безлюдным — только осока, да песок, да небольшое развалившееся строение. Лицом к морю, в пяти метрах от места, куда докатывались волны в час прилива, стояла часовня. Люди соорудили ее, по-видимому, еще несколько веков тому назад. Полукруглый свод. Пролом в стене позволял увидеть толщину других стен: около метра каменной кладки.
Жюли вошла, направилась в глубину часовни. И тотчас же Мегрэ услышал звук передвигаемых небольших предметов, скорее всего морских раковин. Стараясь не шуметь, он сделал несколько шагов вперед. В дальней стене виднелась небольшая ниша, окруженная решеткой. У ее основания — нечто вроде крохотного алтаря, и Жюли, которая, согнувшись, искала что-то
Девушка внезапно обернулась, узнала комиссара — он не успел спрятаться — и быстро спросила:
— Что вы здесь делаете?
— А вы?
— Я… Я пришла помолиться.
Жюли была встревожена. Весь ее вид говорил о том, что она что-то прячет. Должно быть от бессонной ночи, у нее были красные глаза. Две пряди плохо причесанных волос выбивались из-под шляпы.
— А, это — часовня Нотр-Дам-де-Дюн?.. Действительно, за решеткой в нише была расположена статуя богоматери, такая старая и разрушенная временем, что ее трудно было узнать. Прямо на стене, вокруг ниши, люди начертили, кто карандашом, кто перочинным ножом, слова, которые налезали друг на друга: «Пусть Дениза сдаст экзамен», «Святая богородица, сделай так, чтобы Жожо научился быстро читать», «Пошли здоровья всей семье и особенно дедушке с бабушкой». И более земные надписи. Сердца, пронзенные стрелами! «Робер и Жанна — любовь навеки».
На решетке оставались сухие стебельки, которые когда-то были цветами. Но в общем часовня была похожа на многие другие, не будь в ней морских раковин, сложенных на развалинах алтаря. Раковины всевозможных форм. И на всех, чаще всего карандашом, написаны слова. Иногда — неловкий детский почерк, иногда угадывалась более твердая рука: «Пусть будет удачным улов на Новой Земле и пусть папе не нужно будет вербоваться в новый рейс».
Глинобитный пол. Через огромную брешь в стене виднелся прибрежный песок и серебристое в белой дымке море. Жюли, не зная, как себя вести, с опаской поглядывала на раковины.
— Вы принесли свою? — спросил Мегрэ. Она отрицательно покачала головой.
— Однако, когда я пришел, вы их передвигали. Что вы искали?
— Ничего… Я…
— Вы?..
— Ничего!
На лице Жюли появилось упрямое выражение. Она еще больше куталась в пальто.
Мегрэ пришлось одну за другой перебирать раковины и читать надписи на них. Вдруг он улыбнулся. На одной огромной раковине он прочел: «Святая богородица, сделай так, чтобы Луи все удалось и мы стали счастливы». Дата: «13 сентября».
Иначе говоря, эта раковина с наивным посвящением оказалась здесь за три дня до исчезновения капитана Жориса. И разве сейчас Жюли пришла не за ней?
— Вы это искали?
— Какое вам дело?
Девушка не отрывала глаз от своей раковины. Можно было подумать, что она готовилась прыгнуть на Мегрэ, чтобы вырвать ее из рук комиссара.
— Отдайте ее мне!.. Положите ее на место!..
— Хорошо, я погожу ее на место, но и вы ее не трогайте… Идемте! По дороге поговорим…
— Мне не о чем с вами говорить…
Они двинулись в путь, наклоняясь вперед, так как ноги вязли во влажном песке. Было так холодно, что носы у них покраснели, а кожа на лице задубела.
— Ваш брат путного в жизни ничего не сделал, ведь так?
Она молча смотрела на песчаный берег.
— Есть вещи, которые невозможно скрыть. Я говорю не только о том… что привело его на каторгу…
— Ну конечно! Опять это! И через двадцать лет будут говорить.
— Да нет! Нет, Жюли. Луи — хороший моряк. Говорят, даже — отличный моряк, способный занять место помощника капитана. Только в один прекрасный день он напивается со случайными знакомыми, делает глупости, не возвращается на борт, где-то бродит неделями, не работает. Ведь так? В такие дни он обращается за помощью к вам. К вам, а еще несколько недель назад и к Жорису. Потом он снова живет спокойно, как порядочный.
— Ну и что?
— Какой у вас был план тринадцатого сентября? Что вы хотели, чтобы вам удалось?
Жюли остановилась, посмотрела ему в лицо. Она заметно успокоилась, успела поразмыслить. В ее глазах появилась подкупающая серьезность.
— Я знала, что все это приведет к несчастью. А ведь брат ничего не сделал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14