Здесь выложена электронная книга Зеленая бездна автора по имени Садур Екатерина. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Садур Екатерина - Зеленая бездна.
Размер архива с книгой Зеленая бездна равняется 41.82 KB
Зеленая бездна - Садур Екатерина => скачать бесплатную электронную книгу
Садур Екатерина
Зеленая бездна
Екатерина Садур
Зеленая бездна
I - ЗЕЛЕНАЯ БЕЗДНА
-- Рябина да водка, вот тебе и вся настойка рябиновая, -- сказала старуха. -- Прямо в бутылку рябины насыпают и отставляют в темное место. А клюква с водкой -- настойка клюквенная.
-- А на черемухе бывает?
-- Бывает, -- кивнула старуха. -- Бывает на фруктах, на ягодах -одинаково хорошо...
Водка да рябина. Закусывали мы в подъезде рябиной. Сначала горечью водки наполняли рот, простудной, сиплоголосой горечью, а потом -- рябиной. Рябиновая горечь смягченная, бархатистая.
Поздняя осень стояла на "Пражской" за подъездным окном, но заморозков не было. Осень стояла, покачиваясь на ветру, срывая последние листья с мерзнущих веток. Листья сохли и корчились. Те, у которых приподнимались края, напоминали лодочки или грецкие скорлупки; у немногих края приподнимались так, что лист закручивался в свиток, остальные лежали распластанные. Сохли, если было сухо, гнили, если было мокро.
Старухи уже не выходили от холода, сидели у окон на кухне, высматривали на улице красный платок почтальонши, разносившей пенсии по девятым числам.
-- Опять нет надбавки?
-- В следующем месяце обещают, -- привычно отвечала поч
тальонша.
-- Сама давно на пенсии, а все по квартирам ходишь.
-- Хожу, пока ноги носят. Сейчас на пенсию не проживешь.
-- Жизнь дорогая, -- вздыхала старуха.
-- Смерть дешевая, -- отвечала почтальонша.
-- Не посылает Бог смерти.
-- Не посылает...
И обе замолкали. Почтальонша уходила в тоске, старуха оставалась тосковать.
Старухи тоскуют оттого, что им близко умирать. В юности они думали, какая будет жизнь, в старости -- не сколько осталось жить, а сколько осталось до смерти дней, ночей, недель, в которые слились длинные дни и ночи. Старухи не знают юности, они забыли, что она у них была.
У стариков должна быть общая одежда, но не одна на всех -- ты поносил, а теперь моя очередь (старики любят донашивать), -- а специальная одежда без признаков пола. Наряди старика в юбку и вытянутую кофту, а старуху наряди в помятые брюки, в несвежую майку в желтых пятнах табачных плевков и в пиджак такого пошива, который скроет ее впалую грудь, -- и все решат: вот идут старик и старуха, и никто не подумает, что ранним утром, трясясь и кашляя, они перепутали одежду.
Вот о чем я думала, пока выписывала осень. Осенью я еще помнила лето, но постепенно память о нем засыпала, а если вдруг пробуждалась, то резко и неожиданно от случайного звука или запаха. От свиста электрички на станции Покровское я вспоминала поезд "Москва--Симферополь" с душными остановками по дороге в Крым, когда весь городок выстраивается вдоль перрона продавать кефир и минеральную воду в проносящиеся поезда, а ближе к югу -- ведрами предлагать алычу и абрикосы. Но остановки настолько коротки, что только и успеваешь спросить: "Почем?", как поезд трогается, не дослушав ответа. До конца перрона тянется желтая полоса старушечьих ног в стоптанных тапках, и ситцевые подолы, спрятав колени, нависают над ведрами фруктов.
А нашим старухам некуда выйти с кефиром, в Москве кефира не надо, поэтому с утра они садятся по переходам метро просить надбавку к пенсии, а к вечеру возвращаются в маленькую квартиру на "Пражской".
Запах после дождя, особенно вечером, в теплую погоду, говорил о том, что вот-вот начнется море, а близость сада и железной дороги и даже иногда случайный плеск воды еще раз подтверждали предчувствие. Но море все никак не начиналось, один только машинист в пустой электричке объявлял: "Станция Красный Строитель".
На "Пражской" в соседнем подъезде жила старуха Раиса Ивановна. По теплым дням внучек Ромочка выносил ей табуретку на улицу. Она сидела среди других старух и рассказывала, как стала старая, как ноют ноги и что без боли она уже и шагу ступить не может, а ей хочется на пруд или на рынок у метро -- купить букетик астр и поставить на кухне. У нее был сын, он напивался от тоски, тоскуя, бил мать и спрашивал:
-- Где настойка на рябине?
-- Ты вчера докончил, -- отвечала старуха, прикрывая лицо.
-- А смородиновая где?
-- В шкафу на полке...
Сын доставал смородиновую, но тоска не проходила, и ему снова хотелось бить старуху, но уже не из-за смородиновой, а просто от пустоты.
Девятого числа каждого месяца старуха шла в магазин "Продукты" и покупала два пакетика карамели "Сюрприз", один для сына, другой для Ромочки.
Мне было одиннадцать лет, и моя бабка посылала меня в магазин за хлебом и кефиром и заставляла покупать кефир для старухи.
-- Раис Иван-на! -- торопливо кричала я, подходя к окну.
Она бралась руками за решетку, вытягивалась вперед, вжимаясь лицом в железные прутья, и благодарила за кефир. Руки у нее были бы красивыми, если бы не старость. Пальцы казались тонкими и легкими, но вспухшие вены и желтая морщинистая кожа делали их страшными.
-- Может, зайдешь на минутку? -- каждый раз просила старуха. -- Я же на первом этаже живу. Невысоко.
И мне приходилось заходить. Мы сидели молча. Иногда старуха говорила:
-- Топят еле-еле. А погода, видишь, как скачет? Тяжело для здоровья, милая, ох как тяжело! Ну что, много вам в школе задают?
Часто в магазине "Продукты" я встречала Ромку. Он покупал для отца портвейн и сигареты. Я никогда не думала о нем, даже не замечала, какой он, и только однажды случайно разглядела.
Был конец февраля. Снег уже местами стаял, показав свалявшуюся прошлогоднюю траву. Ромка бежал вдоль пруда с Митей Козликом и еще какими-то дворовыми, которых я не знала по именам. Их лица были угрюмыми, скучными, и только Ромкиного лица я никак не могла увидеть. Он смотрел на Козлика. Они бежали позади всех.
-- Прилагательное -- это то, что прилагается к существительному, -объяснял Козлик на бегу, -- и отвечает на вопрос "какой?". Понимаешь?
-- Ты только не смейся, Митя, над тем, что у меня случилось, -- сказал Ромка и вдруг остановился. Он снял сапог и следом стащил носок с дыркой на пальце. Он был одет в теплую куртку, школьные штаны, зимние сапоги. Вернее сказать, он остался в одном сапоге, а другой держал в руках. Он был весь закрыт от меня одеждой, и только его лицо, кисти рук и ступня, с розовой потертостью на мизинце, остались открытыми. Зимой у всех видны только лица и ладони, а если вдруг где-нибудь в метро среди зимы случайно приподнимется рукав, открывая бледное запястье, и дальше поползет к локтю, то уже невольно все взгляды вагона обовьются вокруг этого запястья и вдоль прожилок потекут за рукав. Поезд трясется под землей, и чья-то слабая рука ухватилась за поручни, спасаясь от тряски, и серолицые, унылые не сводят с нее глаз. А тут над осевшим снегом он держал голую ногу, и из распахнутого ворота куртки торчала тонкая шея.
-- Больно? -- участливо спросил Козлик.
-- Что, не видишь, шкура лопнула?
-- Вон уставилась, -- показал Козлик на меня.
Ромка тут же обернулся, он думал, что я буду смеяться. А я думала, что вот белый снег острого холода и над ним -- его ступня теплой белизны.
-- Иди давай! -- крикнул Ромка.
Но я не пошевелилась.
-- Что встала? -- подтянул Козлик. И даже дворовые где-то далеко впереди остановились и смотрели на меня.
-- Влюбилась? -- кривенько усмехнулся Козлик. -- Эй, Ромыч, она влюбилась!
И тогда я засмеялась:
-- Назаров, у тебя нога как простокваша!
-- Что-что она говорит? -- переспросил он Митьку.
-- Что ты разул свою простоквашу? -- крикнула я. -- Простокваша ты разутая!
Он хотел побежать за мной, но наступил голой ногой на снег и обжегся холодом. Я отбежала в сторону и стала притопывать и приплясывать на месте, показывая, как ходит Ромка по снегу в одном сапоге.
-- Сейчас получишь! -- крикнул Козлик, оскалив тонкое личико. -- Ох как ты сейчас получишь!
Тогда я совсем развеселилась. Я стала приседать и кричать:
"Ме-е-е, Козлятина, ме-е-е!", изображая Козлика, и Козлик за мной побежал. Он бегал очень быстро, и я думаю, что он бы с легкостью нагнал меня, если бы по пути мне не встретился подъезд старухи Раисы. Я вбежала к ней в квартиру, даже не позвонив, потому что она забыла закрыть дверь, и следом за мной влетели Митька и Ромка.
-- Это мой дом! Мой! -- кричал Ромка.
-- Пошла отсюда! Пошла! -- привизгивал Козлик.
А старуха Раиса сидела на кухне у батареи. Она включила газ для тепла, все четыре конфорки, и поставила чайник. Чайник давно кипел, и пар оседал на оконных стеклах. Она крошила хлеб в коробку кефира, неряшливо ела и плакала.
-- Спасите! -- крикнула я, протискиваясь между ее табуреткой и батареей. -- Помогите! Они преследуют меня ни за что ни про что! -- Но по пути успела выключить чайник.
От неожиданности Ромка с Митькой замерли в дверях.
-- Вон! -- сказала старуха мальчишкам и тонким пальцем указала на дверь.
-- Да она... -- начал было Ромка.
-- Пойдем, Ромыч, -- подтолкнул Козлик и незаметно, из-под полы куртки показал мне кулак.
Мы остались со старухой вдвоем. Она доела хлеб, разбухший от кефира, и выпила жидкие остатки со дна коробки. По подбородку белой полоской потек кефир, но она не заметила.
-- Вкусно! -- улыбнулась она и посмотрела на меня в упор серыми свинцовыми глазами. Мы замерли.
Я думала: она видит меня насквозь. Она знает, что я ее обманула. Сейчас она спросит у меня, почему я убежала от Козлика и от ее любимого внука, и что я ей отвечу?
Старуха не сводила с меня круглых выпуклых глаз. Она следила за каждым моим движением и вдруг вытащила пластмассовую челюсть изо рта и подала мне.
-- Вот, полоши в штакан, -- прошамкала старуха. Размокшие кусочки хлеба прилипли к коричневым зубам. Я оглядывалась в поисках стакана, но старуха неожиданно передумала.
-- Дафай-ка луше погофорим, -- вставила челюсть обратно и опять пронзительно уставилась на меня. Мы молчали.
-- А ведь и я молодая была, -- сказала она наконец.
-- Когда? -- услужливо спросила я, думая, что бы мне рассказать про Ромку и Козлика так, чтобы походило на правду.
-- Шестьдесят лет назад, -- ответила старуха -- Я была хорошенькая, только росту не очень высокого. Такая хорошенькая, что меня называли Куколка. Лицо круглое, на щеках ямочки, глаза -- на пол-лица и мелкие кудряшки! Не то что сейчас! -- Она вытянула клок седых волос, намотала на палец и строго спросила: -- Не веришь, что я была красивой?
-- Не верю, -- машинально ответила я.
-- Это ничего, -- засмеялась старуха. -- Вот станешь такой, как я, тогда поймешь. Меня называли Куколкой, а я, глупая, обижалась. Ку-кол-ка. Повтори!
Я послушно повторила.
-- Вон дождик пошел, -- вздохнула старуха. -- Самый первый в этом году. Совсем мелкий. Едва моросит... Грустно мне, грустно... Сейчас все старики грустят. Жизни-то совсем не осталось, уж скорей бы конец!
Я давно перестала ее бояться, и даже ее руки больше меня не пугали. Точно так же я перестала ее жалеть.
-- Ну как Раис Иван-на? -- спросила бабка, когда я вернулась домой.
-- Хорошо, -- ответила я. -- Хочет умереть.
Иногда она снилась мне во сне. Как будто я иду к ней с подарком: каждое воскресенье моя бабка посылала ей селедку; она отламывала голову, а оставшуюся часть проворно выедала до хвоста.
Мне снилось, как она сидит над селедкой, трясет головой и укоряет меня:
-- Не жалко тебе меня, не жалко! -- И тяжелые прозрачные слезы бегут по ее лицу, наполняют до дна каждую морщинку, переливаются через край и стекают с подбородка. -- Старая я стала, никому совсем не нужна. Что же ты совсем не приходишь ко мне, не говоришь? Ты геометрию сделала?
Однажды в мае нас повели в бассейн. И параллельный класс, где учились Роман и Митька, тоже повели. Нас всех выстроили парами, мы держали в руках целлофановые мешочки с купальниками, полотенцами и резиновыми шапочками.
У нас в классе училась второгодница Женя Дичко. Она была из детдома. В десять лет ее взяли на воспитание дальние родственники. Она говорила "че?" вместо "что?", и когда к ней обращались даже по пустяку, она всегда недоверчиво отвечала: "Тебе чего? Чего надо? А, понятно!" Хотя ничего ей было не понятно. Когда она пришла к нам в класс, маленькая Галя сказала:
-- В детдоме всех детей бьют воспитатели.
-- У нас был очень хороший детдом, -- горячо ответила Женя. -- У нас почти не били, а если били, то только за дело!
-- А это что? -- спросила Галя. -- Откуда у тебя этот синяк?
-- Это меня мамка моя, тетя Маруся, поколотила, -- тут же объяснила Женя. -- За дело, конечно. Я кефир на коврик в коридоре пролила.
У нее были толстые вывороченные губы и широкие плечи. И сейчас, когда я вспоминаю эту Женю Дичко, я даже точно не могу припомнить ее лицо -- просто дрожащие губы и косая сажень в плечах. И эти дрожащие губы выговаривали в тоске: "Мои родители не любят меня! Они мной тяготятся!" Я привыкла слышать от нее только: "Ну че! Ты смотри у меня!", а тут вдруг это "тяготятся", сорвавшееся с языка и на всю жизнь надорвавшее мне сердце.
В душевой перед бассейном Женя Дичко стояла под струями воды -широкая, в крупных родинках, и ее уже почти совсем по-взрослому развитая грудь подпрыгивала после каждого шага. Взрослое и детское все еще боролись в ее широком теле, и эта борьба из ребенка превращала ее в подростка. Превращение казалось мне уродливым, и я все слышала, как с ее толстых губ срывается: "Они тяготятся... тяготятся..." -- и передергивалась.
Женя Дичко надела купальник, белый в черную клеточку, с пластмассовыми чашечками, вшитыми на месте груди, разбежалась по кафельному полу, прыгнула в бассейн и поплыла баттерфляем. По дороге она нагнала Митьку Козлика и отвесила ему крепкий подзатыльник. Митька нырнул с головой и хлебнул воды. Женя захохотала.
После бассейна Женя Дичко подошла к двери в раздевалке, я всегда думала, что там стенной шкаф для забытых вещей; но она молча припала к замочной скважине.
-- Ну ты того, -- сказала она мне. -- Иди, посмотри!
Я нагнулась и увидела соседнюю душевую и пар от горячей воды. У окна стоял Ромка-Простокваша совершенно голый, с длинным полотенцем на голове. Рядом прыгал Митька, засовывая ногу в штанину школьных брюк. Оба они были бледные, худые, и точно так же детство в их телах боролось с юностью, и юность побеждала -- с хрустом раздвигала в стороны плечи и вытягивала ноги. Все. Их плечи были уже не детскими и совсем не такими, как у девчонок.
-- Ну и что? -- сказала я.
-- Ты че, не понимаешь, что ли? -- засмеялась Женя Дичко. -- Хочешь, с улицы подойдем к окну, спрячемся в кустах. Там их душевая как на ладони.
Но мне стало стыдно Жени Дичко, мне не хотелось толкаться с ней под окнами. Я представила, как Ромка перед маленьким зеркальцем расковыривает прыщик на своем красивом лице, а Женя Дичко смотрит из кустов, отодвинув зеленую веточку.
-- Ну, Зоя, ну пойдем, -- тянула Женя, через каждое "ну" все настойчивее и настойчивее предлагая мне свою дружбу. -- Пойдем, Зоя, а то я так боюся одна!
Назавтра я сама подошла к Ромке.
-- Знаешь что, Простокваша, -- и вытянула руку. На запястье у меня висели синие стеклянные бусы. -- Это тебе. Носи на здоровье.
Надо сказать, что эти бусы в детстве мне отдала бабка. Я сидела в ее комнате, и она раскладывала на столе свои украшения из полиэтиленового мешочка, который она прятала в старых штопаных чулках. У нее было несколько золотых колец, одно даже с маленьким бриллиантом, но мне они не нравились. Они казались мне плоскими и мутными, такими же, как серьги в бархатных коробочках.
Мне нравились бусы. Яркие стеклянные бусы в несколько рядов -- красный, синий, фиолетовый. Я плакала. Я умоляла бабку отдать мне эти бусы. Обещала хорошо учиться. Но бабка была неумолима.
-- Куда ты в них сейчас? Отдам, когда вырастешь!
Но был еще один мешочек с порванным ожерельем. Синие стеклянные бусинки раскатились по дну и светились даже сквозь мутный полиэтилен. Бабка отдала мне этот мешочек.
-- Нанижи на нитку и носи на здоровье!
Но я не стала низать их на нитку, я просто любовалась на них, не развязывая мешочка, а потом потеряла среди игрушек. И нашла через несколько лет, в мае, вернувшись из бассейна.
-- Пусть все, что я захочу, сбудется в жизни, -- загадала я и продела нитку в самую большую бусинку. И дальше нашептывала на оставшиеся маленькие:
-- Будет со мной, будет моим. Будет со мной, будет моим!
-- Но ведь я же не девка, чтобы безделушки носить, -- удивился Ромка, снимая ожерелье с моей руки.
-- Все равно возьми, -- сказала я. -- Пусть у тебя лежит.
Ночью мне приснилась старуха Раиса Ивановна. Она манила меня тонким длинным пальцем, но я не шла. Тогда она стала им грозить. "Смотри у меня, -говорила она, -- смотри! Я теперь поняла, зачем ты приходишь ко мне каждый день с хлебом и кефиром! Так ты не для меня стараешься, да? Ты зачем моему внучеку подарила заговоренные бусы? О, я теперь поняла твою доброту ко мне! Теперь-то я наконец раскусила, зачем ты приходишь и зачем ты подглядываешь за ним!"
Наутро в воскресенье я должна была нести ей кефир и селедку, но я боялась.
-- Милая моя, -- сказала старуха и заплакала, когда я все же протянула ей пакет с кефиром сквозь прутья оконной решетки.
Зеленая бездна - Садур Екатерина => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Зеленая бездна автора Садур Екатерина дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Зеленая бездна у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Зеленая бездна своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Садур Екатерина - Зеленая бездна.
Если после завершения чтения книги Зеленая бездна вы захотите почитать и другие книги Садур Екатерина, тогда зайдите на страницу писателя Садур Екатерина - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Зеленая бездна, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Садур Екатерина, написавшего книгу Зеленая бездна, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Зеленая бездна; Садур Екатерина, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн