Полозья были сделаны из жирного на ощупь металла, но смазка к
пальцам не приставала.
Питание к машинам не подводилось.
- Может, источник питания у нее внутри, - предположил Фрост. -
Подумать только, я не нашел на одной вытяжной трубы во всем здании!
Мы искали, где можно включить питание, и ничего не нашли. Вся машина
была как большой, гладкий и обтекаемый кусок металла. Мы попытались
посмотреть, что у нее внутри, да только кожух был совершенно цельный -
нигде ни болта, ни заклепки.
Колпак с виду вроде бы снимался, но когда мы пытались его снять, он
упрямо оставался на месте.
А вот с плетеным сиденьем было совсем другое дело. Оно кишмя кишело
всякими приспособлениями для того, чтобы в нем могло сидеть любое
существо, какое только можно себе представить. Мы здорово позабавлялись,
меняя форму сиденья на все лады и стараясь догадаться, какое бы это
животное могло усесться на него в таком виде. Мы отпускали всякие соленые
шутки, и Хэч чуть не лопнул со смеху.
Но мы по-прежнему топтались на месте, и ясно было, что мы не
продвинемся ни на шаг, пока не притащим режущие инструменты и не вскроем
машину, чтобы узнать, с чем ее едят.
Мы взяли одну машину и поволокли ее по коридорам. Но, добравшись до
выхода, подумали, что дальше придется тащить ее на руках. И ошиблись. Она
скользила по земле и даже по сыпучему песку не хуже, чем по коридорам.
После ужина Хэч спустился в рубку управления двигателями и вернулся с
режущим инструментом. Металл был прочный, но в конце концов нам удалось
содрать часть кожуха.
При взгляде на внутренности машины мы пришли в бешенство. Это была
сплошная масса крошечных деталей, перевитых так, что в них сам черт не
разобрался бы. Ни начала, ни конца найти было невозможно. Это было что-то
вроде картинки-загадки, в которой все линии тянутся бесконечно и никуда не
приводят.
Хэч погрузил во внутренности машины обе руки и попытался отделить
детали.
Немного погодя он вытащил руки, сел на корточки и проворчал:
- Они ничем не скреплены. Ни винтов, ни шарнирных креплений, даже
простых шпонок нет. Но они как-то липнут друг к другу.
- Это уже чистое извращение, - сказал я.
Он взглянул на меня с усмешкой.
- Может быть, ты и прав.
Он снова полез в машину, ушиб костяшки пальцев и принялся их сосать.
- Если бы я не знал, что ошибаюсь, - заметил Хэч, - я бы сказал, что
это трение.
- Магнетизм, - предположил Док.
- Послушай, доктор, - сказал Хэч. - Ты в медицине и то не больно
разбираешься, так что оставь механику мне.
Чтобы не дать разгореться спору, Фрост поспешил вмешаться:
- Эта мысль о трении не так уж нелепа. Но в таком случае детали
требуют идеальной обработки и шлифовки. Из теории известно, что если вы
приложите две идеально отшлифованные поверхности друг к другу, то молекулы
обоих деталей будут взаимодействовать и сцепление станет постоянным.
Не знаю, где Фрост поднабрался всей этой премудрости. Вообще-то он
такой же, как мы все, но иной раз выразится так, что только рот раскроешь.
Я никогда не расспрашивал его о прошлом, задавать такие вопросы было
просто неприлично.
Мы еще немного потолкались возле машины. Хэч еще раз ушибся, а я
сидел и думал о том, что мы нашли в силосной башне два предмета и оба
заставали нас топтаться на месте. Но так уж бывает. В иные дни и гроша не
заработаешь.
- Дай взглянуть. Может, я справлюсь, - сказал Фрост.
Хэч даже не огрызнулся. Ему утерли нос.
Фрост начал сдавливать, растягивать, скручивать, раскатывать все эти
детали, и вдруг раздался шипящий звук, будто кто-то медленно выдохнул
воздух из легких, и все детали распались сами. Они разъединялись как-то
очень медленно и, позвякивая, сваливались в кучу на дно кожуха.
- Смотри, что ты натворил! - закричал Хэч.
- Ничего я не натворил, - сказал Фрост. - Я просто посмотрел, нельзя
ли выбить одну детальку, и только это сделал, как все устройство
рассыпалось.
Он показал на детальку, которую вытащил.
- Знаешь, что я думаю? - спросил Блин. - Я думаю, машину специально
сделали такой, чтобы она разваливалась при попытке разобраться в ней. Те,
кто ее сделал, не хотели, чтобы кто-нибудь узнал, как соединяются детали.
- Резонно, - сказал Док. - Не стоит возиться. В конце концов, машина
не наша.
- Док, - сказал я, - ты странно ведешь себя. Я пока что не замечал,
чтобы ты отказывался от своей доли, когда мы что-нибудь находили.
- Я ничего не имею против, когда мы ограничиваемся тем, что на вашем
изысканном языке называется полезными ископаемыми. Я могу даже переварить,
когда крадут произведения искусства. Но когда дело доходит до кражи
мозгов... а эта машина - думающий...
Вдруг Фрост вскрикнул.
Он сидел на корточках, засунув голову в кожух машины, и я сперва
подумал, что его защемило и нам придется вытаскивать его, но он выбрался
сам как ни в чем не бывало.
- Я знаю, как снять колпак, - сказал он.
Это было сложное дело, почти такое же сложное, как подбор комбинации
цифр, отпирающих сейф. Колпак крепился к месту множеством пазов, и надо
было знать, в какую сторону поворачивать его, чтобы в конце концов снять.
Фрост засунул голову в кожух и подавал команды Хэчу, а тот крутил
колпак то в одну сторону, то в другую, иногда тянул вверх, а порой и
нажимал, чтобы высвободить его из системы пазов, которыми он крепился.
Блин записывал комбинации команд, которые выкрикивал Фрост, и Хэч наконец
освободил колпак.
Как только его сняли, все сразу стало ясно как день. Это был шлем,
оснащенный множеством приспособлений, которые позволяли надеть его на
любой тип головы. В точности как сиденье, которое приспособлялось к любому
седалищу.
Шлем был связан с машиной эластичным кабелем, достаточно длинным,
чтобы он дотянулся до головы любого существа, усевшегося на сиденье.
Все это было, разумеется, прекрасно. Но что это за штука? Переносной
электрический стул? Машина для перманента? Или что-нибудь другое?
Фрост и Хэч покопались в машине еще немного и наверху, как раз под
тем местом, где был колпак, нашли поворотную крышку люка, а под ней трубу,
которая вела к механизму внутри кожуха. Только этот механизм превратился
теперь в груду распавшихся деталей.
Не надо было обладать очень большим воображением, чтобы понять, для
чего эта труба. Она была размером точно с динамитную шашку.
Блин вышел и вернулся с бутылкой, которую пустил по кругу, устроив
что-то вроде торжества. Сделав глотка по два, они с Хэчем пожали друг
другу руки и сказали, что больше не помнят зла. Но я не очень-то верил.
Они много раз мирились и прежде, а потом дня не проходило - и они снова
готовы были вцепиться друг другу в глотку.
Трудно объяснить, почему мы устроили празднество. Мы, разумеется,
поняли, что машину можно приспособить к голове, а в трубку положить
динамитную шашку... Но для чего все это, мы по-прежнему не имели никакого
представления.
По правде говоря, мы были немного испуганы, хотя никто в этом не
признался бы.
Естественно, мы начали гадать, что к чему.
- Это, наверно, машина-врач, - сказал Хэч. - Садись запросто на
сиденье, надевай шлем на голову, суй нужную шашку - и вылечишься от любой
болезни. Да это же было бы великое благо! И не надо беспокоиться, знает ли
твой врач свое дело или нет.
Я думал, Док вцепится Хэчу в горло, но он, видимо, вспомнил, что
помирился с Хэчем, и не бросился на него.
- Раз уж наша мысль заработала в этом направлении, - сказал Док, -
давайте предположим большее. Скажем, это машина, возвращающая молодость, а
шашка набита витаминами и гормонами. Проходи процедуру каждые двадцать лет
- и останешься вечно юным.
- Это, наверно, машина-преподаватель, - перебил его Хэч. - Может
быть, эти шашки набиты знаниями. Может быть, в каждой из них полный курс
колледжа.
- Или наоборот, - сказал Блин. - Может, эти шашки высасывают все, что
ты знаешь. Может, в каждой из этих шашек история жизни одного человека.
- А зачем записывать биографии? - спросил Хэч. - Немного найдется
людей или инопланетных жителей, ради которых стоило бы городить все это.
- Вот если предположить, что это что-то вроде коммуникатора, - сказал
я, - тогда другое дело. Может, это аппарат для ведения пропаганды, для
проповедей. Или карты. А может, не что иное, как архив.
- Или, - сказал Хэч, - этой штукой можно прихлопнуть любого в
мгновение ока.
- Не думаю, - сказал Док. - Чтобы убить человека, можно найти способ
полегче, чем сажать его на сиденье и надевать ему на голову шлем. И это не
обязательно средство общения.
- Есть только один способ узнать, что это, - сказал я.
- Боюсь, - догадался Док, - что нам придется прибегнуть к нему.
- Слишком сложно, - возразил Хэч. - Не говоря уж о том, что у нас
могут быть большие неприятности. Не лучше ли бросить все это к черту? Мы
можем улететь отсюда и поохотиться за чем-нибудь полегче.
- Нет! - закричал Фрост. - Этого делать нельзя!
- Интересно, почему нельзя? - спросил Хэч.
- Да потому, что мы всегда будем сомневаться, не упустили ли куш. И
думать: а не слишком ли мы быстро сдались? Ведь дело-то всего в двух-трех
днях. Мы будем думать, а не зря ли мы испугались, а то купались бы мы в
деньгах, если бы не бросили этого дела.
Мы знали, что Фрост прав, но препирались еще, прежде чем согласиться
с ним. Все знали, что придется на это пойти, но добровольцев не было.
Наконец мы потянули жребий, и Блину не повезло.
- Ладно, - сказал я. - Завтра с утра пораньше...
- Что там с утра! - заорал Блин. - Я хочу покончить с этим сейчас же!
Все равно сна у меня не будет ни в одном глазу.
Он боялся, и, право, ему было чего бояться. Да и я чувствовал бы себя
не в своей тарелке, если бы вытащил самую короткую спичку.
Не люблю болтаться по чужой планете после наступления темноты, но тут
уж пришлось. Откладывать на завтра было бы несправедливо по отношению к
Блину. И, кроме того, мы увязли в этом деле по самые уши и не ведали бы
покоя, пока не разузнали бы, что нашли.
И вот, взяв фонари, мы пошли к силосной башне. Протопав по коридорам,
которые показались нам бесконечными, мы вошли в зал, где стояли машины.
Они все вроде были одинаковые, и мы подошли к первой попавшейся. Пока
Хэч снимал шлем, я приспосабливал для Блина сиденье, а Док пошел в
соседнюю комнату за шашкой.
Когда все было готово, Блин сел на сиденье.
Вдруг меня потянуло на глупость.
- Послушай, - сказал я Блину, - почему это должен быть непременно ты?
- Кому-то надо, - ответил Блин. - Так мы скорее узнаем, что это за
штука.
- Давай я сяду вместо тебя.
Блин обозвал меня нехорошим словом, чего делать он не имел никакого
права, потому что я просто хотел помочь ему. Но я его тоже обозвал, и все
стало на свои места.
Хэч надел шлем на голову Блину. Края шлема опустились так низко, что
совсем не было видно лица. Док сунул шашку в трубку, и машина, замурлыкав,
заработала, а потом наступила тишина. Не совсем, конечно, тишина... если
приложить ухо к кожуху, слышно было, как машина работает.
С Блином ничего особенного не случилось. Он сидел спокойный и
расслабленный, и Док сразу же принялся следить за его состоянием.
- Пульс немного замедлился, - сообщил Док, - сердце бьется слабее,
но, по-видимому, никакой опасности нет. Дыхание частое, но беспокоиться не
о чем.
Док, может, совсем не беспокоился, но остальным стало не по себе. Мы
окружили машину, смотрели, и... ничего не происходило. Да мы и не
представляли себе, что может произойти.
Док продолжал следить за состоянием Блина. Оно не ухудшалось.
А мы все ждали и ждали. Машина работала, а размякший Блин сидел в
кресле. Он был расслаблен, как собака во сне, - возьмешь его руку, и
кажется, что из нее начисто вытопили кости. Мы волновались все больше и
больше. Хэч хотел сорвать с Блина шлем, но я ему не позволил. Черт его
знает, что могло произойти, если бы мы остановили это дело на середине.
Машина перестала работать примерно через час после рассвета. Блин
начал шевелиться, и мы сняли с него шлем.
Он зевнул, потер глаза и сел попрямее. Потом посмотрел на нас немного
удивленно - вроде бы не сразу узнал.
- Ну, как? - спросил его Хэч.
Блин не ответил. Видно было, что он приходил в себя, что-то вспоминал
и собирался с мыслями.
- Я путешествовал, - сказал он.
- Кинопутешествие! - с отвращением сказал Док.
- Это не кинопутешествие. Я там был. На планете, на самом краю
Галактики, наверное. Ночью там мало звезд, да и те, что есть, совсем
бледные. И над головой двигается тонкая полоска света.
- Значит, видел край Галактики, - кивнув, сказал Фрост. - Что его,
дисковой пилой, что ли, обрезали?
- Сколько я просидел? - спросил Блин.
- Довольно долго, - сказал я ему. - Часов шесть-семь. Мы уже стали
беспокоиться.
- Странно, - сказал Блин. - А я могу поклясться, что был там больше
года.
- Давай-ка уточним, - сказал Хэч. - Ты говоришь, что был там. Ты
хочешь, наверно, сказать, что _в_и_д_е_л_ эту планету.
- Я хочу сказать, что _б_ы_л_ там! - заорал Блин. - Я _ж_и_л_ с этими
людьми, _с_п_а_л_ в их норах, _р_а_з_г_о_в_а_р_и_в_а_л_ и _р_а_б_о_т_а_л
вместе с ними. В огороде себе кровавую мозоль мотыгой натер. Я ездил с
места на место и насмотрелся всякой всячины, и все это было по-настоящему
- вот как я сижу сейчас здесь.
Стащив его с сиденья, мы пошли обратно на корабль. Хэч не позволил
Блину готовить завтрак. Он что-то состряпал сам, но кок из него
никудышный, и ничего в рот не лезло. Док откопал бутылочку и дал хлебнуть
Блину, а остальным не досталось ни капли. Он сказал, что это лечебное, а
не увеселительное средство.
Вот какой он бывает иногда. Настоящий жмот.
Блин рассказал нам о планете, на которой жил. Правителей на ней,
кажется, вообще нет, так как она в них не нуждается, но сама планета - так
себе, живут на ней простаки, занимаются примитивным сельским хозяйством.
Блин сказал, что они похожи на помесь человека с кротом, и даже пытался
нарисовать их, но толку от этого получилось мало, потому что Блин художник
липовый.
Он рассказал нам, что они выращивают, что едят, и это было потешно.
Он даже легко называл имена местных жителей, припоминал, как они
разговаривают, - язык был совсем незнакомый.
Мы забросали его вопросами, и он всегда находил ответ, причем видно
было, что он ничего не выдумывал. Даже Док, который вообще был скептиком,
и тот склонялся к мысли, что Блин в самом деле посетил чужую планету.
Позавтракав, мы погнали Блина в постель, а Док осмотрел его и нашел,
что он вполне здоров.
Когда Блин с Доком ушли, Хэч сказал мне и Фросту:
- У меня такое ощущение, будто доллары уже позвякивают у нас в
карманах.
Мы оба согласились с ним.
Мы нашли такое развлекательное устройство, какого сроду никто не
видывал.
Шашки оказались записями, которые не только воспроизводили
изображение и звук, но и возбуждали все чувства. Они делали это так
хорошо, что всякий, кто подвергался их воздействию, ощущал себя в той
среде, которую они воспроизводили. Человек как бы делал шаг в эту среду и
становился частью ее. Он жил в ней.
Фрост уже строил четкие планы на будущее.
- Мы могли бы продавать эти штуки, - сказал он, - но это глупо. Нам
нельзя выпускать их из рук. Мы будем давать машины и шашки напрокат, а так
как они есть только у нас, мы станем хозяевами положения.
- Можно разрекламировать годичные каникулы, которые длятся всего
полдня, - добавил Хэч. - Это как раз то, что нужно администраторам и
прочим занятым людям. Ведь только за субботу и воскресенье они смогут
прожить четыре-пять лет и побывать на нескольких планетах.
- Может быть, не только на планетах, - подхватил Фрост. - Может, там
записаны концерты, посещение картинных галерей или музеев. Или лекции по
литературе, истории и тому подобное.
Мы чувствовали себя на седьмом небе, но усталость взяла свое и мы
пошли спать.
Я лег не сразу, а сначала достал бортовой журнал. Не знаю уж, зачем
было возиться с ним вообще. Вел я его как попало. Месяцами даже не
вспоминал о нем, а потом вдруг несколько недель записывал все кряду.
Делать запись сейчас мне было, собственно, ни к чему, но я был немного
взволнован, и у меня почему-то было такое ощущение, что последнее событие
надо записать.
Я полез под койку и вытянул железный ямщик, в котором хранились
журнал и прочие бумаги.
1 2 3 4 5
пальцам не приставала.
Питание к машинам не подводилось.
- Может, источник питания у нее внутри, - предположил Фрост. -
Подумать только, я не нашел на одной вытяжной трубы во всем здании!
Мы искали, где можно включить питание, и ничего не нашли. Вся машина
была как большой, гладкий и обтекаемый кусок металла. Мы попытались
посмотреть, что у нее внутри, да только кожух был совершенно цельный -
нигде ни болта, ни заклепки.
Колпак с виду вроде бы снимался, но когда мы пытались его снять, он
упрямо оставался на месте.
А вот с плетеным сиденьем было совсем другое дело. Оно кишмя кишело
всякими приспособлениями для того, чтобы в нем могло сидеть любое
существо, какое только можно себе представить. Мы здорово позабавлялись,
меняя форму сиденья на все лады и стараясь догадаться, какое бы это
животное могло усесться на него в таком виде. Мы отпускали всякие соленые
шутки, и Хэч чуть не лопнул со смеху.
Но мы по-прежнему топтались на месте, и ясно было, что мы не
продвинемся ни на шаг, пока не притащим режущие инструменты и не вскроем
машину, чтобы узнать, с чем ее едят.
Мы взяли одну машину и поволокли ее по коридорам. Но, добравшись до
выхода, подумали, что дальше придется тащить ее на руках. И ошиблись. Она
скользила по земле и даже по сыпучему песку не хуже, чем по коридорам.
После ужина Хэч спустился в рубку управления двигателями и вернулся с
режущим инструментом. Металл был прочный, но в конце концов нам удалось
содрать часть кожуха.
При взгляде на внутренности машины мы пришли в бешенство. Это была
сплошная масса крошечных деталей, перевитых так, что в них сам черт не
разобрался бы. Ни начала, ни конца найти было невозможно. Это было что-то
вроде картинки-загадки, в которой все линии тянутся бесконечно и никуда не
приводят.
Хэч погрузил во внутренности машины обе руки и попытался отделить
детали.
Немного погодя он вытащил руки, сел на корточки и проворчал:
- Они ничем не скреплены. Ни винтов, ни шарнирных креплений, даже
простых шпонок нет. Но они как-то липнут друг к другу.
- Это уже чистое извращение, - сказал я.
Он взглянул на меня с усмешкой.
- Может быть, ты и прав.
Он снова полез в машину, ушиб костяшки пальцев и принялся их сосать.
- Если бы я не знал, что ошибаюсь, - заметил Хэч, - я бы сказал, что
это трение.
- Магнетизм, - предположил Док.
- Послушай, доктор, - сказал Хэч. - Ты в медицине и то не больно
разбираешься, так что оставь механику мне.
Чтобы не дать разгореться спору, Фрост поспешил вмешаться:
- Эта мысль о трении не так уж нелепа. Но в таком случае детали
требуют идеальной обработки и шлифовки. Из теории известно, что если вы
приложите две идеально отшлифованные поверхности друг к другу, то молекулы
обоих деталей будут взаимодействовать и сцепление станет постоянным.
Не знаю, где Фрост поднабрался всей этой премудрости. Вообще-то он
такой же, как мы все, но иной раз выразится так, что только рот раскроешь.
Я никогда не расспрашивал его о прошлом, задавать такие вопросы было
просто неприлично.
Мы еще немного потолкались возле машины. Хэч еще раз ушибся, а я
сидел и думал о том, что мы нашли в силосной башне два предмета и оба
заставали нас топтаться на месте. Но так уж бывает. В иные дни и гроша не
заработаешь.
- Дай взглянуть. Может, я справлюсь, - сказал Фрост.
Хэч даже не огрызнулся. Ему утерли нос.
Фрост начал сдавливать, растягивать, скручивать, раскатывать все эти
детали, и вдруг раздался шипящий звук, будто кто-то медленно выдохнул
воздух из легких, и все детали распались сами. Они разъединялись как-то
очень медленно и, позвякивая, сваливались в кучу на дно кожуха.
- Смотри, что ты натворил! - закричал Хэч.
- Ничего я не натворил, - сказал Фрост. - Я просто посмотрел, нельзя
ли выбить одну детальку, и только это сделал, как все устройство
рассыпалось.
Он показал на детальку, которую вытащил.
- Знаешь, что я думаю? - спросил Блин. - Я думаю, машину специально
сделали такой, чтобы она разваливалась при попытке разобраться в ней. Те,
кто ее сделал, не хотели, чтобы кто-нибудь узнал, как соединяются детали.
- Резонно, - сказал Док. - Не стоит возиться. В конце концов, машина
не наша.
- Док, - сказал я, - ты странно ведешь себя. Я пока что не замечал,
чтобы ты отказывался от своей доли, когда мы что-нибудь находили.
- Я ничего не имею против, когда мы ограничиваемся тем, что на вашем
изысканном языке называется полезными ископаемыми. Я могу даже переварить,
когда крадут произведения искусства. Но когда дело доходит до кражи
мозгов... а эта машина - думающий...
Вдруг Фрост вскрикнул.
Он сидел на корточках, засунув голову в кожух машины, и я сперва
подумал, что его защемило и нам придется вытаскивать его, но он выбрался
сам как ни в чем не бывало.
- Я знаю, как снять колпак, - сказал он.
Это было сложное дело, почти такое же сложное, как подбор комбинации
цифр, отпирающих сейф. Колпак крепился к месту множеством пазов, и надо
было знать, в какую сторону поворачивать его, чтобы в конце концов снять.
Фрост засунул голову в кожух и подавал команды Хэчу, а тот крутил
колпак то в одну сторону, то в другую, иногда тянул вверх, а порой и
нажимал, чтобы высвободить его из системы пазов, которыми он крепился.
Блин записывал комбинации команд, которые выкрикивал Фрост, и Хэч наконец
освободил колпак.
Как только его сняли, все сразу стало ясно как день. Это был шлем,
оснащенный множеством приспособлений, которые позволяли надеть его на
любой тип головы. В точности как сиденье, которое приспособлялось к любому
седалищу.
Шлем был связан с машиной эластичным кабелем, достаточно длинным,
чтобы он дотянулся до головы любого существа, усевшегося на сиденье.
Все это было, разумеется, прекрасно. Но что это за штука? Переносной
электрический стул? Машина для перманента? Или что-нибудь другое?
Фрост и Хэч покопались в машине еще немного и наверху, как раз под
тем местом, где был колпак, нашли поворотную крышку люка, а под ней трубу,
которая вела к механизму внутри кожуха. Только этот механизм превратился
теперь в груду распавшихся деталей.
Не надо было обладать очень большим воображением, чтобы понять, для
чего эта труба. Она была размером точно с динамитную шашку.
Блин вышел и вернулся с бутылкой, которую пустил по кругу, устроив
что-то вроде торжества. Сделав глотка по два, они с Хэчем пожали друг
другу руки и сказали, что больше не помнят зла. Но я не очень-то верил.
Они много раз мирились и прежде, а потом дня не проходило - и они снова
готовы были вцепиться друг другу в глотку.
Трудно объяснить, почему мы устроили празднество. Мы, разумеется,
поняли, что машину можно приспособить к голове, а в трубку положить
динамитную шашку... Но для чего все это, мы по-прежнему не имели никакого
представления.
По правде говоря, мы были немного испуганы, хотя никто в этом не
признался бы.
Естественно, мы начали гадать, что к чему.
- Это, наверно, машина-врач, - сказал Хэч. - Садись запросто на
сиденье, надевай шлем на голову, суй нужную шашку - и вылечишься от любой
болезни. Да это же было бы великое благо! И не надо беспокоиться, знает ли
твой врач свое дело или нет.
Я думал, Док вцепится Хэчу в горло, но он, видимо, вспомнил, что
помирился с Хэчем, и не бросился на него.
- Раз уж наша мысль заработала в этом направлении, - сказал Док, -
давайте предположим большее. Скажем, это машина, возвращающая молодость, а
шашка набита витаминами и гормонами. Проходи процедуру каждые двадцать лет
- и останешься вечно юным.
- Это, наверно, машина-преподаватель, - перебил его Хэч. - Может
быть, эти шашки набиты знаниями. Может быть, в каждой из них полный курс
колледжа.
- Или наоборот, - сказал Блин. - Может, эти шашки высасывают все, что
ты знаешь. Может, в каждой из этих шашек история жизни одного человека.
- А зачем записывать биографии? - спросил Хэч. - Немного найдется
людей или инопланетных жителей, ради которых стоило бы городить все это.
- Вот если предположить, что это что-то вроде коммуникатора, - сказал
я, - тогда другое дело. Может, это аппарат для ведения пропаганды, для
проповедей. Или карты. А может, не что иное, как архив.
- Или, - сказал Хэч, - этой штукой можно прихлопнуть любого в
мгновение ока.
- Не думаю, - сказал Док. - Чтобы убить человека, можно найти способ
полегче, чем сажать его на сиденье и надевать ему на голову шлем. И это не
обязательно средство общения.
- Есть только один способ узнать, что это, - сказал я.
- Боюсь, - догадался Док, - что нам придется прибегнуть к нему.
- Слишком сложно, - возразил Хэч. - Не говоря уж о том, что у нас
могут быть большие неприятности. Не лучше ли бросить все это к черту? Мы
можем улететь отсюда и поохотиться за чем-нибудь полегче.
- Нет! - закричал Фрост. - Этого делать нельзя!
- Интересно, почему нельзя? - спросил Хэч.
- Да потому, что мы всегда будем сомневаться, не упустили ли куш. И
думать: а не слишком ли мы быстро сдались? Ведь дело-то всего в двух-трех
днях. Мы будем думать, а не зря ли мы испугались, а то купались бы мы в
деньгах, если бы не бросили этого дела.
Мы знали, что Фрост прав, но препирались еще, прежде чем согласиться
с ним. Все знали, что придется на это пойти, но добровольцев не было.
Наконец мы потянули жребий, и Блину не повезло.
- Ладно, - сказал я. - Завтра с утра пораньше...
- Что там с утра! - заорал Блин. - Я хочу покончить с этим сейчас же!
Все равно сна у меня не будет ни в одном глазу.
Он боялся, и, право, ему было чего бояться. Да и я чувствовал бы себя
не в своей тарелке, если бы вытащил самую короткую спичку.
Не люблю болтаться по чужой планете после наступления темноты, но тут
уж пришлось. Откладывать на завтра было бы несправедливо по отношению к
Блину. И, кроме того, мы увязли в этом деле по самые уши и не ведали бы
покоя, пока не разузнали бы, что нашли.
И вот, взяв фонари, мы пошли к силосной башне. Протопав по коридорам,
которые показались нам бесконечными, мы вошли в зал, где стояли машины.
Они все вроде были одинаковые, и мы подошли к первой попавшейся. Пока
Хэч снимал шлем, я приспосабливал для Блина сиденье, а Док пошел в
соседнюю комнату за шашкой.
Когда все было готово, Блин сел на сиденье.
Вдруг меня потянуло на глупость.
- Послушай, - сказал я Блину, - почему это должен быть непременно ты?
- Кому-то надо, - ответил Блин. - Так мы скорее узнаем, что это за
штука.
- Давай я сяду вместо тебя.
Блин обозвал меня нехорошим словом, чего делать он не имел никакого
права, потому что я просто хотел помочь ему. Но я его тоже обозвал, и все
стало на свои места.
Хэч надел шлем на голову Блину. Края шлема опустились так низко, что
совсем не было видно лица. Док сунул шашку в трубку, и машина, замурлыкав,
заработала, а потом наступила тишина. Не совсем, конечно, тишина... если
приложить ухо к кожуху, слышно было, как машина работает.
С Блином ничего особенного не случилось. Он сидел спокойный и
расслабленный, и Док сразу же принялся следить за его состоянием.
- Пульс немного замедлился, - сообщил Док, - сердце бьется слабее,
но, по-видимому, никакой опасности нет. Дыхание частое, но беспокоиться не
о чем.
Док, может, совсем не беспокоился, но остальным стало не по себе. Мы
окружили машину, смотрели, и... ничего не происходило. Да мы и не
представляли себе, что может произойти.
Док продолжал следить за состоянием Блина. Оно не ухудшалось.
А мы все ждали и ждали. Машина работала, а размякший Блин сидел в
кресле. Он был расслаблен, как собака во сне, - возьмешь его руку, и
кажется, что из нее начисто вытопили кости. Мы волновались все больше и
больше. Хэч хотел сорвать с Блина шлем, но я ему не позволил. Черт его
знает, что могло произойти, если бы мы остановили это дело на середине.
Машина перестала работать примерно через час после рассвета. Блин
начал шевелиться, и мы сняли с него шлем.
Он зевнул, потер глаза и сел попрямее. Потом посмотрел на нас немного
удивленно - вроде бы не сразу узнал.
- Ну, как? - спросил его Хэч.
Блин не ответил. Видно было, что он приходил в себя, что-то вспоминал
и собирался с мыслями.
- Я путешествовал, - сказал он.
- Кинопутешествие! - с отвращением сказал Док.
- Это не кинопутешествие. Я там был. На планете, на самом краю
Галактики, наверное. Ночью там мало звезд, да и те, что есть, совсем
бледные. И над головой двигается тонкая полоска света.
- Значит, видел край Галактики, - кивнув, сказал Фрост. - Что его,
дисковой пилой, что ли, обрезали?
- Сколько я просидел? - спросил Блин.
- Довольно долго, - сказал я ему. - Часов шесть-семь. Мы уже стали
беспокоиться.
- Странно, - сказал Блин. - А я могу поклясться, что был там больше
года.
- Давай-ка уточним, - сказал Хэч. - Ты говоришь, что был там. Ты
хочешь, наверно, сказать, что _в_и_д_е_л_ эту планету.
- Я хочу сказать, что _б_ы_л_ там! - заорал Блин. - Я _ж_и_л_ с этими
людьми, _с_п_а_л_ в их норах, _р_а_з_г_о_в_а_р_и_в_а_л_ и _р_а_б_о_т_а_л
вместе с ними. В огороде себе кровавую мозоль мотыгой натер. Я ездил с
места на место и насмотрелся всякой всячины, и все это было по-настоящему
- вот как я сижу сейчас здесь.
Стащив его с сиденья, мы пошли обратно на корабль. Хэч не позволил
Блину готовить завтрак. Он что-то состряпал сам, но кок из него
никудышный, и ничего в рот не лезло. Док откопал бутылочку и дал хлебнуть
Блину, а остальным не досталось ни капли. Он сказал, что это лечебное, а
не увеселительное средство.
Вот какой он бывает иногда. Настоящий жмот.
Блин рассказал нам о планете, на которой жил. Правителей на ней,
кажется, вообще нет, так как она в них не нуждается, но сама планета - так
себе, живут на ней простаки, занимаются примитивным сельским хозяйством.
Блин сказал, что они похожи на помесь человека с кротом, и даже пытался
нарисовать их, но толку от этого получилось мало, потому что Блин художник
липовый.
Он рассказал нам, что они выращивают, что едят, и это было потешно.
Он даже легко называл имена местных жителей, припоминал, как они
разговаривают, - язык был совсем незнакомый.
Мы забросали его вопросами, и он всегда находил ответ, причем видно
было, что он ничего не выдумывал. Даже Док, который вообще был скептиком,
и тот склонялся к мысли, что Блин в самом деле посетил чужую планету.
Позавтракав, мы погнали Блина в постель, а Док осмотрел его и нашел,
что он вполне здоров.
Когда Блин с Доком ушли, Хэч сказал мне и Фросту:
- У меня такое ощущение, будто доллары уже позвякивают у нас в
карманах.
Мы оба согласились с ним.
Мы нашли такое развлекательное устройство, какого сроду никто не
видывал.
Шашки оказались записями, которые не только воспроизводили
изображение и звук, но и возбуждали все чувства. Они делали это так
хорошо, что всякий, кто подвергался их воздействию, ощущал себя в той
среде, которую они воспроизводили. Человек как бы делал шаг в эту среду и
становился частью ее. Он жил в ней.
Фрост уже строил четкие планы на будущее.
- Мы могли бы продавать эти штуки, - сказал он, - но это глупо. Нам
нельзя выпускать их из рук. Мы будем давать машины и шашки напрокат, а так
как они есть только у нас, мы станем хозяевами положения.
- Можно разрекламировать годичные каникулы, которые длятся всего
полдня, - добавил Хэч. - Это как раз то, что нужно администраторам и
прочим занятым людям. Ведь только за субботу и воскресенье они смогут
прожить четыре-пять лет и побывать на нескольких планетах.
- Может быть, не только на планетах, - подхватил Фрост. - Может, там
записаны концерты, посещение картинных галерей или музеев. Или лекции по
литературе, истории и тому подобное.
Мы чувствовали себя на седьмом небе, но усталость взяла свое и мы
пошли спать.
Я лег не сразу, а сначала достал бортовой журнал. Не знаю уж, зачем
было возиться с ним вообще. Вел я его как попало. Месяцами даже не
вспоминал о нем, а потом вдруг несколько недель записывал все кряду.
Делать запись сейчас мне было, собственно, ни к чему, но я был немного
взволнован, и у меня почему-то было такое ощущение, что последнее событие
надо записать.
Я полез под койку и вытянул железный ямщик, в котором хранились
журнал и прочие бумаги.
1 2 3 4 5