Я работать умею. Вот и Иван Трифонович подтвердит. Мы приехали по предварительному соглашению.
Я встал, подошел к столу Ленцова, ловя его взгляд.
Никакой реакции. Капитан, однако, начал смягчаться.
— Конечно, грубых нарушений за тобой не числится. И как ты правильно сказал — до рембрандтов вам далеко, — капитан явно сводил дело к ничьей.
— Товарищ капитан, я работал честно, взяток не давал, — Ленцов притаился. — Работа наша, хоть и своеобразная, но нужная… всем…
— Это не про такую ли работу говорят: приехал по договору, уехал по приговору?
— Ну, товарищ капитан, что я могу сказать? Деньги уже увез домой напарник…
Капитан снисходительно улыбнулся:
— Резво… Благодари Ивана Трифоновича. Иначе бы тебе не выкрутиться. Но смотри, сегодня ты тут последний день — ясно?!
Мне было ясно.
Я вышел, провожаемый взглядом Ленцова. Ну и дурак, нечего было стучать. Мог бы получить разом свою годовую зарплату.
Все мои вещи Глист увез в Устюг, оставив лишь мешок вымпелов и одну вывеску. С ними я быстро добрался на попутке в колхоз. Гешефт сделали быстро: парторг решил все сам, без уехавшего в область председателя. В последний момент оказалось, что кассир на посевной, но его заменила молодая бухгалтерша, с негодованием отказавшаяся от предложенной четвертной. В довершение всего меня подвез в райцентр на молоковозе парнишка-водитель, ехавший к подружке.
Глист, забронировав, как и договаривались, место для меня в гостинице, не удержался, чтобы не надраться, и теперь храпел в номере с чистой совестью.
В коридоре слышался стук каблучков, пьяный смех, чье-то бормотание. Потом что-то грузно упало, донесся прерывистый, но достаточно громкий шепот женщины:
— Ты с ума сошел, ну, дурак, пусти…
Я выглянул в коридор. В тупичке, плохо освещенном тусклым плафоном, я сначала разглядел белые ноги женщины, а уже потом — совершенно пьяного грузного мужика, который пытался содрать с нее платье.
Приблизившись, я резким движением отшвырнул пьяного в угол. Он шмякнулся о стену и затих. Женщина осталась лежать. Черное блестящее платье было задрано почти до пояса, лицо пряталось в спутанных рыжих волосах.
— Мадам, вам, наверное, лучше встать!..
Она встрепенулась и попыталась приподняться.
— Костя, дурак… ну, ты рехнулся… дикарь… — забормотала она.
— Зовите меня лучше Дмитрием, — посоветовал я и протянул ей руку. Она осоловело смотрела на меня.
— Вы — артист?
— Ну, не народный, конечно, а вообще — артист, — поспешил я развеять ее сомнения.
— Аркадий, — расплылась она в довольной улыбке. — Ну, конечно, Аркадий, красавчик… Ты представляешь, ко мне пристал этот дикарь… он у нас заведует реквизитом… Мы тут на гастролях…
— Пойдем со мной, детка, — я взял женщину под локоть, и меня обдало запахом сладковатых духов, пряного женского пота и дезодоранта. — Тебя ведь зовут Ира?
— Аркадий, не шути, до сих пор я была Людмилой, — она резким движением попыталась откинуть волосы со лба, но покачнулась, и несомненно бы упала, если бы я не подхватил ее тут же.
— Ну, пойдем, Люда, что-то ты сегодня немного не в себе…
— Ох! Трезвенник, умру не встану! А не ты ли из пепельницы портвейн лакал? Смехота!
— Ну, Люда… наша напряженная жизнь…
— Кончай травить, пойдем спать, меня мутит.
Я привел Людмилу в номер, зажег настольную лампу. Она немедленно начала раздеваться, но поскользнулась и рухнула на спящего Глиста. Венька издал утробный звук и продолжал храпеть, Я перенес Людмилу на свою кровать, она тут же картинно выставила ногу с черной туфелькой.
— Аркаша, глупый… а мне эта Ленора… ну, знаешь… один глаз как у трески, смотрит в сторону… сказала, что ты сексуальный маньяк… что ты ей… ха-ха… ну, это…
Дальнейшее мне трудно описать. Чуть тронутая увяданием, и от того еще более притягательная женщина, освобожденная алкоголем от всяких условностей, и ошалевший от долгого воздержания юнец — чем мы могли заняться?
Я проснулся, когда на улице едва серело. Людмила с трудом открыла один глаз:
— Где я?
— …
Тут же она открыла другой и деловито потребовала:
— А ну, марш в ванную! — и я поспешил выполнить столь решительный приказ.
Странная это штука — взаимная тяга мужчины и женщины. Она приходит внезапно и оставляет нас по утрам, когда сигареты кончились, вино выпито и страсть насытилась. Но как хорошо, что есть и такая любовь — пьяная, гостиничная, мимолетная и нелепая. Я стоял в ванной голый на холодном кафеле, и на душе у меня было легко. Конечно, я не Аркадий и не артист, и уж наверняка не сексуальный маньяк, но сегодня со мной была красивая женщина, актриса, которая живет в другом мире, где водятся красавчики Аркадии и дикари Кости…
— Заходи, дружок…
Людмила уже оделась и причесалась. Смотрела она на меня без тени смущения.
— Ну, — сказала она, — что ты не Аркадий, я, положим, поняла сразу. Но ты парень находчивый. И понравился мне.
— И ты мне тоже.
— Пусть это останется нашей маленькой тайной, хорошо?
Так и закончилось это гостиничное приключение. И я с отвращением подумал о наших стендах и вымпелах…
Переезд в Котлас знаменовал заключительный этап поездки. Чтобы не беспокоиться о деньгах, мы перевели их в аккредитивы. При всех потерях и убытках сумма получилась внушительная. Третий день пребывания в Архангельской области не предвещал неожиданностей. На очереди стоял совхоз «Аврора». Председатель свалил приемку работы на парторга, а сам подался на поля. Парторг, не придираясь к недоделкам, подмахнул акт приемки и, не поддаваясь на уговоры остаться до момента расчета по договору, пошел в сельсовет на совещание.
Но… прилизанная мышка в строгих квадратных очках — бухгалтер — вдруг спросила:
— А какой номер вашего счета? Куда перечислять деньги?
— Мы частные лица и получаем наличными.
— Частные лица, торгующие наглядной агитацией? Разве мало организаций, поставляющих такую продукцию по перечислению?
Венька высунулся, как всегда, не вовремя:
— Неужели вы не понимаете, что некуда нам перечислять. Все платят наличными и вы платите! Договор-то подписан председателем!
— За финансы здесь отвечаю я. Председатель подписал, а ревизоры спросят с меня. Если районное управление даст распоряжение — тогда другое дело.
Она сняла трубку и на удивление быстро дозвонилась в город.
— Тамара Павловна? «Аврора» вас беспокоит. Здесь у меня художники, требуют оплаты наличными… Ни в коем случае?.. Я так и думала. Это не они получили в «Победителе»? Сейчас спрошу…
— В управлении интересуются, стенды в Максимовку вы привозили?
Ну, змея очковая!
— Вас просят взять трубку!
— Говорит главный бухгалтер райсельхозуправления Антошина. На выплативших вам деньги работников колхоза «Победитель» будет наложен начет. Если вы люди порядочные, верните деньги в кассу. Как же! Разбежались!
— Лучше это сделать добровольно, а не то взыщем через суд. И дальше можете не пытаться реализовать свою мазню.
— Тамара Петровна…
— Павловна, — перебила трубка.
— Не нужно спешить с выводами. Я заеду к вам, и мы, я думаю, найдем компромиссное решение.
— Приезжайте, поговорим.
— Может разрешите хоть с «Авророй» уладить дело?
— И не думайте.
Послышались короткие гудки. Подоспевший парторг только руками развел:
— Что я могу сделать? Акт приемки я подписал, председателя выделить средства уговорил, а над бухгалтерией не властен. Решайте вопрос в Котласе.
Нам даже дали машину до города.
Тамара Павловна оказалась суховатой чистенькой старушкой, чем-то напоминающей учительницу старой школы. Самый опасный тип!
— Увезти из района тридцать тысяч за халтуру я вам не позволю, а чтобы вы не тратили понапрасну время, можете убедиться в надежности принятых мер.
Она набрала телефоны двоих хозяйств-заказчиков, и оба с готовностью отказались от оплаты заказов.
— Можете ознакомиться со списком.
Тамара Павловна придвинула листок, где без единого пропуска были перечислены все наши клиенты и суммы, на которые заключались договора.
— Советую вам договориться с какой-либо организацией, чтобы колхозы перечислили туда деньги, а вам выплатили зарплату. Наличных не будет, не надейтесь. Но договорные суммы придется урезать наполовину, А в «Победитель» деньги верните.
Ситуация складывалась тупиковая. Если эти тридцать тысяч уйдут из рук, то наша прибыль окажется мизерной. Предстоит ведь платить Гураму за работу. В аккредитивах мы имели около сорока тысяч, но случись какая-нибудь неожиданность и мы банкроты!
Глист погрузился в раздумье. Кожа гармошкой собралась у него на лбу, свидетельствуя о том, что мозг ««го работает на пределе возможностей.
— Может, вышлем деньги в Донецк по почте?
— И сразу будем иметь дело с органами…
— А что делать?
— Я поеду в Донецк, а ты к старухе, где хранится наша работа.
— Дураков нет! Поехали вместе!
— Слушай, Веня, ты брось эту самодеятельность, на все отвечаю я. Какой смысл в двойных расходах? Может, Гурам найдет выход, придется лететь назад…
— Ничего, слетаю за свой счет, три тысячи заработал…
— Дело твое… Но это не самая выгодная комбинация. Тогда здесь останусь я. Телефон старухи ты знаешь. Позвонишь, что там Гурам решит.
В аэропорту я всучил Веньке все свои вещи. Смотреть на обвешанного сумками Глиста было смешно. 1р я его не жалел — сам напросился. Расстались мы дружески.
А с утра я сел на телефон.
— Добрый день, художники беспокоят. Мы тут при вели стенды на пять тысяч, но посовещались и решили связи с путаницей в этих, как их — наличных-безналичных, отдать всю работу за тысячу. Войдите в положение, не везти же обратно. — В восьми случаях из десяти подействовало. Все-таки люди здесь славные. И пусть вместо тридцати тысяч я выручил пять, но эти деньги не нужно было делить на двоих.
А вечером — звонок из Донецка. Говорил Гурам.
— Привет, Дима. Жаль, что так вышло, мне Веня нее рассказал. Я взял у него на всякий случай аккредитивы. Что тут поделаешь… Не смог ты уломать эту мымру?
— Никак, еще грозится и милицию навести… Орет — халтурщики, спекулянты.
— Мотай домой. Захвати с собой чеканку, я ее верну мастеру — хоть что-то получишь…
Через день я вылетел в Москву. В Быково бойкие таксисты предлагали услуги. Мой багаж помещался в полиэтиленовом мешке и можно было ехать автобусом, но с такими деньгами в кармане — уж извините!
Пожилой водитель не менее пожилой «Волги» привычно крутил баранку. Вот и Курский. После перебранки с кассиршей и тумаков, полученных в очереди, худшее позади. Можно мирно покурить в полумраке вокзальной площади.
— Возьмем выпить и через полчаса вернемся. Здесь рядом, по счетчику трешка, — горячо убеждал краснорожего, затянутого в кожу детину парень в кепке и лохматом свитере. Что-то в нем мне показалось знакомым.
Я обошел спорящих и заглянул в лицо парню. Алик! Вот так встреча! Однако Алик реагировал странно. Он повел себя так, будто мы расстались не позднее, чем вчера. Уныло поздоровался и отвернулся к собеседнику.
— Не узнаешь, Алик?
Алик наконец отклеился от мрачного типа и пожал мне руку.
— Это Валера, — кивнул он в сторону краснорожего. — Знакомься.
Тот с ленцой протянул пухлую лапу с ободранными костяшками. Такой сначала бьет, а потом разбирается. Наколотый на пальце крест с двумя косыми перекладинами подтверждал предположение.
— Ну, что, Алик, ребра на месте? На мягкое дно нырнул?
Алик довольно ухмыльнулся, покосившись на спутника. Тот утвердительно кивнул.
— Да, это тебе не фотоволынка — здесь деньги верные!
Суть их комбинации состояла в том, что Алик с видом выпивохи при деньгах выискивал на вокзале собутыльника, желательно северянина, едущего в отпуск на юг. Редко кто отказывался смотаться с ним за бутылочкой в кафе неподалеку от вокзала, тем более, что «свой» таксист соглашался подвезти «почти за так». Едва отвалив от вокзала, машина ломалась. Водитель лез под капот: «Сейчас, тут делов на две минуты…» Алик, хлопая по карманам в поисках сигарет, «случайно» вытаскивал колоду карт.
Тогда в игру вступал краснорожий Валера:
— Я тут был на днях с женой в гостях, показали новую игру. Называется олимпийское картлото. Проще репы. Сдается по две карты, для интереса каждый ставит по копейке. Картинка считается десять очков, туз — одиннадцать. Если видишь, что карта неплохая — можешь увеличить ставку на сумму, не меньшую, чем добавил предыдущий игрок. Когда остаются двое играющих, можно открывать карты. У кого больше очков — тот и выиграл. Если сумма одинаковая — преимущество по ходу сдачи.
Для начала делается «пропуль» — дают возможность лопуху выиграть рублей десять. Конечно, ставки растут уже не по копейке. Лопух окрыляется успехом, и тут же к нему приходят два туза. Первым получивший карты Алик с наивным видом спрашивает:
— А если у меня девятнадцать и у него тоже (показывает на жертву) — кто выиграл?
Валера терпеливо объясняет, случайно роняя при этом карту, обычно картинку, давая понять тем самым, что у него никак не может быть больше двадцати одного очка.
— Конечно, при равной сумме выигрываешь ты, так как первым сидишь по ходу сдачи. Но что же ты карты свои выдаешь?
Алик беспечно машет рукой:
— А у меня все равно двадцать, а не девятнадцать, — и тут же спохватывается — опять проболтался…
И начинается торг. Уверенный в превосходстве своих двадцати двух, лопух торгуется отчаянно, до последнего. Бывали случаи, когда люди просили вернуться на вокзал, брали деньги из камеры хранения. В кульминационный момент Валера дружелюбно предлагал:
— В банке приличная сумма, думаю, что выигравший должен поставить парочку коньяка.
Как не согласиться с таким предложением? В момент «распаковки» (когда становилось ясно, что на кону все, что есть у жертвы), Валера, страдальчески морщась, бросал карты. Ликующий лопух демонстрировал два своих туза:
— Я выиграл! У меня двадцать два!
— Но ведь и у меня два туза, а я первый по сдаче, — петушиным голосом возвещал Алик.
Валера изумленно пялился на четырех тузов:
— Ну, знаешь! Такое раз в сто лет бывает! Дуй, парень за коньяком!
Смяв газету с деньгами, Алик уходил и уже не возвращался. Прождав известное время, Валера обрушивался с упреками на пострадавшего.
— Ну и друзья у тебя! Выиграл — и с концами! Хоть бы коньяку принес, и то легче! И откуда вы свалились на мою голову?
В случае особо дотошного клиента водителю приходилось везти его в линейное отделение милиции, где замороченный дежурный фиксировал происшествие. А кому предъявить претензии? Доказать мошенничество можно лишь схватив соучастников за руку и уличив в сговоре. Если же принять во внимание, что потерпевшие на следующий день покидали столицу — кто продолжая маршрут, а кто досрочно завершая отпуск, — то шансы на провал были практически равны нулю. Тем более, что вокзалов и аэропортов в Москве предостаточно.
— Присоединяйся, Дима, — пригласил Алик. — Здесь на всех хватит. Меньше сотни в день иметь не будешь. Работа не пыльная.
— Творческая! — поддержал Валера. — Будешь, как Алик, дергать клиентов. Главное — почувствовать, что у человека есть наличные. Не заскучаешь. Здесь так — говоришь с человеком, а он проявляется, как переводная картинка. И с кодексом в. ладах. Запиши телефончик.
Он черкнул на бумажке цифры и протянул ее мне.
— А сейчас, извини, время не казенное. Может еще удастся обработать того карася, что из-за тебя сорвался.
Я глянул на часы и обмер — до отхода поезда оставалось три минуты, В вагон я вскочил уже на ходу.
Дома Гурам посочувствовал мне, Глист же был вполне доволен своим заработком. Отношения с Мариной складывались как нельзя лучше. Не последнюю роль тут сыграли и деньги.
Тут подоспело и время свадьбы. Ее родители созвали чуть не сотню гостей. Скрепя сердце, половину всего, что у меня было, ; пришлось выложить.
Все было, как положено — громогласный тамада, е претензией городивший чушь, напившиеся до положения риз гости… Единственное, что помогло вытерпеть пытку свадебного торжества, — приличная доза водки. Как я и ожидал, сумма подаренного на свадьбе уступала расходам.
Жить решили у Марининых родителей: две большие комнаты с застекленной лоджией и спальня, которая предназначалась нам. Остатки денег я положил на сберкнижку матери, проигнорировав намеки жены.
— Когда я буду тебя знать хотя бы наполовину так, как маму, — жестко сказал я, — тогда пополним и твой счет. Я за них свободой рисковал. И закроем эту тему.
Кто это придумал название — «медовый месяц». Не знаю, кому как, а меня уже тошнило от этих сладостей. Я сидел дома и предавался семейным утехам пополам с созерцанием постных физиономий тестя и тещи, которых наотрез отказался называть «папой-мамой». Все чаще я подумывал о вольной жизни, о «творческой работе» и, в конце концов, позвонил в Москву, Алику. Условились встретиться снова на Курском.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Я встал, подошел к столу Ленцова, ловя его взгляд.
Никакой реакции. Капитан, однако, начал смягчаться.
— Конечно, грубых нарушений за тобой не числится. И как ты правильно сказал — до рембрандтов вам далеко, — капитан явно сводил дело к ничьей.
— Товарищ капитан, я работал честно, взяток не давал, — Ленцов притаился. — Работа наша, хоть и своеобразная, но нужная… всем…
— Это не про такую ли работу говорят: приехал по договору, уехал по приговору?
— Ну, товарищ капитан, что я могу сказать? Деньги уже увез домой напарник…
Капитан снисходительно улыбнулся:
— Резво… Благодари Ивана Трифоновича. Иначе бы тебе не выкрутиться. Но смотри, сегодня ты тут последний день — ясно?!
Мне было ясно.
Я вышел, провожаемый взглядом Ленцова. Ну и дурак, нечего было стучать. Мог бы получить разом свою годовую зарплату.
Все мои вещи Глист увез в Устюг, оставив лишь мешок вымпелов и одну вывеску. С ними я быстро добрался на попутке в колхоз. Гешефт сделали быстро: парторг решил все сам, без уехавшего в область председателя. В последний момент оказалось, что кассир на посевной, но его заменила молодая бухгалтерша, с негодованием отказавшаяся от предложенной четвертной. В довершение всего меня подвез в райцентр на молоковозе парнишка-водитель, ехавший к подружке.
Глист, забронировав, как и договаривались, место для меня в гостинице, не удержался, чтобы не надраться, и теперь храпел в номере с чистой совестью.
В коридоре слышался стук каблучков, пьяный смех, чье-то бормотание. Потом что-то грузно упало, донесся прерывистый, но достаточно громкий шепот женщины:
— Ты с ума сошел, ну, дурак, пусти…
Я выглянул в коридор. В тупичке, плохо освещенном тусклым плафоном, я сначала разглядел белые ноги женщины, а уже потом — совершенно пьяного грузного мужика, который пытался содрать с нее платье.
Приблизившись, я резким движением отшвырнул пьяного в угол. Он шмякнулся о стену и затих. Женщина осталась лежать. Черное блестящее платье было задрано почти до пояса, лицо пряталось в спутанных рыжих волосах.
— Мадам, вам, наверное, лучше встать!..
Она встрепенулась и попыталась приподняться.
— Костя, дурак… ну, ты рехнулся… дикарь… — забормотала она.
— Зовите меня лучше Дмитрием, — посоветовал я и протянул ей руку. Она осоловело смотрела на меня.
— Вы — артист?
— Ну, не народный, конечно, а вообще — артист, — поспешил я развеять ее сомнения.
— Аркадий, — расплылась она в довольной улыбке. — Ну, конечно, Аркадий, красавчик… Ты представляешь, ко мне пристал этот дикарь… он у нас заведует реквизитом… Мы тут на гастролях…
— Пойдем со мной, детка, — я взял женщину под локоть, и меня обдало запахом сладковатых духов, пряного женского пота и дезодоранта. — Тебя ведь зовут Ира?
— Аркадий, не шути, до сих пор я была Людмилой, — она резким движением попыталась откинуть волосы со лба, но покачнулась, и несомненно бы упала, если бы я не подхватил ее тут же.
— Ну, пойдем, Люда, что-то ты сегодня немного не в себе…
— Ох! Трезвенник, умру не встану! А не ты ли из пепельницы портвейн лакал? Смехота!
— Ну, Люда… наша напряженная жизнь…
— Кончай травить, пойдем спать, меня мутит.
Я привел Людмилу в номер, зажег настольную лампу. Она немедленно начала раздеваться, но поскользнулась и рухнула на спящего Глиста. Венька издал утробный звук и продолжал храпеть, Я перенес Людмилу на свою кровать, она тут же картинно выставила ногу с черной туфелькой.
— Аркаша, глупый… а мне эта Ленора… ну, знаешь… один глаз как у трески, смотрит в сторону… сказала, что ты сексуальный маньяк… что ты ей… ха-ха… ну, это…
Дальнейшее мне трудно описать. Чуть тронутая увяданием, и от того еще более притягательная женщина, освобожденная алкоголем от всяких условностей, и ошалевший от долгого воздержания юнец — чем мы могли заняться?
Я проснулся, когда на улице едва серело. Людмила с трудом открыла один глаз:
— Где я?
— …
Тут же она открыла другой и деловито потребовала:
— А ну, марш в ванную! — и я поспешил выполнить столь решительный приказ.
Странная это штука — взаимная тяга мужчины и женщины. Она приходит внезапно и оставляет нас по утрам, когда сигареты кончились, вино выпито и страсть насытилась. Но как хорошо, что есть и такая любовь — пьяная, гостиничная, мимолетная и нелепая. Я стоял в ванной голый на холодном кафеле, и на душе у меня было легко. Конечно, я не Аркадий и не артист, и уж наверняка не сексуальный маньяк, но сегодня со мной была красивая женщина, актриса, которая живет в другом мире, где водятся красавчики Аркадии и дикари Кости…
— Заходи, дружок…
Людмила уже оделась и причесалась. Смотрела она на меня без тени смущения.
— Ну, — сказала она, — что ты не Аркадий, я, положим, поняла сразу. Но ты парень находчивый. И понравился мне.
— И ты мне тоже.
— Пусть это останется нашей маленькой тайной, хорошо?
Так и закончилось это гостиничное приключение. И я с отвращением подумал о наших стендах и вымпелах…
Переезд в Котлас знаменовал заключительный этап поездки. Чтобы не беспокоиться о деньгах, мы перевели их в аккредитивы. При всех потерях и убытках сумма получилась внушительная. Третий день пребывания в Архангельской области не предвещал неожиданностей. На очереди стоял совхоз «Аврора». Председатель свалил приемку работы на парторга, а сам подался на поля. Парторг, не придираясь к недоделкам, подмахнул акт приемки и, не поддаваясь на уговоры остаться до момента расчета по договору, пошел в сельсовет на совещание.
Но… прилизанная мышка в строгих квадратных очках — бухгалтер — вдруг спросила:
— А какой номер вашего счета? Куда перечислять деньги?
— Мы частные лица и получаем наличными.
— Частные лица, торгующие наглядной агитацией? Разве мало организаций, поставляющих такую продукцию по перечислению?
Венька высунулся, как всегда, не вовремя:
— Неужели вы не понимаете, что некуда нам перечислять. Все платят наличными и вы платите! Договор-то подписан председателем!
— За финансы здесь отвечаю я. Председатель подписал, а ревизоры спросят с меня. Если районное управление даст распоряжение — тогда другое дело.
Она сняла трубку и на удивление быстро дозвонилась в город.
— Тамара Павловна? «Аврора» вас беспокоит. Здесь у меня художники, требуют оплаты наличными… Ни в коем случае?.. Я так и думала. Это не они получили в «Победителе»? Сейчас спрошу…
— В управлении интересуются, стенды в Максимовку вы привозили?
Ну, змея очковая!
— Вас просят взять трубку!
— Говорит главный бухгалтер райсельхозуправления Антошина. На выплативших вам деньги работников колхоза «Победитель» будет наложен начет. Если вы люди порядочные, верните деньги в кассу. Как же! Разбежались!
— Лучше это сделать добровольно, а не то взыщем через суд. И дальше можете не пытаться реализовать свою мазню.
— Тамара Петровна…
— Павловна, — перебила трубка.
— Не нужно спешить с выводами. Я заеду к вам, и мы, я думаю, найдем компромиссное решение.
— Приезжайте, поговорим.
— Может разрешите хоть с «Авророй» уладить дело?
— И не думайте.
Послышались короткие гудки. Подоспевший парторг только руками развел:
— Что я могу сделать? Акт приемки я подписал, председателя выделить средства уговорил, а над бухгалтерией не властен. Решайте вопрос в Котласе.
Нам даже дали машину до города.
Тамара Павловна оказалась суховатой чистенькой старушкой, чем-то напоминающей учительницу старой школы. Самый опасный тип!
— Увезти из района тридцать тысяч за халтуру я вам не позволю, а чтобы вы не тратили понапрасну время, можете убедиться в надежности принятых мер.
Она набрала телефоны двоих хозяйств-заказчиков, и оба с готовностью отказались от оплаты заказов.
— Можете ознакомиться со списком.
Тамара Павловна придвинула листок, где без единого пропуска были перечислены все наши клиенты и суммы, на которые заключались договора.
— Советую вам договориться с какой-либо организацией, чтобы колхозы перечислили туда деньги, а вам выплатили зарплату. Наличных не будет, не надейтесь. Но договорные суммы придется урезать наполовину, А в «Победитель» деньги верните.
Ситуация складывалась тупиковая. Если эти тридцать тысяч уйдут из рук, то наша прибыль окажется мизерной. Предстоит ведь платить Гураму за работу. В аккредитивах мы имели около сорока тысяч, но случись какая-нибудь неожиданность и мы банкроты!
Глист погрузился в раздумье. Кожа гармошкой собралась у него на лбу, свидетельствуя о том, что мозг ««го работает на пределе возможностей.
— Может, вышлем деньги в Донецк по почте?
— И сразу будем иметь дело с органами…
— А что делать?
— Я поеду в Донецк, а ты к старухе, где хранится наша работа.
— Дураков нет! Поехали вместе!
— Слушай, Веня, ты брось эту самодеятельность, на все отвечаю я. Какой смысл в двойных расходах? Может, Гурам найдет выход, придется лететь назад…
— Ничего, слетаю за свой счет, три тысячи заработал…
— Дело твое… Но это не самая выгодная комбинация. Тогда здесь останусь я. Телефон старухи ты знаешь. Позвонишь, что там Гурам решит.
В аэропорту я всучил Веньке все свои вещи. Смотреть на обвешанного сумками Глиста было смешно. 1р я его не жалел — сам напросился. Расстались мы дружески.
А с утра я сел на телефон.
— Добрый день, художники беспокоят. Мы тут при вели стенды на пять тысяч, но посовещались и решили связи с путаницей в этих, как их — наличных-безналичных, отдать всю работу за тысячу. Войдите в положение, не везти же обратно. — В восьми случаях из десяти подействовало. Все-таки люди здесь славные. И пусть вместо тридцати тысяч я выручил пять, но эти деньги не нужно было делить на двоих.
А вечером — звонок из Донецка. Говорил Гурам.
— Привет, Дима. Жаль, что так вышло, мне Веня нее рассказал. Я взял у него на всякий случай аккредитивы. Что тут поделаешь… Не смог ты уломать эту мымру?
— Никак, еще грозится и милицию навести… Орет — халтурщики, спекулянты.
— Мотай домой. Захвати с собой чеканку, я ее верну мастеру — хоть что-то получишь…
Через день я вылетел в Москву. В Быково бойкие таксисты предлагали услуги. Мой багаж помещался в полиэтиленовом мешке и можно было ехать автобусом, но с такими деньгами в кармане — уж извините!
Пожилой водитель не менее пожилой «Волги» привычно крутил баранку. Вот и Курский. После перебранки с кассиршей и тумаков, полученных в очереди, худшее позади. Можно мирно покурить в полумраке вокзальной площади.
— Возьмем выпить и через полчаса вернемся. Здесь рядом, по счетчику трешка, — горячо убеждал краснорожего, затянутого в кожу детину парень в кепке и лохматом свитере. Что-то в нем мне показалось знакомым.
Я обошел спорящих и заглянул в лицо парню. Алик! Вот так встреча! Однако Алик реагировал странно. Он повел себя так, будто мы расстались не позднее, чем вчера. Уныло поздоровался и отвернулся к собеседнику.
— Не узнаешь, Алик?
Алик наконец отклеился от мрачного типа и пожал мне руку.
— Это Валера, — кивнул он в сторону краснорожего. — Знакомься.
Тот с ленцой протянул пухлую лапу с ободранными костяшками. Такой сначала бьет, а потом разбирается. Наколотый на пальце крест с двумя косыми перекладинами подтверждал предположение.
— Ну, что, Алик, ребра на месте? На мягкое дно нырнул?
Алик довольно ухмыльнулся, покосившись на спутника. Тот утвердительно кивнул.
— Да, это тебе не фотоволынка — здесь деньги верные!
Суть их комбинации состояла в том, что Алик с видом выпивохи при деньгах выискивал на вокзале собутыльника, желательно северянина, едущего в отпуск на юг. Редко кто отказывался смотаться с ним за бутылочкой в кафе неподалеку от вокзала, тем более, что «свой» таксист соглашался подвезти «почти за так». Едва отвалив от вокзала, машина ломалась. Водитель лез под капот: «Сейчас, тут делов на две минуты…» Алик, хлопая по карманам в поисках сигарет, «случайно» вытаскивал колоду карт.
Тогда в игру вступал краснорожий Валера:
— Я тут был на днях с женой в гостях, показали новую игру. Называется олимпийское картлото. Проще репы. Сдается по две карты, для интереса каждый ставит по копейке. Картинка считается десять очков, туз — одиннадцать. Если видишь, что карта неплохая — можешь увеличить ставку на сумму, не меньшую, чем добавил предыдущий игрок. Когда остаются двое играющих, можно открывать карты. У кого больше очков — тот и выиграл. Если сумма одинаковая — преимущество по ходу сдачи.
Для начала делается «пропуль» — дают возможность лопуху выиграть рублей десять. Конечно, ставки растут уже не по копейке. Лопух окрыляется успехом, и тут же к нему приходят два туза. Первым получивший карты Алик с наивным видом спрашивает:
— А если у меня девятнадцать и у него тоже (показывает на жертву) — кто выиграл?
Валера терпеливо объясняет, случайно роняя при этом карту, обычно картинку, давая понять тем самым, что у него никак не может быть больше двадцати одного очка.
— Конечно, при равной сумме выигрываешь ты, так как первым сидишь по ходу сдачи. Но что же ты карты свои выдаешь?
Алик беспечно машет рукой:
— А у меня все равно двадцать, а не девятнадцать, — и тут же спохватывается — опять проболтался…
И начинается торг. Уверенный в превосходстве своих двадцати двух, лопух торгуется отчаянно, до последнего. Бывали случаи, когда люди просили вернуться на вокзал, брали деньги из камеры хранения. В кульминационный момент Валера дружелюбно предлагал:
— В банке приличная сумма, думаю, что выигравший должен поставить парочку коньяка.
Как не согласиться с таким предложением? В момент «распаковки» (когда становилось ясно, что на кону все, что есть у жертвы), Валера, страдальчески морщась, бросал карты. Ликующий лопух демонстрировал два своих туза:
— Я выиграл! У меня двадцать два!
— Но ведь и у меня два туза, а я первый по сдаче, — петушиным голосом возвещал Алик.
Валера изумленно пялился на четырех тузов:
— Ну, знаешь! Такое раз в сто лет бывает! Дуй, парень за коньяком!
Смяв газету с деньгами, Алик уходил и уже не возвращался. Прождав известное время, Валера обрушивался с упреками на пострадавшего.
— Ну и друзья у тебя! Выиграл — и с концами! Хоть бы коньяку принес, и то легче! И откуда вы свалились на мою голову?
В случае особо дотошного клиента водителю приходилось везти его в линейное отделение милиции, где замороченный дежурный фиксировал происшествие. А кому предъявить претензии? Доказать мошенничество можно лишь схватив соучастников за руку и уличив в сговоре. Если же принять во внимание, что потерпевшие на следующий день покидали столицу — кто продолжая маршрут, а кто досрочно завершая отпуск, — то шансы на провал были практически равны нулю. Тем более, что вокзалов и аэропортов в Москве предостаточно.
— Присоединяйся, Дима, — пригласил Алик. — Здесь на всех хватит. Меньше сотни в день иметь не будешь. Работа не пыльная.
— Творческая! — поддержал Валера. — Будешь, как Алик, дергать клиентов. Главное — почувствовать, что у человека есть наличные. Не заскучаешь. Здесь так — говоришь с человеком, а он проявляется, как переводная картинка. И с кодексом в. ладах. Запиши телефончик.
Он черкнул на бумажке цифры и протянул ее мне.
— А сейчас, извини, время не казенное. Может еще удастся обработать того карася, что из-за тебя сорвался.
Я глянул на часы и обмер — до отхода поезда оставалось три минуты, В вагон я вскочил уже на ходу.
Дома Гурам посочувствовал мне, Глист же был вполне доволен своим заработком. Отношения с Мариной складывались как нельзя лучше. Не последнюю роль тут сыграли и деньги.
Тут подоспело и время свадьбы. Ее родители созвали чуть не сотню гостей. Скрепя сердце, половину всего, что у меня было, ; пришлось выложить.
Все было, как положено — громогласный тамада, е претензией городивший чушь, напившиеся до положения риз гости… Единственное, что помогло вытерпеть пытку свадебного торжества, — приличная доза водки. Как я и ожидал, сумма подаренного на свадьбе уступала расходам.
Жить решили у Марининых родителей: две большие комнаты с застекленной лоджией и спальня, которая предназначалась нам. Остатки денег я положил на сберкнижку матери, проигнорировав намеки жены.
— Когда я буду тебя знать хотя бы наполовину так, как маму, — жестко сказал я, — тогда пополним и твой счет. Я за них свободой рисковал. И закроем эту тему.
Кто это придумал название — «медовый месяц». Не знаю, кому как, а меня уже тошнило от этих сладостей. Я сидел дома и предавался семейным утехам пополам с созерцанием постных физиономий тестя и тещи, которых наотрез отказался называть «папой-мамой». Все чаще я подумывал о вольной жизни, о «творческой работе» и, в конце концов, позвонил в Москву, Алику. Условились встретиться снова на Курском.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16