Находившийся внизу полицейский отправился открывать дверь. Послышались какие-то звуки из бара, задней комнаты и наконец быстрые шаги по лестнице.
Жажа бросила испуганный и тоскливый взгляд на Мегрэ. И едва удержалась от крика, увидев, что тот направился к двери.
— Вы оба можете быть свободны! — бросил комиссар и отодвинулся в сторону, пропуская Сильви.
Та вошла в комнату и замерла посередине, положив руку на заколотившееся сердце. И даже забыла снять шляпу. Неотрывно смотрела на кровать, но явно ничего не могла понять.
— Жажа…
Уже успевший выпить полицейский теперь угощал напарника, снизу доносился звон рюмок. Затем входная дверь приоткрылась и вновь закрылась. Шаги стали удаляться по направлению к порту.
Мегрэ сидел так тихо и неподвижно, что можно было и вовсе забыть о его присутствии.
— Жажа, бедненькая ты моя…
Но к кровати Сильви не бросилась, заметив направленный на нее холодный взгляд старухи.
А повернулась к Мегрэ и прошептала:
— Она?..
— Что — она?
— Ничего… Не знаю… Что с ней?
Странное дело: несмотря на закрытую дверь и довольно далекое расстояние, снизу доносилось громкое тиканье, такое торопливое и отрывистое, что казалось, у будильника началось головокружение и он сейчас упадет и разобьется.
Жажа вновь могла забиться в истерике. Это чувствовалось по тому, как сотрясалось и сжималось ее большое рыхлое тело, как горели ее глаза, как она облизывала высохшие губы. Но старая больная женщина лежала, вытянувшись во весь рост, и усилием воли заставляла себя сдерживаться. Вконец растерявшись, Сильви уже не знала ни что ей делать, ни куда идти, ни как вести себя, и просто стояла посреди комнаты, опустив голову и скрестив руки на груди.
Мегрэ курил. Теперь можно не торопиться! Он уже не сомневался, что замкнул круг.
Все окончательно прояснилось, и никаких сюрпризов впереди уже не предвиделось. Каждый персонаж этой истории занял свое законное место: мать и дочь Мартини вместе с господином Птифисом описывали вещи на вилле. Гарри Браун в отеле «Провансаль» продолжал заниматься делами, звонил по телефону, рассылал телеграммы и спокойно дожидался результатов расследования…
Жозеф сидел в тюрьме…
Неожиданно нервы Жажа сдали. В ярости она уселась на кровати и, уже не владея собой, зло уставилась на Сильви и ткнула в ее сторону здоровой рукой.
— Это все она! Всю мне жизнь отравила!.. Шлюха!..
С ее языка сорвалось самое страшное ругательство из ее лексики. И тотчас из-под век брызнули слезы.
— Я ее ненавижу, слышите!.. Ненавижу!.. Это все она… Долго меня вокруг носа водила!.. Представляете, как она меня называла? Старуха!.. Да! Старуха!.. Это меня-то, которая для нее…
— Ложись, Жажа, — приказал Мегрэ. — А то тебе хуже станет.
— О, если бы вы!..
Осеклась и через секунду закричала еще громче:
— Но я вам не дамся!.. Не пойду в Агно… Понятно?!.
Или только вместе с ней… Я не хочу… Не хочу…
Горло видно саднило от сухости, и Жажа инстинктивно оглядывалась в поисках воды.
— Сбегай за бутылкой! — кинул Мегрэ Сильви.
— Но… ведь она уже…
— Давай-давай…
Комиссар подошел к окну убедиться, что за ними больше не наблюдают из дома напротив. По крайней мере, за стеклами никого не было видно.
Небольшая часть улочки с неровно выложенным булыжником… Фонарь… Вывеска бара напротив…
— Разве я не понимаю, почему вы ее защищаете, молодая потому что… Небось уже и вам предложения делала…
Вернулась Сильви, сразу осунувшаяся, измученная, с черными кругами под глазами, и протянула Мегрэ початую бутылку виски.
Жажа ухмыльнулась:
— Теперь, выходит, мне можно, коли все равно скоро подыхать, так что ли?.. Я ведь прекрасно слышала, что сказал врач…
Мысль о том, что ей суждено скоро умереть, тотчас привела ее в волнение. Она явно боялась смерти. Глаза испуганно забегали.
Тем не менее бутылку взяла и с жадностью отхлебнула несколько глотков, смотря по очереди на обоих стоящих перед нею людей. Потом вновь запричитала:
— Старуха скоро помрет!.. Но я не хочу!.. Пусть лучше эта подохнет раньше меня… Так как она во всем виновата…
Жажа замолчала, будто внезапно потеряв нить мыслей. Мегрэ молча и без единого движения ждал.
— Она раскололась, да?.. Знамо дело, раскололась, иначе бы ее не выпустили… А я ведь пыталась вытащить ее оттуда… Ведь, по правде говоря, Жозеф не посылал меня в Антиб к сыну Уильяма… Это я сама…
Понятно?..
Ну конечно! Мегрэ не надо было ничего объяснять.
Уже около часа назад он все понял, и теперь его ничем не удивишь!
Мегрэ ткнул пальцем в сторону дивана.
— Ведь вовсе не Уильям спал на диване, да?
— Верно, он там никогда не спал!.. Он ложился ко мне в постель!.. Уильям был моим любовником! Уильям приходил ко мне, ради меня одной, а эта, которую я пускала сюда из жалости, укладывалась на диване…
Неужели вы этого сразу не поняли!..
Она почти что прокричала последнюю фразу охрипшим от волнения голосом. Мегрэ оставалось теперь только молчать и слушать. Из самых глубин души женщины вырывалась на волю истина. Вся подноготная, что так долго и тщательно пряталась внутри. И перед ним предстала новая, настоящая Жажа, Жажа без всяких прикрас.
— Правда заключается в том, что я его любила, а он любил меня!.. Он понимал, что вовсе не по моей вине мне не удалось получить воспитание и образование… Ему было очень хорошо со мной… Он мне сам признавался… Каждый раз не хотел уходить… А когда вновь возвращался, то всегда радовался, как ученик, дождавшийся каникул…
Жажа говорила и плакала, отчего ее рот постоянно кривился, и создавалась иллюзия, будто она корчит странные гримасы, совершенно поразительные от игры теней и розового света абажура.
Израненная рука лежала неподвижно в сооруженной доктором конструкции.
— А я-то ни о чем не догадывалась! Дура дурой! Всегда в таких случаях лишаешься разума! Сама пригласила к себе эту девку, не отпускала, думала, когда в доме есть молодые, жить веселее…
Сильви стояла не шелохнувшись.
— Нет, посмотрите-ка на нее! Еще издевается! Всегда была такой, а я, толстая дура, все думала — скромница…
Растрогалась… Как подумаю, что она надевала мои халаты и возбуждала его, демонстрируя свои прелести! Старалась заманить. Она со своим котом Жозефом!.. Ведь у Уильяма, черт возьми, водились деньги!.. А они… Что они сделали с завещанием…
Жажа схватила бутылку и с такой жадностью принялась пить, что было слышно, как виски булькает у нее в горле.
Сильви воспользовалась минутной передышкой, чтобы бросить на Мегрэ жалобный взгляд. Она едва держалась на ногах. Ее шатало.
Именно здесь Жозеф и украл его… Не знаю точно когда… Скорее всего в тот вечер, когда мы вместе пили… Уильям рассказал о нем… А этот наверняка сообразил, что сынок дорого заплатит за документик…
Мегрэ вполуха слушал рассказ о событиях, о которых он уже и сам догадался. И поглядывал на комнату, кровать, диван…
Уильям и Жажа…
А Сильви спала на диване…
Бедняга Уильям, разумеется, невольно сравнивал обеих женщин…
— Но как-то раз после обеда я заподозрила неладное, смотрю, Сильви, перед тем как уйти, переглянулась с Уильямом… Все равно не поверила… Однако сразу после ее ухода он тоже вдруг засобирался… Обычно до вечера сидел… Я ему тогда ничего не сказала… А просто оделась и вышла вслед за ним…
Главная сцена всей истории, но Мегрэ уже давно ее нарисовал в своем воображении! Жозеф ненадолго заскочил в бар «Либерти», имея уже при себе в кармане текст завещания! Сильви заранее оделась в городское платье, чтобы, поев, сразу уйти…
Жажа заметила, как они переглядывались… Но промолчала… Как ни в чем не бывало продолжала есть…
Пить… Но едва Уильям ушел, как она накинула пальто на домашний халат…
В баре никого! Пустой дом! И закрытая дверь…
А они все бежали друг за другом…
— Знаете, где она его поджидала?.. В гостинице «Босежур»… А я по улице туда-сюда, как ненормальная…
Все порывалась подняться, постучать им в дверь и умолять Сильви вернуть мне его… На углу улицы лавка есть торговца ножами… И пока они там… я все витрину рассматривала… Голова кругом шла… Все болит, душа ноет… Вошла… Купила нож с предохранителем…
Вроде как плакать начала… А потом они вместе вышли… Уильяма даже не узнать, будто помолодел… И даже затащил Сильви в кондитерскую, купил ей коробку шоколадных конфет… Расстались они перед гаражом…
Я как пустилась тогда бежать… Знала, что он поедет обратно в Антиб… Встала на самой дороге сразу за городом. Уже смеркаться начинало… Он увидел меня…
Остановил машину…
А я давай кричать: «Получай!.. Получай!.. Это за тебя!.. А это за нее!..»
Жажа откинулась на кровать и вся скрючилась, поджав ноги к груди. Лицо ее было мокрым от пота и слез.
— Как он уехал, не знаю… Должно быть, оттолкнул меня, захлопнул дверцу… А я осталась стоять одна посреди дороги, меня чуть автобус не сшиб. Нож куда-то делся… Видимо, в машине он…
Вот она, единственная деталь, которую Мегрэ упустил из виду в своих рассуждениях: умирающий Уильям Браун все-таки догадался отшвырнуть нож в кусты!
— Я вернулась поздно…
— Понимаю… заходили в бистро, в одно, другое…
— А очнулась у себя дома, на кровати, но так везде болело, так плохо, что хуже и не бывает…
Внезапно Жажа опять приподнялась и закричала:
— Не пойду я в Агно!.. Не пойду!.. Хоть все на меня навалитесь, чтоб туда меня спровадить! Врач ведь сказал: скоро сдохну… И если эта шлю…
Громко заскрипел, проскользив по полу, стул. Это Сильви потянула его на себя, чтобы сесть, но потеряла сознание.
Она медленно, плавно осела боком на стул, но обморок был настоящий. Ноздри сжались и края их пожелтели. Глаза ввалились.
— Так ей и надо! — заорала Жажа. — Оставьте ее!..
А впрочем, нет… Не знаю… Ничего больше не знаю…
Может, это все штучки Жозефа… Сильви!.. Девочка моя!
Сильви…
Мегрэ склонился над девушкой. Похлопал по рукам и щекам.
Но все же заметил, как Жажа снова поднесла ко рту бутылку и влила в себя солидную порцию алкоголя, после чего изошлась в кашле.
Наконец толстуха успокоилась, вздохнула, как кукла завалилась на кровать и спрятала голову в подушку.
Только тогда Мегрэ поднял Сильви на руки, отнес на первый этаж и смочил ей лоб холодной водой.
— Ложь! — произнесла девушка, едва придя в себя.
Отчаяние на ее лице, глубокое, искреннее!
— Вы обязательно должны понять, что все это неправда… Я вовсе не стараюсь казаться лучше, чем я есть на самом деле… Но это неправда!.. Я очень люблю Жажа!.. Это он захотел… Понимаете?.. Несколько месяцев подряд смотрел на меня сладкими глазками…
И упрашивал… Разве я могла ему отказать, когда я каждый вечер то с одним, то с другим…
— Тсс! Потише…
— Да пусть слышит! Если бы хоть немного подумала, все бы поняла… Я даже не стала ничего говорить Жозефу из опасения, что тот воспользуется удобным случаем… И назначила Уильяму свидание…
— Одно-единственное?
— Одно-единственное… Представляете!.. Да, он и впрямь купил мне коробку шоколадных конфет… Просто с ума сошел… Так себя чудно вел, что мне даже страшно стало… Обращался со мной, будто я маленькая девочка какая-то…
— Все?
— Я не знала, что Жажа его… Нет! Клянусь! Я грешила скорее на Жозефа… И боялась… Он велел мне пойти в «Босежур», сказал, кое-кто деньги принесет…
Сильви помолчала немного, а затем уже тише добавила:
— А что я могла сделать?
Сверху донеслись стоны. Такие же, как и раньше.
— Она очень серьезно ранена?
Мегрэ пожал плечами и отправился по лестнице наверх. Жажа спала, но тяжело, беспокойно, то и дело постанывая.
Когда комиссар вернулся, Сильви напряженно прислушивалась к доносившимся сверху звукам.
— Заснула! — прошептал он. — Тсс!
Сильви не понимала, что от нее хочет Мегрэ, и с ужасом смотрела, как он набивал себе новую трубку.
— Оставайтесь с ней… А когда проснется, скажите ей, что я уехал… навсегда…
— Но…
— Мол, она уснула, и ей приснился кошмар, и…
— Нет… Я не понимаю… А Жозеф?
Мегрэ заглянул ей прямо в глаза. Руки он держал в карманах. И когда вынул их оттуда, Сильви увидела в одной из них двадцать знакомых денежных купюр.
— Вы его любите?
Она немного замялась, но ответила:
— Сами знаете, без мужчины не обойтись! Иначе…
— А Уильям?
— Это другое… Он был из другого мира… Он…
Мегрэ направился к двери. И только когда повернул ключ в замочной скважине, обернулся:
— Постарайтесь, чтобы о баре «Либерти» больше разговоров не возникало… Договорились?..
С улицы в открытую дверь повеяло холодом. От земли тянуло, сыростью, будто легкий туман стелился.
— Я не думала, что вы такой… — пробормотала Сильви. Она растерялась и не могла найти нужных слов. — Я… Жажа… Я клянусь, это самая лучшая женщина на всем белом свете…
Мегрэ повернулся и, пожав плечами, зашагал в сторону порта, но чуть поодаль, за ближайшим фонарем, остановился, чтобы разжечь потухшую трубку.
Глава 11
Любовная история
Сидевший закинув ногу на ногу, Мегрэ принял более строгую позу и, посмотрев в глаза собеседника, протянул ему гербовый лист бумаги.
— Можно взглянуть?.. — спросил Гарри Браун, кинув беспокойный взгляд на заднюю дверь, за которой находились секретарь и машинистка.
— Это ваше.
— Я хочу вас заверить, что готов выплатить им компенсацию… Скажем, по сто тысяч франков каждой… Вы меня понимаете?.. Вопрос не в деньгах, важно избежать скандала… Если эти четыре женщины явятся туда и…
— Понимаю.
Из окна открывался вид на пляж Жуан-ле-Пена: множество людей в пляжных костюмах загорали, лежа на песке, три девушки под наблюдением высокого и худого тренера выполняли гимнастические упражнения, а вдоль берега, от одной группы отдыхающих к другой, шел алжирец с корзинкой арахиса.
— Как вы считаете, сотня тысяч франков…
— Очень хорошо! — произнес Мегрэ, вставая.
— Вы не притронулись к бокалу.
— Благодарю вас.
Гарри Браун, вежливый, напомаженный, заколебался на какое-то мгновение, но потом все-таки решился:
— Признаться, господин комиссар, я посчитал вначале, что вы настроены враждебно по отношению ко мне… Во Франции…
— Да…
Мегрэ направился к двери. Браун двинулся вслед за ним, продолжая говорить, но уже не столь уверенным тоном:
— …скандал не имел бы такого резонанса, как…
— Доброй ночи, месье!
Мегрэ поклонился, не протянув руки, и вышел из гостиничного номера, где только и делали, что ворочали делами по продаже и купле шерсти.
— Во Франции… Во Франции… — проворчал комиссар, спускаясь по лестнице, покрытой пурпурной ковровой дорожкой.
Ну и что, Франция? Как назвать отношения Гарри Брауна с той женщиной с мыса Ферра?
Любовная история!
А тогда… вся эта история с Уильямом, с Жажа и Сильви?..
И Мегрэ брел вдоль пляжа, обходя полуголые загорелые тела в разноцветных купальниках и плавках.
Возле кабинки тренера-физкультурника его ждал Бутиг.
— Ну и как?
— Дело закрыто!.. Уильям Браун убит неизвестным преступником, пытавшимся завладеть его бумажником.
— Но ведь…
— Что?.. Чем меньше шума, тем лучше!.. А значит…
— И все-таки…
— Чем меньше шума, тем лучше! — повторил Мегрэ, следя за тем, как по ровной голубой глади неслись несколько каноэ.
— Вы видите вон ту молодую женщину в зеленом купальнике?
— У нее худые бедра.
— Ну так вот! — торжествующе воскликнул Бутиг. — Вам нипочем не догадаться, кто это… Дочка Морроу…
— Морроу?
— Бриллиантового короля… Он входит в дюжину самых богатых людей мира…
Солнце пекло нещадно. Темный костюм Мегрэ выделялся ярким пятном среди голых тел. С веранды казино накатывала волнами музыка.
— Вы не хотите выпить?
В петличке серого костюма Бутига красовалась алая гвоздика.
— Я же вам сказал, что здесь…
— Да… Здесь…
— Вам тут разве не нравится?
И комиссар картинным жестом обвел всю раскинувшуюся перед ними бухту: удивительной синевы море, мыс Антиб с выглядывающими из-за зелени белоснежными виллами, желтое, напоминавшее тушеную капусту со сметаной, здание казино, пальмы набережной…
— А вот тот толстяк, видите, в полосатой маечке, является владельцем наиболее влиятельной немецкой газеты…
В ответ Мегрэ, чьи глаза после бессонной ночи приняли серо-зеленый оттенок, недовольно пробурчал:
— Ну и что с того?
— Доволен, что я приготовила треску в сметане?
— Еще как!
Бульвар Ришар-Ленуар. Квартира Мегрэ. За окном виднеются еще голые каштаны с редкими листочками.
— Ну и что это была за история?
— Любовная история! Но мне велели: «Чем меньше шума, тем лучше!»…
Положив локти на стол, он с аппетитом уплетал треску. И отвечал на вопросы жены с набитым ртом.
— Одному австралийцу надоела до смерти Австралия со всеми ее овцами…
— Не понимаю.
— Австралийцу захотелось погулять, он так и поступил.
— Ну а потом?
— Потом? Да ничего!.. Он погулял, а его жена, дети и шурин оставили его без средств…
— Это неинтересно!
— Точно! Как я и говорил… Он стал жить на Лазурном берегу…
— Говорят, там очень красиво…
— Изумительно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
Жажа бросила испуганный и тоскливый взгляд на Мегрэ. И едва удержалась от крика, увидев, что тот направился к двери.
— Вы оба можете быть свободны! — бросил комиссар и отодвинулся в сторону, пропуская Сильви.
Та вошла в комнату и замерла посередине, положив руку на заколотившееся сердце. И даже забыла снять шляпу. Неотрывно смотрела на кровать, но явно ничего не могла понять.
— Жажа…
Уже успевший выпить полицейский теперь угощал напарника, снизу доносился звон рюмок. Затем входная дверь приоткрылась и вновь закрылась. Шаги стали удаляться по направлению к порту.
Мегрэ сидел так тихо и неподвижно, что можно было и вовсе забыть о его присутствии.
— Жажа, бедненькая ты моя…
Но к кровати Сильви не бросилась, заметив направленный на нее холодный взгляд старухи.
А повернулась к Мегрэ и прошептала:
— Она?..
— Что — она?
— Ничего… Не знаю… Что с ней?
Странное дело: несмотря на закрытую дверь и довольно далекое расстояние, снизу доносилось громкое тиканье, такое торопливое и отрывистое, что казалось, у будильника началось головокружение и он сейчас упадет и разобьется.
Жажа вновь могла забиться в истерике. Это чувствовалось по тому, как сотрясалось и сжималось ее большое рыхлое тело, как горели ее глаза, как она облизывала высохшие губы. Но старая больная женщина лежала, вытянувшись во весь рост, и усилием воли заставляла себя сдерживаться. Вконец растерявшись, Сильви уже не знала ни что ей делать, ни куда идти, ни как вести себя, и просто стояла посреди комнаты, опустив голову и скрестив руки на груди.
Мегрэ курил. Теперь можно не торопиться! Он уже не сомневался, что замкнул круг.
Все окончательно прояснилось, и никаких сюрпризов впереди уже не предвиделось. Каждый персонаж этой истории занял свое законное место: мать и дочь Мартини вместе с господином Птифисом описывали вещи на вилле. Гарри Браун в отеле «Провансаль» продолжал заниматься делами, звонил по телефону, рассылал телеграммы и спокойно дожидался результатов расследования…
Жозеф сидел в тюрьме…
Неожиданно нервы Жажа сдали. В ярости она уселась на кровати и, уже не владея собой, зло уставилась на Сильви и ткнула в ее сторону здоровой рукой.
— Это все она! Всю мне жизнь отравила!.. Шлюха!..
С ее языка сорвалось самое страшное ругательство из ее лексики. И тотчас из-под век брызнули слезы.
— Я ее ненавижу, слышите!.. Ненавижу!.. Это все она… Долго меня вокруг носа водила!.. Представляете, как она меня называла? Старуха!.. Да! Старуха!.. Это меня-то, которая для нее…
— Ложись, Жажа, — приказал Мегрэ. — А то тебе хуже станет.
— О, если бы вы!..
Осеклась и через секунду закричала еще громче:
— Но я вам не дамся!.. Не пойду в Агно… Понятно?!.
Или только вместе с ней… Я не хочу… Не хочу…
Горло видно саднило от сухости, и Жажа инстинктивно оглядывалась в поисках воды.
— Сбегай за бутылкой! — кинул Мегрэ Сильви.
— Но… ведь она уже…
— Давай-давай…
Комиссар подошел к окну убедиться, что за ними больше не наблюдают из дома напротив. По крайней мере, за стеклами никого не было видно.
Небольшая часть улочки с неровно выложенным булыжником… Фонарь… Вывеска бара напротив…
— Разве я не понимаю, почему вы ее защищаете, молодая потому что… Небось уже и вам предложения делала…
Вернулась Сильви, сразу осунувшаяся, измученная, с черными кругами под глазами, и протянула Мегрэ початую бутылку виски.
Жажа ухмыльнулась:
— Теперь, выходит, мне можно, коли все равно скоро подыхать, так что ли?.. Я ведь прекрасно слышала, что сказал врач…
Мысль о том, что ей суждено скоро умереть, тотчас привела ее в волнение. Она явно боялась смерти. Глаза испуганно забегали.
Тем не менее бутылку взяла и с жадностью отхлебнула несколько глотков, смотря по очереди на обоих стоящих перед нею людей. Потом вновь запричитала:
— Старуха скоро помрет!.. Но я не хочу!.. Пусть лучше эта подохнет раньше меня… Так как она во всем виновата…
Жажа замолчала, будто внезапно потеряв нить мыслей. Мегрэ молча и без единого движения ждал.
— Она раскололась, да?.. Знамо дело, раскололась, иначе бы ее не выпустили… А я ведь пыталась вытащить ее оттуда… Ведь, по правде говоря, Жозеф не посылал меня в Антиб к сыну Уильяма… Это я сама…
Понятно?..
Ну конечно! Мегрэ не надо было ничего объяснять.
Уже около часа назад он все понял, и теперь его ничем не удивишь!
Мегрэ ткнул пальцем в сторону дивана.
— Ведь вовсе не Уильям спал на диване, да?
— Верно, он там никогда не спал!.. Он ложился ко мне в постель!.. Уильям был моим любовником! Уильям приходил ко мне, ради меня одной, а эта, которую я пускала сюда из жалости, укладывалась на диване…
Неужели вы этого сразу не поняли!..
Она почти что прокричала последнюю фразу охрипшим от волнения голосом. Мегрэ оставалось теперь только молчать и слушать. Из самых глубин души женщины вырывалась на волю истина. Вся подноготная, что так долго и тщательно пряталась внутри. И перед ним предстала новая, настоящая Жажа, Жажа без всяких прикрас.
— Правда заключается в том, что я его любила, а он любил меня!.. Он понимал, что вовсе не по моей вине мне не удалось получить воспитание и образование… Ему было очень хорошо со мной… Он мне сам признавался… Каждый раз не хотел уходить… А когда вновь возвращался, то всегда радовался, как ученик, дождавшийся каникул…
Жажа говорила и плакала, отчего ее рот постоянно кривился, и создавалась иллюзия, будто она корчит странные гримасы, совершенно поразительные от игры теней и розового света абажура.
Израненная рука лежала неподвижно в сооруженной доктором конструкции.
— А я-то ни о чем не догадывалась! Дура дурой! Всегда в таких случаях лишаешься разума! Сама пригласила к себе эту девку, не отпускала, думала, когда в доме есть молодые, жить веселее…
Сильви стояла не шелохнувшись.
— Нет, посмотрите-ка на нее! Еще издевается! Всегда была такой, а я, толстая дура, все думала — скромница…
Растрогалась… Как подумаю, что она надевала мои халаты и возбуждала его, демонстрируя свои прелести! Старалась заманить. Она со своим котом Жозефом!.. Ведь у Уильяма, черт возьми, водились деньги!.. А они… Что они сделали с завещанием…
Жажа схватила бутылку и с такой жадностью принялась пить, что было слышно, как виски булькает у нее в горле.
Сильви воспользовалась минутной передышкой, чтобы бросить на Мегрэ жалобный взгляд. Она едва держалась на ногах. Ее шатало.
Именно здесь Жозеф и украл его… Не знаю точно когда… Скорее всего в тот вечер, когда мы вместе пили… Уильям рассказал о нем… А этот наверняка сообразил, что сынок дорого заплатит за документик…
Мегрэ вполуха слушал рассказ о событиях, о которых он уже и сам догадался. И поглядывал на комнату, кровать, диван…
Уильям и Жажа…
А Сильви спала на диване…
Бедняга Уильям, разумеется, невольно сравнивал обеих женщин…
— Но как-то раз после обеда я заподозрила неладное, смотрю, Сильви, перед тем как уйти, переглянулась с Уильямом… Все равно не поверила… Однако сразу после ее ухода он тоже вдруг засобирался… Обычно до вечера сидел… Я ему тогда ничего не сказала… А просто оделась и вышла вслед за ним…
Главная сцена всей истории, но Мегрэ уже давно ее нарисовал в своем воображении! Жозеф ненадолго заскочил в бар «Либерти», имея уже при себе в кармане текст завещания! Сильви заранее оделась в городское платье, чтобы, поев, сразу уйти…
Жажа заметила, как они переглядывались… Но промолчала… Как ни в чем не бывало продолжала есть…
Пить… Но едва Уильям ушел, как она накинула пальто на домашний халат…
В баре никого! Пустой дом! И закрытая дверь…
А они все бежали друг за другом…
— Знаете, где она его поджидала?.. В гостинице «Босежур»… А я по улице туда-сюда, как ненормальная…
Все порывалась подняться, постучать им в дверь и умолять Сильви вернуть мне его… На углу улицы лавка есть торговца ножами… И пока они там… я все витрину рассматривала… Голова кругом шла… Все болит, душа ноет… Вошла… Купила нож с предохранителем…
Вроде как плакать начала… А потом они вместе вышли… Уильяма даже не узнать, будто помолодел… И даже затащил Сильви в кондитерскую, купил ей коробку шоколадных конфет… Расстались они перед гаражом…
Я как пустилась тогда бежать… Знала, что он поедет обратно в Антиб… Встала на самой дороге сразу за городом. Уже смеркаться начинало… Он увидел меня…
Остановил машину…
А я давай кричать: «Получай!.. Получай!.. Это за тебя!.. А это за нее!..»
Жажа откинулась на кровать и вся скрючилась, поджав ноги к груди. Лицо ее было мокрым от пота и слез.
— Как он уехал, не знаю… Должно быть, оттолкнул меня, захлопнул дверцу… А я осталась стоять одна посреди дороги, меня чуть автобус не сшиб. Нож куда-то делся… Видимо, в машине он…
Вот она, единственная деталь, которую Мегрэ упустил из виду в своих рассуждениях: умирающий Уильям Браун все-таки догадался отшвырнуть нож в кусты!
— Я вернулась поздно…
— Понимаю… заходили в бистро, в одно, другое…
— А очнулась у себя дома, на кровати, но так везде болело, так плохо, что хуже и не бывает…
Внезапно Жажа опять приподнялась и закричала:
— Не пойду я в Агно!.. Не пойду!.. Хоть все на меня навалитесь, чтоб туда меня спровадить! Врач ведь сказал: скоро сдохну… И если эта шлю…
Громко заскрипел, проскользив по полу, стул. Это Сильви потянула его на себя, чтобы сесть, но потеряла сознание.
Она медленно, плавно осела боком на стул, но обморок был настоящий. Ноздри сжались и края их пожелтели. Глаза ввалились.
— Так ей и надо! — заорала Жажа. — Оставьте ее!..
А впрочем, нет… Не знаю… Ничего больше не знаю…
Может, это все штучки Жозефа… Сильви!.. Девочка моя!
Сильви…
Мегрэ склонился над девушкой. Похлопал по рукам и щекам.
Но все же заметил, как Жажа снова поднесла ко рту бутылку и влила в себя солидную порцию алкоголя, после чего изошлась в кашле.
Наконец толстуха успокоилась, вздохнула, как кукла завалилась на кровать и спрятала голову в подушку.
Только тогда Мегрэ поднял Сильви на руки, отнес на первый этаж и смочил ей лоб холодной водой.
— Ложь! — произнесла девушка, едва придя в себя.
Отчаяние на ее лице, глубокое, искреннее!
— Вы обязательно должны понять, что все это неправда… Я вовсе не стараюсь казаться лучше, чем я есть на самом деле… Но это неправда!.. Я очень люблю Жажа!.. Это он захотел… Понимаете?.. Несколько месяцев подряд смотрел на меня сладкими глазками…
И упрашивал… Разве я могла ему отказать, когда я каждый вечер то с одним, то с другим…
— Тсс! Потише…
— Да пусть слышит! Если бы хоть немного подумала, все бы поняла… Я даже не стала ничего говорить Жозефу из опасения, что тот воспользуется удобным случаем… И назначила Уильяму свидание…
— Одно-единственное?
— Одно-единственное… Представляете!.. Да, он и впрямь купил мне коробку шоколадных конфет… Просто с ума сошел… Так себя чудно вел, что мне даже страшно стало… Обращался со мной, будто я маленькая девочка какая-то…
— Все?
— Я не знала, что Жажа его… Нет! Клянусь! Я грешила скорее на Жозефа… И боялась… Он велел мне пойти в «Босежур», сказал, кое-кто деньги принесет…
Сильви помолчала немного, а затем уже тише добавила:
— А что я могла сделать?
Сверху донеслись стоны. Такие же, как и раньше.
— Она очень серьезно ранена?
Мегрэ пожал плечами и отправился по лестнице наверх. Жажа спала, но тяжело, беспокойно, то и дело постанывая.
Когда комиссар вернулся, Сильви напряженно прислушивалась к доносившимся сверху звукам.
— Заснула! — прошептал он. — Тсс!
Сильви не понимала, что от нее хочет Мегрэ, и с ужасом смотрела, как он набивал себе новую трубку.
— Оставайтесь с ней… А когда проснется, скажите ей, что я уехал… навсегда…
— Но…
— Мол, она уснула, и ей приснился кошмар, и…
— Нет… Я не понимаю… А Жозеф?
Мегрэ заглянул ей прямо в глаза. Руки он держал в карманах. И когда вынул их оттуда, Сильви увидела в одной из них двадцать знакомых денежных купюр.
— Вы его любите?
Она немного замялась, но ответила:
— Сами знаете, без мужчины не обойтись! Иначе…
— А Уильям?
— Это другое… Он был из другого мира… Он…
Мегрэ направился к двери. И только когда повернул ключ в замочной скважине, обернулся:
— Постарайтесь, чтобы о баре «Либерти» больше разговоров не возникало… Договорились?..
С улицы в открытую дверь повеяло холодом. От земли тянуло, сыростью, будто легкий туман стелился.
— Я не думала, что вы такой… — пробормотала Сильви. Она растерялась и не могла найти нужных слов. — Я… Жажа… Я клянусь, это самая лучшая женщина на всем белом свете…
Мегрэ повернулся и, пожав плечами, зашагал в сторону порта, но чуть поодаль, за ближайшим фонарем, остановился, чтобы разжечь потухшую трубку.
Глава 11
Любовная история
Сидевший закинув ногу на ногу, Мегрэ принял более строгую позу и, посмотрев в глаза собеседника, протянул ему гербовый лист бумаги.
— Можно взглянуть?.. — спросил Гарри Браун, кинув беспокойный взгляд на заднюю дверь, за которой находились секретарь и машинистка.
— Это ваше.
— Я хочу вас заверить, что готов выплатить им компенсацию… Скажем, по сто тысяч франков каждой… Вы меня понимаете?.. Вопрос не в деньгах, важно избежать скандала… Если эти четыре женщины явятся туда и…
— Понимаю.
Из окна открывался вид на пляж Жуан-ле-Пена: множество людей в пляжных костюмах загорали, лежа на песке, три девушки под наблюдением высокого и худого тренера выполняли гимнастические упражнения, а вдоль берега, от одной группы отдыхающих к другой, шел алжирец с корзинкой арахиса.
— Как вы считаете, сотня тысяч франков…
— Очень хорошо! — произнес Мегрэ, вставая.
— Вы не притронулись к бокалу.
— Благодарю вас.
Гарри Браун, вежливый, напомаженный, заколебался на какое-то мгновение, но потом все-таки решился:
— Признаться, господин комиссар, я посчитал вначале, что вы настроены враждебно по отношению ко мне… Во Франции…
— Да…
Мегрэ направился к двери. Браун двинулся вслед за ним, продолжая говорить, но уже не столь уверенным тоном:
— …скандал не имел бы такого резонанса, как…
— Доброй ночи, месье!
Мегрэ поклонился, не протянув руки, и вышел из гостиничного номера, где только и делали, что ворочали делами по продаже и купле шерсти.
— Во Франции… Во Франции… — проворчал комиссар, спускаясь по лестнице, покрытой пурпурной ковровой дорожкой.
Ну и что, Франция? Как назвать отношения Гарри Брауна с той женщиной с мыса Ферра?
Любовная история!
А тогда… вся эта история с Уильямом, с Жажа и Сильви?..
И Мегрэ брел вдоль пляжа, обходя полуголые загорелые тела в разноцветных купальниках и плавках.
Возле кабинки тренера-физкультурника его ждал Бутиг.
— Ну и как?
— Дело закрыто!.. Уильям Браун убит неизвестным преступником, пытавшимся завладеть его бумажником.
— Но ведь…
— Что?.. Чем меньше шума, тем лучше!.. А значит…
— И все-таки…
— Чем меньше шума, тем лучше! — повторил Мегрэ, следя за тем, как по ровной голубой глади неслись несколько каноэ.
— Вы видите вон ту молодую женщину в зеленом купальнике?
— У нее худые бедра.
— Ну так вот! — торжествующе воскликнул Бутиг. — Вам нипочем не догадаться, кто это… Дочка Морроу…
— Морроу?
— Бриллиантового короля… Он входит в дюжину самых богатых людей мира…
Солнце пекло нещадно. Темный костюм Мегрэ выделялся ярким пятном среди голых тел. С веранды казино накатывала волнами музыка.
— Вы не хотите выпить?
В петличке серого костюма Бутига красовалась алая гвоздика.
— Я же вам сказал, что здесь…
— Да… Здесь…
— Вам тут разве не нравится?
И комиссар картинным жестом обвел всю раскинувшуюся перед ними бухту: удивительной синевы море, мыс Антиб с выглядывающими из-за зелени белоснежными виллами, желтое, напоминавшее тушеную капусту со сметаной, здание казино, пальмы набережной…
— А вот тот толстяк, видите, в полосатой маечке, является владельцем наиболее влиятельной немецкой газеты…
В ответ Мегрэ, чьи глаза после бессонной ночи приняли серо-зеленый оттенок, недовольно пробурчал:
— Ну и что с того?
— Доволен, что я приготовила треску в сметане?
— Еще как!
Бульвар Ришар-Ленуар. Квартира Мегрэ. За окном виднеются еще голые каштаны с редкими листочками.
— Ну и что это была за история?
— Любовная история! Но мне велели: «Чем меньше шума, тем лучше!»…
Положив локти на стол, он с аппетитом уплетал треску. И отвечал на вопросы жены с набитым ртом.
— Одному австралийцу надоела до смерти Австралия со всеми ее овцами…
— Не понимаю.
— Австралийцу захотелось погулять, он так и поступил.
— Ну а потом?
— Потом? Да ничего!.. Он погулял, а его жена, дети и шурин оставили его без средств…
— Это неинтересно!
— Точно! Как я и говорил… Он стал жить на Лазурном берегу…
— Говорят, там очень красиво…
— Изумительно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12