Действительно, в школе Пинкаля молодые рабочие проходят программу, которую Штраус не разрешил бы ни в одной школе Западной Германии или Западного Берлина. Я просидел несколько часов на семинаре "Авторитетное поведение", который вели два молодых ученых, докторанты Мартин Лаудар и Курт Йоханесен. Они не навязывали своей концепции молодым рабочим, они приглашали их к дискуссии и спорили с ними "на равных". Их главная задача заключалась в том, чтобы научить рабочих за то короткое время, что здесь проводят, умению размышлять, сравнивать, оценивать вывод. Здесь делается попытка, например, через анализ взаимоотношений родителей и детей показать, как семья и школа готовят для предпринимателя послушного, трусливого и аккуратного исполнителя.
Хейнц, девятнадцатилетний парень, жарко говорил:
- Мне не нравятся догматы, пропитавшие наши семьи: послушание, сентиментальная воспитанность, кротость. "Скажи дяде спасибо" - эта ужасная фраза скрывает в подоплеке трусость родителей: богатый дядюшка, если его не поблагодарить, впредь не принесет подарков юному отпрыску. Ребенка следует воспитывать искренним, а не приспособленцем...
- Вообще родители в наш век не могут быть авторитетами, - вторит ему другой парень. Мартин Лаудар чуть улыбается.
- Когда отец запрещает ребенку переходить дорогу на красный свет, может быть, все-таки он разумно авторитетен? Может быть, отделим авторитет дутый от авторитета реального?
...Ведущие семинар докторанты постепенно уводят ребят от частных вопросов к темам классовым. Исподволь молодой рабочий ФРГ и Западного Берлина втягивается в политику, но не через голый, крикливый лозунг или бессмысленную драку на улице, а через знакомство с марксистской мыслью. Ребят в школе Пинкаля "вводят" в политику, которая не может быть внеклассовой. Участие рабочих в новом движении - вопрос вопросов возможного успеха. Пока что рабочие Западного Берлина далеко не всегда поддерживают студентов. Отчего так?
...Меня пригласили выступить в Восточноевропейском институте. Созданный в самые душные годы "холодной войны", этот институт и сейчас готовит наших врагов, а отнюдь не объективных ученых. Хороши "объективные" специалисты по "русскому вопросу", которые ничего не слыхали о Паустовском, Симонове, Думбадзе, Айтматове, Твардовском, Бондареве, Гамзатове, Леонове! Хороши же "кремленологи", которые ничего не знают о Дубинине, Александрове, Капице, Тамме, Алиханове! Именно в этом институте, заботливо опекаемом и американской и боннской разведками, особенно сильны позиции ультралевых. Одна девица во время дискуссии сказала мне:
- Единственный путь, который сейчас остался, чтобы ввергнуть рабочих в революцию, - это экспроприировать их, отнять у них дом, машину, заработок.
Девица называет себя "настоящей революционеркой-коммунисткой", она на словах яростно бранит капиталистов, всяческих "бумажных тигров", и особенно зло - "современных ревизионистов", то бишь нас.
Я заметил, что наиболее подготовленная для маоистских теорий почва, как правило, находится в самых грязных антисоветских клоаках. Происходит очевидное смыкание ультраправых с ультралевыми: от теорий "экспроприации рабочего", которые выдаются "кремленологами" за "социалистические", любой здравомыслящий, серьезный рабочий шарахнется, как черт от ладана. И правильно, между прочим, сделает, потому что теории эти никакого отношения к социализму не имеют. А теории эти гуляют по Западному Берлину. Это явно провокаторские теории, и буржуазная пресса всячески их рекламирует, вдалбливая в голову рабочим, что это и есть та программа, с которой к ним идут все студенты.
Встретился в Республиканском клубе с доктором Клаусом Мешкатом, теоретиком и одним из лидеров "умеренных" во Внепарламентской оппозиции. Мы с ним расходимся по многим вопросам, но я вижу, что Мешкат не идет на поводу у демагогов, а ищет свою правду.
- Конечно, нелепо переносить опыт Мао на Европу вообще и на Западный Берлин в частности. Тойфель и его коммуна перестали быть серьезным объектом для социологического изучения, это уже фокусы. В Китае я не был, но мне удалось посетить Албанию. Это угнетающая картина. Запуганные люди, шарахающиеся друг от друга. Мы там чувствовали себя под постоянным надзором даже во сне. Естественно, только слепцы могут закрывать глаза на опыт СССР. Вы были первыми, кто сверг капитализм, вы первыми начали эксперимент, и в вашем опыте много позитивного.
Говорим о той общности позиций, которая нас объединяет.
- Наше общее отношение к ситуации во Вьетнаме, борьба против колониализма, борьба против неонацизма, признание Западом ГДР - без этого трудно строить реальную политику в мире.
Что ж, достаточно широкое поле общности с доктором Мешкатом. Дискутируя проблемы, Мешкат не "машет руками" и не белеет лицом. Он ищет свою правду. Путь к ней может быть долгим, но мне верится, что доктор Мешкат со своей дороги не свернет.
Один из лидеров органа Студенческого самоуправления, АСТА, "коллега" Кадрицки только что окончил университет и приглашен на кафедру социологии ассистентом. Его здесь также считают "серьезным левым".
- Надо понять студенчество, - говорит он мне, - которое задыхается в наших условиях тупой сытости, алчности и эгоизма. Надо понять молодежь, которая видит элементы возрождающегося нацизма. Надо понять студентов, которые великолепно знают историю, когда страну пытаются причесать под одну гребенку, на каждого завести дело в секретной полиции и безнаказанно записать на пленку телефонный разговор с друзьями. Разве не понятно, что все это вызывает гневный протест думающих интеллигентов? Много ошибок? Естественно. Не ошибается лишь тот, кто бездействует. Конечно, насильственная пересадка опыта Мао с его "культурной революцией" может лишь скомпрометировать наше общее дело. Вообще сейчас намечается ось "Пекин - Бонн". Это уже не далекая наметка - Франц Йозеф Штраус спит и видит альянс с Мао против Москвы. Кому в таком случае выгодна идея компрометации идей научного социализма? Нашим реваншистам? Конечно. Но отчего же тогда в этом так помогают нашим "ястребам" маоисты? Или это выгодно пекинским лидерам в такой же мере, как и здешним неофашистам?
Есть среди "новых левых" особая категория схоластов-спорщиков, которые готовы проводить дни и ночи в жарких дискуссиях по поводу далекого будущего и столь же далекого прошлого. Проблемы настоящего волнуют их значительно меньше.
Схоласты из левого студенческого движения великолепно умеют выстраивать "концепцию отрицания". Многие ребята во время споров оперируют "конечными" положениями Маркса и Энгельса, Ленина и Розы Люксембург. Они знают вывод, но они не изучали систему доказательств. А если к марксизму относиться как к заскорузлой догме, как к некоему фармакологическому справочнику готовых рецептов, - тогда незачем кашу варить. Если же относиться к марксизму серьезно, как к философской доктрине, -тогда это кладезь, где можно черпать темы для раздумий: и по поводу сумятицы "настоящего", и о перспективах "будущего", и о "прошлом" - стараясь найти ему точную и объективную оценку.
Каждый раз, когда я заводил разговор с моими собеседниками из Внепарламентской оппозиции о необходимости кооперации молодежного движения с рабочим классом, я наталкивался на однозначный программный ответ, впрочем совершенно бездоказательный.
- Вы неправомерны в своих требованиях по поводу объединения нашего движения с движением пролетариата, - говорил мне аспирант социологического факультета Герман Крас. - Я совершенно согласен с руководителями американской "Ассоциации студентов за демократическое общество", когда они утверждают, что студенчество сейчас - один из ведущих составных элементов пролетариата, подчас авангард пролетариата, поскольку у студентов нет постоянного дохода, нет, как правило, частной собственности, студент лишен политических прав в университетах, и - плюс к тому- во многих странах он вообще лишен права голоса. Чем же мы не пролетарии? Мы также проводим десять, двенадцать, а то и четырнадцать часов за нашим "станком" - партой, столом в лаборатории, библиотеке.
Беседую с адвокатом Хорстом Маллером. Высокий парень, несколько картинный; очень красив, элегантен, великолепный оратор. Сейчас Хорст Маллер защищает в суде "секскоммуну No1", созданную ультралевым Тойфелем. Маллер также один из популярнейших лидеров Внепарламентской оппозиции, но - в отличие от Мешката ее ультралевого крыла.
Он поигрывает ключом от своего автомобиля, раскручивая цепочку на длинном и тонком, чуть сплющенном указательном пальце, и говорит мне:
- Мы кардинально расходимся с нашими американскими коллегами по революционному движению в одном пункте: среди их левой молодежи главная догма"любовь к ближнему". Американские коллеги считают, что в человеке изначально заложено естественное стремление к любви. Капитал, феодалы, рабовладельцы- все они кроваво подавляли естественно заложенное человеческое изначалие - желание любви. "Следовательно, - говорят американские коллеги, - лишь недостаток любви в обществе - причина всех зол современного мира". Поэтому они надевают майки, на которых краской, выпускаемой корпорацией "Дюпон", выведено: "Люби, а не воюй". Где-то, кстати говоря, они идут рядом с проблемой, потому что за океаном сейчас как никогда ощущается всеобщая потребность в любви. Это естественная контрмера против жестокости и духа голой наживы. Но мы, которые знаем, что такое нацизм, - мы считаем, что "путь любви" не принесет мира и разумной справедливости в наш трудный мир. Мы считаем, что любовь индивида, сталкиваясь с концепциями государства, обречена на гибель и деградацию. Государственные институты теперь высоко преуспели в овладении "техникой подавления": помимо слезоточивых газов, резиновых дубинок, а при надобности и пулеметов, танков, бронетранспортеров- у них есть мораль, возведенная в "ранг" уголовного кодекса.
Тысячелетия общественного развития отчуждают в буржуазные кодексы законов абстрактно верные, но по сути своей порочные заповеди. "Не укради" - главное, что вдалбливают в головы детей родители - и рабочий-папа, и мама-интеллигент. Но ведь их-то самих капитал всю жизнь обворовывал. И это беззастенчивое воровство было освящено заповедью; "Возлюби ближнего своего".
Когда мы начинаем в открытую говорить, что мораль добра служит практике зла, на нас немедленно обрушиваются дубинки полиции. Поэтому мы и считаем, что сначала необходимо уничтожить мораль прогнившей буржуазии и разрушить - по камням - Систему, которая существует у нас. Никакой парламентской борьбы, это ерунда! Насилие - вот наш ответ на диктатуру империализма.
- Значит, - спрашиваю я, - только винтовка, только баррикада? Легальные методы борьбы вы исключаете?
- Бесспорно, - отвечает Хорст Маллер. - Легальные методы борьбы сейчас нецелесообразны. В конце концов, человеку отпущено пятьдесят лет здоровой, целенаправленной жизни, и эти годы нужно отдать борьбе. Да, вы правы винтовке и баррикаде.
- Вы предоставляете возможность рабочим участвовать в такой борьбе?
- А меня не интересуют рабочие. Меня интересует процесс. Меня, кстати, не интересуют и студенты, меня интересует лишь материал борьбы. Каждый и умирает в одиночку, и в одиночку живет. Если хотите, лишь звериный индивидуализм единственная гарантия объединения индивидов в мощную, целенаправленную силу. А то, что вы говорите о рабочих... Знаете, я согласен с Маркузе: сейчас уже не страшен жандарм. Нас приучили к боли, мы теперь знаем, что такое удар дубинки. Страшен полицейский, который втиснут в умы и сердца человечества. Наши люди знают, что они обязаны выплатить взнос за свой коттедж, за новый автомобиль с кондиционером, за цветной телевизор. Жизнь рабочего посвящена только этим целям. Капитализм отринул его от классовой борьбы.
- Погодите, - спрашиваю я, - ну, а как же объяснить майские события во Франции, забастовочное движение в Италии, борьбу докеров в Великобритании, классовые схватки в Штатах?
Маллер морщится:
- Это частные проявления процесса.
(Я заметил, что, когда моим собеседникам-схоластам задаешь конкретный вопрос, они отмахиваются от него, отделываются обтекаемой ильфо-петровской формулировкой: "Я сказал это не в интересах правды, а в интересах истины!")
Маллер жадно затянулся.
- Ничего, только погодите... - продолжал он. - Я знаю - вы не верите нам, но пройдет года два-три - и о нас заговорит мир. Мы перевернем здешнее болото всеобщей спячки. В конце концов, нужно лишь начать революцию. Цели выяснятся сами по себе - рано или поздно. Главное - разрушить. Созидание придет как естественное продолжение разрушения. И нет смысла обмахивать лицо надушенным кисейным платочком: я убежден, что революционная политика обязана быть криминальной.
Говорит он убежденно, спокойно, иногда жестко, иногда улыбчиво; лучи солнца, пробиваясь сквозь жалюзи маленького бара, где мы сидим, режут его лицо резкими черно-белыми линиями.
(Спустя три года Маллер будет арестован полицией на конспиративной квартире "РАФ", организации, созданной Ульрикой Майнхоф и Андреасом Бадером, "Роте арме франкцион" - "Красная армия действия". Он будет в рыжем парике, в черных очках, с фальшивым паспортом. Полицейские наденут на него наручники и посадят в тюрьму Маобит. Его будут пытаться и выкрасть из тюрьмы на мини-вертолете, однако спасти его не удастся.)
...Итак, кто же выгадал от создания ультралевой "Красной армии"? Выиграли "наци в белых рубашках". Аксель Шпрингер, в частности, нажил на созданной идеями Маллера "РАФ" огромный политический капитал. "Вот они, эти левые, вот он, их коммунизм! Чего они хотят? Крови они хотят, эти длинноволосые, крови и анархии!.."
И начинают шпрингеровские газеты на все лады передавать историю, как Андреас Бадер поджег магазин во Франкфурте-на-Майне, как он был арестован, а в мае семидесятого года - с перестрелкой, по рецептам гангстерских фильмов, освобожден из западно-берлинской тюрьмы Маобит. С тех пор организация "РАФ", руководимая "практиками революции" Бадером и Ульрикой Майнхоф, вдохновляемая теорией Хор-ста Маллера, занималась тем, что грабила банки и сберкассы в Западном Берлине, похищала документы в Эссене и чистые бланки в государственных учреждениях Франкфурта.
При этом Хорст Маллер утверждает: "Мы, наша "Красная армия действия"-детонатор революционного взрыва".
Этим он оправдывал грабежи, как "зачет в освоении тактики революционной борьбы".
К чему все это привело? Западногерманский обыватель повернулся к Шпрингеру. Он начал смотреть на бульварные, антикоммунистические и антисоветские листки этого неонациста как на труды истинного "защитника прав человека".
(Я читал через три года после встреч с Маллером шпрингеровские газеты, которые рассказывали об операции "Кора", когда более трех тысяч агентов полиции с вертолетами, собаками, мотоциклами и бронетранспортерами, вооруженные автоматическими пулеметами и пистолетами, прочесывали город, арестовывая всех, на кого пало подозрение в принадлежности к "РАФ". И эта организация была разгромлена.
Бадера и Ульрику Майнхоф арестовали по доносу их же друзей. Схема, придуманная Хорстом Маллером в шестьдесят восьмом году, когда мы проводили с ним в баре республиканского клуба долгие вечера в яростных , непримиримых спорах, обернулась трагедией для многих левых студентов на Западе.
Когда человек оправдывает бандитские действия светлым идеалом революции, тогда он становится предателем революции - хочет он того или нет.)
Беседую с лидерами ультралевого СДС. Занятно - они сейчас начали поднимать голос против своего теоретика, профессора Герберта Маркузе. Почему?
Оказывается, выступая в Западном Берлине перед студентами, Маркузе сказал:
- Я знаю Руди Дучке и его друзей из СДС. Они много работали, чтобы соединить теорию, с практикой. Они работали над этим не месяцы, а восемь долгих лет. Так же интенсивно работали "разгневанные студенты" во Франции, но создали ли они своей практикой базу для солидной теории? У меня такого впечатления не создалось.
Когда кто-то из слушателей спросил Маркузе, не перешагнули ли западноберлинские студенты в своих акциях установленные философом теоретические и тактические рамки, он, подумав, ответил:
- Возможно, и перешагнули. Студенты выступают очень резко, ибо они потеряли надежду. Безнадежность может быть мотором эффективных политических акций. Негры в американских гетто сжигают свои собственные дома. Это не революционная акция, это выражение безнадежности...
А когда в конце встречи его спросили, чего же следует ожидать в будущем, Маркузе с горечью ответил:
- В настоящее время нельзя ожидать ничего иного, кроме больших манифестаций.
Он сказал об этом студентам, которые ищут выхода из тупика - морального, политического, экономического.
1 2 3
Хейнц, девятнадцатилетний парень, жарко говорил:
- Мне не нравятся догматы, пропитавшие наши семьи: послушание, сентиментальная воспитанность, кротость. "Скажи дяде спасибо" - эта ужасная фраза скрывает в подоплеке трусость родителей: богатый дядюшка, если его не поблагодарить, впредь не принесет подарков юному отпрыску. Ребенка следует воспитывать искренним, а не приспособленцем...
- Вообще родители в наш век не могут быть авторитетами, - вторит ему другой парень. Мартин Лаудар чуть улыбается.
- Когда отец запрещает ребенку переходить дорогу на красный свет, может быть, все-таки он разумно авторитетен? Может быть, отделим авторитет дутый от авторитета реального?
...Ведущие семинар докторанты постепенно уводят ребят от частных вопросов к темам классовым. Исподволь молодой рабочий ФРГ и Западного Берлина втягивается в политику, но не через голый, крикливый лозунг или бессмысленную драку на улице, а через знакомство с марксистской мыслью. Ребят в школе Пинкаля "вводят" в политику, которая не может быть внеклассовой. Участие рабочих в новом движении - вопрос вопросов возможного успеха. Пока что рабочие Западного Берлина далеко не всегда поддерживают студентов. Отчего так?
...Меня пригласили выступить в Восточноевропейском институте. Созданный в самые душные годы "холодной войны", этот институт и сейчас готовит наших врагов, а отнюдь не объективных ученых. Хороши "объективные" специалисты по "русскому вопросу", которые ничего не слыхали о Паустовском, Симонове, Думбадзе, Айтматове, Твардовском, Бондареве, Гамзатове, Леонове! Хороши же "кремленологи", которые ничего не знают о Дубинине, Александрове, Капице, Тамме, Алиханове! Именно в этом институте, заботливо опекаемом и американской и боннской разведками, особенно сильны позиции ультралевых. Одна девица во время дискуссии сказала мне:
- Единственный путь, который сейчас остался, чтобы ввергнуть рабочих в революцию, - это экспроприировать их, отнять у них дом, машину, заработок.
Девица называет себя "настоящей революционеркой-коммунисткой", она на словах яростно бранит капиталистов, всяческих "бумажных тигров", и особенно зло - "современных ревизионистов", то бишь нас.
Я заметил, что наиболее подготовленная для маоистских теорий почва, как правило, находится в самых грязных антисоветских клоаках. Происходит очевидное смыкание ультраправых с ультралевыми: от теорий "экспроприации рабочего", которые выдаются "кремленологами" за "социалистические", любой здравомыслящий, серьезный рабочий шарахнется, как черт от ладана. И правильно, между прочим, сделает, потому что теории эти никакого отношения к социализму не имеют. А теории эти гуляют по Западному Берлину. Это явно провокаторские теории, и буржуазная пресса всячески их рекламирует, вдалбливая в голову рабочим, что это и есть та программа, с которой к ним идут все студенты.
Встретился в Республиканском клубе с доктором Клаусом Мешкатом, теоретиком и одним из лидеров "умеренных" во Внепарламентской оппозиции. Мы с ним расходимся по многим вопросам, но я вижу, что Мешкат не идет на поводу у демагогов, а ищет свою правду.
- Конечно, нелепо переносить опыт Мао на Европу вообще и на Западный Берлин в частности. Тойфель и его коммуна перестали быть серьезным объектом для социологического изучения, это уже фокусы. В Китае я не был, но мне удалось посетить Албанию. Это угнетающая картина. Запуганные люди, шарахающиеся друг от друга. Мы там чувствовали себя под постоянным надзором даже во сне. Естественно, только слепцы могут закрывать глаза на опыт СССР. Вы были первыми, кто сверг капитализм, вы первыми начали эксперимент, и в вашем опыте много позитивного.
Говорим о той общности позиций, которая нас объединяет.
- Наше общее отношение к ситуации во Вьетнаме, борьба против колониализма, борьба против неонацизма, признание Западом ГДР - без этого трудно строить реальную политику в мире.
Что ж, достаточно широкое поле общности с доктором Мешкатом. Дискутируя проблемы, Мешкат не "машет руками" и не белеет лицом. Он ищет свою правду. Путь к ней может быть долгим, но мне верится, что доктор Мешкат со своей дороги не свернет.
Один из лидеров органа Студенческого самоуправления, АСТА, "коллега" Кадрицки только что окончил университет и приглашен на кафедру социологии ассистентом. Его здесь также считают "серьезным левым".
- Надо понять студенчество, - говорит он мне, - которое задыхается в наших условиях тупой сытости, алчности и эгоизма. Надо понять молодежь, которая видит элементы возрождающегося нацизма. Надо понять студентов, которые великолепно знают историю, когда страну пытаются причесать под одну гребенку, на каждого завести дело в секретной полиции и безнаказанно записать на пленку телефонный разговор с друзьями. Разве не понятно, что все это вызывает гневный протест думающих интеллигентов? Много ошибок? Естественно. Не ошибается лишь тот, кто бездействует. Конечно, насильственная пересадка опыта Мао с его "культурной революцией" может лишь скомпрометировать наше общее дело. Вообще сейчас намечается ось "Пекин - Бонн". Это уже не далекая наметка - Франц Йозеф Штраус спит и видит альянс с Мао против Москвы. Кому в таком случае выгодна идея компрометации идей научного социализма? Нашим реваншистам? Конечно. Но отчего же тогда в этом так помогают нашим "ястребам" маоисты? Или это выгодно пекинским лидерам в такой же мере, как и здешним неофашистам?
Есть среди "новых левых" особая категория схоластов-спорщиков, которые готовы проводить дни и ночи в жарких дискуссиях по поводу далекого будущего и столь же далекого прошлого. Проблемы настоящего волнуют их значительно меньше.
Схоласты из левого студенческого движения великолепно умеют выстраивать "концепцию отрицания". Многие ребята во время споров оперируют "конечными" положениями Маркса и Энгельса, Ленина и Розы Люксембург. Они знают вывод, но они не изучали систему доказательств. А если к марксизму относиться как к заскорузлой догме, как к некоему фармакологическому справочнику готовых рецептов, - тогда незачем кашу варить. Если же относиться к марксизму серьезно, как к философской доктрине, -тогда это кладезь, где можно черпать темы для раздумий: и по поводу сумятицы "настоящего", и о перспективах "будущего", и о "прошлом" - стараясь найти ему точную и объективную оценку.
Каждый раз, когда я заводил разговор с моими собеседниками из Внепарламентской оппозиции о необходимости кооперации молодежного движения с рабочим классом, я наталкивался на однозначный программный ответ, впрочем совершенно бездоказательный.
- Вы неправомерны в своих требованиях по поводу объединения нашего движения с движением пролетариата, - говорил мне аспирант социологического факультета Герман Крас. - Я совершенно согласен с руководителями американской "Ассоциации студентов за демократическое общество", когда они утверждают, что студенчество сейчас - один из ведущих составных элементов пролетариата, подчас авангард пролетариата, поскольку у студентов нет постоянного дохода, нет, как правило, частной собственности, студент лишен политических прав в университетах, и - плюс к тому- во многих странах он вообще лишен права голоса. Чем же мы не пролетарии? Мы также проводим десять, двенадцать, а то и четырнадцать часов за нашим "станком" - партой, столом в лаборатории, библиотеке.
Беседую с адвокатом Хорстом Маллером. Высокий парень, несколько картинный; очень красив, элегантен, великолепный оратор. Сейчас Хорст Маллер защищает в суде "секскоммуну No1", созданную ультралевым Тойфелем. Маллер также один из популярнейших лидеров Внепарламентской оппозиции, но - в отличие от Мешката ее ультралевого крыла.
Он поигрывает ключом от своего автомобиля, раскручивая цепочку на длинном и тонком, чуть сплющенном указательном пальце, и говорит мне:
- Мы кардинально расходимся с нашими американскими коллегами по революционному движению в одном пункте: среди их левой молодежи главная догма"любовь к ближнему". Американские коллеги считают, что в человеке изначально заложено естественное стремление к любви. Капитал, феодалы, рабовладельцы- все они кроваво подавляли естественно заложенное человеческое изначалие - желание любви. "Следовательно, - говорят американские коллеги, - лишь недостаток любви в обществе - причина всех зол современного мира". Поэтому они надевают майки, на которых краской, выпускаемой корпорацией "Дюпон", выведено: "Люби, а не воюй". Где-то, кстати говоря, они идут рядом с проблемой, потому что за океаном сейчас как никогда ощущается всеобщая потребность в любви. Это естественная контрмера против жестокости и духа голой наживы. Но мы, которые знаем, что такое нацизм, - мы считаем, что "путь любви" не принесет мира и разумной справедливости в наш трудный мир. Мы считаем, что любовь индивида, сталкиваясь с концепциями государства, обречена на гибель и деградацию. Государственные институты теперь высоко преуспели в овладении "техникой подавления": помимо слезоточивых газов, резиновых дубинок, а при надобности и пулеметов, танков, бронетранспортеров- у них есть мораль, возведенная в "ранг" уголовного кодекса.
Тысячелетия общественного развития отчуждают в буржуазные кодексы законов абстрактно верные, но по сути своей порочные заповеди. "Не укради" - главное, что вдалбливают в головы детей родители - и рабочий-папа, и мама-интеллигент. Но ведь их-то самих капитал всю жизнь обворовывал. И это беззастенчивое воровство было освящено заповедью; "Возлюби ближнего своего".
Когда мы начинаем в открытую говорить, что мораль добра служит практике зла, на нас немедленно обрушиваются дубинки полиции. Поэтому мы и считаем, что сначала необходимо уничтожить мораль прогнившей буржуазии и разрушить - по камням - Систему, которая существует у нас. Никакой парламентской борьбы, это ерунда! Насилие - вот наш ответ на диктатуру империализма.
- Значит, - спрашиваю я, - только винтовка, только баррикада? Легальные методы борьбы вы исключаете?
- Бесспорно, - отвечает Хорст Маллер. - Легальные методы борьбы сейчас нецелесообразны. В конце концов, человеку отпущено пятьдесят лет здоровой, целенаправленной жизни, и эти годы нужно отдать борьбе. Да, вы правы винтовке и баррикаде.
- Вы предоставляете возможность рабочим участвовать в такой борьбе?
- А меня не интересуют рабочие. Меня интересует процесс. Меня, кстати, не интересуют и студенты, меня интересует лишь материал борьбы. Каждый и умирает в одиночку, и в одиночку живет. Если хотите, лишь звериный индивидуализм единственная гарантия объединения индивидов в мощную, целенаправленную силу. А то, что вы говорите о рабочих... Знаете, я согласен с Маркузе: сейчас уже не страшен жандарм. Нас приучили к боли, мы теперь знаем, что такое удар дубинки. Страшен полицейский, который втиснут в умы и сердца человечества. Наши люди знают, что они обязаны выплатить взнос за свой коттедж, за новый автомобиль с кондиционером, за цветной телевизор. Жизнь рабочего посвящена только этим целям. Капитализм отринул его от классовой борьбы.
- Погодите, - спрашиваю я, - ну, а как же объяснить майские события во Франции, забастовочное движение в Италии, борьбу докеров в Великобритании, классовые схватки в Штатах?
Маллер морщится:
- Это частные проявления процесса.
(Я заметил, что, когда моим собеседникам-схоластам задаешь конкретный вопрос, они отмахиваются от него, отделываются обтекаемой ильфо-петровской формулировкой: "Я сказал это не в интересах правды, а в интересах истины!")
Маллер жадно затянулся.
- Ничего, только погодите... - продолжал он. - Я знаю - вы не верите нам, но пройдет года два-три - и о нас заговорит мир. Мы перевернем здешнее болото всеобщей спячки. В конце концов, нужно лишь начать революцию. Цели выяснятся сами по себе - рано или поздно. Главное - разрушить. Созидание придет как естественное продолжение разрушения. И нет смысла обмахивать лицо надушенным кисейным платочком: я убежден, что революционная политика обязана быть криминальной.
Говорит он убежденно, спокойно, иногда жестко, иногда улыбчиво; лучи солнца, пробиваясь сквозь жалюзи маленького бара, где мы сидим, режут его лицо резкими черно-белыми линиями.
(Спустя три года Маллер будет арестован полицией на конспиративной квартире "РАФ", организации, созданной Ульрикой Майнхоф и Андреасом Бадером, "Роте арме франкцион" - "Красная армия действия". Он будет в рыжем парике, в черных очках, с фальшивым паспортом. Полицейские наденут на него наручники и посадят в тюрьму Маобит. Его будут пытаться и выкрасть из тюрьмы на мини-вертолете, однако спасти его не удастся.)
...Итак, кто же выгадал от создания ультралевой "Красной армии"? Выиграли "наци в белых рубашках". Аксель Шпрингер, в частности, нажил на созданной идеями Маллера "РАФ" огромный политический капитал. "Вот они, эти левые, вот он, их коммунизм! Чего они хотят? Крови они хотят, эти длинноволосые, крови и анархии!.."
И начинают шпрингеровские газеты на все лады передавать историю, как Андреас Бадер поджег магазин во Франкфурте-на-Майне, как он был арестован, а в мае семидесятого года - с перестрелкой, по рецептам гангстерских фильмов, освобожден из западно-берлинской тюрьмы Маобит. С тех пор организация "РАФ", руководимая "практиками революции" Бадером и Ульрикой Майнхоф, вдохновляемая теорией Хор-ста Маллера, занималась тем, что грабила банки и сберкассы в Западном Берлине, похищала документы в Эссене и чистые бланки в государственных учреждениях Франкфурта.
При этом Хорст Маллер утверждает: "Мы, наша "Красная армия действия"-детонатор революционного взрыва".
Этим он оправдывал грабежи, как "зачет в освоении тактики революционной борьбы".
К чему все это привело? Западногерманский обыватель повернулся к Шпрингеру. Он начал смотреть на бульварные, антикоммунистические и антисоветские листки этого неонациста как на труды истинного "защитника прав человека".
(Я читал через три года после встреч с Маллером шпрингеровские газеты, которые рассказывали об операции "Кора", когда более трех тысяч агентов полиции с вертолетами, собаками, мотоциклами и бронетранспортерами, вооруженные автоматическими пулеметами и пистолетами, прочесывали город, арестовывая всех, на кого пало подозрение в принадлежности к "РАФ". И эта организация была разгромлена.
Бадера и Ульрику Майнхоф арестовали по доносу их же друзей. Схема, придуманная Хорстом Маллером в шестьдесят восьмом году, когда мы проводили с ним в баре республиканского клуба долгие вечера в яростных , непримиримых спорах, обернулась трагедией для многих левых студентов на Западе.
Когда человек оправдывает бандитские действия светлым идеалом революции, тогда он становится предателем революции - хочет он того или нет.)
Беседую с лидерами ультралевого СДС. Занятно - они сейчас начали поднимать голос против своего теоретика, профессора Герберта Маркузе. Почему?
Оказывается, выступая в Западном Берлине перед студентами, Маркузе сказал:
- Я знаю Руди Дучке и его друзей из СДС. Они много работали, чтобы соединить теорию, с практикой. Они работали над этим не месяцы, а восемь долгих лет. Так же интенсивно работали "разгневанные студенты" во Франции, но создали ли они своей практикой базу для солидной теории? У меня такого впечатления не создалось.
Когда кто-то из слушателей спросил Маркузе, не перешагнули ли западноберлинские студенты в своих акциях установленные философом теоретические и тактические рамки, он, подумав, ответил:
- Возможно, и перешагнули. Студенты выступают очень резко, ибо они потеряли надежду. Безнадежность может быть мотором эффективных политических акций. Негры в американских гетто сжигают свои собственные дома. Это не революционная акция, это выражение безнадежности...
А когда в конце встречи его спросили, чего же следует ожидать в будущем, Маркузе с горечью ответил:
- В настоящее время нельзя ожидать ничего иного, кроме больших манифестаций.
Он сказал об этом студентам, которые ищут выхода из тупика - морального, политического, экономического.
1 2 3