А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Тут тебе и образование, тут тебе и развлечение! Как сказал отец, направляя меня на учебу, предварительно напомнив, что я являюсь представителем восьмого поколения учившихся в этом заведении: «Никогда не забывай одну вещь, Тимоти: истинный предмет изучения человечества — сам человек. Это сказал Сократ три тысячи лет тому назад, и с тех пор эта мысль не утратила своей непреходящей ценности». Кстати, как мне удалось выяснить уже на втором курсе, на самом деле эти слова произнес один папа римский в восемнадцатом веке, ну да неважно. Ты учишься, наблюдая за другими, особенно если упустил свой шанс закалить характер в испытаниях, слишком хорошо изучив своих предков. Видел бы меня сейчас папаша в одной машине с голубым, евреем и деревенским увальнем. Полагаю, он бы одобрил мои действия, поскольку я не забываю, что я лучше, чем они.Нед был первым, кому сказал Эли. Я видел, как они кучковались и шушукались. Нед смеялся. «Хватит меня дурачить, парень», — повторял он, а Эли при этом краснел. Нед и Эли очень близки, по причине того, как мне кажется, что оба тщедушны и принадлежат к угнетаемым меньшинствам. С самого начала было ясно, что как бы мы четверо ни группировались, они вдвоем всегда будут против нас с Оливером. Двое интеллектуалов против двух качков, грубо говоря. Двое голубых против двух… впрочем, нет, Эли не голубой, хоть дядя Кларк и утверждает, что все евреи в глубине души гомосексуалисты, даже если об этом и не подозревают. Но Эли выглядит голубым из-за своей шепелявости и походки. Справедливости ради надо сказать, что он похож на голубого даже больше, чем Нед. Может быть, Эли и за девицами так приударяет, чтобы скрыть нечто? Как бы там ни было, Эли и Нед шуршали бумажками в перешептывались. А потом они посвятили Оливера. «Не хотите ли в мне рассказать, — поинтересовался тогда я, — что это вы там такое обсуждаете?» Думаю, они получили удовольствие, исключив меня из числа посвященных, давая мне почувствовать, каково быть гражданином второго сорта. А может быть, они просто решили, что я подниму их на смех. Но в конце концов раскололись. Оливер взял на себя роль посланника.— Какие у тебя планы на Пасху? — спросил он.— На Бермуды, может, подамся. Или во Флориду, в Нассау. В общем-то я об этом еще не думал.— А как насчет Аризоны?— А чего там хорошего?— Оливер сделал глубокий вдох.— Эли штудировал в библиотеке кое-какие редкие рукописи, — сказал он с глуповатым и неспокойным видом, — и наткнулся на одну штуковину под названием «Книга Черепов», которая лежит здесь уже лет пятьдесят, в никто ее до сих пор не переводил. Эли проверил еще кое-что и теперь он считает…Что Хранители Черепов существуют в действительности и что они допустят нас к тому, что имеют. Эли, Нед и Оливер в любом случае собираются съездить туда и осмотреться. Меня они тоже приглашают. Почему? Из-за моих денег? За красивые глазки? На самом деле потому, что кандидаты допускаются лишь группами по четыре человека, а поскольку мы живем в одной комнате, то все вполне логично.И так далее. Я сказал, что согласен, черт с ними. В моем возрасте папаша отправился в Бельгийское Конго на поиски урановых рудников. Ничего не нашел, но зато развлекся. Я тоже имею право побыть джентльменом удачи. Еду, сказал я. И выбросил все из головы до конца экзаменов. Лишь после сессии Эли просветил меня насчет некоторых правил этой игры. Максимум двое кандидатов из каждой четверки будут жить вечно, а остальным двоим придется умереть. Небольшой налет мелодрамы.— Теперь, когда ты знаешь, каков риск, можешь отказаться, если пожелаешь.Загнал меня в угол, пытаясь выявить желтые струйки в голубой крови. Я рассмеялся ему в лицо.— Не такие уж плохие шансы, — заметил я. 4. НЕД Короткие наблюдения перед тем, как эта поездка изменит нас навсегда, поскольку она нас обязательно изменит. Среда, вечер. Число? Какое-то марта, на подъезде к Нью-Йорку.
ТИМОТИ. Розово-золотистый. Двухдюймовый слой плотного жира, покрывающего толстые пластины мышц. Крупный, массивный, сойдет за защитника, если займется футболом. Голубые англиканские глаза, всегда насмешливые. Укладывает тебя на лопатки одной лишь дружелюбной улыбкой. Манерность американской аристократии. Носит короткую армейскую стрижку в наше время, желая показать миру, что он сам по себе. Из кожи вон лезет, чтобы казаться ленивым и грубым. Большой кот, сонный лев. Берегись. Львы умнее, чем кажутся, и двигаются быстрее, чем хотелось бы их жертвам.
ЭЛИ. Черно-белый. Хрупкий, худощавый. Глаза-бусинки. На дюйм выше меня, но все равно невысокий. Тонкие чувственные губы, сильный подбородок, вьющаяся шевелюра из ассирийских завитушек. Кожа белая-пребелая: он никогда не загорал. Через час после бритья ему снова нужно бриться. Густой волосяной покров на груди и бедрах; он имел бы вполне мужественный вид, не будь он таким неосновательным. С девицами ему не везло. Я бы им занялся, да не в моем он вкусе — слишком уж похож на меня самого. Общее впечатление уязвимости. Быстрый цепкий ум, не настолько глубокий, как ему кажется, но не дурак. В основе своей — средневековый схоласт.
Я. Желто-зеленый. Маленький шустрый эльф с неуклюжим нутром под этой шустростью. Мягкие спутанные золотисто-коричневые волосы торчат нимбом. Лоб высокий и становится все выше, черт бы его по-брал. Ты похож на фигуру с картины Фра Анджелико, как сказали мне две разные девчонки в течение одной недели; должно быть, они ходят на одни и те же лекции по искусствоведению. Я определенно похож на священника. Так всегда говаривала моя матушка: она видела меня кротким монсеньором, исцеляющим муки душевные. Извини, мамочка. Папа римский такого не захочет. Девицы — другое дело: они интуитивно чувствуют, что я голубой, и тем не менее предлагают себя. Зря стараются. Пишу неплохие стихи и паршивые рассказы. Хватило б духу, взялся бы за роман. Предполагаю, что умру молодым. Чтобы держать марку, должен постоянно помышлять о самоубийстве.
ОЛИВЕР. Розово-золотистый, вроде Тимоти, но по-другому, совсем иначе! Тимоти — грубый, основательный столб; Оливер — свечка. Невероятные лицо и тело кинозвезды: шесть футов три дюйма, широченные плечи, узкие бедра. Идеальные пропорции. Тип сильного, молчаливого человека. Красив, знает об этом и плевать хотел на свою красоту. Мальчик с канзасской фермы, черты открытые и простодушные. Очень светлые, почти белые, длинные волосы. Со спины похож на крупную девушку, если не считать талии. Мышцы у него не такие рельефные, как у Тимоти: они у него плоские и длинные. Никто не заблуждается насчет деревенской флегматичности Оливера. За мягкостью взгляда его холодных голубых глаз кроется неукротимый дух. То, что у него творится в голове, можно сравнить с бурлящей городской жизнью Нью-Йорка, и планы он вынашивает честолюбивые. И все же от него исходят волны какого-то благородства. Если бы я только мог очиститься в этом ослепительном сиянии. Если б я только мог.
НАШ ВОЗРАСТ. Тимоти в феврале исполнялось 22 года. Мне — 21, 5. Оливеру в январе стукнул 21. Эли — 20, 5.Тимоти: Рыба.Я: Скорпион.Оливер: Козерог.Эли: Дева. 5. ОЛИВЕР Я предпочитаю сам вести машину. За рулем я просидел десять и двенадцать часов подряд. Я понимаю так, что мне гораздо безопаснее вести самому, чем доверять это другому, поскольку никто больше меня не заинтересован в сохранении моей жизни. Некоторые водители, как мне кажется, просто призывают смерть — ради острых ощущений или, как мог бы сказать Нед, ради эстетики смерти. К черту все это. На всем белом свете для меня нет ничего более священного, чем жизнь Оливера Маршалла, и я хочу максимально контролировать ситуации, когда речь идет о жизни и смерти. Поэтому я стараюсь как можно дольше вести машину. До сих пор вел только я, хоть это и машина Тимоти. Тимоти — другое дело: ему лучше, чтобы его везли, а не вести самому. Полагаю, что это проявление классового сознания. Эли вообще не умеет водить. Так что остаемся только мы с Недом. Нед да я всю дорогу до Аризоны, а изредка за рулем посидит и Тимоти. По правде говоря, меня пугает одна мысль о том, чтобы доверить свою шкуру Неду. А не оставить ли все как есть: нога на газе, и все дальше и дальше в ночь? Завтра во второй половине дня мы могли бы добраться до Чикаго. Поздно ночью — до Сент-Луиса. До Аризоны — послезавтра. И начнем рыскать в поисках Дома Черепов Эли. Я хочу стать добровольцем на бессмертие. Я готов, я полностью настроился, я безоговорочно верю Эли. Боже, я верю! Я хочу верить. Передо мной открывается все будущее. Я увижу звезды. Я буду странствовать между мирами. Капитан Будущее из Канзаса. А эти психи хотят сначала остановиться в Нью-Йорке на ночь, провести вечер в баре! Их ждет вечность, а они, видите ли, не могут обойтись без «Максвелле Плам»! Хотел бы я им сказать, что я о них думаю. Но нужно быть терпеливым. Не хочу, чтобы они надо мной смеялись. Не хочу, чтобы они подумали, будто я потерял голову из-за Аризоны и этих черепов. Первая авеню, приехали. 6. ЭЛИ Мы подвалили к одному заведению на Шестьдесят Седьмой улице. Открылось оно на Рождество, и один из однокурсников Тимоти там побывал, а потом расписал, не жалея красок. Тимоти настоял поехать именно туда, и мы пошли ему навстречу. Это местечко носило название «Ранчо», что вполне его характеризовало. Интерьер был простоват, а клиентура крепко смахивала на школьную футбольную команду из пригорода в окружении девиц в соотношении примерно один к трем. Мы вошли сплоченной фалангой, но наш строй из четырех человек тут же распался, как только мы миновали вход. Объятый вожделением Тимоти попер в сторону бара, как возбужденный мускусный овцебык, однако его плотное тело замедлило ход, когда на пятом шаге он разглядел, что здесь не та обстановка, что ему нужна. Оливер, в некоторых отношениях наиболее привередливый из всех нас, не стал даже заходить: он сразу же понял, что это место не для него, и остался в дверях дожидаться нашего ухода. Я прошел до середины зала, наткнулся на стену хриплого рева, от которого вибрировал каждый нерв, и, совершенно отключившись, отступил в относительное затишье гардеробной ниши. Нед рванул прямиком в сортир. Я по наивности своей подумал, что ему просто приспичило. Мгновение спустя ко мне подвалил Тимоти с бокалом пива в руке и сказал:— Давай выметаться отсюда. Нед где?— В клозете, — ответил я.Тимоти ругнулся и отправился вытаскивать Неда. Он вышел почти сразу же вместе с надутым Недом, сопровождаемым подобием Оливера, но дюйма на три повыше, лет шестнадцати, эдаким юным Аполлоном с патлами до плеч и с бледно-лиловой повязкой на голове. А Нед-то наш шустряк. Пять секунд на оценку обстановки, еще тридцать секунд на поиски этого лба и торг. Теперь Тимоти действовал в своем стиле, развеяв мечты Неда о роскошном пореве в одном из притонов Ист-Виллидж. На прихоти Неда у нас сейчас, естественно, времени не было. Тимоти что-то коротко бросил находке Неда, Нед с кислым видом что-то сказал Тимоти, Аполлон отвалил неуклюжей походкой, и мы вчетвером убрались оттуда. Через квартал, к гипотетически более надежным заведениям, к «Пластиковой Пещере», где Тимоти и Оливер несколько раз бывали в прошлом году. Футуристический интерьер, все отделано толстыми листами волнистого блестящего пластика, официанты, облаченные в аляповатую форму, выдержанную в научно-фантастическом стиле, регулярные вспышки стробоскопа; примерно каждые десять минут из полусотни динамиков вырываются оглушительные звуки тяжелого рока. Место больше похоже на дискотеку, чем на бар для одиночек, однако со своими функциями справляется. Его уважают чуваки из Колумбийского и Барнарда, бывают здесь в девицы из Хантера; школьникам с самого начала дали понять, что, они здесь нежелательны. Для меня это чуждая среда. Нет у меня тяги к современному шику: я предпочитаю посидеть в кафе, попить кофейку со сливками, поболтать про всякие умные вещи, а не толкаться в баре или на дискотеке. Рильке вместо рока. Плотин вместо пластика. «Старик, да ты прямо из пятьдесят седьмого года!» — сказал мне как-то Тимоти. Это Тимоти-то, со своей республиканской стрижкой! Главная задача вечера — найти пристанище на ночь, то есть снять девиц с квартирой, способной вместить четверых парней. Этим займется Тимоти, а если он обнаружит достойную поживу, тогда можно спускать с поводка Оливера. Это был их мир. Я же, пожалуй, ощущал бы себя куда уместней на мессе в католическом храме. Для меня это было каким-то Занзибаром, а для Неда, как я могу предположить, Тимбукту, хотя со своей хамелеовской приспособляемостью он и здесь не растерялся. С учетом того, чтоТимоти не дал ему последовать его естественным позывам, он решил вывесить знамя гетеросексуальности и в своей обычной извращенной манере снял наименее привлекательную из имевшихся в наличии девиц: массивную телку с объемистыми грудями-ядрами под свободным красным свитером. Сеанс обольщения он повел на высоких оборотах, пойдя на приступ, как голубой Раскольников, рассчитывающий на то, что она спасет его от кошмара педерастической жизни. В то время как он что-то мурлыкал ей на ухо, она не переставала краснеть, облизывать губы и трогать распятие — да, распятие, — висевшее между ее исполинских сисек. Прямо какая-то Салли Мак-Налли, только что вышедшая из школы матушки Кабрини и лишь недавно расставшаяся с невинностью — а это стоило ей немалых усилий, — и вот теперь кто-то, хвала всем святым, действительно пытается ее снять! Без тени сомнения Нед ступил на скользкий путь развратного священника, испорченного иезуита, распространяя ауру разложения и романтического страха католического толка. Доведет ли он дело до конца? Да, доведет. Будучи поэтом в поисках опыта, он частенько обращал взор в сторону противоположного пола, всегда соблазняя лишь остатки прекрасной половины: однорукую девушку, девицу с половиной челюсти, каланчу в два раза его выше и т. д. и т. п. Таковы понятия Неда о черном юморе. По правде говоря, голубой-то он голубой, но девиц у него перебывало побольше моего, хотя его победы и добычей-то настоящей не назовешь, а так — дурацкой добычей. Он провозглашал отсутствие наслаждения в самом совокуплении: удовольствие, мол, ему доставляет лишь жестокая игра в преследование. Смотрите, как бы говорит он, вы не дали мне поиметь Алкивиада, тогда я займусь Ксантиппой. Он высмеивал весь мир нормальных людей посредством своего стремления к деформациям и разным отклонениям.Некоторое время я занимался изучением его методики. Слишком много времени трачу на наблюдение. Надо бы уйти и побродить, чтобы тут не толкаться. Раз уж настойчивость в интеллект являются здесь модным товаром; то почему бы тебе не торгануть ими с небольшим наваром? Ты что, Эли, считаешь себя выше всего плотского? Да будет тебе: просто ты неловок с девушками. Взяв себе виски с содовой (снова пахнуло 1957 годом! Кто нынче пьет напитки разбавленными?), я пошел от бара. Уж если неуклюж, то до конца. Я столкнулся с невысокой темноволосой девушкой, выплеснув половину виски.— Ой, прошу прощения, — сказали мы в один голос.У нее был вид испуганной лани. Худенькая, тонкая в кости, не больше пяти футов ростом, с блестящими темными глазами, с выступающим носом ( Шайнех майделех! Соплеменница!). Сквозь полупрозрачную бирюзовую блузку просвечивает розовый лифчик, что служит приметой некоторой терпимости к современным нравам. При столкновении наших застенчивостей между нами проскочила искра: я ощутил жар в паху и на щеках и перехватил исходящее от нее интенсивное тепло взаимного возгорания. Иногда это наваливается на тебя настолько безошибочно, что ты даже удивляешься, почему все вокруг не проявляют ликования. Мы отыскали крошечный столик и торопливо пробормотали слова взаимного представления. Мики Бернштейн — Эли Штейнфельд. Эли, Мики. А что такая красивая девушка делает в таком месте?Второкурсница из Хантера, специальность — управление, семья в Кью-Гарденс, сама живет с четырьмя другими девушками на углу Третьей и Семидесятой. Я решил было, что нашел пристанище на всех — подумать только, недотепа Эли зарабатывает очко! — но быстро понял, что квартирка состоит всего из двух комнат и кухоньки и не годится для такой большой компании. Она поторопилась сообщить, что редко посещает злачные места, почти не ходит, собственно говоря, но сегодня ее вытащила соседка по комнате, чтобы отметить начало пасхальных каникул — тут же была продемонстрирована соседка, высокая тощая дылда с угреватой физиономией, откровенно заигрывавшая с долговязым типом с лохматой бородой и в цветастой рубахе в духе хиппи образца 1968 года, — и вот она здесь, оглушенная всем этим шумом, и не буду ли я столь любезен взять ей вишневую коку? Учтивый землянин Штейнфельд поймал пролетавшую марсианку и сделал заказ. Один доллар, пожалуйста. Ого! Мики спросила, что я изучаю. Попался.
1 2 3 4