Я знал, что всего лишь
через один год вниз по линии, в 1176 году, случится так, что Мануил
потеряет все свои азиатские владения за один-единственный день в
результате битвы при Мириоцефалоне. Именно после этого начнется быстрый
упадок Византии. Но Мануил ничего об этом еще не знал. Никто здесь не знал
об этом. Кроме меня.
Я направился прямо к заливу Золотой Рог. В эту эпоху наиболее важное
значение стала приобретать верхняя часть города; центр всех событий
переместился из района Айя-Софии, ипподрома и Августеума в квартал
Блачерны, в самые северные районы города - туда, где под прямым углом
встречались окружавшие его стены. Сюда по какой-то неясной для меня
причине император Алексей Первый перенес местоположение своего двора в
конце одиннадцатого столетия, покинув многократно и беспорядочно
перестроенный старый Большой Дворец. Теперь здесь правил во всем блеске
своего великолепия его внук Мануил, и здесь же возвели свои новые дворцы
другие крупные феодальные кланы, все они были расположены вдоль побережья
Золотого Рога.
Одно из самых прекрасных мраморных зданий принадлежало Никифору
Дукасу, моему очень дальнему, много раз прадеду.
Почти половину утра я провел, бродя в окрестностях дворца, упиваясь
его великолепием. К полудню ворота дворца отворились, и я увидел, как
Никифор, величавый мужчина с длинной, витиевато заплетенной черной
бородой, в изысканном, богато украшенном золотом одеянии, собственной
персоной выезжает на колеснице на свою предобеденную прогулку. На груди у
него висела цепь с массивным золотым крестом, инкрустированным огромными
самоцветами, множество золотых колец блестело на его пальцах. Чтобы
поглазеть на то, как покидает свой роскошный дворец благородный Никифор,
собралась немалая толпа зевак.
Медленно проезжая по набережной, он грациозными, точно выверенными
движениями разбрасывал в толпе монеты. Мне удалось поймать одну -
потертый, изрядно прохудившийся визант Алексея Первого, потрескавшийся и
надпиленный по краям. Курс валюты сильно понизился за время правления
династии Комниных. И все же нужно было обладать немалым богатством, чтобы
иметь возможность швырять золотые монеты, пусть даже и потерявшие
несколько свою первоначальную стоимость, в толпу никчемных зевак.
Я сохранил этот потертый, засаленный визант. Я считаю его
наследством, полученным от своего византийского пращура.
Колесница Никифора исчезла в направлении императорского дворца.
Стоявший рядом со мною грязный старик тяжело вздохнул, перекрестился много
раз и пробормотал:
- Да благословит Спаситель благословенного Никифора! Какой это
замечательный человек!
Нос у старика был отрезан до самого основания. Не было у него и левой
руки. Доброжелательные византийцы этой поздней в истории их империи эпохи,
калечили провинившихся за многие даже довольно незначительные
преступления. И все же это было большим шагом вперед: кодекс Юстиниана в
таких случаях назначал смертную казнь. Лучше потерять глаз, язык или нос,
чем жизнь.
- Двадцать лет я провел на службе у Никифора Дукаса! - продолжал
старик. - Это были лучшие годы моей жизни.
- Почему же вы оставили службу? - спросил я.
Он поднял обрубок своей руки.
- Меня поймали, когда я крал книги. Я был писарем, и мне очень
хотелось оставить у себя некоторые из книг, которые я переписывал. У
Никифора их было так много! Он даже не обратил бы внимания на недостачу
пяти или шести книг! Но меня поймали, и я потерял не только руку, но и
свою работу десять лет тому назад.
- И свой нос тоже?
- В одну памятную лютую зиму шесть лет тому назад я украл бочонок с
рыбой. Вор из меня совсем никудышный - меня всегда подлавливали.
- Как же вам удается прожить?
Он улыбнулся.
- Спасибо общественной благотворительности. И еще прошу подаяние. Не
найдется ли у вас лишний серебряник для несчастного старика?
Я проверил монеты, что были при мне. К несчастью, все мое серебро
было очень ранним, относилось к пятому-шестому столетиям и давно уже вышло
из употребления; попробуй старик расплатиться такой монетой за что-нибудь,
его сразу же арестуют по обвинению в ограблении какого-нибудь знатного
нумизмата, после чего он, по всей вероятности, потеряет и вторую свою
руку. Поэтому я вдавил в его ладонь прекрасный золотой визант начала
одиннадцатого века. Он удивленно поднял на меня взор.
- Я ваш, благородный господин! - вскричал он. - Я всецело в вашем
распоряжении!
- Тогда пойдем в ближайшую таверну, и там ты ответишь мне на
несколько вопросов, - сказал я.
- С радостью! С радостью!
Я купил вина и стал вытягивать из него родословную Дукаса. Для меня
было почти невыносимо смотреть на его изуродованное лицо, и пока мы
разговаривали, я старался не поднимать глаз выше уровня его плеча; но он,
очевидно, привык к этому. Он располагал всеми сведениями, которые были мне
необходимы, ибо у Дукасов в круг его обязанностей входило копирование
семейных записей.
Никифор, сказал он, которому было сорок пять лет, родился в 1130
году. Женой Никифора была Зоя Катакалон, и у них было семеро детей:
Симеон, Иоанн, Лев, Василий, Елена, Феодосия и Зоя. Никифор был старшим
сыном Никетаса Дукаса, родившегося в 1106 году; женой Никетаса была
урожденная Ирина Церулариус, на которой он женился в 1129 году. У Никетаса
и Ирины было еще пятеро детей: Михаил, Исаак, Иоанн, Роман и Анна. Отцом
Никетаса был Лев Дукас, родившийся в 1070 году. Лев женился на урожденной
Пульхерии Ботаниатис в 1100 году, и среди их детей, кроме Никетаса, были
Симеон, Иоанн, Александр...
Перечисление дат и имен продолжалось все дальше и дальше, через
многие поколения византийцев, живших в десятом веке, девятом, восьмом.
Имена становились все более незнакомыми, в записях начали появляться
пробелы, здесь старик хмурился и просил у меня извинения за столь скудные
сведения. Несколько раз я пытался остановить его, но это было совершенно
невозможно, пока он наконец не залепетал о некоем Тиберии Дукасе седьмого
столетия, чье существование, как сказал старик, вызывает весьма
обоснованные сомнения.
- Это, как вы сами понимаете, родословная только Никифора Дукаса, -
сказал он. - Императорская же семья представляет совсем иную ветвь,
которую я могу для вас проследить через Комнинов к императору Константину
Десятому и его предкам, которые...
Эти Дукасы не представляли для меня ни малейшего интереса, хотя в
некотором смысле и были дальними моими родственниками. Кроме того, если бы
мне так уж захотелось узнать родословную императорской ветви Дукасов,
достаточно было обратиться к Гиббону. Меня же интересовала только моя
собственная, чуть-чуть менее благородная ветвь этого рода - побочный
отросток императорского ствола. Благодаря этому изуродованному переписчику
мне можно было уже не беспокоиться о нескольких поколениях Дукасов, живших
в Византии на протяжении трех столетий, вплоть до самого Никифора. И я уже
знал оставшуюся часть родословной, от сына Никифора Симеона, бежавшего в
Албанию, до дальнего симеонового много раз правнука Мануила Дукаса из
Аргирокастро, чья старшая дочь вышла замуж за Николая Маркезиниса, а через
род Маркезинисов - до того самого года, когда девушка из рода Маркезинисов
вышла замуж за одного из сыновей Пассилидиса и произвела на свет моего
достойного всяческого уважения дедушку Константина, чья дочь Диана вышла
замуж за Джадсона Эллиота второго и произвела на свет мою собственную
бесценную персону.
- За твои труды, - сказал я и отдал грязному переписчику еще один
золотой, после чего бегом пустился вон из таверны, пока он все еще
продолжал, пораженный моей щедростью, издавать в мой адрес самые нижайшие
благодарения.
Теперь Метаксас может гордиться мною и даже чуток позавидовать: ведь
за совсем ничтожный промежуток времени мне удалось привести в порядок
гораздо более высокое генеалогическое древо, чем его собственное. Его
родословная простиралась вверх по линии до десятого столетия, моя (пусть и
с некоторыми пробелами) - до седьмого. Разумеется, он располагает
подробнейшим перечнем, состоящим из сотен имен его предков, тогда как мне
известны в деталях только несколько десятков, но ведь он начинал
составление своей родословной на много лет раньше, чем я.
Я произвел тщательную настройку своего таймера и шунтировался назад,
в 27 декабря 537 года. На улице было темно и тихо. Я поспешил в постоялый
двор. Меньше трех минут прошло со времени моего исчезновения отсюда, хотя
внизу по линии я провел восемь часов в 1175 году. Туристы мои крепко
спали. Все шло прекрасно.
Я был доволен собою. При свете свечи я набросал детали родословной
Дукасов на клочке старого пергамента. Что делать мне теперь с этим своим
генеалогическим древом, я не имел ни малейшего представления. Я не
разыскивал кого-либо из своих пращуров, чтобы расправиться с ним, подобно
Капистрано, и не собирался соблазнять кого-либо из своих прародительниц,
подобно Метаксасу. Мне просто хотелось слегка поторжествовать, установив
со всей определенностью тот факт, что моими предками были знаменитые
Дукасы.
33
Не думаю, что я мог быть ровнею с Метаксасом в качестве курьера, но я
развернул перед своей группой довольно полную картину византийской
истории. Я проделал чертовски неплохую работу, особенно, если учесть, что
это было моим первым соло.
Мы прошлись по всем первостепенным событиям византийской истории и
даже по некоторым не столь существенным. Я показал им крещение Константина
Пачкуна, уничтожение икон при Льве Третьем, нашествие болгар в 813 году,
деревья из позолоченной бронзы в зале чудес, устроенном Теофилом, оргии
Михаила Пьяницы, прибытие участников Первого Крестового Похода в 1096 и
1097 годах; необузданную алчность крестоносцев во время четвертого похода,
ставшую для города роковой; изгнание латинян из Константинополя
византийцами в 1261 году, коронацию Михаила Восьмого - короче все, что
было достойно внимания зевак.
Моим подопечным все это очень понравилось. Как и большинство
времятуристов, они любили мятежи, восстания, всевозможные бунты, осады,
массовые побоища, нашествия чужеземцев и пожары.
- Когда же вы покажете нам разгром, учиненный турками? - не
переставал досаждать мне подрядчик из Огайо. - Мне так не терпится
поглядеть на то, как все это разорили турки!
- Мы уже близки к этому, - успокоил его я.
Сначала я дал им возможность увидеть закат Византии во время
правления династии Палеологов.
- Большая часть территории империи ныне безвозвратно потеряна для
некогда могущественных владык Константинополя, - сказал я, когда мы
опустились вниз по линии до 1275 года. - Соответственно сузились масштабы
мышления и строительства византийцев. Вот небольшая церковь святой Марии
Монголки, построенная в честь незаконной дочери Михаила Восьмого, которая
некоторое время была замужем за монгольским ханом. Ощущаете, в чем
заключается ее особая прелесть? В максимальной непритязательности!
Мы отправились еще дальше, в 1330 год, чтобы полюбоваться церковью
Спасителя в Хоре. Туристы уже видели ее далеко внизу по линии под турецким
названием Карье Камии. Теперь они получили возможность увидеть, какою она
была до того, как стала мечетью, со всеми ее потрясающими мозаиками, еще
нетронутыми и совершенно новыми.
- Взгляните-ка сюда, - предложил я. - Вот здесь изображена Мария,
которая вышла замуж за монгола. Она осталась на том же месте, что и внизу
по линии. А здесь изображен Христос, в детстве творящий чудеса. Эти
шедевры не дошли до нашего нынешнего времени, и только здесь вы можете
полюбоваться ими.
Старичок-сицилиец сголографировал всю церковь. В ладони у него была
миниатюрная камера, что не возбраняется Службой Времени, поскольку вверху
по линии вряд ли кто даже заметит ее, не говоря уже о том, чтобы
догадаться, для чего она служит. Его колченогая временная спутница жизни,
хоть и вперевалку, но старалась не отставать от других и только охала и
ахала при виде всего, что привлекало внимание ее временного мужа. Семейка
из Огайо продолжала откровенно скучать, но я уже привык к этому, и не
обращал на них особого внимания. Те культурные ценности, которые я едва ли
не насильно в них "впихивал", им давно уже стояли поперек горла.
- Когда же мы в конце-то концов увидим турок? - спрашивали у меня
неугомонные уроженцы Огайо.
В своем движении вниз по линии мы не забыли перескочить через черную
смерть в 1347 и 1348 годах.
- Я просто не имею права доставить вас в эти годы, - отразил я
протесты со стороны моих подопечных. - Если вам так уж хочется посмотреть
на любую из великих эпидемий, то для этого необходимо записаться на
специальный так называемый "чумной" маршрут.
На что зять господина из Огайо недовольно пробурчал:
- Нам сделаны все необходимые прививки.
- Зато остаются без всякой медицинской защиты пять миллиардов людей
внизу по линии, живущие в нынешнем времени, - объяснил я ему. - Вы можете
подхватить здесь какую-нибудь инфекцию и занести ее вместе с собою в
нынешнее время, дав тем самым первоначальный импульс для вспышки эпидемии
в глобальном масштабе. И тогда нам придется отредактировать всю эту вашу
экскурсию в прошлое, чтобы предотвратить такое несчастье. Вам ведь этого
совсем не хочется, не так ли?
Семейка из Огайо разочарованно вздыхала.
- Послушайте, я бы доставил вас туда, если бы мог, - убеждал я их. -
Но я не имею права этого делать. Таков закон. Категорически запрещено
перемещаться в чумные годы кому бы то ни было, не получив особого на то
разрешения. Мне лично такого разрешения никто не давал.
Я повел их дальше вниз по линии, в 1385 год и показал, как
мало-помалу увядает Константинополь, как тает его население в пределах
величественных городских стен, как исчезают целые районы, рушатся церкви.
Как разоряются турками прилегающие к городу местности. Я поднял свою
группу на одну из стен города и показал им всадников из войска турецкого
султана, которые осмелели настолько, что стали появляться в
непосредственной близости от города. Мой приятель из Огайо помахал им
кулаком.
- Негодяи! Варвары! - кричал он. - Мерзавцы! Как вас только земля
носит!
Наше продвижение вниз по линии продолжалось. В 1398 году я показал
своим туристам Анадолу Хизари - крепость, сооруженную султаном Баязедом на
азиатском берегу Босфора. Тайком мы передавали друг другу маленький
полевой бинокль. Появились два пожилых византийских священника и заметили
наши действия прежде, чем я успел отобрать бинокль у туристов и припрятать
у себя. Им захотелось узнать, через что это мы смотрим на противоположную
сторону пролива.
- Это улучшает остроту зрения, - сказал я, и мы поспешили убраться
восвояси.
Летом 1422 года мы стали свидетелями того, как войска султана Мурада
Второго принялись штурмовать стены города. Около двадцати тысяч турок
сожгли все окружающие Константинополь деревни, разорили
сельскохозяйственные угодья, вырезали жителей. Они повырывали с корнем все
кусты винограда и оливковые деревья, а теперь мы уже видели, как они
пытаются ворваться в город. Они подтянули к самым стенам тяжелые осадные
машины, привели в действие многочисленные тараны и гигантские катапульты -
тяжелую артиллерию той эпохи. Чтобы доставить своим подопечным максимум
удовольствия, я подвел их вплотную к боевым сооружениям защитников города.
Чтобы это было возможным, я прибег к стандартному приему:
замаскировал своих туристов под паломников. Паломники могут ходить где
угодно, даже на передовой линии обороны. Я раздал им кресты и иконы,
показал, какие набожные позы они должны принимать, и, повелев им нараспев
произносить молитвы, смело повел их вперед. Разумеется, было абсолютно
безнадежным делом заставить их исполнять подлинные византийские духовные
гимны, поэтому я предложил им выговаривать речитативом все, что только
взбредет в голову, лишь бы оно звучало торжественно и благочестиво.
Семейка из Огайо исполняла раз за разом "Звездами усыпанное знамя", а
старичок сицилиец и его подруга распевали арии из опер Верди и Пуччини.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
через один год вниз по линии, в 1176 году, случится так, что Мануил
потеряет все свои азиатские владения за один-единственный день в
результате битвы при Мириоцефалоне. Именно после этого начнется быстрый
упадок Византии. Но Мануил ничего об этом еще не знал. Никто здесь не знал
об этом. Кроме меня.
Я направился прямо к заливу Золотой Рог. В эту эпоху наиболее важное
значение стала приобретать верхняя часть города; центр всех событий
переместился из района Айя-Софии, ипподрома и Августеума в квартал
Блачерны, в самые северные районы города - туда, где под прямым углом
встречались окружавшие его стены. Сюда по какой-то неясной для меня
причине император Алексей Первый перенес местоположение своего двора в
конце одиннадцатого столетия, покинув многократно и беспорядочно
перестроенный старый Большой Дворец. Теперь здесь правил во всем блеске
своего великолепия его внук Мануил, и здесь же возвели свои новые дворцы
другие крупные феодальные кланы, все они были расположены вдоль побережья
Золотого Рога.
Одно из самых прекрасных мраморных зданий принадлежало Никифору
Дукасу, моему очень дальнему, много раз прадеду.
Почти половину утра я провел, бродя в окрестностях дворца, упиваясь
его великолепием. К полудню ворота дворца отворились, и я увидел, как
Никифор, величавый мужчина с длинной, витиевато заплетенной черной
бородой, в изысканном, богато украшенном золотом одеянии, собственной
персоной выезжает на колеснице на свою предобеденную прогулку. На груди у
него висела цепь с массивным золотым крестом, инкрустированным огромными
самоцветами, множество золотых колец блестело на его пальцах. Чтобы
поглазеть на то, как покидает свой роскошный дворец благородный Никифор,
собралась немалая толпа зевак.
Медленно проезжая по набережной, он грациозными, точно выверенными
движениями разбрасывал в толпе монеты. Мне удалось поймать одну -
потертый, изрядно прохудившийся визант Алексея Первого, потрескавшийся и
надпиленный по краям. Курс валюты сильно понизился за время правления
династии Комниных. И все же нужно было обладать немалым богатством, чтобы
иметь возможность швырять золотые монеты, пусть даже и потерявшие
несколько свою первоначальную стоимость, в толпу никчемных зевак.
Я сохранил этот потертый, засаленный визант. Я считаю его
наследством, полученным от своего византийского пращура.
Колесница Никифора исчезла в направлении императорского дворца.
Стоявший рядом со мною грязный старик тяжело вздохнул, перекрестился много
раз и пробормотал:
- Да благословит Спаситель благословенного Никифора! Какой это
замечательный человек!
Нос у старика был отрезан до самого основания. Не было у него и левой
руки. Доброжелательные византийцы этой поздней в истории их империи эпохи,
калечили провинившихся за многие даже довольно незначительные
преступления. И все же это было большим шагом вперед: кодекс Юстиниана в
таких случаях назначал смертную казнь. Лучше потерять глаз, язык или нос,
чем жизнь.
- Двадцать лет я провел на службе у Никифора Дукаса! - продолжал
старик. - Это были лучшие годы моей жизни.
- Почему же вы оставили службу? - спросил я.
Он поднял обрубок своей руки.
- Меня поймали, когда я крал книги. Я был писарем, и мне очень
хотелось оставить у себя некоторые из книг, которые я переписывал. У
Никифора их было так много! Он даже не обратил бы внимания на недостачу
пяти или шести книг! Но меня поймали, и я потерял не только руку, но и
свою работу десять лет тому назад.
- И свой нос тоже?
- В одну памятную лютую зиму шесть лет тому назад я украл бочонок с
рыбой. Вор из меня совсем никудышный - меня всегда подлавливали.
- Как же вам удается прожить?
Он улыбнулся.
- Спасибо общественной благотворительности. И еще прошу подаяние. Не
найдется ли у вас лишний серебряник для несчастного старика?
Я проверил монеты, что были при мне. К несчастью, все мое серебро
было очень ранним, относилось к пятому-шестому столетиям и давно уже вышло
из употребления; попробуй старик расплатиться такой монетой за что-нибудь,
его сразу же арестуют по обвинению в ограблении какого-нибудь знатного
нумизмата, после чего он, по всей вероятности, потеряет и вторую свою
руку. Поэтому я вдавил в его ладонь прекрасный золотой визант начала
одиннадцатого века. Он удивленно поднял на меня взор.
- Я ваш, благородный господин! - вскричал он. - Я всецело в вашем
распоряжении!
- Тогда пойдем в ближайшую таверну, и там ты ответишь мне на
несколько вопросов, - сказал я.
- С радостью! С радостью!
Я купил вина и стал вытягивать из него родословную Дукаса. Для меня
было почти невыносимо смотреть на его изуродованное лицо, и пока мы
разговаривали, я старался не поднимать глаз выше уровня его плеча; но он,
очевидно, привык к этому. Он располагал всеми сведениями, которые были мне
необходимы, ибо у Дукасов в круг его обязанностей входило копирование
семейных записей.
Никифор, сказал он, которому было сорок пять лет, родился в 1130
году. Женой Никифора была Зоя Катакалон, и у них было семеро детей:
Симеон, Иоанн, Лев, Василий, Елена, Феодосия и Зоя. Никифор был старшим
сыном Никетаса Дукаса, родившегося в 1106 году; женой Никетаса была
урожденная Ирина Церулариус, на которой он женился в 1129 году. У Никетаса
и Ирины было еще пятеро детей: Михаил, Исаак, Иоанн, Роман и Анна. Отцом
Никетаса был Лев Дукас, родившийся в 1070 году. Лев женился на урожденной
Пульхерии Ботаниатис в 1100 году, и среди их детей, кроме Никетаса, были
Симеон, Иоанн, Александр...
Перечисление дат и имен продолжалось все дальше и дальше, через
многие поколения византийцев, живших в десятом веке, девятом, восьмом.
Имена становились все более незнакомыми, в записях начали появляться
пробелы, здесь старик хмурился и просил у меня извинения за столь скудные
сведения. Несколько раз я пытался остановить его, но это было совершенно
невозможно, пока он наконец не залепетал о некоем Тиберии Дукасе седьмого
столетия, чье существование, как сказал старик, вызывает весьма
обоснованные сомнения.
- Это, как вы сами понимаете, родословная только Никифора Дукаса, -
сказал он. - Императорская же семья представляет совсем иную ветвь,
которую я могу для вас проследить через Комнинов к императору Константину
Десятому и его предкам, которые...
Эти Дукасы не представляли для меня ни малейшего интереса, хотя в
некотором смысле и были дальними моими родственниками. Кроме того, если бы
мне так уж захотелось узнать родословную императорской ветви Дукасов,
достаточно было обратиться к Гиббону. Меня же интересовала только моя
собственная, чуть-чуть менее благородная ветвь этого рода - побочный
отросток императорского ствола. Благодаря этому изуродованному переписчику
мне можно было уже не беспокоиться о нескольких поколениях Дукасов, живших
в Византии на протяжении трех столетий, вплоть до самого Никифора. И я уже
знал оставшуюся часть родословной, от сына Никифора Симеона, бежавшего в
Албанию, до дальнего симеонового много раз правнука Мануила Дукаса из
Аргирокастро, чья старшая дочь вышла замуж за Николая Маркезиниса, а через
род Маркезинисов - до того самого года, когда девушка из рода Маркезинисов
вышла замуж за одного из сыновей Пассилидиса и произвела на свет моего
достойного всяческого уважения дедушку Константина, чья дочь Диана вышла
замуж за Джадсона Эллиота второго и произвела на свет мою собственную
бесценную персону.
- За твои труды, - сказал я и отдал грязному переписчику еще один
золотой, после чего бегом пустился вон из таверны, пока он все еще
продолжал, пораженный моей щедростью, издавать в мой адрес самые нижайшие
благодарения.
Теперь Метаксас может гордиться мною и даже чуток позавидовать: ведь
за совсем ничтожный промежуток времени мне удалось привести в порядок
гораздо более высокое генеалогическое древо, чем его собственное. Его
родословная простиралась вверх по линии до десятого столетия, моя (пусть и
с некоторыми пробелами) - до седьмого. Разумеется, он располагает
подробнейшим перечнем, состоящим из сотен имен его предков, тогда как мне
известны в деталях только несколько десятков, но ведь он начинал
составление своей родословной на много лет раньше, чем я.
Я произвел тщательную настройку своего таймера и шунтировался назад,
в 27 декабря 537 года. На улице было темно и тихо. Я поспешил в постоялый
двор. Меньше трех минут прошло со времени моего исчезновения отсюда, хотя
внизу по линии я провел восемь часов в 1175 году. Туристы мои крепко
спали. Все шло прекрасно.
Я был доволен собою. При свете свечи я набросал детали родословной
Дукасов на клочке старого пергамента. Что делать мне теперь с этим своим
генеалогическим древом, я не имел ни малейшего представления. Я не
разыскивал кого-либо из своих пращуров, чтобы расправиться с ним, подобно
Капистрано, и не собирался соблазнять кого-либо из своих прародительниц,
подобно Метаксасу. Мне просто хотелось слегка поторжествовать, установив
со всей определенностью тот факт, что моими предками были знаменитые
Дукасы.
33
Не думаю, что я мог быть ровнею с Метаксасом в качестве курьера, но я
развернул перед своей группой довольно полную картину византийской
истории. Я проделал чертовски неплохую работу, особенно, если учесть, что
это было моим первым соло.
Мы прошлись по всем первостепенным событиям византийской истории и
даже по некоторым не столь существенным. Я показал им крещение Константина
Пачкуна, уничтожение икон при Льве Третьем, нашествие болгар в 813 году,
деревья из позолоченной бронзы в зале чудес, устроенном Теофилом, оргии
Михаила Пьяницы, прибытие участников Первого Крестового Похода в 1096 и
1097 годах; необузданную алчность крестоносцев во время четвертого похода,
ставшую для города роковой; изгнание латинян из Константинополя
византийцами в 1261 году, коронацию Михаила Восьмого - короче все, что
было достойно внимания зевак.
Моим подопечным все это очень понравилось. Как и большинство
времятуристов, они любили мятежи, восстания, всевозможные бунты, осады,
массовые побоища, нашествия чужеземцев и пожары.
- Когда же вы покажете нам разгром, учиненный турками? - не
переставал досаждать мне подрядчик из Огайо. - Мне так не терпится
поглядеть на то, как все это разорили турки!
- Мы уже близки к этому, - успокоил его я.
Сначала я дал им возможность увидеть закат Византии во время
правления династии Палеологов.
- Большая часть территории империи ныне безвозвратно потеряна для
некогда могущественных владык Константинополя, - сказал я, когда мы
опустились вниз по линии до 1275 года. - Соответственно сузились масштабы
мышления и строительства византийцев. Вот небольшая церковь святой Марии
Монголки, построенная в честь незаконной дочери Михаила Восьмого, которая
некоторое время была замужем за монгольским ханом. Ощущаете, в чем
заключается ее особая прелесть? В максимальной непритязательности!
Мы отправились еще дальше, в 1330 год, чтобы полюбоваться церковью
Спасителя в Хоре. Туристы уже видели ее далеко внизу по линии под турецким
названием Карье Камии. Теперь они получили возможность увидеть, какою она
была до того, как стала мечетью, со всеми ее потрясающими мозаиками, еще
нетронутыми и совершенно новыми.
- Взгляните-ка сюда, - предложил я. - Вот здесь изображена Мария,
которая вышла замуж за монгола. Она осталась на том же месте, что и внизу
по линии. А здесь изображен Христос, в детстве творящий чудеса. Эти
шедевры не дошли до нашего нынешнего времени, и только здесь вы можете
полюбоваться ими.
Старичок-сицилиец сголографировал всю церковь. В ладони у него была
миниатюрная камера, что не возбраняется Службой Времени, поскольку вверху
по линии вряд ли кто даже заметит ее, не говоря уже о том, чтобы
догадаться, для чего она служит. Его колченогая временная спутница жизни,
хоть и вперевалку, но старалась не отставать от других и только охала и
ахала при виде всего, что привлекало внимание ее временного мужа. Семейка
из Огайо продолжала откровенно скучать, но я уже привык к этому, и не
обращал на них особого внимания. Те культурные ценности, которые я едва ли
не насильно в них "впихивал", им давно уже стояли поперек горла.
- Когда же мы в конце-то концов увидим турок? - спрашивали у меня
неугомонные уроженцы Огайо.
В своем движении вниз по линии мы не забыли перескочить через черную
смерть в 1347 и 1348 годах.
- Я просто не имею права доставить вас в эти годы, - отразил я
протесты со стороны моих подопечных. - Если вам так уж хочется посмотреть
на любую из великих эпидемий, то для этого необходимо записаться на
специальный так называемый "чумной" маршрут.
На что зять господина из Огайо недовольно пробурчал:
- Нам сделаны все необходимые прививки.
- Зато остаются без всякой медицинской защиты пять миллиардов людей
внизу по линии, живущие в нынешнем времени, - объяснил я ему. - Вы можете
подхватить здесь какую-нибудь инфекцию и занести ее вместе с собою в
нынешнее время, дав тем самым первоначальный импульс для вспышки эпидемии
в глобальном масштабе. И тогда нам придется отредактировать всю эту вашу
экскурсию в прошлое, чтобы предотвратить такое несчастье. Вам ведь этого
совсем не хочется, не так ли?
Семейка из Огайо разочарованно вздыхала.
- Послушайте, я бы доставил вас туда, если бы мог, - убеждал я их. -
Но я не имею права этого делать. Таков закон. Категорически запрещено
перемещаться в чумные годы кому бы то ни было, не получив особого на то
разрешения. Мне лично такого разрешения никто не давал.
Я повел их дальше вниз по линии, в 1385 год и показал, как
мало-помалу увядает Константинополь, как тает его население в пределах
величественных городских стен, как исчезают целые районы, рушатся церкви.
Как разоряются турками прилегающие к городу местности. Я поднял свою
группу на одну из стен города и показал им всадников из войска турецкого
султана, которые осмелели настолько, что стали появляться в
непосредственной близости от города. Мой приятель из Огайо помахал им
кулаком.
- Негодяи! Варвары! - кричал он. - Мерзавцы! Как вас только земля
носит!
Наше продвижение вниз по линии продолжалось. В 1398 году я показал
своим туристам Анадолу Хизари - крепость, сооруженную султаном Баязедом на
азиатском берегу Босфора. Тайком мы передавали друг другу маленький
полевой бинокль. Появились два пожилых византийских священника и заметили
наши действия прежде, чем я успел отобрать бинокль у туристов и припрятать
у себя. Им захотелось узнать, через что это мы смотрим на противоположную
сторону пролива.
- Это улучшает остроту зрения, - сказал я, и мы поспешили убраться
восвояси.
Летом 1422 года мы стали свидетелями того, как войска султана Мурада
Второго принялись штурмовать стены города. Около двадцати тысяч турок
сожгли все окружающие Константинополь деревни, разорили
сельскохозяйственные угодья, вырезали жителей. Они повырывали с корнем все
кусты винограда и оливковые деревья, а теперь мы уже видели, как они
пытаются ворваться в город. Они подтянули к самым стенам тяжелые осадные
машины, привели в действие многочисленные тараны и гигантские катапульты -
тяжелую артиллерию той эпохи. Чтобы доставить своим подопечным максимум
удовольствия, я подвел их вплотную к боевым сооружениям защитников города.
Чтобы это было возможным, я прибег к стандартному приему:
замаскировал своих туристов под паломников. Паломники могут ходить где
угодно, даже на передовой линии обороны. Я раздал им кресты и иконы,
показал, какие набожные позы они должны принимать, и, повелев им нараспев
произносить молитвы, смело повел их вперед. Разумеется, было абсолютно
безнадежным делом заставить их исполнять подлинные византийские духовные
гимны, поэтому я предложил им выговаривать речитативом все, что только
взбредет в голову, лишь бы оно звучало торжественно и благочестиво.
Семейка из Огайо исполняла раз за разом "Звездами усыпанное знамя", а
старичок сицилиец и его подруга распевали арии из опер Верди и Пуччини.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34