Leo's Library
«Владимир Свержин. Марш обреченных»: Центрполиграф; M.; 1999
ISBN 5-227-00112-X, 5-227-00272-X
Аннотация
Смерть генерала разведки не могла быть случайной — это хорошо понимают спецназовцы и начинают собственную «разборку» с жестоким противником. Беспощадные схватки, бешенные погони и хитроумные сплетения грязной политики приводят героев в отель на Лазурном берегу, где предстоит неизбежная и кровавая развязка. Ведь в заложниках у международных концернов, торгующих оружием, осталась любимая девушка майора спецназа…
Владимир Свержин
Марш обреченных
«Правда, по большей части, бывает такова, что лучше бы её не знать».
Аллен Даллес. Первый директор ЦРУ
Пролог
— Да выключи ты эту тарахтелку! — это сказал я — Александр Лукин. Или, если хотите, Александр Васильевич Лукин, судя по документам, все ещё майор спецназа ГРУ.
— Ищи дурака! — голосом скверного мальчишки, которому наивный Буратино пытался всучить свой колпачок, отвечал мой собеседник: — А кроме того, это не тарахтелка, как вы изволили выразиться, а совсем даже наоборот — чудо зарубежной техники: видеомагнитофон «Панасоник-сан». Роскошь в нашей стране доступная далеко не всем.
Детинушку, глядевшего на меня наглыми серыми глазами звали Валерий Пластун. И несмотря на то, что эмблема на его застиранной футболке призывала молодежь под стены Стенфордского университета, он был столь же мало похож на студента, сколь и на майора спецназа ФСБ, которым все ещё являлся, опять-таки, судя по документам. Действительно, глядя на поросшую недельной щетиной ехидно ухмыляющуюся рожу моего второго номера, крайне тяжело установить связь между ним и столь почтенной организацией как Федеральная Служба Безопасности. Больше всего он пожалуй походил на предводителя банды рэкетиров из какого-нибудь нынешнего рашен экшен синема. Когда он вот так вот в легенькой футболочке прогуливается по вечерним улицам столицы, наглядно демонстрируя прохожим, чем бицепс отличается от трицепса и всю прочую, должную быть в наличии мускулатуру, постовые милиционеры отворачиваются стыдливо, словно красные девицы, а розничные торговцы подсчитывают в уме процент выручки, подлежащей немедленной отдаче.
Конечно, по объему мышцы до какого-то там «Мистера Вселенная» он не дотягивает, но доведись бы им встретиться на узкой тропе тайной войны, в хождении по которым мы специализируемся, лежал бы этот вандамистый мистер без головы раньше, чем успел произнести коронную фразу о надирании задницы. И это не пустая похвала. За те десять, почти одиннадцать лет, которые мы работаем вместе, мне частенько доводилось видеть его в деле.
Так вот, этот незаурядный человек, развалившись на моем диване, царственным жестом воздел вверх руку, сжимающую дистанционку и включил покадровый режим. На экране человек, облаченный в лесной расцветки камуфляж и маску по моде, заимствованной у грабителей банков, медленно-медленно перелетел через полутораметровый каменный забор, также медленно откатился в сторону и открыл огонь из автомата в сторону «вероятного противника».
— Валера, я прошу тебя, выключи! Надоело! Сколько можно!
— Столько, сколько нужно! — размеренно-рекламным голосом отвечал мой друг не отрывая взгляда от экрана. — Не будь занудой. Посмотри, как ты тут хорош. Никакого ж Рэмбо не надо.
К стрелку на экране присоединились ещё два, но на всех противников патронов видимо не хватило и дело дошло до рукопашной. Вскочив на ноги, троица принялась с энтузиазмом исполнять воинские пляски ровным слоем раскладывая противника, снаряженного для удобства съемок в серо-белые одеяния а ля ОМОН, направо и налево.
Судя по глумливой ухмылке на лице майора Пластуна, увиденное явно забавляло его. Я пожал плечами и пошел на кухню ставить чайник.
Чайник был хороший, как выражался Валера, «вражеский». Кипел за три минуты. Впрочем, это самое «вражеское» безраздельно господствовало на кухне, позволяя человеку вот уже шесть лет вновь по праву носящему титул холостяка, не сдохнуть и не искать сомнительного утешения разбушевавшихся желудочных страстей в коварных услугах общепита.
Бульканье и последовавший за ним щелчок свидетельствовали о том, что кипяток готов к высокому таинству заваривания чая. Чтобы там ни говорили, но использование в этих целях одноразовых пакетиков — «утопленников» — это первобытная дикость и профанация процесса.
— Тебе какой? — крикнул я в комнату, где все ещё продолжались перипетии шоу для настоящих мужчин.
— Дилмах. «Эрл Грей» — четко, по-военному отрапортовал мой друг. — Если конечно, со вчера что-то осталось, — немного подумав, добавил он.
Слава Богу, кое-что ещё осталось. Вчера вечером, точнее уже ночью, Валерка безо всякого предупреждения, что, впрочем, было у него в норме, завалился ко мне, одолеваемый неудержимой мировой скорбью. Всю ночь, почти до самого утра мы сидели на кухне и по лучшей московской традиции гоняли чаи, ругали правительство и пускали в потолок кольца табачного дыма.
Радоваться действительно было нечему. Судьба нашего внеструктурного спецподразделения была предрешена. Мы подлежали расформированию. В общем-то, нас уже давно расформировали, да вот беда: пока судили-рядили, пока решали и гадали, куда десятки офицеров — спецов экстра-класса, по всему тому, что зовется тайной войной, девать, заболел президент. А по указу, подписанному некогда покойным Юрием Владимировичем Андроповым, контора наша подчиняется только главе государства лично, и ни кому другому. Но как бы то ни было, главы государств либо умирают, либо выздоравливают. В данном случае, скорее второе. А значит, ничего это в корне не меняет. Так, неделя-другая расслабухи и разгонят нас кого куда. А кого и никуда. За борт. На гражданку.
Поэтому майор Валерий Пластун, отправив домой в Краснодарский край жену и дочь, ввалился ко мне среди ночи, желая в трехсотый раз поведать мне, какие там все суки на верху сидят! Как будто я этого не знал!
Между тем, драка на цветном экране кончилась и один из активных участников, продолжая, подобно мистеру Х, оставаться в маске, предстал перед бойким коренастым корреспондентом с микрофоном наперевес. Сам того не подозревая, этот «цепной пес демократии» был самым сложным и нежелательным препятствием на всем полигоне.
— Саня! — позвал меня развалившийся на диване в позе обкормленного тигра майор ФСБ — Сань! Иди скорее сюда! Сейчас ты умничать будешь!
— Лучше пепельницу убери! Чашки поставить некуда — парировал я поток остроумия своего друга, уводя его в другую сторону. — Острослов!
— Расскажите, пожалуйста, когда и для чего было создано ваше спецподразделение? — вещал журналист, заворожено глядя на крутого парня в маске.
— В начале восьмидесятых годов, в рамках соглашения с Интерполом, для борьбы с международным терроризмом.
— Вам приходилось принимать участие в подобных акциях? — с замиранием в голосе вопрошал труженик микрофона, внутренне готовя место на своих кудрях для лавров охотника за эксклюзивом.
— Мы были задействованы в ряде операций, — уклончиво ответил замаскированный.
— А нельзя ли более подробно…
— Нет.
Корреспондент недобро посмотрел на свою жертву. На экране этого было не видно, но я помнил его голодный взгляд.
— Хорошо, я понимаю, военная тайна. Тогда ответьте, пожалуйста. Существует множество различных спецподразделений. У нас, скажем, ОМОН, различные спецназы, за рубежом — антитеррористические команды типа «Дельты», SAS, «Кобры» — демонстрируя осведомленность, продолжал он. — в чем специфика именно вашей части?
— В том, что они есть, а нас как бы уже нет, — дискутируя с экраном, мрачно заметил Пластун.
— Каждое спецподразделение формировалось для выполнения свойственных ему задач. Глупо посылать ОМОН освобождать захваченный самолет с заложниками. Не менее глупо было бросать нас на захват Белого дома.
— Высказался! — хмыкнул Валера. — Нашел кому!
А экранный я продолжал голосом заботливого воспитателя школы для умственно обделенных:
— Здесь действует принцип ступенчатости. В зависимости от сложности и вида задач, их должны решать специалисты высокого уровня именно в этой области. Здесь, пожалуй, как в медицине.
— И на какой из этих ступеней находитесь вы?
— На высокой, очень высокой…
— Ну, дальше не интересно — мой друг нажал кнопку на пульте, выключая звук.
— Слушай, Сань, вот ты, человек с двумя верхними образованьями, ответь мне, как военный и как историк, какого рожна в поте лица создавать секретные службы, а потом сдавать их вот таким вот ретивым борзописцам ни за хрен собачий?
— Он не борзописец, — отпивая чай, медленно произнес я. — Он борзосъемщик. Но это не важно. Искать же логику в действиях, исходящих оттуда… — Мой палец устремился к потолку — …есть действие похвальное, но бесполезное. Ибо любой, явленный нашим взорам результат есть сумма разнонаправленных, зачастую взаимоисключающих действий. А потому, как обычно получается, создают одни, а сдают другие. И вообще, как говаривал некогда наш замполит курса, «такова основополагающая структура момента». Меня больше интересует другое: каким образом вообще кому-то из пишущей братии стало известно о нашем существовании?
— Вопрос, конечно, интересный, — протянул Пластун, имитируя манеру речи популярного в недавнем прошлом политического лидера. — Давайте говорить серьезно, по деловому. Это называется утечка информации.
— Спасибо, подсказал! — вяло усмехнулся я. Я то все никак не мог понять, что же это такое?
— А чего тут удивляться? Вон Кирпичников интервью газете дает. Шебаршин — тот вообще книги пишет. Гласность, знаете ли.
Похоже, сегодня Валера был не настроен на серьезный разговор. Ему было тоскливо и явно хотелось чего-то большого и светлого. То ли мордобоя, то ли селедки с хреном. Вопрос же, действительно, был крайне серьезный. Деятельность, да и само существование нашей конторы было покрыто таким густым туманом секретности, что пробиться сквозь него можно было только имея очень хороший маяк. Кто из людей сведущих мог стать таким «светилом»?
Видя мою задумчивость, Пластун пожал плечами и, сняв со стены гитару, забренчал:
Ехал чижик на лодочке
В адмиральском чине.
Не выпить ли водочки
По этой причине?
— Сань, а Сань… — вяло окликнул он меня после блестящего исполнения незатейливого куплета. — Не делай такое лицо. Не то я могу подумать, что тебе в голову пришла мысль. Какая, в общем-то, теперь разница, кто нас сдал? Это большой политик и как сказал один умный мужик, то, что происходит, есть непреднамеренный результат преднамеренных действий великих людей.
— Что, так и сказал? — Я поднял глаза на своего друга. Когда у него отпадала охота корчить из себя этакого простодушного рубаху-парня, становилось заметно, что проведенные им в МГУ годы прошли отнюдь не только в спортзале.
— Так и сказал. Все это деяния давно минувших дней. Нас расформировывают. И сие — горький факт. Мировой терроризм, о котором ты так пламенно распинался, очевидно, задавлен в собственном логове. Где там у него нынче логово?
— Валера, не ерничай! Без того тошно.
— А я не ерничаю. Я стараюсь при плохой игре иметь хорошую мину. Желательно — не одну. И вам, любезнейший Александр Васильевич, того же желаю. Чем вот вы, милостивый государь, собираетесь занять остаток своей жизни, свободный о служения Отечеству?
Я пожал плечами. Перспектив было довольно много. Можно было, скажем, пойти на работу в Службу Внешней Разведки, можно было вообще плюнуть на все и принять батальон спецназа, но было во всех этих решениях что-то такое, что заставляло медлить с окончательным ответом. Был ещё вариант попробовать зацепиться за что-нибудь в мирной жизни. Впрочем, и этот вариант был не менее туманен, чем другие.
— Для начала вернусь в Питер. Родных уже Бог весть сколько не видел.
Телефон, видимо, утомленный нашей светской болтовней, возмущенно зазвонил, словно подводя итог нашему кухонному брифингу.
Пластун ленивым жестом поднял трубку и поднес её к уху.
— Алле… Вас внимательно слушают.
Лицо его моментально посерьезнело.
— Да. Дома. Сейчас! — он прикрыл ладонью микрофон. — Славка Бирюков звонит. В контору вызывают.
Я взял трубку. Капитан Вячеслав Бирюков был аналитиком нашей группы и большую часть времени проводил, что называется «в стенах». Поэтому его часто использовали, когда нас нужно было срочно вызвать на ковер. Судя по тону, вызов был отнюдь не праздным. Впрочем, с праздными вызовами здесь тяжко. Не те люди.
— Саша, — поздоровавшись, начал Слава, — хорошо, что ты дома. Приезжайте. Дядя серьезно болен. Да, вот ещё что. Он просил по дороге купить ему свежую прессу.
— Мне одному приезжать, или…
— Или.
— Ладно, сейчас будем.
Я положил трубку. Произошло ЧП. Настолько крупное, что о нем уже пропечатано в газетах. При этом ЧП, относящееся непосредственно к нам. От раздумий о прелестях мирной жизни не осталось и следа. Я вновь почувствовал то возбуждение, которое возникало каждый раз перед столкновением с опасностью. «Это будет славная охота. Хотя для многих она станет последней», — крутились у меня в голове слова старого волка Акелы.
— Что произошло? — спросил меня Валера, едва я закончил переговоры. В нем уже и следа не осталось от разбойного атамана. Майор Валерий Пластун был готов к работе.
— Приедем — узнаем. Велено по дороге купить газеты.
— Даже так? Опять наши что-то прошляпили? Ладно. Я пошел заводить таратайку, а ты обзаботься прессой.
Лифт не работал. Впрочем, это было не важно. На спор я развлекался, обгоняя лифт, спускающийся с двенадцатого этажа. Добежать до газетного киоска — ещё две минуты. «Пожалуйста, вот эту, эту и вот эту. Спасибо».
Киоскерша ласковым взглядом проводила мужчину, купившего у неё аж три газеты и пожелала мне приходить еще. «Да, да. Несомненно», — Как-то невпопад кивнул я, разворачивая на ходу остро пахнущие типографской краской листы.
Красный «BMW-520» притормозил у самой бровки тротуара. Валера распахнул дверь.
— Ну, что пишут?
— На вот, посмотри. — Я протянул ему «Красную Звезду» и медленно опустился на сидение. Фотография пожилого мужчины со звездой Героя Советского Союза и несколькими рядами орденских планок на груди, обведенная черной траурной рамкой объясняла все. Помещенный рядом с ней текст как всегда с официальной безликостью сообщил, что «На 74 году жизни скоропостижно скончался генерал-майор в отставке Рыбаков Николай Михайлович. Друзья, родные и коллеги…»
Майор Пластун выжал железку до пола. Мотор взревел, и «BMW», не обращая внимания на испуганно мигнувший красный глаз светофора, рванул с места куда-то в сторону Садового Кольца.
Глава 1
Сегодня, пожалуй, нет никакой возможности установить, отчего этот переулок в самом центре Москвы получил негласное название «Фарисеевский» — судя по табличкам, вносившим свой вклад в украшение фасадов его домов, фамилию он имел совсем другую. Однако в обиходной речи сотрудников учреждения, занимавшего старый особняк с садом в самом конце переулка, недалеко от набережной, этот тихий участок вечно шумной столицы назывался именно так. Вероятно, название переулка было унаследовано новыми хозяевами здания вместе со всеми апартаментами и тенистым садом, который, несмотря на перипетии судьбы, сохранивший до сих пор изрядную долю былого великолепия.
Лет пятнадцать тому назад на высокой каменной ограде, с середины тридцатых скрывавшей особняк от нескромных взглядов досужих прохожих, возле таблички угрожающего содержания, утверждавшей, что находящийся за забором дом является памятником архитектуры середины девятнадцатого века, а потому во всю мочь охраняется государством, появилась ещё одна, гораздо более нейтрального содержания. Хотя, если говорить совсем уж точно, табличка была не одна. Ее было половина. «Межрегиональный центр усовершенствования…» — гласила надпись на ней. Как и глиняные таблички, извлекаемые археологами из древнеегипетских руин, эта имела в основном чисто культурную ценность. Понять, об усовершенствовании чего идет речь, было абсолютно невозможно. Ибо нижняя часть текста была утеряна безвозвратно.
Впрочем, старожилы, с большим трудом припоминавшие момент очередной смены хозяев барской усадьбы, иногда выдвигали версию о том, что полностью названия никогда и не было. При всей кажущейся нелепости этого предположения, они оказались правы. Странная контора, обитавшая за высоким каменным забором, носила именно такое странное название. Однако, доведись кому-то из непосвященных проникнуть за те семь замков и семь печатей, которые лежали на деятельности этого самого Центра, он бы имел полную возможность убедиться, что название — это лишь шутка, детская шалость в сравнении с той напряженнейшей работой, которая велась за безликими стенами.
1 2 3