– Что говорит хозяин?
– Что постояльцы уже спят. Он просит, чтобы мы не так шумели.
Светились два фонаря на висячем мосту, и порой в воде Луары поблескивали огоньки.
– Значит, нельзя танцевать?
– Только не на террасе.
– А здесь было бы так романтично!
Тардивон с сочувствием прислушивался к этому диалогу и, вздыхая, разглядывал автомобили своих привередливых клиентов: затем он заметил Мегрэ.
– Я накрыл вам в маленькой гостиной, комиссар. Итак, что нового?
Патефон все еще работал. Из окна второго этажа женщина в ночной рубашке с оборками смотрела на непрошеных гостей и кричала мужу, который, вероятно, лежал в постели:
– Да спустись же ты, заставь их замолчать! Спать не дают.
Другая пара – наверное, продавец из универмага и машинистка – наоборот, защищала приехавших автолюбителей в надежде познакомиться с ними и провести не такой, как обычно, скучный вечер.
– Я не буду ужинать, – заявил Мегрэ. – Пусть мой багаж доставят на вокзал.
– К поезду одиннадцать тридцать две? Вы уезжаете?
– Уезжаю.
– Но может быть, вы что-нибудь выпьете? У вас есть, по крайней мере, проспект нашего отеля?
Тардивон вытащил из кармана проспект с видом гостиницы, изготовленный с десяток лет назад, если судить по плохой репродукции.
На картинке был изображен отель «Луара» с поднятым над вторым этажом флагом и террасой, запруженной клиентами.
Тардивон во фраке улыбался, стоя на пороге, а официантки с подносами в руках замерли перед объективом.
– Спасибо.
Мегрэ сунул проспект в карман, на секунду повернулся к крапивной дороге.
В Маленьком замке только что осветилось одно из окон, и Мегрэ мог поклясться, что Тибюрс де Сент-Илэр раздевается, собираясь спать и, чтобы обрести душевное равновесие, бормочет что-нибудь вроде:
– Он должен был все-таки понять. Во-первых, существует давность. Он почувствовал, что я не хуже его знаю римское право. И потом, Галле все-таки был мошенником.
Какие же можно предъявить ко мне претензии?
И все-таки разве не вглядывается он с некоторым страхом в темные углы комнаты?
В Сен-Фаржо, вероятно, уже погас свет в спальне, а г-жа Галле с волосами, накрученными на бигуди, забыв о собственном достоинстве, тихо плачет, глядя на пустое место рядом с собой в постели.
Ее могли бы утешить сестры и зятья, из которых один был государственным советником. Ведь ее вновь приняли в их тесный семейный круг.
Мегрэ вяло пожал руку рассеянному Тардивону, наблюдавшему за действиями автомобилистов, которые решили ужинать и танцевать в зале.
Звуки шагов комиссара гулко раздавались на пустынном висячем мосту. В песчаных берегах почти неслышно струилась река.
Он представил себе Анри, постаревшего на несколько лет, с землистым лицом, с удлинившимися и ставшими еще тоньше губами в обществе Элеоноры, черты которой с возрастом обострились, а весь ее облик стал комичным.
Наверное, они будут ссориться по любому поводу. В особенности из-за своих пятисот тысяч франков…
Эти двое наверняка их накопят.
– Можешь говорить что угодно, но твой отец…
– Запрещаю тебе дурно отзываться о моем отце… Кем ты была, когда я тебя встретил?
– Ты это прекрасно знал…
До самого Парижа он спал тяжелым сном, в котором кишели омерзительные расплывчатые фигуры.
Собираясь заплатить за кофе с коньяком, который он залпом выпил в буфете на Лионском вокзале, он вытащил из кармана проспект отеля «Луара».
Рядом с ним скромно одетая девушка ела рогалик, макая его в чашку шоколада. Он оставил проспект на стойке.
Выйдя на улицу, Мегрэ обернулся и увидел, что девушка мечтательно рассматривает висячий мост и несколько деревьев, окружающих заведение г-на Тардивона.
«Может быть, она будет ночевать в той самой комнате», – подумал Мегрэ. А Сент-Илэр в зеленоватом охотничьем костюме предложит ей выпить пенистого вина со своего виноградника.
– Можно подумать, ты возвращаешься с похорон, – заметила г-жа Мегрэ, когда он вошел к себе в квартиру на бульваре Ришар-Ленуар. – Ты хоть перекусил?
– Ты права, – произнес он, с удовольствием глядя на знакомую обстановку. – Раз он похоронен…
И добавил, хотя она все равно не могла его понять:
– Все-таки я предпочитаю заниматься настоящими мертвецами, убитыми настоящими убийцами. Разбуди меня в одиннадцать. Мне нужно подать донесение шефу.
Он не отважился признаться, что не собирается спать, а думает о том, как составить рапорт. Если изложить все как есть, г-жа Галле лишится трехсот тысяч франков страховки, возненавидит сына, а заодно Элеонору и Тибюрса де Сент-Илэра, снова рассорится с сестрами и зятьями.
Он представил себе это дело, в котором переплелись интересы многих людей, их неприязнь друг к другу, бесконечные судебные процессы. Быть может, какой-нибудь дотошный судья даже велит эксгумировать – для повторной экспертизы – тело Галле.
Мегрэ отослал вдове фотографию покойного. Ему этот выцветший портрет был уже не нужен.
«Правая его щека стала красной. Хлынула кровь. А он все стоял, глядя в одну точку, словно ждал чего-то».
– Покоя, черт возьми, вот чего он ждал! – проворчал Мегрэ, поднимаясь с постели раньше назначенного часа.
Немного позже, опустив голову, он докладывал шефу:
– Считайте, что это неудача. Придется прекратить это запутанное дело.
А сам тем временем думал:
«Врач утверждает, что он прожил бы еще не больше трех лет. Ничего страшного, если страховая компания понесет урон в шестьдесят тысяч франков: ее капитал составляет девяносто миллионов…»

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13