А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


НОЧНЫЕ КРЫЛЬЯ

Рам - город на семи холмах. Говорят, что в одном из ранних циклов он
был столицей. Я не знаю, ибо мое ремесло - Наблюдать, а не запоминать, но
когда я впервые бросил взгляд на Рам, подходя к нему в сумерках с юга, я
понял, что в былые времена он действительно мог иметь громадное значение.
Даже теперь это был огромный город с многотысячным населением. Его
прекрасные башни резко выделялись на фоне сумерек. Подобно маленьким
взрывам мигали огоньки. Небо слева полыхало немыслимым великолепием:
солнце покидало свои владения. Развевающиеся лазурные, фиолетовые и
малиновые полотнища сталкивались и смешивались друг с другом в ночном
танце, который предвещает темноту. Справа от меня ночь уже пришла.
попытался отыскать семь холмов и сбился, но все же я знал, что это великий
Рам, к которому ведут все дороги, и я почувствовал благоговение и глубокое
уважение к творению наших ушедших отцов.
Мы остановились возле длинной прямой дороги, глядя на Рам. Я сказал:
- Это хороший город. Мы найдем там работу.
Рядом вздрогнули ажурные крылья Эвлуэлы.
- И пищу? - спросила она высоким, похожим на звук флейты голосом. - И
кров? И вино?
- И пищу, и кров, и вино, - сказал я. - Все, что пожелаем.
- Сколько нам еще идти, Наблюдатель? - спросила она.
- Два дня. Три ночи.
- Если бы я полетела, это было бы намного быстрей.
- Для тебя, - сказал я. - Ты оставила бы нас далеко позади и никогда
бы больше не увидела. Ты хочешь этого?
Она подошла ко мне и погладила грубую ткань моего рукава, а потом
прижалась ко мне, как ласкающийся котенок. Крылья ее развернулись двумя
большими газовыми полотнищами, сквозь которые был виден закат и вечерние
огни: размытые, дрожащие, зовущие.
Я почувствовал аромат ее полуночных волос. Я положил руку на ее плечи
и прижал к себе ее тонкое мальчишеское тело. Она произнесла:
- Ты знаешь мое желание - следовать за тобой всюду, Наблюдатель.
Всюду!
- Я знаю, Эвлуэла. Мы все-таки будем счастливыми, - сказал я и обнял
ее.
- Мы пойдем в Рам прямо сейчас?
- Я думаю, надо подождать Гормона, - ответил я, покачав головой.
- Он скоро кончит свои изыскания.
Я не хотел говорить ей о своих тревогах. Она была ребенком, ей было
всего лишь семнадцать весен. Что знала она о тревогах и годах? А я стар.
Не так, конечно, как Рам, но все же достаточно стар.
- Пока мы ждем, - сказала она, - можно мне полетать?
- Ну, конечно.
Я присел возле тележки и погрел руки у пульсирующего генератора, пока
Эвлуэла готовилась летать. Прежде всего она скинула одежду, ибо крылья ее
были слишком слабы, и она не могла поднять этот дополнительный вес. Она
быстро сбросила с ног стеклянные пузыри, освободилась от малинового жакета
и мягких меховых туфелек.
Угасающий свет на западе чиркнул по ее изящной фигурке. Как и у всех
Воздухоплавателей, у нее не было излишних выпуклостей: ее груди были
небольшими бугорками, ягодицы - плоскими, а бедра - такими узкими, что
когда она стояла, казалось, что ширина ее всего несколько дюймов. Весила
ли она больше квинтала? Сомневаюсь.
Глядя на нее, я чувствовал себя вызывающим отвращение великаном, а
ведь я не такой уж и крупный мужчина.
Она опустилась на колени у края дороги и склонила голову к земле,
произнося ритуальные слова, которые говорят все Воздухоплаватели перед
тем, как лететь. Она стояла спиной ко мне. Ее тонкие крылья трепетали,
наполняясь жизнью, вздымались, словно развевающийся на ветру плащ. Я не
мог понять, как эти крылья могли поднять даже такое легонькое тело, как
тело Эвлуэлы. Они не были крыльями ястреба, они были крыльями бабочки, все
в тонких прожилках, прозрачные, испещренные тут и там эбеновыми,
бирюзовыми и алыми пятнами пигмента. Прочные связки соединяли их с
плоскими пучками мускулов ниже острых лопаток, но вот чего у нее не было,
так это массивной килевой кости, присущей всем крылатым существам, и
необходимых для полета мощных мускулов. Да, я знал, что Воздухоплаватели
используют для полета не только мускулы, что в их обучение входят и
мистические дисциплины.
Пусть так, но я, входящий в Союз Наблюдателей, скептически относился
к более таинственным союзам. Эвлуэла умолкла. Она поднялась; она поймала
крыльями ветер; она взмыла на несколько футов. Осталась на этой высоте
между небом и землей, а крылья ее бешено колотили воздух. Ночь еще не
совсем наступила, а крылья Эвлуэлы были ночными крыльями. Днем она вообще
не смогла бы полететь, ибо чудовищное давление солнечных лучей моментально
швырнуло бы ее наземь.
Сейчас, посредине между вечером и ночью, было не самое лучшее время
для полета. Я видел, как остатки света отбросили ее на восток. Ее руки
молотили воздух, словно помогая крыльям. Ее маленькое заострившееся личико
сосредоточенно застыло: на ее тонких губах были слова ее союза. Она
сложилась пополам, потом резко выпрямилась, стала медленно поворачиваться
и вдруг сразу взлетела в горизонтальном положении, лицом вниз, а крылья ее
молотили воздух. Ну же, Эвлуэла! Ну!
Она вдруг оказалась в вышине, словно одной только своей волей
победила блистающий еще в небе свет. Я с удовольствием глядел на ее
обнаженную фигуру, белеющую в ночном небе. Я видел ее отчетливо, ибо глаза
Наблюдателя зорки. Она уже была на высоте пяти ее ростов, и крылья ее
распахнулись во всю ширь, затмевая башни Рама. Она помахала мне. Я послал
ей поцелуй и слова любви. Наблюдатели не женятся, не бывает у них и
искусственно выращенных детей, но Эвлуэла была мне словно дочь, и я
гордился ее полетом. Мы странствовали вместе всего лишь год с тех пор, как
встретились в Эгапте.
От нее ко мне переходили новые силы. Я не знаю, что переходило от
меня к ней. Спокойствие? Знание? Череда тех дней, когда ее не было на
свете? Я надеялся только, что она любит меня так же, как я люблю ее.
Она была уже высоко в небе, она кружилась, парила, планировала,
выделывала пируэты, танцевала... Ее длинные черные волосы готовы были
оторваться от головы. Ее тело казалось случайным придатком к этим огромным
крыльям, которые переливались, блестели и трепетали в ночи. Она взмыла еще
выше, наслаждаясь тем, что вырвалась из плена земного тяготения, заставляя
меня все более чувствовать мою прикованность к земле, и вдруг резко, как
тоненькая ракета, метнулась в сторону Рама. Я видел ее босые ноги, кончики
крыльев; и вот я уже не мог разглядеть ничего.
Я вздохнул, засунул руки подмышки, чтобы согреться. Как так
получилось, что я чувствовал зимний холод, а девчонка Эвлуэла могла
совершенно раздетой парить в воздухе? Шел двенадцатый из двадцати час, и
это было время для моего Наблюдения. Я подошел к тележке, открыл футляры и
приготовил инструменты. Некоторые цифры пожелтели и поблекли; стрелки
индикаторов потеряли люминесцентное покрытие; пятна морской соли покрывали
футляры изнутри - память о том времени, когда в Земном океане на меня
напали пираты. Истертые и потрескавшиеся рычажки и переключатели привычно
поворачивались под моими руками, когда я начал подготовку.
Первые молитвы - о свободном от посторонних мыслей и готовом
воспринимать мозге; затем - о родстве со всеми инструментами; еще одна - о
внимательном наблюдении, поиске врагов человека среди звездного неба.
Таково мое умение, мое ремесло.
Я поворачивал рукоятки и нажимал кнопки, выбрасывая из головы все
мысли, готовя себя к превращению в продолжение моих инструментов. Я почти
переступил порог и находился в первой Фазе Наблюдения, когда глубокий
звучный голос позади меня спросил:
- Ну, Наблюдатель, как дела?
Я привалился к тележке. Нельзя так резко отвлекать человека от
работы. Это всегда болезненно.
На мгновение в мое сердце впились когти. Лицо стало горячим; глаза
ничего не видели, рот наполнился слюной.
Я со всей возможной поспешностью предпринял защитные меры, чтобы
замедлить метаболизм и отключиться от своих инструментов. Я обернулся,
насколько можно скрывая дрожь.
Гормон, третий член нашей маленькой компании, стоял, весело скалясь,
и смотрел на мое недовольство. Я не мог сердиться на него. Не следует
сердиться на несоюзных, что бы ни произошло.
Я с усилием произнес сквозь сжатые губы:
- Твои изыскания увенчались успехом?
- И большим. Где Эвлуэла?
Я показал вверх. Гормон кивнул.
- Ну, что ты обнаружил? - спросил я.
- Этот город, несомненно, Рам.
- Никто в этом и не сомневался.
- Я сомневался. Но теперь у меня есть подтверждения.
- Да?
- В кошеле. Погляди.
Он извлек из-под туники свой кошель, поставил его на землю рядом со
мной, раскрыл широко, чтобы туда могла пролезть рука. Бормоча что-то себе
под нос, он начал вытаскивать нечто тяжелое из его нутра, нечто тяжелое из
белого камня: длинный мраморный цилиндр, как я теперь видел, длинный и
изъеденный временем.
- Их храма императорского Рама! - восхищенно воскликнул он.
- Не надо было брать его оттуда.
- Кого?
Я с удивлением взглянул на него.
- Ты всюду говоришь, что ты не входишь ни в один союз, Гормон. А не
может быть так, что ты - Летописец и скрываешь это от меня?
- Погляди на мое лицо, Наблюдатель. Могу ли я принадлежать к
какому-нибудь союзу? Разве Измененного туда возьмут?
- Пожалуй, - сказал я, - оглядывая его золотистые волосы, толстую
восковую кожу, багрово-красные глаза, щербатый рот.
Гормон был вскормлен цератогенетическими лекарствами. Это был урод,
прекрасный в своем роде, но все-таки урод. Измененный, вне человеческих
законов и обычаев Третьего Цикла Цивилизации. У Измененных не было даже
своего союза.
- Тут есть кое-что, - сказал Гормон. Кошель был невероятно
вместительным; в его серый морщинистый зев мог при необходимости войти
целый мир, и в то же время он был размером с руку, не больше. Гормон
достал оттуда части механизмов, катушки с записями, угловатые предметы из
коричневого металла, которые могли быть старинными инструментами, три
квадратика сверкающего стекла, пять обрывков бумаги (БУМАГИ!) и еще целую
кучу разных старинных вещей.
- Видишь, - сказал он. - Плодотворная прогулка, Наблюдатель. И все
это собрано не просто так. Каждая вещица записана, снабжена этикеткой:
пласт, возраст, местоположение. Здесь у нас десять тысячелетий Рама.
- А стоило ли брать эти вещи? - спросил я с сомнением.
- Почему бы и нет? Кто их хватится? Кто в наше время заботится о
прошлом?
- Летописцы.
- Для их работы не нужны предметы.
- Но зачем тебе нужны все эти вещи?
- Меня интересует прошлое, Наблюдатель. Я несоюзный, и я увлекаюсь
наукой. Что тут такого? Разве урод не может искать знания?
- Конечно, конечно. Ищи, если хочешь. Заполняй свое время. Это Рам.
На восходе мы отправимся. Я надеюсь найти там работу.
- У тебя могут быть затруднения.
- Почему это?
- В Раме сейчас полно Наблюдателей, можешь не сомневаться. Вряд ли
будет большая нужда в твоих услугах.
- Я буду искать милости Принца Рама, - сказал я.
- Принц Рама - холодный, тяжелый и жестокий человек.
- Ты его знаешь?
Гормон пожал плечами.
- Слыхал кое-что. - Он начал затискивать свои сокровища обратно в
кошель. - Попытай счастья, Наблюдатель. Разве у тебя есть выбор?
- Никакого, - сказал я, и Гормон рассмеялся, а я - нет.
Он засовывал свою добычу обратно. Я обнаружил, что глубоко задет его
словами. Он казался слишком уверенным в себе в этом непостоянном мире,
этот несоюзный тип, уродливый мутант, человек с нечеловеческим обличьем.
Как он мог быть таким холодным, таким меняющимся? Он жил, ни капельки не
интересуясь бедственностью своего положения, и задирал всякого, кто
выказывал страх.
Гормон странствовал с нами девятый день, мы повстречали его в древнем
городе у подножья вулкана, к югу от берега моря. Я и не предполагал, что
он присоединится к нам. Он пригласил себя сам, с согласия Эвлуэлы, как я
думаю. Дороги темны и холодны в это время года, леса кишат всевозможным
зверьем, и старый человек, путешествующий с девочкой, должен благодарить
судьбу, если с ними хочет идти мускулистый парень вроде Гормона. Хотя
иногда бывают мгновения, когда я желал бы, чтобы его не было с нами. Как
сейчас, например.
Я медленно вернулся к своей тележке. Гормон произнес, словно только
сейчас заметил:
- Я оторвал тебя от Наблюдения?
Я мягко произнес:
- Да.
- Извини. Продолжай свое дело, я оставлю тебя с миром, - и он подарил
мне свою ослепительную кривую улыбку, настолько полную очарования, что она
совершенно сгладила высокомерие его слов.
Но я не впадал в транс, ибо мне мешало присутствие Гормона и страх,
что он снова нарушит мою сосредоточенность в самый важный момент, вопреки
своему обещанию.
Я все-таки не выдержал и отвел взгляд от своей аппаратуры. Гормон
стоял на той стороне дороги, вытягивая шею, чтобы разглядеть хоть
какой-нибудь след Эвлуэлы. Когда я повернулся к нему, он это почувствовал.
- Что-нибудь не так, Наблюдатель?
- Нет. Просто момент для работы неподходящий. Я подожду.
- Скажи мне, - спросил он, - когда Враги Земли придут со своих звезд,
твои машины действительно смогут узнать об этом?
- Уверен, что так.
- А потом?
- Потом я дам знать Защитникам.
- После чего твоя работа будет больше никому не нужна?
- Наверное, - сказал я.
- А почему вас полный союз? Почему не один специализированный центр,
где проводится Наблюдение? Для чего нужна сеть странствующих Наблюдателей,
бесконечно куда-то идущих?
- Больше векторов детекции, - сказал я. - Больше вероятность раннего
обнаружения вторжения.
- Тогда отдельный Наблюдатель может старательно проводить свои
Наблюдения и ничего не замечать, если оккупанты будут рядом.
- Так могло бы быть. Поэтому мы и используем большое число
Наблюдателей.
- Я думаю, вы доводите дело до крайности, - засмеялся Гормон. - Ты
действительно веришь во вторжение?
- Да, - сказал я жестко, - иначе моя жизнь прошла бы впустую.
- А зачем людям со звезд нужна Земля? Что у нее тут есть, кроме
осколков древних империй? Что они будут делать с захудалым Рамом? С
Парришем? С Иорсалемом? Прогнившие города! Полусумасшедшие принцы!
Послушай, Наблюдатель, признайся: вторжение - миф, и трижды в день ты
совершаешь совершенно бессмысленные действия, а?
- Мое ремесло, моя наука - Наблюдать. Твое - ржать. У каждого свои
склонности, Гормон.
- Иди и наблюдай.
- Иду.
Я в бешенстве повернулся к своим инструментам, решив теперь
игнорировать любое его вмешательство, каким бы жестоким оно ни было.
Звезды глядели на меня; я всматривался в сверкающие созвездия, и мозг мой
автоматически регистрировал многочисленные миры.
"Будем Наблюдать, - думал я. - Будем бодрствовать, вопреки шутникам".
Я впал в транс. Я вцепился в рукоятки и разрешил рвущемуся потоку
энергии мчаться сквозь меня. Я разрешил своему мозгу занять всю Вселенную
и стал выискивать проявления враждебности. Какой экстаз! Какое невыразимое
наслаждение! Я, который никогда не покидал своей маленькой планетки,
скитался по черным пространствам Вселенной, несся от полыхающей звезды к
полыхающей звезде, видел планеты, крутящиеся подобно волчкам. Лица
поворачивались ко мне, когда я пролетал мимо, лица без глаз и с множеством
глаз, вся доступная мне населенная множеством рас Галактика. Я искал
малейшее сосредоточение враждебной силы. Я исследовал подземные шахты и
военные укрепления. Я искал, как ищу четырежды в день в течение всей своей
долгой жизни, обещанных нам оккупантов, завоевателей, которым на склоне
дней предназначено захватить наш изрядно потасканный мир.
Я не нашел ничего, а когда я вышел из транса, потный и выдохшийся, я
увидел Эвлуэлу.
Она опустилась пером райской птицы. Гормон окликнул ее, и она
подбежала к нему, босая, с подрагивающими маленькими грудями, и он
раскинул сильные руки навстречу ее хрупкости, и они обнялись, не страстно,
но радостно. Когда он отпустил ее, она повернулась ко мне.
- Рам! - воскликнула она. - Рам!
- Ты его видела?
- Весь! Тысячи людей! Огни! Бульвары! Рынок! Развалины зданий прошлых
циклов! Ах, Наблюдатель, до чего же прекрасен Рам!
- Тогда твой полет был удачным, - сказал я.
- Чудо!
- Завтра мы отправимся в путь и остановимся в Раме.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги ' Роберт СИЛВЕРБЕРГ'



1 2