певцы, мимы,
арфисты, жонглеры. Время от времени кто-нибудь из приспешников Понтифекса
заискивающе посматривал на возвышение, где восседал Лорд Валентин со
своими приближенными, как бы спрашивая: Всего ли достаточно? Довольна ли
ваша светлость?
И всякий раз Валентин отвечал теплой улыбкой, дружеским кивком,
поднятием бокала, давая таким образом понять беспокойным хозяевам, что он
всем доволен.
- Что за трусливые шакалы! - воскликнул Слит. - За шесть столов
чувствуется, как они потеют от страха!
Реплика и стала поводом для глупого и бесцеремонного замечания
Хиссуне о том, что они из кожи вон лезут, чтобы угодить Валентину предвидя
день, когда он станет Понтифексом. Неожиданная бестактность обожгла
Валентина словно удар хлыста, и он отвернулся. Сердце у него колотилось,
во рту вдруг пересохло, но он заставил себя успокоиться: улыбнулся
сидящему за несколько столов от него главному представителю Хорнкасту,
кивнул мажордому Понтифекса, окинул милостивым взглядом еще кого-то,
одновременно слыша за спиной, как Шанамир раздраженно вразумляет Хиссуне.
Гнев Валентина тут же прошел. В конце концов, откуда мальчишке знать,
что это запретная тема? Но он не мог вступиться за Хиссуне, не обнаружив
того, сколь глубоко уязвлен; поэтому вновь включился в разговор, будто
ничего не произошло.
Затем появились пятеро жонглеров - три человека, скандар и хьорт - и
весьма кстати отвлекли внимание гостей. Они затеяли бешеную круговерть из
факелов, серпов и ножей, заслужив одобрение и аплодисменты Коронала.
Нет, конечно, они не принадлежали к мастерам своего дела; ошибки и
погрешности не могли ускользнуть от опытного взгляда Валентина. Но
жонглеры всегда приносили ему радость. Они невольно вызывали воспоминания
о тех беззаботных временах много лет назад, когда он сам был жонглером и
странствовал с бродячей труппой. Тогда он был безмятежным, не обремененным
властью, по-настоящему счастливым человеком.
Заметив восторг Валентина, Слит недовольным тоном произнес:
- Ах, ваша светлость, неужели вы искренне считаете их безупречными?
- Они выказывают большое усердие. Слит.
- Тем же отличается скот в поисках корма в сухой сезон. На то он и
скот. А эти ваши усердные жонглеры, мой лорд, немногим лучше любителей.
- Ах, Слит, будь милосердней.
- Насколько вы помните, мой лорд, в этом ремесле существуют
определенные мерки.
Валентин усмехнулся.
- Радость, которую дарят мне эти люди. Слит, имеет мало общего с их
искушенностью. Они напоминают мне о былом, о простой жизни и моих
тогдашних товарищах.
- Вон оно что, - протянул Слит. - Тогда - другое дело, мой лорд! Это
- сантименты. Но я-то говорю о ремесле.
- Тогда мы говорим о разных вещах.
Жонглеры удалились, истощив запас своих трюков. Валентин, довольно
улыбаясь, откинулся назад. Он знал, что веселье закончилось и теперь
наступает время для скучных речей.
Впрочем, речи тоже оказались на удивление терпимыми. Первым говорил
Шинаам, министр внутренних дел Понтифекса, хайрог со сверкающей чешуей и
мелькающим раздвоенным красным языком. В своем изящном, кратком
выступлении он приветствовал Лорда Валентина и его окружение.
Адъютант Эрманар произнес ответное слово от имени Коронала. После
него наступила очередь древнего, сморщенного Дилифона, личного секретаря
Понтифекса: он передал личные пожелания высокочтимого монарха. Валентин
понимал, что это - всего лишь выдумка, поскольку все знали, что старый
Тиверас уже десять лет не произносил ни одного членораздельного слова.
Однако он вежливо выслушал произнесенное дрожащим голосом сочинение
Дилифона и попросил ответить Тунигорна.
Потом заговорил Хорнкаст - главный представитель Понтифекса, дородный
и осанистый, истинный правитель Лабиринта за все годы невменяемости
Тивераса. Он заявил, что будет говорить о великой процессии. Валентин тут
же навострил уши: в последнее время он очень много думал о процессии -
длительной церемониальной поездке, в ходе которой Коронал объезжает
Маджипур и показывает себя народу, а взамен получает почет, преданность и
любовь.
- Кому-то может показаться, - говорил Хорнкаст, - что это - всего
лишь увеселительная поездка, пустой и легкомысленный праздник, позволяющий
отвлечься от государственных забот. Нет! Неверно! Именно личность Коронала
- истинная, физическая личность, а не знамя, не флаг, не портрет -
связывает в единую общность все самые отдаленные провинции мира. И
целостность общности поддерживается лишь благодаря такому
непосредственному контакту.
Валентин нахмурился и отвернулся. Перед его мысленным взором внезапно
возникла тревожная картина: раскалывающийся, встающий на дыбы Маджипур - и
человек, который борется со стихией, стараясь вернуть все на свои места.
- Коронал, - продолжал Хорнкаст, - является воплощением Маджипура.
Коронал Маджипура воплощен в личности. Он есть мир; мир есть Коронал. И
когда Коронал участвует в великой процессии, что предстоит сделать вам.
Лорд Валентин, впервые после вашего славного восстановления на престоле,
он выходит не только в мир, но и в себя - отправляясь в путешествие по
своей собственной душе, вступает в соприкосновение с глубочайшими корнями
своей личности...
Так ли? Да, конечно. Он знал, что Хорнкаст пользуется обычными
риторическими оборотами, ораторскими приемами, которые Валентину
приходилось терпеть слишком часто. Но на этот раз, тем не менее, слова
представителя брали его за живое; казалось, перед ним открывается какой-то
бесконечный темный туннель, полный загадок. Тот сон - проносящийся по
Замковой Горе ледяной ветер, стоны земли, расколотая планета - Коронал -
воплощение Маджипура - он есть мир...
За период его правления попытка разрушить единство уже
предпринималась, когда Валентин, отстраненный от власти предательским
путем, лишенный памяти и даже своего тела, был отправлен в изгнание.
Должно ли это повториться? Опять свержение, опять нападение? Или
надвигается что-то более страшное и гораздо более серьезное, чем судьба
одного человека?
Он ощутил незнакомый доселе вкус страха. Пусть пир идет своим
чередом, а ему необходимо срочно получить толкование сна. Что-то пугающее,
зловещее туманило его мозг. Никаких сомнений. В душе Коронала творилось
что-то неладное - все равно, что сказать, будто творится что-то неладное с
миром...
- Мой лорд! - окликнул его Аутифон Делиамбр - маленький
вроон-сародей: - Вам пора, мой лорд, произнести заключительный тост.
- Что? Когда?
- Сейчас, мой лорд.
- Ах да, конечно, - рассеянно согласился Валентин. - Да-да,
заключительный тост.
Он поднялся, медленно обвел взглядом все пространство огромного зала,
замечая всякие мелочи, его мысли были где-то далеко, и он понял, что
совершенно не готов. Он очень смутно представлял себе, что должен сказать,
к кому обращаться и даже - что вообще делает в Лабиринте. Лабиринт? Это и
вправду Лабиринт, ненавистное пристанище теней и плесени? Почему он здесь?
Чего хотят эти люди? Может быть, он видит очередной сон, а на деле не
покидал Замковой Горы? Этого он не знал и не мог понять.
Это пройдет, подумал Валентин, надо только подождать. Он ждал, но
ничего не происходило, лишь усугублялось странное состояние. Ощущая
пульсирующие толчки во лбу и звон в ушах, он с неожиданной остротой
осознал, что находится в Лабиринте, расположенном в самом центре
мироздания, будучи ядром огромной планеты. Но некая неодолимая сила
увлекала его прочь. Тем временем его душа, подобно гигантскому облаку
света, оторвавшись от тела, устремилась вверх, сквозь многочисленные
уровни Лабиринта, на свежий воздух, а затем охватила всю необъятность
Маджипура до отдаленных берегов Цимроеля и опаленного солнцем Сувраеля, до
безбрежного пространства Великого Моря на обратной стороне планеты. Она
покрыла мир, подобно сияющему покрывалу. В этот головокружительный миг он
ощутил, что воплощает собой двадцать миллиардов жителей Маджипура - людей
и скандаров, хьортов и метаморфов, всех прочих, что перемещаются внутри
него наподобие кровяных частиц. Он присутствовал одновременно везде: был
всей скорбью мира и всей его радостью, всей тоской и всей нуждой. Он был
всем. Он был вселенной, кипящей противоречиями и конфликтами. Ощущая жар
пустыни, теплый тропический дождь и холод горных вершин, он смеялся и
плакал, умирал и любил, ел и пил, танцевал и сражался, скакал во весь опор
по неизведанным холмам, трудился до изнеможения в полях и прорубал тропу в
проросших лианами джунглях. В океанах его души чудовищные драконы
всплывали на поверхность, издавали ужасные звуки и вновь скрывались в
бездонных глубинах. Ухмылялись окружавшие его лица. В воздухе мелькали
костлявые, изможденные руки. Хоры распевали нестройные гимны. Все сразу,
сразу, сразу, с какой-то жуткой, сумасшедшей одновременностью.
Оглушенный и растерянный он стоял в зале, который бешено вращался
вокруг него.
- Произнесите тост, ваша светлость, - Делиамбр, казалось, повторял
вновь и вновь. - Сначала за Понтифекса, потом за его помощников, а
потом...
Держи себя в руках, повторял Валентин. Ты - Коронал Маджипура.
Отчаянным усилием он попытался освободиться от нелепого видения.
- Тост за Понтифекса, ваша светлость...
- Да-да, знаю.
Фантомные образы все еще владели им. Призрачные бесплотные пальцы
хватали его. Он пытался вырваться. Держать себя в руках. Держать. Держать.
Он ощущал полную растерянность.
- Тост, ваша светлость!
Тост? Какой тост? Что это значит? Ритуал. Его обязанность. Ты -
Коронал Маджипура. Да. Он должен говорить. Он должен что-то сказать этим
людям.
- Друзья... - начал он. И тут на него волной накатила слабость, и он
словно рухнул с обрыва в пропасть.

8
- Коронал желает тебя видеть, - сказал Шанамир.
Удивленный Хиссуне поднял голову. Последние полтора часа он провел в
напряженном ожидании в нелепом многоколонном вестибюле, пытаясь
догадаться, что происходит за закрытыми дверьми покоев Лорда Валентина, и
требуется ли от него оставаться здесь в течение неопределенного времени.
Было уже далеко за полночь, а часов через десять Короналу со свитой
предстояло продолжить путь, определенный для великой процессии. Но, может
статься, ночные события что-то изменили? Так или иначе, Хиссуне еще нужно
было возвратиться во внешнее кольцо, собрать свои пожитки, попрощаться с
матерью и сестрами и вернуться сюда в назначенное время, чтобы
присоединиться к свите Лорда, да, вдобавок, успеть хоть чуть-чуть поспать.
Все смешалось.
После обморока Коронала, когда Лорда Валентина унесли в его покои, а
трапезная опустела, Хиссуне и другие приближенные собрались в унылой
приемной. Через некоторое время пришла весть, что Лорду Валентину стало
лучше, а они все должны оставаться здесь и ждать дальнейших указаний.
Затем их по одному начали вызывать к Короналу - сначала Тунигорна, затем -
Эрманара, Асенхарта, Шанамира, остальных, пока Хиссуне не остался один,
среди нескольких телохранителей и захудалых чиновников. Он не испытывал
желания спрашивать у кого-либо из них, что делать дальше; но уйти не
посмел, и ждал, изнывая от неизвестности.
Хиссуне закрыл покрасневшие, опухшие глаза, но заснуть не мог, перед
его мысленным взором вставала одна и та же картина: начинающий падать
Коронал, и он с Лизамон Хултин, разом вскочившие со своих мест, чтобы
подхватить его. Ему никак не удавалось избавиться от воспоминаний об
ужасной развязке банкета: растерявшийся, жалкий Коронал, с трудом
подбирает слова, но так и не сумев подыскать нужные, шатается, качается,
падает...
Конечно, Коронал, как и любой другой, мог хватить лишку и вести себя
глупейшим образом. Одна из истин, усвоенных Хиссуне за годы работы в Доме
Записей во время тайных исследований мнемограмм в Считчике Душ, состояла в
том, что в человеке, который носит корону звездного огня, нет ничего
сверхъестественного. И вполне вероятно, что в тот вечер Лорд Валентин,
которому явно не очень нравилось в Лабиринте, позволил себе обильными
возлияниями облегчить эту участь и оказался в хмельном тумане, когда
подошла его очередь выступить с речью.
Но Хиссуне почему-то сомневался, что именно вино стало причиной
наваждения Коронала, и не поверил словам Лорда Валентина, хотя тот сам об
этом упомянул. Во время произнесения речей он пристально наблюдал за
Короналом, и тот вовсе не выглядел пьяным, а наоборот - казался радостным,
оживленным. А потом, когда маленький вроон-чародей вывел Лорда Валентина
из беспамятства прикосновением щупалец, Коронал имел несколько неуверенный
вид, вполне естественный для человека после обморока, но, тем не менее,
сохранял ясность ума. Никому не удалось бы протрезветь так быстро. Нет,
подумал Хиссуне, вино ни при чем, здесь что-то другое, какое-то
чародейство, тайное послание, завладевшее душой Лорда Валентина в самый
неподходящий момент. Ужасно, просто ужасно.
Хиссуне поднялся и пошел по извилистому коридору к покоям Коронала.
Когда он приблизился к двери, украшенной искусной резьбой, сверкающей
ослепительными звездными огнями и королевскими монограммами, она
открылась, и появились Тунигорн с Эрманаром, оба усталые и угрюмые. Кивнув
ему, Тунигорн небрежным движением пальца подал знак стражникам у двери
пропустить Хиссуне.
Лорд Валентин сидел за широким столом какого-то редкого полированного
дерева цвета крови. Крупные, с шишковатыми пальцами ладони Коронала
опирались на стол, как бы помогая Лорду сохранять равновесие. Бледное
лицо, блуждающий взгляд, поникшие плечи...
- Мой лорд... - неуверенно начал Хиссуне, запнулся и умолк.
Стоя в дверях, он чувствовал себя неловко, неуместно, не в своей
тарелке. Казалось, Лорд Валентин не замечает его. В комнате находились
Тисана, старая толковательница снов. Слит и вроон, но все они молчали.
Хиссуне смешался. Он не имел ни малейшего представления, как подобает
обращаться к утомленному Короналу. Следует ли в этом случае выразить
искреннее сочувствие или притвориться, будто все в порядке и монарх
пребывает в добром здравии? Хиссуне сделал знак звездного огня и, не
получив ответа, повторил его. Он чувствовал, как горят у него щеки.
Попытка собрать воедино остатки прежней мальчишеской самоуверенности
не удалась. Как ни странно, но чем чаще он видел Коронала, тем сложнее
было ему вести себя с Лордом Валентином. Он и сам не понимал, в чем тут
дело.
Наконец, ему на помощь пришел Слит, который громко объявил:
- Мой лорд, кандидат Хиссуне.
Коронал поднял голову и посмотрел на Хиссуне. Бесконечная усталость,
туманившая его неподвижный, словно остекленевший взгляд, пугала, и все же,
как с изумлением заметил Хиссуне, Лорд Валентин вытащил себя из состояния
крайнего изнеможения, подобно человеку, который сорвался с края обрыва, но
вцепился в лиану и выбрался по ней на безопасное место, выказав при этом
необъяснимую силу. Ему удалось даже показать ясно различимое королевское
достоинство, привычку повелевать. Новоприобретенное благоговение не
помешало Хиссуне задуматься над тем, нет ли тут какого-нибудь трюка,
которому учат на Замковой Горе кандидатов в Короналы...
- Подойди, - сказал Лорд Валентин.
Хиссуне сделал несколько шагов.
- Ты боишься меня?
- Мой лорд...
- Я не могу позволить тебе, Хиссуне, тратить время на то, чтобы
бояться меня. Мне слишком много предстоит сделать. И тебе тоже. Когда-то я
считал, что ты совершенно свободен от благоговейного трепета передо мной.
Я ошибался?
- Мой лорд, это лишь потому, что у вас такой усталый вид... Я тоже,
кажется, устал... эта ночь была такой необычной для меня, для вас, для
всех...
Коронал кивнул.
- Ночь, полная необычных событий. Сейчас уже утро? Когда я здесь
бываю, у меня пропадает ощущение времени.
- Сейчас немного за полночь, мой лорд.
- Всего лишь? Мне показалось, что уже ближе к утру. Какая долгая
ночь! - Лорд Валентин негромко рассмеялся. - Но ведь в Лабиринте всегда
немного за полночь, верно, Хиссуне?
1 2 3 4 5 6 7 8