В залитый солнцем дворик медленно въехала открытая машина. Синели мундиры жандармов, невидимая толпа орала и свистела.— Что это?.. Что происходит?Ворота пришлось закрыть на засов, иначе толпа ворвалась бы во двор. Из машины вытащили бродягу. Теперь он был не только в наручниках; щиколотки его ног были связаны толстой веревкой, поэтому его волочили, как плотно упакованный тюк.Следом за ним появилась Эмма. Наручников на ней не было, но лицо ее застыло, точно во сне.— Развяжите ему ноги! — сказал комиссар.Жандармы были горды своей добычей и все еще не остыли после охоты. Судя по всему, охота была нелегкой. Их мундиры были измяты и порваны, а лицо бродяги было в крови, которая текла из рассеченной губы.Мадам Мишу издала вопль ужаса и попятилась к стене, словно увидела нечто отвратительное. Бродяга молча позволил развязать себе ноги. Он поднял голову и очень медленно осмотрелся.— Без глупостей, Леон!.. Понятно? — проворчал Мегрэ. Бродяга вздрогнул и стал взглядом искать того, кто произнес эти слова.— Дайте ему стул и носовой платок, — сказал комиссар.Он заметил, как Гойяр скользнул в глубину камеры и скрылся за спиной мадам Мишу. Доктор, не глядя ни на кого, громко стучал зубами. Лейтенант жандармерии растерянно оглядывал собравшихся, стараясь угадать свою роль в предстоящей сцене. По-видимому, его немало удивило это необычное сборище.— Закройте дверь! — скомандовал комиссар. — И пусть все сядут… Лейтенант, ваш бригадир может вести протокол?Может? Очень хорошо. Пусть он сядет за столик… Попрошу сесть и вас, господин мэр…Толпа на улице замолкла, но даже здесь, в камере, ощущался ее накал, ее нетерпеливое ожидание.Мегрэ ходил по камере взад и вперед, неторопливо набивая трубку. Затем он повернулся к инспектору:— Вы бы позвонили в Кемпер, Леруа, секретарю профсоюза моряков, и спросили его: что случилось пять или шесть, а может быть, и семь лет назад со шхуной «Красавица Эмма»…Леруа направился к двери, но мэр кашлянул и сделал знак, что хочет говорить.— Могу вас проинформировать, комиссар… Историю шхуны «Красавица Эмма» в наших краях знают решительно все…— Говорите.Бродяга в своем углу заворчал, как злая собака. Эмма, сидя на краешке стула, не сводила с него глаз. Случайно она оказалась рядом с мадам Мишу, приторный запах духов этой дамы постепенно заполнял камеру.— Сам я этой шхуны не видел, — непринужденно, чуть-чуть позируя, начал мэр. — Но знаю, что принадлежала она некоему Ле-Глену, или Ле-Гэреку… Он слыл отличным моряком, но был отчаянный парень… Как и все местные шхуны, «Красавица Эмма» доставляла ранние овощи в Англию… Но однажды все узнали, что «Красавица Эмма» ушла в более дальнее плавание… Два месяца о ней ничего не было слышно… Потом пришло известие, что шхуна была задержана по прибытии в маленький порт неподалеку от Нью-Йорка и что весь экипаж ее арестован… На шхуне был найден и конфискован груз кокаина… Конфисковали, разумеется, и шхуну… В то время почти все торговые суда, совершавшие рейсы через Атлантику и на Новую Землю, занимались контрабандной торговлей наркотиками…— Благодарю вас… Сидеть смирно, Леон!.. Отвечайте со своего места. И главное — отвечайте на вопросы и только на вопросы. Вы поняли? Итак, прежде всего: где вас арестовали сегодня?Бродяга вытер кровь, продолжавшую струиться по его подбородку, и глухим голосом ответил:— Нас арестовали в Роспордене, на товарной станции… Мы ждали темноты, чтобы забраться в какой-нибудь поезд…— Сколько денег было у вас при себе?За бродягу ответил лейтенант:— Одиннадцать франков и несколько монет.Мегрэ взглянул на Эмму. Слезы бежали по ее щекам. Бродяга сидел согнувшись, как зверь, готовящийся к прыжку. Комиссар посмотрел на доктора. Эрнест Мишу не двигался, но, казалось, был на грани нервного припадка. Комиссар сделал знак одному из жандармов, и тот пересел поближе к доктору, чтобы следить за каждым его движением.Бригадир прилежно писал, перо с металлическими скрипом царапало бумагу.— Расскажите подробно, Ле-Гэрек, как, когда и где на шхуну был погружен кокаин.Бродяга поднял голову. Он пристальным, тяжелым взглядом смотрел на доктора. Искривив рот, стиснув огромные кулаки, он проворчал:— Банк дал мне ссуду на постройку шхуны…— Это я знаю. Дальше!— Это был плохой год… Франк падал, Англия стала меньше покупать овощей и фруктов… Я ломал голову, как заплатить банку проценты… Мы с Эммой отложили свадьбу, хотели сначала погасить основную часть долга… Тут ко мне пришел один журналист… Я знал его раньше, он часто вертелся в порту…К всеобщему удивлению, Эрнест Мишу вдруг отнял руки от лица. Оно было бледно, но гораздо спокойнее, чем можно было ожидать. Он вытащил карандаш, записную книжку и написал несколько слов.— Значит, погрузить кокаин предложил вам Жан Сервьер?— Не сразу! Сначала он говорил о выгодном деле, на котором можно заработать… И назначил мне свидание в Бресте, в одном кафе… Там с ним были еще двое…— Доктор Мишу и Ле-Поммерэ?— Они!Доктор продолжал делать пометки. На его лице появилось пренебрежительное выражение, на губах заиграла ироническая улыбка.— Кто же из них троих передал вам товар? Доктор застыл с карандашом в руке.— Никто! Они только говорили, что за месяц или два я смогу заработать кучу денег… А через час появился американец. Имени его я так и не узнал. Я и видел-то его всего раза два… Похоже, он разбирался в морском деле… Он расспросил меня обо всем, что касается шхуны: какой экипаж мне понадобится и сколько нужно времени, чтобы установить еще один мотор… Я подумал, что речь идет о контрабанде спиртным… Тогда этим занимались все, даже офицеры казенных пакетботов… Через неделю пришли механики и установили на «Красавице Эмме» полудизель нового типа..Он говорил медленно, уставясь перед собой. Руки Ле-Гэрека судорожно шевелились, они были выразительнее его окаменевшего лица.— Мне дали английскую мореходную карту… Там были все курсы для парусников, все направления ветров… Сами понимаете, через Атлантику я шел первый раз… Из осторожности я взял с собой всего двух человек… И о деле не говорил никому, кроме Эммы. Она была на молу в ночь, когда мы уходили… И те трое тоже были там, они стояли возле машины с потушенными фарами… Груз мы погрузили еще раньше, днем… И тут я сдрейфил… Не из-за контрабанды, нет. Но ведь в школе-то я не учился… Пока можно обходиться лотом и компасом, я ничего не боюсь. Но там, в океане… Один старый капитан учил меня пользоваться секстантом… Я купил логарифмические таблицы и все прочее… Но я знал, что непременно запутаюсь в расчетах!.. И все же при удаче я мог выплатить за шхуну все до гроша… и тысяч двадцать франков осталось бы у меня в кармане… Ветер в ту ночь был страшный… Сначала исчезла в темноте машина и те трое… А потом Эмма. Она стояла на самом конце мола… Два месяца мы были в море. Доктор Мишу продолжал писать, не поднимая глаз на говорившего.— Я получил точные инструкции насчет выгрузки… Господь его знает, как это вышло, но мы пришли как раз туда, куда было нужно, в маленький порт около Нью-Йорка… Мы далее не успели причалить… Три полицейских катера встретили нас в гавани… На катерах были установлены пулеметы, и полицейские были вооружены. Они окружили нас, взяли на прицел и забрались на мостик… Они орали что-то по-своему и лупили нас прикладами, пока мы не подняли руки кверху…Мы даже не успели ничего понять, так быстро все это произошло. …Не знаю, кто привел шхуну в порт и как нас запихнули в грузовик. Через час мы оказались в тюрьме Синг-Синг, каждый — в отдельной клетушке…Тут было от чего взбеситься… Никто из американцев не говорил по-французски. Тюремщики издевались над нами, как только могли…В Америке не любят канителиться. Наутро нас привезли в суд… Какой-то парень изображал адвоката, но ни с кем из нас он говорить не стал… Когда все кончилось, мне объяснили, что я приговорен к двум годам каторжных работ и штрафу в сто тысяч долларов и что шхуна моя конфискована. Я ничего не понимал… Сто тысяч долларов! Я клялся, что денег у меня нет… И тогда, ввиду неуплаты штрафа, мне прибавили еще несколько лет.Меня оставили в Синг-Синге, а товарищей отвезли в какую-то другую тюрьму… Во всяком случае, я никогда их больше не видел. Меня обрили наголо и каждый день выводили на работу — камни дробить. Тюремный капеллан стал читать мне Библию…Нет, вы никогда не сможете этого понять… Заключенных побогаче чуть не каждый вечер отпускали в город… А те, что победнее, прислуживали им. Но это еще не главное: примерно через год, когда к одному из заключенных пришли на свидание, я увидел того самого американца, который говорил со мной в Бресте. Я сразу его узнал… Я окликнул его. Он довольно долго припоминал, кто я такой, а затем расхохотался. Он сказал сторожам, чтобы меня отвели в приемную.Он был со мной очень прост, ни дать ни взять старый товарищ… Он сказал, что много лет был агентом службы наблюдения за торговлей наркотиками. Он работал за границей в Англии, Германии, Франции — и оттуда уведомлял американскую полицию о судах, выходивших с запрещенными грузами…Иногда он не прочь был провернуть дельце и для себя… Так ему подвернулась партия кокаина, которая сулила не один миллион. Перевезти надо было десять тонн, а грамм кокаина стоил тогда несколько франков… Американец договорился с французами, чтобы они нашли шхуну и внесли часть денег… Эти французы и были те трое… И, разумеется, прибыль они поделили бы на четверых.Но подождите!.. Самое главное еще впереди!.. В тот самый день, когда я грузил кокаин на «Красавицу Эмму», американец получил известие из Америки: в их отдел был назначен новый начальник. Новая метла чисто метет… Покупатели заколебались, могло случиться, что товар остался бы в трюме. А тут еще новый указ: тот, кто поможет захватить запретный груз, получает премию в размере третьей части его стоимости… Все это я узнал гораздо позже, уже в тюрьме.Я понял, что, когда я выходил в море, не зная, доберемся ли мы до Америки, тут же на набережной начался торг… Трое французов и американец обсуждали вопрос: идти на риск или не идти? И я знаю, что доктор больше других настаивал на доносе. Он говорил, что лучше получить треть капитала без всякого риска, чем ждать неприятностей с властями… Американец его поддержал: он уже сговорился с одним своим коллегой, что часть конфискованного кокаина поступит в продажу немного позднее… Подумать только, на что они пускались.. А ведь тогда мне это и в голову не приходило!..«Красавица Эмма» скользила по черной воде… Я глядел на свою невесту и думал, что скоро вернусь и женюсь на ней. А эти господа, которые смотрели нам вслед — уже знали, как нас встретят в Америке!.. Они рассчитывали, что мы будем обороняться, и надеялись, что нас убьют, как это часто тогда случалось с контрабандистами, пойманными в американских водах. Они прекрасно знали, что за шхуну еще не уплачено и что, если ее конфискуют, другой у меня не будет никогда в жизни. Они знали, что я мечтаю жениться, и прекрасно смотрели, как мы отплываем!.. Все это мне рассказали в Синг-Синге. Я стал там такой же скотиной, как и все прочие. Там я многому научился. Американец, который растолковал мне все это, хлопал себя по ляжкам, хохотал до упаду и приговаривал: «Ну и жулики же твои друзья!»Внезапно наступила полная тишина. Было даже слышно, как скользит по бумаге карандаш доктора Мишу.Мегрэ посмотрел на татуировку на кисти Ле-Гэрека и понял: СС означало Синг-Синг…— Не знаю, кажется, мне еще оставалось лет десять… Там у них ничего не разберешь. Стоит нарушить самое ничтожное правило внутреннего распорядка, и тебе прибавляют еще несколько лет… И избивают дубинкой до полусмерти… Страшно сказать, сколько меня били, и не только полиция, но и заключенные!.. А потом в моем американце совесть заговорила… Я думаю, ему стало стыдно за этих мерзавцев, за моих «дружков», как он их называл… У меня не было никого, кроме пса, моего друга… он рос у меня на шхуне и однажды спас меня, когда я упал за борт… Несмотря на режим, мне его оставили… Там, в этом аду, на многое смотрят иначе, чем у нас. В воскресенье вам играют гимны на органе, а потом спускают с вас шкуру… Я уже просто не знал, жив я еще или умер… Я ревел чуть не каждую ночь… А потом, в одно прекрасное утро, передо мной распахнули двери и дали прикладом под зад, возвращая в цивилизованный мир… Я тогда лишился чувств здесь же, на тротуаре… Я разучился жить, и у меня ничего не было.. Впрочем, нет! Кое-что у меня осталось!..Рассеченная губа все еще кровоточила, но Ле-Гэрек забывал вытирать кровь. Мадам Мишу спрятала нос в кружевной платок, одуряюще пахнувший духами. Мегрэ невозмутимо курил, не спуская глаз с доктора, который продолжал писать.— У меня осталась воля к мести!.. Я дал себе клятву посчитаться с теми, кто мне подстроил эту подлость!.. Я не хотел их убивать, нет!.. Что такое смерть? Одно мгновение… Сидя в Синг-Синге, я мечтал о ней тысячи раз. Я объявлял голодовки, но мне искусственно вводили питание. За все это я решил отплатить им тюрьмой… Будь мы в Америке… Но это было невозможно. Я таскался по Бруклину и работал как лошадь, пока не набрал денег на билеты. Я взял два билета — для себя и для пса… Писем от Эммы я не получал и не знал, что с ней… В Кемпер я не поехал — боялся, что там меня узнают, несмотря на то, что я очень изменился… В Конкарно я узнал, что Эмма работает официанткой и путается с господином доктором Мишу… А может быть, и с другими… Чему же тут удивляться, если она служит в кафе… Я ломал себе голову, как засадить в тюрьму этих мерзавцев. Я должен был это сделать, это было моим единственным желанием… Вместе со своим псом я жил сначала в заброшенной барке, а потом в каменном домике на мысе Кабелу… Для начала я показался доктору Мишу, чтобы он увидел мою мерзкую, каторжную физиономию… Понимаете?.. Я знал, что он трус, и хотел испугать его… Я хотел довести его до такого состояния, чтобы он не выдержал и выстрелил в меня! Пусть даже он убил бы меня, но потом! Потом он попал бы на каторгу, и его били бы ногами и прикладами!.. А его товарищи по камере, пользуясь тем, что они сильнее его, заставляли бы его прислуживать. Я начал бродить вокруг его виллы, я нарочно попадался ему на глаза… раз, другой, третий… Он узнал меня и почти перестал выходить на улицу. За все это время их жизнь не изменилась… По-прежнему они играли в карты и пили аперитивы… И люди им кланялись… А я воровал еду с витрин и не мог ничего ускорить…Его перебил почти неслышный голос:— Простите, комиссар! По-вашему, этот допрос, происходящий в отсутствие следователя, имеет законную силу?Говорил доктор Мишу. Он поднялся, бледный как полотно, с бесцветными губами и осунувшимся лицом. Однако слова он произносил с почти путающей четкостью.Мегрэ взглядом приказал одному из полицейских занять место между доктором и бродягой. И как раз вовремя: Леон Ле-Гэрек медленно встал и двинулся на доктора, стиснув тяжелые, как дубины, кулаки.— Сидеть!.. Садитесь, Леон!..Хрипло дыша, Ле-Гэрек повиновался. Комиссар выколотил пепел из трубки и сказал:— Теперь говорить буду я… Глава 11Страх Низкий голос комиссара, его спокойная речь резко контрастировали с взволнованной скороговоркой моряка. Ле-Гэрек искоса посмотрел на Мегрэ и сел на свое место.— Сначала, господа, два слова об Эмме… Она узнала, что жених ее арестован в Америке… Писем от него она больше не получала… Из-за какой-то ерундовой провинности ее выгоняют из магазинчика, в котором она работала. Она становится официанткой в кафе «Адмирал». Эта несчастная женщина потеряла все, что у нее было… Посетители кафе пристают к ней, полагая, что официантки для того и созданы. Проходит три года. Заметьте, она не знает о том, какую роль сыграл в ее судьбе доктор Мишу. Она иногда приходит по вечерам в его комнату. А время бежит, жизнь течет. У доктора есть другие женщины, но иногда он ночует в отеле, иногда, когда его мамаша в отъезде, он приглашает Эмму к себе домой. Это тусклая любовь без любви… И вся жизнь Эммы такая же тусклая. Она не героиня. Она хранит в шкатулке письмо и фото прежнего возлюбленного, но это лишь полузабытый сон, который с каждым днем становится бледнее. Ей и в голову не приходит, что Леон может вернуться. Она не узнала желтого пса, который бродит вокруг, ведь ему было четыре месяца, когда Леон уходил в море.Однажды ночью Мишу диктует Эмме письмо, не говоря, кому оно будет послано. В письме назначается свидание на одиннадцать часов вечера в пустом доме. И она пишет, ничего не поняв… Она ведь только официантка. Леон Ле-Гэрек не ошибся: Мишу струсил! Он понимает, что его жизнь в опасности. И он хочет убрать врага, который бродит поблизости. Но Мишу трус! Он сам кричал мне недавно, что он трус. Он привязал письмо Эммы к ошейнику пса, а сам спрятался за дверью с пистолетом в руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12