А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Нет. Это был тот господин…
Она произнесла это с подчеркнутым смущением, как бы не желая сплетничать и выдавать чужие секреты.
— Какой?
— Ну тот, на которого потом напали…
Мегрэ и Лапуэнт удивленно переглянулись.
— Вы хотите сказать, инспектор Лоньон? Она молча кивнула, потом добавила:
— Полиции положено все говорить, не так ли? Обычно я не рассказываю ничего о наших жильцах, кто они, да что они, да кто к ним ходит. Их личная жизнь меня не касается. Но когда такое случилось…
— Вы инспектора давно знаете?
— Да, уже несколько лет… С тех пор, как мы с мужем переехали сюда.
Только я его в лицо знала — не по имени. Видела, как он проходит мимо нашего дома, потом узнала, что он из полиции: он приходил как-то проверять домовую книгу.
— Но, как я понимаю, вам довелось познакомиться Су-Ним поближе?
— Да, когда он стал ходить к девушке с четвертого этажа…
На сей раз Мегрэ чуть рот не раскрыл от удивления! Лапуэнт вытаращил глаза. Да, полицейские, конечно, не святые. Мегрэ отлично знал, что кое-кто из его собственных подчиненных не прочь погулять на стороне.
Но Лоньон! Лоньон-то каков?! Подумать только, Невезучий ходил по ночам к девушке в двух шагах от собственного дома.
— Вы уверены, что это он и был? — спросил Мегрэ.
— Да он вроде, его ни с кем не спутаешь.
— И давно уже он… гм… ходит к этой девушке?
— Недели две…
— Началось, надо думать, с того, что однажды вечером они пришли вместе?
— Да.
— А когда он проходил мимо вас, он не пытался скрыть свое лицо?
— Как будто так.
— И часто он с тех пор приходил?
— Почти каждый вечер.
— Уходил поздно?
— Сначала — первые три-четыре дня — он уходил сразу после двенадцати…
Потом стал оставаться позднее, до двух, а то и до трех часов ночи…
— Как зовут эту девицу?
— Маринетта, Маринетта Ожье… Прехорошенькая девушка и обходительная такая, воспитанная. Ей двадцать пять лет…
— Мужчины у нее часто бывают?
— На этот вопрос я бы любому спокойно ответила, не только вам. Маринетта не считала нужным ни от кого прятаться. Целый год — два-три раза в неделю к ней ходил интересный молодой человек. Она мне говорила, что это ее жених…
— Он ночевал у нее?
— И все-то вам надо знать! Ну, да ладно, не я, так другой скажет. Да, он оставался у нее… А потом вдруг как в воду канул, и она печальная такая ходила… Как-то раз пришла она утром за почтой, а я и спросила, не расстроилась ли помолвка, а она мне в ответ: «Анжела, дорогая, не будем об этом говорить! Мужчины не стоят того, чтобы из-за них кровь себе портить…»
Она и впрямь недолго сокрушалась, скоро опять повеселела… Маринетта вообще хохотушка, и здоровьем ее бог не обидел!
— Она работает?
— Говорила мне, что работает косметичкой в салоне красоты на авеню Матиньон… Оно и видно — она сама всегда ухоженная и одевается со вкусом…
— А дружок ее кто был?
— Это жених-то, который сбежал? На вид ему под тридцать, а кто он и чем живет — не знаю. Знаю только, что зовут его Анри — так по крайней мере он. себя сам называл, когда просил по ночам дверь отпереть.
— Когда же они рассорились?
— В прошлую зиму, под рождество.
— Стало быть, вот уже год эта самая Маринетта… так ведь ее зовут?
— Да, Маринетта Ожье…
— Да, так, значит, уже целый год к ней никто не заходит?
— Только брат, он живет с женой и тремя детьми где-то в пригороде.
— Хорошо. Пойдем дальше: однажды вечером, недели две назад, она вернулась домой вместе с инспектором Лоньоном?
— Да, я вам уже об этом говорила.
— А потом он стал приходить каждый день?
— Кроме воскресенья. Во всяком случае, в воскресенье я не видела ни как он входил, ни как выходил.
— А днем он хоть раз заходил?
— Нет, но постойте… Хорошо, что вы спросили, я сразу вот о чем вспомнила. Однажды вечером он, как обычно, пришел около девяти часов, идет по лестнице, а я кричу вслед: «Маринетты нет дома!» — «Знаю, — говорит. Она у брата». — И сам все же пошел наверх, ничего мне не стал объяснять. Я и подумала, что Маринетта ему, видно, ключ оставила.
Мегрэ понял теперь, зачем поднялся наверх инспектор Шинкье.
— А сейчас она наверху?
— Кто? Маринетта? Нет.
— На работу ушла?
— Не знаю, на работе ли она сейчас, но когда я хотела рассказать ей о том, что здесь случилось… помню, подумала: надо бы поосторожней говорить, чтобы не огорчить ее сразу, подготовить как-то…
— Это в котором часу было?
— После того, как позвонила в полицию.
— Значит, еще до трех часов?
— Да… Я решила, что выстрелы она, конечно, слышала… Их все в доме слышали… Некоторые даже повысовывались из окон, а другие в халатах и в пижамах выбежали на лестницу узнать, что случилось… На улице-то в этот час много не увидишь… Ну, взбежала я к ней по лестнице, стучу в дверь. Никто не отвечает. Толкнулась в дверь — не заперто, вошла в квартиру, вижу, пусто — нет никого…
Тут консьержка посмотрела на комиссара, словно желая сказать: «Ты, голубчик, конечно, много видел на своем веку, но такого оборота, признайся, не ожидал?»
Так оно и было. Мегрэ и Лапуэнт молча переглянулись.
— Как вы думаете, они вышли из дому вместе?
— Я уверена, что нет. У меня слух тонкий. Я точно знаю: выходил только один человек, мужчина — это он и был.
— Проходя мимо вас, он что, назвал себя?
— Нет. Сказал, как обычно: «С четвертого!» Я узнала его по голосу. К тому же только он так говорил, уходя.
— А может быть, она раньше вышла?
— Нет, что вы! В ту ночь я до этого дверь только раз отпирала — часов в одиннадцать, когда жильцы с третьего этажа возвращались из кино.
— Значит, по-вашему, она вышла после того, как стреляли?
— Иначе и быть не могло. Я когда выскочила и увидела лежащего на мостовой человека, сразу побежала назад к себе — в полицию звонить… Входную дверь запирать не стала, просто рука не поднялась — подумала, как же я его, бедного, брошу там…
— Вы заглянули ему в лицо, чтобы узнать, жив ли он еще?
— Да, еле заставила себя, ужасно крови боюсь.
— Он был в сознании?
— Уж и не знаю…
— Он ничего не сказал?
— Губы его шевелились… Я поняла — хочет что-то сказать. Я вроде бы и разобрала одно слово, только ошиблась, поди, или он бредил. Слово-то это было вроде ни к чему, без смысла.
— Какое же это слово?
— Привидение…
И она покраснела, словно боясь, что комиссар и инспектор поднимут ее на смех или не поверят ей.
Глава 2
Завтрак у «Маньера»
Казалось, муж консьержки выбрал этот момент специально, чтобы произвести театральный эффект. Впрочем, может быть, он давно уже подслушивал за дверью.
Во всяком случае, не успела она произнести слово «привидение», как дверная ручка повернулась и в приоткрытую дверь просунулась голова мужчины.
Лицо его было бледным, помятым, веки полузакрыты, уголки губ опущены.
Мегрэ не сразу сообразил, что это скорбное выражение объяснялось довольно просто — новый персонаж еще не успел вставить свою искусственную челюсть.
Шаркая войлочными шлепанцами, надетыми на босу ногу, он прошел в угол и уселся там, сгорбившись над своей чашкой.
— Мадам, постарайтесь восстановить в памяти все как можно точней с того момента, как вас попросили открыть дверь, — сказал Мегрэ и про себя подумал:
«Что заставило эту недурненькую бабенку выйти замуж за человека, который старше ее по меньшей мере лет на двадцать? Поди, не заметила, что у него челюсть вставная. Впрочем, мне что за дело».
— Итак, — снова начала Анжела, я услышала:
«Отоприте, пожалуйста, мадам». И тут же хорошо знакомый мне голос добавил: «С четвертого». Так вот, как я вам говорила, я сразу взглянула на часы. Машинально, по привычке. Было двадцать минут третьего. Я потянулась к кнопке — нам недавно новый замок поставили: электрический. Нажимаю здесь вот кнопку, и дверь открывается.
В этот момент мне показалось, что я слышу шум: как будто на улице остановили машину, не выключая мотора, только не у нашего подъезда, а чуть подальше. Я еще подумала, что это Ардуэны из соседнего дома. Они частенько возвращаются на рассвете. Прошло еще несколько секунд. Потом Лоньон прошагал по коридору и вышел из подъезда, хлопнула дверь; сразу же шум мотора усилился, видно, машина тронулась, и тут прогремел выстрел, потом второй, третий.
Мне показалось, что в третий раз стрелявший целил в наше окно — я услышала сильный удар по ставням, посыпались стекла, и прямо над моей головой что-то просвистело…
— Машина тронулась? Так вы уверены, что на улице стояла машина? — спросил Мегрэ.
Помешивая ложечкой кофе, муж консьержки, по-прежнему сгорбившись и не поднимая головы, оглядывал по очереди сидевших за столом.
— Совершенно уверена, — ответила консьержка. — Улица у нас крутая. На подъеме машины всегда прибавляют газу. Так и эта тоже на полном ходу проехала наверх, к улице Норвэн.
— А криков не было, вы не помните?
— Нет. Сначала я боялась выйти. Но вы ведь знаете, женщины такой народ все должны своими глазами увидеть. Я зажгла свет, накинула халат и выбежала в коридор.
— Входная дверь была закрыта?
— Я же вам говорила, что слышала, как ее захлопнули. Прислушалась: на улице только дождь шумел. Тогда я приоткрыла дверь и на тротуаре, в двух шагах от порога, увидела лежащего человека.
— Как он лежал, головой к подъезду или к спуску улицы?
— Скорее к спуску — к улице Коленкур. Бедняга обеими руками держался за живот, между пальцев струилась кровь. Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами.
— Тут вы наклонились над ним и услышали или, как вам показалось, разобрали слово «привидение».
— Я готова поклясться, что именно это он и пробормотал. Тем временем в доме стали открываться окна. В нашем доме телефон только один, в швейцарской. Жильцы приходят ко мне звонить, когда им надо. Двое просили поставить телефон и вот уже больше года на очереди.
Ну, а вернулась, нашла в телефонной книге номер полиции. Этот номер надо бы мне на память знать, но дом у нас тихий и звонить туда раньше ни разу не доводилось.
— В подъезде горел свет?
— Нет, свет горел только у меня. Дежурный в полиции задал мне несколько вопросов — видно, проверить хотел, не разыгрывает ли его кто. Сейчас пошла такая мода.
Телефон висит у нас вон там, на стене — оттуда подъезд не виден. Да, ну тут сбежались жильцы… Это я вам уже говорила… Повесила я трубку и вспомнила о Маринетте. Сразу же поднялась к ней на четвертый…
— Так, благодарю, мадам! Разрешите мне позвонить от вас?
Мегрэ позвонил к себе в уголовную полицию.
— Алло! Это ты. Люка?.. Посмотри, у тебя там на столе должна быть записка от Лапуэнта по делу Лоньона… Нет, не из клиники… Еще неизвестно, выживет ли он… Я на авеню Жюно. Знаешь, поезжай-ка ты в Биша… Нет, лучше сам съезди… И будь поофициальней, а то там не любят незваных гостей. Разыщи там практиканта, студента-медика, того, что присутствовал на операции. Сам профессор Минго, наверное, тебя не примет… Надо полагать, хоть одну пулю они нашли, а может, и обе… Да, я хотел бы знать все подробности еще до того, как получу донесение… Пули снесешь в лабораторию….
Ну, как будто все, увидимся днем, сразу после обеда. Пока!
Комиссар повесил трубку и повернулся к Лапуэнту.
— Так тебе в самом деле не хочется спать?
— Нет, не хочется, шеф.
Ночной портье из «Паласа» бросил на Лапуэнта завистливый и в то же время осуждающий взгляд.
— В таком случае поезжай на авеню Матиньон. В Париже не так уж много институтов красоты, и ты без труда найдешь тот, в котором работает Маринетта Ожье. Только едва ли она сегодня вышла на работу. Во всяком случае, постарайся разузнать о ней все, что можно.
— Ясно, шеф.
— А я зайду еще наверх.
Мегрэ был немного зол на себя за то, что не подумал о пулях еще в клинике. Но дело это было необычное, не рядовое. В какой-то степени даже его личное. Стреляли ведь не в кого-нибудь, а в Лоньона — своего брата полицейского.
Там, в клинике Биша, он думал только об инспекторе, да к тому же вся обстановка сильно на него подействовала — и профессор Минго, и старшая медсестра, и длинные ряды коек, и больные, смотревшие ему вслед.
В старом доме на авеню Жюно лифта не было. Не было и ковровых дорожек на лестнице. Зато деревянные ступеньки, отполированные поколениями жильцов, были хорошо натерты, а перила гладки. На каждом этаже — по две квартиры. На некоторых дверях поблескивали медные таблички с именами хозяев.
Поднявшись на четвертый этаж, Мегрэ толкнул неплотно приоткрытую дверь, прошел через неосвещенную прихожую и оказался в гостиной, где в кресле, обитом цветастой материей, покуривая, сидел Шинкье.
— А я вас жду… Консьержка вам все рассказала? — произнес он. — И про машину тоже? Это меня больше всего удивило. Вот посмотрите-ка…
Он встал и вытащил из кармана три блестящие гильзы, завернутые в обрывок бумаги.
— Мы нашли их на улице… Если стреляли из машины на ходу, что весьма вероятно, стреляющему пришлось открывать дверцу. Калибр 7,63 — обратили внимание?
Ничего не скажешь, Шинкье был дельный полицейский и исправный служака.
— Стреляли, очевидно, из маузера, — продолжал он, — тяжелый пистолет. Его так просто не положишь в карман брюк или в дамскую сумочку… Понимаете, что я хочу сказать? Это почерк профессионала. У него был по крайней мере один сообщник — он сидел за рулем. Не мог же убийца одновременно вести машину и стрелять. Стало быть, это не ревнивый любовник — тот обычно расправляется с соперником в одиночку. К тому же целились в живот… В живот вернее, чем в грудь… Человек едва ли выживет, если кишки у него продырявлены крупнокалиберными пулями в добром десятке мест.
— Вы осмотрели квартиру?
— Лучше бы вы сделали это сами.
Мегрэ чувствовал себя не в своей тарелке: дело из ряда вон выходящее, а расследование начали участковые. И хуже всего, что от них уже не отвяжешься — ведь Лоньон как-никак их сослуживец. Конечно, пока он был жив-здоров, они не принимали его всерьез, но теперь другой разговор: найти тех, кто в него стрелял, — для участковых инспекторов дело чести.
— А комнатка недурна, как вы считаете?
Темновата, пожалуй, а так совсем недурна. Ярко-желтые обои, на отлакированном, блестящем полу — ковер, тоже желтый: по краям такой же яркий, как стены, в середяне — побледней. Комната служила одновременно столовой и гостиной. Обставлена она была со вкусом, мебель модная, телевизор, радио и проигрыватель — все чин чином.
Внимание Мегрэ сразу же привлек стол посреди комнаты.
Так, так, кофейник, сахарница и бутылка коньяку, чашка с недопитым кофе.
— А чашка-то только одна, — пробормотал Мегрэ. — Шинкье, вы, конечно, ни до чего не дотрагивались? Сходите-ка вниз и позвоните нашим ребятам, пусть подошлют кого-нибудь из лаборатории…
Мегрэ надел шляпу, пальто он не снимал. Одно из кресел, рядом с журнальным столиком, было повернуто к окну. В пепельнице лежало семь-восемь окурков.
Дверей в гостиной было две: первая вела на кухню, аккуратную, сверкающую чистотой, словно образцовая кухня с выставки чудом попала в старый парижский дом.
Вторая дверь вела в спальню. Постель в беспорядке, на одинокой подушке еще видна вмятина.
Шелковый халат бледно-голубого цвета брошен на спинку стула, кофточка от женской пижамы того же цвета свисает со стула на пол, а пижамные панталоны валяются около стенного шкафа.
Вернулся Шинкье.
— Я говорил с Мерсом. Он сейчас же пришлет своих людей. Все осмотрели?
Шкаф открывали?
— Нет еще…
Мегрэ открыл шкаф: на вешалках-плечиках пять платьев, зимнее пальто, отделанное мехом, и два костюма: один — бежевый, другой — цвета морской волны. На верхней полке чемоданы.
— Видите? Похоже, что она уехала налегке. В комоде все белье на месте…
— заметил Шинкье.
Вид из окна был неплохой — отсюда хорошо виден Париж. Но сегодня все затянуто серой пеленой обложного дождя.
По ту сторону кровати — приоткрытая дверь в ванную, но и там полный порядок: зубная щетка, баночки с кремом — все на своих местах.
Судя по обстановке, Маринетта Ожье — девушка со вкусом. Большую часть времени она, видимо, проводила дома, в своем уютном гнездышке.
— Да, забыл спросить у консьержки, готовит ли она сама или питается в ресторанах, — признался Мегрэ.
— Я спрашивал. Она почти всегда ела дома, — ответил Шинкье.
Да, видимо, так оно и было. В холодильнике полцыпленка, масло, сыр, фрукты, две бутылки пива, бутылка минеральной воды. Вторая, полупустая, в спальне на ночном столике, рядом с пепельницей. Эта пепельница в отличие от той, что стояла в гостиной, сразу заинтересовала Мегрэ. В ней было два окурка со следами губной помады.
— Она курила американские сигареты… — заметил Мегрэ.
— А в гостиной только окурки от «Голуаз», — отозвался Шинкье.
Они переглянулись: оба подумали об одном и том же.
— Судя по постели, нельзя сказать, что в прошлую ночь здесь предавались любовным утехам…
Несмотря на трагизм ситуаций, трудно было сдержать улыбку при мысли, что Невезучий пару часов назад лежал в объятиях молоденькой косметички.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11