КАРТИНА В ТАЙНИКЕ
ЯКУБОВСКИЙ
Роман Панасович не поверил своим глазам: в павильоне на площади к
пиву продавали раков, красных вареных раков. И не было очереди.
Буфетчица приветливо улыбалась посетителям и, очевидно, говорила им
что-то приятное, потому что они тоже улыбались в ответ; это было правда
удивительно - пиво, раки и улыбки. Роман Панасович долго стоял, колеблясь:
может ли он вот так, как другие, выпить кружку пива и полакомиться раками?
Искушение было велико, и, наконец, он отважился. Буфетчица налила ему
полную кружку. Роман Панасович отхлебнул прозрачного, остро-горького пива
и с наслаждением ощутил, что оно и в самом деле свежее и крепкое, вздохнул
и разломил рака: в конце концов, и следователь, хоть он и из столицы
республики, тоже человек и может позволить себе выпить пива во время
командировки.
Роман Панасович ел раков, а взгляд его блуждал далеко от павильона.
На глаза ему попались руины крепости. Строили ее, должно быть, навечно, но
беспощадные годы сделали свое: от нее остались камни, поросшие травой.
Сразу же за руинами начинался сквер, где буйно цвела таволга. Слева
площадь обступили дома - может быть, еще времен средневековья - с узкими
окнами и массивными воротами. Они прижались друг к другу, мрачные серые
гиганты со стрельчатыми черепичными крышами. За ними высились современные
многоэтажные здания. А еще дальше тянулись частные усадьбы. В одной из них
и произошло событие, ради которого Козюренко приехал сюда. При мысли об
этом Роман Панасович заторопился. Быстро доел раков и, не допив пива,
вышел на улицу.
Шел и думал, сумеет ли распутать клубок. А может, и нет клубка,
потянешь за ниточку - и все объяснится?.. Такое случалось, изредка, но
случалось. Взглянул на часы и замедлил шаг - у него было еще десять минут,
а до районного отделения милиции два квартала.
Еще вчера в это время он сидел в своем кабинете в Киеве, а вечером
уже выходил из самолета во Львове. От Львова до этого городка всего
полчаса езды - двадцать пять километров асфальтированного шоссе.
Если бы одиночные прохожие, которые встречались Роману Панасовичу,
знали, что этот немолодой, лысеющий мужчина - известный криминалист, они
немало бы удивились. Что делать ему в тихом Желехове? Правда, позавчера
городок всколыхнуло известие об убийстве на Корчеватской улице. Но чтобы
ради этого приезжал следователь из столицы! Ведь убили всего-навсего
начальника цеха по переработке овощей районной заготконторы. Видно, не
поделили что-то между собой заготконторовцы, поссорились и порешили его...
И все же Роман Панасович Козюренко приехал в Желехов, чтобы
расследовать обстоятельства именно этого убийства.
Вчера утром его вызвал заместитель прокурора республики.
- На Львовщине убит человек, - сказал он, - и дело это, очевидно,
связано с ограблением фашистами в годы войны городской картинной
галереи... Вам ехать - дело это очень серьезное!
Из оперативного донесения Роман Панасович узнал, что во время обыска
в доме убитого работники местной прокуратуры и милиции нашли хорошо
замаскированный тайник, из которого извлекли три картины. Директор
областной картинной галереи сразу узнал в них произведения Сезанна,
Ван-Гога и Ренуара, исчезнувшие при таинственных обстоятельствах во время
войны и вот уже свыше четверти века разыскиваемые.
Незадолго до своего бегства из Львова гитлеровские грабители решили
вывезти из городской галереи ценнейшие произведения искусства, в частности
картины из коллекции Эрмитажа, экспонировавшиеся тут перед самым началом
войны. Однажды к галерее подъехала крытая машина, в которую погрузили
ящики с полотнами всемирно известных мастеров. Обоз с награбленными
ценностями двинулся из города на рассвете - гитлеровцы рассчитывали до
вечера миновать опасную зону, где действовали партизаны. Но все же,
несмотря на усиленную охрану, партизаны напали на обоз. Им удалось
захватить несколько машин, в том числе и с сокровищами картинной галереи.
Попал в руки партизан и список всех вывозившихся ценностей. Как потом
выяснилось, среди трофеев не было одного ящика - с полотнами Эль Греко,
Сезанна, Ван-Гога и Ренуара, значившимися в списке. На этих картинах уже
давно поставили крест - и вот шедевры мировой живописи найдены в тайнике,
в захолустном Желехове. Три картины, но их было четыре...
Как очутились полотна в тайнике? Куда девался "Портрет" Эль Греко?
Кто убийца владельца дома на Корчеватской улице - Василя Корнеевича Пруся?
На эти и многие другие вопросы и должен ответить следователь по особо
важным делам.
Почти всю ночь он провел в доме на Корчеватской. Вместе с работниками
прокуратуры и областного управления внутренних дел еще раз внимательно,
сантиметр за сантиметром, осмотрел дом Пруся. Здесь уже побывал помощник
районного прокурора, который вместе с сотрудниками райотдела милиции начал
предварительное следствие. Их работа почти удовлетворила Козюренко: осмотр
дома был произведен квалифицированно, не говоря уже о том, что именно
работники районного угрозыска нашли в подвале хорошо замаскированный
тайник. Он был пуст, но это не ввело в заблуждение опытных криминалистов.
Обстучав его стены, они наткнулись еще на одно укрытие, а в нем обнаружили
полотна Сезанна, Ван-Гога и Ренуара. Помощник прокурора выдвинул версию,
что Прусь хранил в первом тайнике деньги или документы, которые попали в
руки убийцы или убийц. Преступники не знали о существовании еще одного
тайника, найти его человеку, даже опытному, не так уж и просто - нужно
иметь чутье криминалиста, чтобы установить, что дно тайника раздвигается.
И все же работники районного угрозыска допустили ошибку. Эксперты
областного управления внутренних дел обнаружили, что в передней части
тайника тоже хранилась картина - на его стенках нашли несколько ворсинок с
холста, а также следы засохшей краски. Можно было сделать вывод, что Пруся
убили, чтобы завладеть "Портретом" Эль Греко. Убили ударом топора, когда
он вылезал из подвала.
...Начальник районного отделения милиции подполковник Раблюк встал
из-за стола навстречу Козюренко. Должно быть, ждал его и предупредил
подчиненных, потому что в приемной и в кабинете было непривычно пусто.
Раблюк еще не знал, как вести себя со столичным криминалистом: слова
официального рапорта готовы были слететь с его уст.
Но Роман Панасович опередил Раблюка:
- Рад вас видеть, уважаемый Иван Терентьевич. Спасибо за заботу -
номер в гостинице чудесный, и я хорошо выспался...
Он пожал Раблюку руку, стараясь не дышать на него пивным запахом, но
вдруг засмеялся и искренне признался:
- Вот впервые в жизни в вашем городке завтракал раками с пивом. В
Киеве о раках уже давно позабыли, а у вас, оказывается, еще не всех
выловили...
С лица Раблюка сразу же исчезло настороженное выражение.
- Пиво?! - радостно улыбнулся он. - На нашем маленьком заводике варят
такое, какого в больших городах и не нюхали.
"Что - верно, то верно, - подумал Роман Панасович. - В одном городе
пиво, в другом какие-то необыкновенные конфеты местного производства или
копченые лещи, считающиеся в Киеве деликатесом. Ну что ж, каждому свое.
Если бы в Желехове не варили такого пива, чем бы он мог похвалиться?"
- Пиво и правда вкусное, - охотно согласился он и скользнул взглядом
по бумагам, разложенным на столе. Но и это не укрылось от внимания
Раблюка.
Подполковник положил на стол обыкновенную картонную папку, наконец
сел и сказал:
- Тут результаты нашей вчерашней работы. - Он вытащил из папки лист
бумаги. - Вчера вечером я лично разговаривал с директором заготконторы. Он
утверждает, что дней десять назад Прусь поссорился со своим подчиненным -
мастером Галицким. Они заперлись на складе и долго спорили: о чем -
выяснить не удалось. Даже кладовщица, женщина любопытная и болтливая,
ничего не выведала. А если уж и женщина не выведала...
Козюренко понимающе улыбнулся.
- Когда они выходили из склада, - продолжал подполковник, -
кладовщица услышала только, как Галицкий раздраженно бросил Прусю: "Я не
позволю лезть к себе в карман!"
- Ну-ну, интересно... - пробормотал Роман Панасович.
Этого было достаточно, чтобы подбодрить Раблюка. В его голосе
зазвучали победные нотки:
- Директор заготконторы свидетельствует, что в последние дни у Пруся
ухудшились отношения с Галицким, хотя раньше они были друзьями - водой не
разольешь... - Подполковник замолчал, ожидая, вероятно, козюренковского
комментария, но Роман Панасович ничего не сказал. - Собственно, о
заготконторе все...
Козюренко понял, что это был самый главный козырь начальника милиции.
- Во-вторых, - продолжал Раблюк, - наш участковый инспектор опросил
соседей Пруся. Большинство утверждает, что Прусь и его сосед по усадьбе
Якубовский почти ежедневно ругались по всякому поводу. Достаточно было
курам Якубовского покопаться на грядках у Пруся, и уже возникала ссора. А
то начинали ссориться из-за какой-то сливы... Якубовский угрожал, что
убьет Пруся...
- Убьет Пруся, - машинально повторил Роман Панасович.
- Вы полагаете? - даже перегнулся через стол Раблюк.
- Нет... нет... Рассказывайте дальше, пожалуйста... Кстати, ваши
сотрудники допрашивали Якубовского?
- Он был понятым, когда предварительно осматривали дом убитого.
Разумеется, его расспрашивали, не заметил ли он что-нибудь подозрительное.
Говорит - нет... Возможно, мы тут допустили ошибку, но что поделаешь...
- Ничего... - Козюренко понравилось, что Раблюк сказал "мы" - не
выкручивался, не валил на инспектора угрозыска, выезжавшего на место
преступления.
- Как утверждают судебно-медицинские эксперты, убили Пруся между
одиннадцатью и двенадцатью ночи. Утром восемнадцатого мая его видели у
заготконторы с каким-то гражданином. Потом они вместе обедали в чайной.
Понимаете, - почему-то виновато улыбнулся подполковник, - городок у нас
небольшой, и свежий человек бросается в глаза.
- Приметы? - Роман Панасович чуть пошевельнулся в кресле - сообщение
заинтересовало его.
Подполковник быстро сказал:
- Пожилой мужчина в потертом темно-синем костюме и серой фуражке
армейского образца, но с мягким козырьком, среднего роста, лицо в
морщинах. Дежурная заготконторы сказала: "Как печеное яблоко..."
Роман Панасович кивнул: видно, попалась женщина наблюдательная.
- А это ответ из области на ваш вчерашний запрос, - Раблюк подал
телефонограмму.
Роман Панасович пробежал глазами неровные строчки: записывали быстро
и не очень разборчиво, но Козюренко научился свободно читать любой почерк.
- Действительно любопытно... - сказал неопределенно, словно
сомневался в подлинной ценности сообщения, хотя это было не так: из
области подтверждали, что во время войны Василь Корнеевич Прусь находился
в партизанском отряде, действовавшем на Львовщине, и что именно этот отряд
напал на гитлеровский обоз и захватил несколько машин с ценностями,
которые враг пытался вывезти в Германию. - Интересно... Давайте сделаем
так, Иван Терентьевич. Во-первых, вызовите сюда, в райотдел, Якубовского.
Я хочу поговорить с ним. Во-вторых, ознакомьте всех ваших работников с
приметами неизвестного, с которым видели Пруся. Дежурной заготконторы
покажите паспорта обитателей гостиницы - может, среди них опознает
человека, приходившего к Прусю. Поинтересуйтесь теми, кто выписался из
гостиницы вчера и позавчера. Если кто-то похож, - он улыбнулся, - на
печеное яблоко, немедленно сделайте запрос - пусть сразу же пришлют
фотографию для опознания.
Козюренко выдержал паузу, и подполковник понял его.
- Будет исполнено! - встал он. - Мы приготовили вам для работы
кабинет моего заместителя, на третьем этаже. Там уютнее... Но если вас
устраивает мой...
- Ну что вы, Иван Терентьевич! Мне нужны стол, телефон и диван -
больше ничего. Правда, еще... Не сможете ли вы достать какое-нибудь одеяло
и подушку? Иногда жаль терять время...
- Еще как, - махнул рукой Раблюк. - Кстати, если не возражаете, я
хотел бы пригласить вас на обед.
- Благодарю, но не хочу связывать вас обещанием. Когда вы обедаете?
О, в три? Чудесно, постараюсь быть. Однако не обижайтесь, если не удастся.
У нас же с вами служба такая.
Раблюк кивнул: действительно, служба беспокойная - не знаешь, где
будешь через полчаса.
Кабинет заместителя Раблюка понравился Козюренко. Из его окна
открывался красивый вид - перспектива длинной улицы, с одной стороны
одноэтажные коттеджи, утопающие в садах, с противоположной - парк.
Козюренко немного постоял у открытого окна, с наслаждением вдыхая
аромат цветов, вздохнул и сел к телефону. Набрав номер начальника
областного управления милиции и услышав, как громко задребезжала мембрана,
удовлетворенно сказал:
- У тебя, Юрко, чувствую - все в порядке. Буду рад скоро увидеться, а
то черт знает что творится: ты в Киеве - меня нет, я во Львове - ты где-то
пропадаешь.
- Старина! Жму твою лапу. Приезжай вечером. Нина будет рада. И
никаких отговорок, здесь я начальство. Вчера хотел тебя встретить в
аэропорту, да, понимаешь, такое вышло... Короче, приедешь - расскажем...
Ну, а у тебя как дела? - спросил без всякого перехода.
- Идут, - не совсем уверенно ответил Козюренко. - А чтобы они шли
быстрее, ты вот что, дружище, сделай... - Представил, как Юрко нажал
кнопку магнитофона, боясь что-нибудь упустить... Хотя нет, Юрко, может
быть, потянулся за карандашом и прижал локтем лист бумаги, чтобы удобнее
было писать. По привычке причмокивает губами, совсем как ученик первого
класса, а ему уже за пятьдесят... Черт, как незаметно бегут годы! Кажется,
совсем недавно закончили с Юрком юридический факультет, и вот оба уже в
чинах, у самого - лысина, а у Юрка от забот побелела голова Но голос у
него не изменился. Такой же бодрый и густой. Девушки, бывало, влюблялись в
него по телефону....
- Ты меня слышишь, Юрко? - спросил Козюренко, потому что показалось,
что тот молчал чуть не минуту.
- Конечно.
- Свяжись с облпотребсоюзом. Надо, чтобы оттуда послали в Желеховскую
заготконтору на должность убитого Пруся хорошего человека. Да, правильно,
начальником цеха по переработке овощей. В этой заготконторе, как я
понимаю, есть комбинаторы и сукины сыны, а желательно было бы, чтобы они
этого нового человека приняли, как своего... Я хотел бы с этим человеком
поговорить перед тем, как он приедет в Желехов. И еще... ужинать буду у
тебя, если организуешь сегодня репродукцию этой проклятой картины...
- Как тебе не стыдно, - даже захлебнулась мембрана. - Это же шедевр
мировой живописи!
- И этот шедевр может исчезнуть, если я не буду иметь репродукцию.
- Можешь считать, что она уже у тебя.
- Ты уверен?
- Я знал, что она тебе понадобится. Директор картинной галереи уже
привез ее.
- Ну, дружище, ты меня растрогал. Нужны также данные о деятельности
партизанского отряда Войтюка.
- В котором был Прусь?
- А ты, вижу, в курсе...
- К нам такие криминалисты приезжают не каждый день. Сейчас я пошлю
кого-нибудь из ребят в архив.
- Тогда, возможно, тебе придется угощать меня сегодня еще и обедом...
- С радостью. Сейчас позвоню Нине...
- Не надо, зачем ей лишние хлопоты?
- Э-э, голубчик, мне же потом достанется - почему не предупредил...
Положив трубку, Роман Панасович придвинул к себе дело Пруся. Уже
просматривал его, но должен знать все досконально.
С маленького фото на него смотрел человек с лохматыми бровями и
мясистым носом. Смотрел так сурово и подозрительно, что Козюренко
показалось - улыбка никогда не касалась его губ. Этот мрачный человек
родился в тринадцатом году в небольшом селе под Львовом. Родители его -
крестьяне, и сам он тоже жил в селе.
С сорок третьего года - в партизанском отряде. После войны все время
в Желехове, в заготконторе. Только сначала он был обыкновенным рабочим,
потом мастером и, наконец, начальником цеха. Что ж, рост закономерный.
Прусь заочно окончил техникум пищевой промышленности. Был он человеком не
очень-то и грамотным, судя по нескольким ошибкам в автобиографии, но,
конечно, дело свое знал, ибо в райпотребсоюзе отзывались о нем как о
специалисте хорошо, не раз премировали и объявляли благодарности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9