Комиссар Мегрэ –

tymond Москва; 2001
Оригинал: Georges Simenon, “Les memoires de Maigret”, 1951
Перевод: Н. Фарфель
Жорж Сименон
«Записки Мегрэ»
Глава 1
в которой я не без удовольствия пользуюсь наконец случаем, чтобы объяснить, как я познакомился с пресловутым Сименоном
Это было в 1927 или 1928 году. Память на даты у меня плохая, да я к тому же не из тех, кто тщательно записывает свои дела и поступки, — занятие, очень распространенное среди людей моей профессии и оказавшееся для некоторых из них весьма полезным, а подчас и прибыльным. Поэтому только на днях я вспомнил о тетрадях, куда жена поначалу без моего ведома, а вернее сказать, тайком подклеивала газетные статьи, где говорилось обо мне.
По всей вероятности, я даже мог бы установить точное число в связи с одним делом, доставившим нам в том году немало хлопот, но у меня не хватает духу листать эти тетради.
Да и не все ли равно? Зато я в точности помню, какая стояла погода. День был самым обычным, как всегда в начале зимы, тусклым, сереньким, — так и хочется назвать его «канцелярским», потому что в такой бесцветный день не может, кажется, случиться ничего интересного, и ты, сидя на службе, готов от скуки переворошить все папки, составить рапорты, давно ждущие своей очереди, и вообще неистово, но без радости зарыться с головой в текущие дела.
Я подчеркиваю серость и безликость этого дня вовсе не из любви к выразительным деталям, а чтобы показать, каким будничным было событие, потонувшее в прочих будничных мелочах.
Было около десяти часов утра. Оперативка закончилась полчаса назад, так как была на сей раз очень короткой.
Нынче даже самые далекие от нашей профессии люди более или менее представляют себе, что это такое — оперативное совещание в уголовной полиции, но в те времена мало кто из парижан сумел бы сказать, какое ведомство помещается на набережной Орфевр.
Так вот, ровно в девять начальники различных служб собираются по звонку в большом кабинете шефа, выходящем окнами на Сену. В этом совещании нет ничего способного поразить воображение. Идешь туда, покуривая на ходу трубку или сигарету, чаще всего с папкой под мышкой. Рабочий день только-только набирает силу, и от каждого еще пахнет утренним кофе с молоком и рогаликами. Рукопожатия. Неторопливая беседа о том о сем, пока все не соберутся.
Потом все по очереди докладывают начальнику о происшествиях, случившихся в районе. Некоторые после доклада не садятся, стоят у окна и смотрят на автобусы и такси, бегущие по мосту Сен-Мишель.
Вопреки распространенному мнению, мы говорим между собой не только о преступниках.
— Как здоровье дочки, Приолле? Как ее корь?
Мне даже приходилось слышать, как со знанием дела обсуждались кулинарные рецепты.
Иногда, разумеется, речь идет и о более серьезных вещах, например о том, что сын такого-то министра или, скажем, депутата продолжает куролесить не зная удержу и требуется срочно, не поднимая шума, вправить ему мозги. Или о богатом иностранце, который недавно прибыл в Париж, остановился в роскошном отеле на Елисейских полях, но вызывает кое-какие опасения у правительства. Или о девочке, подобранной на улице несколько дней назад, которой до сих пор не заинтересовались родные, хотя ее снимок был напечатан во всех газетах.
Тут все свои, люди одной профессии, и события обсуждаются с чисто профессиональной точки зрения, без лишних слов, так что все выглядит очень просто. Для нас это повседневность.
— Итак, Мегрэ, вы все еще не задержали вашего поляка с улицы Бираг?
Спешу оговориться: я лично против поляков ничего не имею. Если мне случится довольно часто говорить здесь о них, это вовсе не значит, будто эта нация жестока или обладает преступными наклонностями. Просто в то время во Франции недоставало рабочих рук, и поляков ввозили тысячами для работы на северных шахтах. Их вербовали в Польше иногда целыми деревнями — мужчин, женщин и детей — и отправляли во Францию в переполненных до отказа вагонах, как некогда чернокожих рабочих.
Большинство поляков отлично работали и стали уважаемыми гражданами. И все же среди них попадались подонки, и именно они, эти подонки, доставляли нам одно время немало хлопот.
Я, может быть, несколько бессвязно рассказываю о своих тогдашних заботах, но мне хочется, чтобы читатель сразу окунулся в нашу атмосферу.
— По-моему, шеф, надо еще последить за ним денька два-три. Он пока что ни на кого нас не вывел. А ведь рано или поздно он встретится со своими сообщниками…
— Министр торопит из-за газет…
Вечно эти газеты! И вечный страх в верхах перед газетами и общественным мнением. Преступление едва совершилось, а с нас уже требуют, чтобы виновный был найден немедленно, любой ценой. Только что не говорят: «Да суньте вы кого попало в каталажку, пока не успокоится общественное мнение!»
Я, наверное, к этому еще вернусь. Впрочем, в то утро разговор шел не о поляке, а о недавнем грабеже, совершенном новым способом, что случается не часто.
Три дня тому назад на бульваре Сен-Дени в разгар обеденного перерыва, когда закрыты почти все магазины, к небольшой ювелирной лавке подъехал грузовик. С грузовика сняли огромный ящик, поставили его вплотную к дверям лавки, и машина ушла.
Сотни людей прошли мимо, не обратив на ящик ни малейшего внимания. Но когда ювелир, перекусив, вернулся из ресторана, он озабоченно нахмурился.
Отодвинув ящик, оказавшийся неожиданно легким, ювелир обнаружил, что в стенке его, обращенной к двери, прорезано отверстие; другое, такое же, прорезано в двери, а шкафы и касса магазина, разумеется, пусты.
Расследование такого дела не приносит славы, но требует много времени и множества людей. Грабители не оставили ни малейших следов, ни единой улики.
Способ, использованный ими, был совершенно новым, и поэтому мы не могли отнести грабителей ни к одной из категорий знакомых нам злоумышленников.
У нас в руках был лишь ящик, самый обыкновенный ящик, только очень большой, и уже три дня не менее дюжины инспекторов ходили по фабрикам, где изготовляют и используют такие ящики.
Итак, я вернулся к себе в кабинет и хотел вновь приняться за рапорт, как вдруг зазвонил внутренний телефон.
— Это вы, Мегрэ? Зайдите ко мне на минутку.
В этом тоже не было ничего удивительного. Шеф чуть-ли не каждый день вызывал меня, иногда даже по нескольку раз, помимо доклада; я знал его сызмальства, он часто проводил отпуск неподалеку от нас, в Алье, и дружил с моим отцом.
Шеф, на мой взгляд, был и впрямь шефом в полном смысле этого слова: именно под его руководством я получил, так сказать, боевое крещение в уголовной полиции, именно он, отнюдь мне не покровительствуя, незаметно, издалека следил за моими успехами, именно он у меня на глазах, весь в черном, в котелке, надвинутом на лоб, шел один под пулями прямо к двери дома, где засел Бонно со своей шайкой, двое суток не подпуская полицию и жандармов.
Я говорю о Ксавье Гишаре, человеке с лукавым взглядом и длинными седыми волосами, придававшими ему сходство с поэтом.
— Входите, Мегрэ.
Утро было таким темным, что на письменном столе шефа горела лампа под зеленым колпаком. Сидевший в кресле у стола молодой человек встал и протянул мне руку, когда нас представили друг другу.
— Комиссар Мегрэ — месье Жорж Сим, журналист…
— Не журналист, а романист, — поправил молодой человек, улыбаясь.
Ксавье Гишар тоже улыбнулся. Одной из своих улыбок, отражавших все оттенки его мысли. Не чужд он был и своеобразной иронии, но ее замечали только те, кто хорошо его знал, другие же часто принимали за наивность.
Он обратился ко мне с очень серьезным видом, будто говорил о чрезвычайно важном деле т: весьма значительной персоне:
— Как романист, месье Сим желал бы ознакомиться с работой уголовной полиции. Он мне сейчас сообщил, что развязка многих человеческих трагедий происходит здесь, у нас. Он также объяснил мне, что его не столько интересует механика расследования, которую он изучил по другим источникам, как обстановка, в которой протекают наши операции.
Я искоса поглядывал на молодого человека лет двадцати четырех с виду, худого, почти такого же длинноволосого, как шеф, и мог бы пока сказать о нем одно — этот молодой человек, видимо, ни в чем не сомневался, и уж меньше всего в себе.
— Вы, разумеется, не откажетесь показать ему наше учреждение, Мегрэ?
Я уже двинулся было к двери, когда пресловутый Сим заявил:
— Прошу прощения, месье Гишар, но вы забыли сказать комиссару…
— Ах да! Вы совершенно правы. Месье Сим, как он только что сам подчеркнул, не журналист. Следовательно, нам не надо опасаться, что он сообщит в газеты то, что не должно попасть в печать. Он сам обещал мне, без просьб с моей стороны, что использует все, что здесь увидит и услышит, только в своих романах, и притом в достаточно измененном виде, чтобы не причинить нам неприятностей.
Я еще и сейчас слышу, как шеф веско добавил, уткнувшись в бумаги:
— Можете ему доверять, Мегрэ. Он дал мне слово.
Должен сказать, что Сим ловко подобрал ключи к Ксавье Гишару, — я уже тогда это почувствовал, а впоследствии получил тому подтверждение. И помогла ему не только его молодая дерзость, но еще кое-что, о чем я узнал много позже. Дело в том, что шеф, помимо работы, увлекался археологией. Он состоял членом нескольких научных обществ и написал пространный труд (я так его и не прочел) о далеком прошлом Парижского района.
Наш Сим об этом узнал — случайно или нет, не скажу — и постарался с шефом на эту тему побеседовать.
Уж не потому ли меня и пригласили?
На набережной Орфевр чуть ли не каждый день кто-нибудь попадает «в наряд на гостя». Посещают нас либо важные иностранцы, так или иначе связанные с полицией своей страны, либо просто видные избиратели, приехавшие из провинции и с гордостью предъявляющие карточку своего депутата.
Это стало для нас обычным. И очень напоминало осмотр исторических памятников, не хватало только пояснительного текста, кое-как заученного наизусть гидом.
Как правило, гостями занимается кто-нибудь из инспекторов, и побеспокоить начальника оперативной группы могут только ради знаменитости первой величины.
— Если хотите, — предложил я, — поднимемся сперва в антропометрический отдел.
— Я предпочел бы начать с дежурки, если это вас не слишком затруднит.
Это был первый сюрприз. Впрочем, говорил он очень дружелюбно ит взглянув на меня, откровенно добавил:
— Видите ли, мне хочется пройти тем же путем, которым обычно следуют ваши подопечные.
— В таком случае надо начать с камеры предварительного заключения, потому что большинство из них там ночует, прежде чем попасть к нам.
— Я осмотрел ее прошлой ночью, — сообщил он как ни в чем не бывало.
Он ничего не записывал. При нем не было ни блокнота, ни ручки. Несколько минут он постоял в приемной, где висят в черных рамках фотографии полицейских, погибших при исполнении служебного долга.
— Сколько же их умирает в среднем за год?
Потом ему вздумалось посмотреть мой кабинет. Случилось так, что в эти дни там шел ремонт. Я временно занимал маленькую комнату на первом этаже, самого старомодного канцелярского вида, пыльную, с мебелью черного дерева и печуркой, какие и сейчас еще можно порой увидеть на провинциальных вокзалах.
Это был тот самый кабинет, где я, начав инспектором свою службу в полиции, просидел лет пятнадцать и, сознаюсь, с тех пор сохранил нежные чувства к этой круглой печке, докрасна раскалявшейся в зимние дни, так как я набивал ее углем по самую трубу, и это было вовсе не чудачество, а скорее сознательный прием, чуть ли не уловка. Во время трудного допроса я вставал и принимался подолгу шуровать в печке кочергой, потом с грохотом подбрасывал уголь, сохраняя самый благодушный вид, а подследственный тем временем в недоумении смотрел на меня.
Когда я наконец переселился в современный кабинет с центральным отоплением, я стал скучать по своей старой печурке, но никогда не просил разрешения — мне бы все равно отказали — забрать ее с собой на новое место.
Посетитель рассматривал мои трубки, пепельницы, черные мраморные часы на камине, эмалированный фонтанчик с питьевой водой за дверью, полотенце, пахнувшее, как всегда, мокрой псиной.
Он не задавал никаких вопросов, касающихся следствия. Папки с делами, по-видимому, его тоже не интересовали.
— Вот эта лестница ведет в лабораторию.
Там он окинул взглядом застекленную крышу, стены, пол, манекен, которым иногда пользуются при воссоздании картины преступления, однако и сама лаборатория с ее сложной аппаратурой, и то, чем в ней занимались, не возбудили его любопытства.
Я было начал по привычке объяснять:
— Если увеличить в несколько сот раз любой написанный от руки текст и сравнить его…
— Знаю, знаю.
И тут он, будто между прочим, спросил меня:
— Вы Ганса Гросса читали?
Я даже имени его никогда не слышал. Впоследствии я узнал, что это австрийский следователь, который впервые, кажется в 1880 году, ввел курс научной криминалистики в Венском университете.
А вот мой гость читал два толстых тома, написанных этим австрийцем. Он вообще все на свете читал, в том числе множество книг, о которых я и понятия не имел, и теперь небрежно перечислял их названия.
— Пройдемте в эту галерею, я покажу вам картотеку, где мы храним…
— Знаю, знаю.
Он начинал меня раздражать. Можно было подумать, что меня оторвали от работы только для того, чтобы он разглядывал стены, потолки, пол, всех нас, словно составляя в уме инвентарный список.
— Сейчас, наверное, в антропометрическом отделе горячая пора. С женщинами, должно быть, закончили.
Настала очередь мужчин…
Человек двадцать обнаженных мужчин, задержанных ночью, ожидали своей очереди на обмер и фотографирование.
— В общем, — сказал молодой посетитель, — мне осталось осмотреть спецлазарет предварительного заключения.
Я нахмурился:
— Туда посторонних не пускают.
В этом отделении, мало кому известном, судебно-медицинские эксперты подвергают преступников и подозреваемых различным психологическим тестам.
— А Поль Бурже обычно бывал на этих обследованиях, — спокойно ответил посетитель. — Я попрошу разрешения.
Словом, никаких особых воспоминаний это посещение у меня не оставило, как и вообще тот день, серый и пасмурный. Я не поторопился спровадить гостя только потому, что мне его рекомендовал шеф, и еще потому, что никаких важных дел у меня не было и надо было как-то убить время.
Он снова зашел ко мне в комнату, уселся, протянул мне кисет:
— Вижу, вы тоже курите трубку. Люблю курильщиков трубок.
У меня на столе, как всегда, было разложено с полдюжины трубок, и Сим рассматривал их с видом знатока.
— А каким делом вы теперь заняты?
Вполне профессионально я изложил ему историю с ящиком у двери ювелирного магазина и добавил, что такой прием использован грабителями впервые.
— Нет, — возразил он, — впервые с подобным ограблением столкнулись восемь лет назад в Нью-Йорке, в магазине на Восьмой авеню.
Вероятно, он был доволен собой, но, надо отдать ему должное, не зазнавался. Он с серьезным видом покуривал трубку, будто желая прибавить себе лет десять, чтобы держаться на равной ноге с человеком зрелым, каким я уже был тогда.
— Видите ли, господин комиссар, профессионалы меня не интересуют. Их психология не представляет проблемы. Эти люди делают свое дело — и все.
— Кто же вас интересует?
— Обыкновенные люди, такие, как мы с вами, которые в один прекрасный день неожиданно для себя совершают убийство.
— Таких очень мало.
— Знаю.
— Если не считать убийств из ревности.
— Убийства из ревности меня тоже не интересуют.
Вот, пожалуй, и все, что осталось у меня в памяти от этой встречи. Вероятно, в разговоре я упомянул между прочим об одном расследовании, которое вел несколько месяцев назад, упомянул потому, что в этом деле с жемчужным ожерельем были замешаны не профессионалы, а молодая девушка.
— Благодарю вас, господин комиссар. Надеюсь иметь удовольствие еще встретиться с вами.
Я же про себя подумал: «Надеюсь избежать этого удовольствия». Прошло несколько месяцев. Как-то в середине зимы в главном коридоре уголовной полиции я заметил фигуру пресловутого Сима — он прохаживался там, поджидая кого-то.
А потом в одно прекрасное утро на моем столе рядом с почтой оказалась книжица в ярко раскрашенной обложке, вроде тех, что продают в газетных киосках и так любят читать модистки. Называлась она «Девушка с жемчугами», автором был Жорж Сим.
Мне и в голову не пришло прочесть ее. Я вообще мало читаю и никогда не интересуюсь литературой такого рода. Не помню даже, куда я дел эту книжонку, напечатанную на прескверной бумаге, — должно быть, бросил в мусорную корзину и на несколько дней думать о ней забыл.
Но однажды утром я опять увидел книжку Сима на том же месте, и с тех пор каждое утро она появлялась у меня на столе рядом с письмами.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Записки Мегрэ'


1 2