Пока он просто оборонялся в ожидании подхода одной из двух оставшихся императорских галер — «Перпиньяны» или «Ории». Фортуна, похоже, поворачивалась лицом к Неаполю, в основном из-за прозорливости Просперо. Теперь и судьба Филиппино Дориа как флотоводца, и освобождение Неаполя зависели от проворности «Перпиньяны» и «Ории».
Нельзя было терять время. Генуэзцы уже заняли нос «Сикамы», тесня испанцев. Обстановка на галере Просперо резко ухудшилась. И тут он, к своему отчаянию, увидел, что неаполитанские галеры, на которые он рассчитывал, остановились, проигнорировав его сигналы, а затем обратились в бегство. А с ними — и все малые суда. Поскольку все видели, как пал вымпел Монкады, они сочли бой проигранным и поспешили отступить.
Надежды Просперо были разбиты. В отчаянии он понял, что спасения нет. Галера самого Филиппино присоединилась к трем другим, нападавшим на все еще сопротивляющиеся императорские суда.
Дель Васто тронул Просперо за руку.
— Конец, друг мой. Эти предатели украли победу, которая могла бы стать твоей. Твоя гибель не принесет императору пользы.
Просперо не нашел, что возразить на это предложение сдаться.
— Лучше сейчас выжить, чтобы когда-нибудь умереть более достойной смертью. Когда этот день придет, Просперо, позволь мне снова быть с тобой.
Когда стрелки Лотрека прорвались на палубу, где все еще стояли ряды защитников, Просперо спустил флаг, чтобы положить конец бессмысленной бойне.
Глава VI. ПЛЕННИК
Обнаженный по пояс мессир Просперо Адорно испивал чашу позора на скамье для гребцов. Рыжевато-каштановые волосы его были коротко пострижены. Он был прикован за ногу. Прожаренный июльским солнцем Южной Италии, покрытый шрамами от плетки надсмотрщика, он надрывался у весла, спал, не сходя со своего места. Кормили его, как и всех рабов на галере, — выдавали тридцать унций сухих галет в день и ведро воды для утоления жажды.
Цивилизованный человек вряд ли может представить себе что-то более унизительное, чем такое существование. Только недюжинная сила воли могла преодолеть страдания, после которых от менее сильных духом оставалась лишь внешняя оболочка. Примером такой душевной стойкости для Просперо стал его сосед по галере.
Капитаном пятидесятишестивесельного корабля «Море» был тот самый Ломеллино, который в битве при Амальфи командовал резервом. Когда Просперо привели на освобожденное для него место, черные глаза дюжего смуглого раба, который сидел рядом, сначала расширились от удивления, а потом в глубине зрачков засверкали веселые огоньки. Его губы растянулись, белоснежные зубы сверкнули в улыбке, и Просперо узнал, к своему удивлению, в этом человеке великого командира корсаров, отважного Драгут-реиса, первого среди капитанов Хайр-эд-Дина note 10 (Барбароссы). То, что Просперо оказался прикованным к одному веслу со своим же пленником, взятым в знаменитом бою при Гойалатте, показалось им обоим не случайным совпадением.
— Ya anta! note 11 — вскричал мусульманин, оправившись от изумления. — Бисмилла! note 12 Неисповедимы пути Единственного! — Он засмеялся и воскликнул на странной смеси итальянского и испанского: — Превратности войны, дон Просперо!
Ломеллино, высокий и гибкий сорокалетний мужчина с узким и строгим лицом патриция, с тревогой смотрел, как оружейник заковывал мессира Просперо. Чтобы иноверец не превзошел его, выказав присутствие духа в несчастье, Просперо рассмеялся, едва раздался звон металла.
— И новый поворот судьбы для нас обоих, синьор Драгут! Ломеллино слушал, и его темные глаза становились все более настороженными.
— Топор вонзается в дерево, из которого сделано его топорище, — сказал Драгут. — Но все равно, добро пожаловать. Marhaba fik! note 13 Если и суждено моему плечу мараться о плечо неверного, то пусть уж этим неверным будете вы! И все же повторяю: неисповедимы пути всемилостивейшего Аллаха!
— Я полагаю, синьор Драгут, нам приходится иметь дело с вполне исповедимыми путями людскими. — Просперо давно стало ясно, что приковывают его сюда благодаря изобретательной мстительности Филиппино Дориа, вдохновившей того приговорить пленника столь высокого положения к галерам.
Они встретились на другой день после кровавого столкновения у Амальфи, в котором расстались с жизнью две тысячи человек и половина кадровых офицеров попала в плен к генуэзцам. Маленькие мутные глазки Филиппино вспыхнули, когда он увидел Просперо Адорно в выстроенной на палубе шеренге. Он с довольным видом взирал на происходящее, сидя на возвышении под пологом шатра, а стоявший рядом офицер делал поименную перекличку пленников. Не сводя взгляда с Просперо, Филиппино медленно спустился по ступеням и, ссутулившись, остановился перед ним.
— С прибытием! — приветствовал он, насмешливо скривив губы. — Когда мы встречались в последний раз, речь шла о расплате и вы изволили кое-чем похвастать. Посмотрим, как теперь вы это исполните. — Сказав так, он повернулся, вызвал Ломеллино из группы своих капитанов и громко приказал приковать Просперо цепью к какому-либо из весел.
Это вызвало взрыв негодования среди товарищей Просперо по несчастью. Они взроптали в один голос, стыдя Филиппино, а дель Васто этим не ограничился.
— Синьор, таким приговором вы хотите опозорить человека, но добьетесь совсем другой цели — обесчестите себя.
Филиппино был уязвлен. Человек менее знатный, чем дель Васто, за такие слова отправился бы вместе с Просперо на скамью гребцов. Но с приближенным императора приходилось быть поделикатнее. У Карла V длинные руки.
— Господин маркиз, если вы полагаете, что мною движет злопамятность, то вы неверно меня поняли. Отданный мною приказ не был продиктован ею. Этот человек — не обычный военнопленный. В прошлом году, командуя флотом нашего союзника папы римского, он оставил свой пост, и за это ему надлежит отвечать перед папским судом. Обязанности перед королем Франции предполагают и обязанности перед союзником его величества. Следуя этому правилу, я должен рассматривать этого узника как изменника до тех пор, пока не смогу передать его представителям папского престола. — Он расслабил покатые плечи и развел руками, гнусно улыбаясь: — Вы видите, господин маркиз, у меня просто нет выбора.
Но молодой маркиз ответил холодно и надменно, нанизывая оскорбление на оскорбление:
— Я вижу лишь, что вы искушены в увертках. Ваше представление о долге таково, что достойно презрения любого честного человека. Мнящие себя судебными исполнителями не вправе называться благородными людьми, мессир Дориа.
— Пока вы — мой пленник, вы очень обяжете меня, если ограничитесь лишь тем, что вас касается, — только и смог ответить Филиппино. Он повернулся спиной к маркизу и отрывисто приказал Ломеллино отвести пленника на борт «Моры».
Ломеллино выполнил приказ не раньше, чем выразил свой протест, заявив, что по всем законам войны право потребовать выкуп принадлежит ему — тому, кому сдался Просперо Адорно. Но его грубо оборвали.
— Ты что, не слышал, как я говорил, что он — не обычный военнопленный? Что он — изменник и что мой долг — передать его в руки правосудия? Могу ли я изменить своему долгу ради нескольких дукатов, которые он может тебе принести?
Тем временем дель Васто, разъяренный тем, что произошло с его другом, делал все, что мог. Поскольку с ним, как и с прочими офицерами, обошлись соответственно их рангу и предоставили ему под честное слово свободу передвижения по галере Филиппино, он умудрился послать резкое письмо с протестом маршалу де Лотреку. Проявляя великодушие, Лотрек, верховный главнокомандующий всеми силами, блокирующими Неаполь, потребовал от Филиппино передать ему всех пленников, захваченных при Амальфи. Но Филиппино, блюдя свои личные интересы и обладая присущим всем членам его семьи чутьем на наживу, ответил, что пленные принадлежат господину Андреа Дориа, в интересах которого он и действует. Лотрек продолжал настаивать, напомнив, что Дориа — лишь слуга короля Франции, верховным представителем которого в Италии является сам Лот-рек. Он вновь категорически потребовал, чтобы пленники были отправлены в его распоряжение. Упрямство Филиппино было поколеблено, но не сломлено. Он ответил, что в его инструкциях оговорены условия службы у Андреа Дориа, по которым все захваченные в плен являются собственностью адмирала, а выкуп за них — его военной добычей. Однако ввиду настойчивости маршала Филиппино немедленно готов написать своему дяде письмо с просьбой о более подробных указаниях.
На том дело и остановилось, и Филиппино, исполненный злобы и нерешительности, продолжал удерживать своих узников. Основная их масса и те выкупы, которые они могли бы принести, его не очень волновали. Он скорее готов был отдать их всех Лотреку, чтобы избежать его недовольства, если бы можно было исключить из их числа Просперо. Но им руководила не только злопамятность. Он опасался мести клана Адорно, видя в предприимчивом и вспыльчивом духе его главы угрозу владычеству Дориа в Генуэзской республике. Однако черная мстительность как-то раз побудила его навестить закованного в цепи Просперо Адорно.
В сопровождении Ломеллино и надсмотрщика Филиппино неспешно спустился по сходням «Моры» и подошел к веслу, за которым рядом с Драгутом сидел Просперо. Глядя мимо Просперо, он обратился к корсару, и в его металлическом голосе проскользнули злобные нотки:
— Надеюсь, вам нравится общество, которое я вам подобрал, мессир Драгут. Тот, кто некогда пленил вас, теперь делит с вами весло. Для вас в этом заключается некая утонченная месть, не так ли?
Драрут прямо и бесстрашно посмотрел на него снизу вверх, скривив губы.
— Кого из нас вы хотите раздразнить своей рыцарской учтивостью? — спросил он.
Глаза Филиппино сузились.
— Будь вы за веслами поодиночке, каждый являл бы собой отвратительное зрелище. Вместе вы — нечто большее. Эта картина доставит удовольствие господину Андреа Дориа, когда он ее увидит.
— Или любому другому бесстыдному негодяю, — сказал Просперо.
— Ха! — Широкие губы Филиппино разомкнулись в усмешке, обнажив зубы. Он погладил свою жидкую бородку. — И ты еще говоришь о стыде, жалкий дезертир?
— Я говорю о бесстыдстве. Это вам ближе. Глядя на Драгут-реиса и меня за одним веслом, вы, возможно, вспоминаете, как я спас доброе имя господина Андреа при Гойалатте. За это вы можете назвать меня глупцом, и я с вами соглашусь. Видите ли, я был молод и еще не знал жизни. Я верил в благородство и благодарность, в честь и достоинство, в другие качества, которые так и остались вам неведомы.
Филиппино резко повернулся к стоящему позади него надсмотрщику.
— Дай мне плетку, — приказал он.
Но тут вмешался Ломеллино, который смотрел на происходящее с той же тревогой, с какой взирал на надсмотрщика, приковывавшего Просперо к скамье. Может быть, в нем заговорила честь. Или, зная, как обстоят дела в Генуе, он опасался заката звезды Дориа, что повлечет за собой падение Фрегозо и возвращение к власти Адорно. А при этом плохо пришлось бы тем, кто издевался над Просперо в час его поражения. Как бы то ни было, он предостерегающе поднял руку.
— Что вы собираетесь делать?
— Что я собираюсь делать? Вот возьму плетку — и увидишь! Ломеллино дал надсмотрщику знак отойти. Его узкое лицо приняло решительное выражение.
— Просперо Адорно сдался в плен мне. Хватит того, что вы украли мой выкуп. Но он пока еще мой пленник. Я пошел вам навстречу, дав приковать его к этому веслу. С нас обоих довольно и этого срама.
— Никколо! — Филиппино был вне себя от ярости. — Ты слышал, что сказал мне этот пес?
— И что ты сказал ему… Да, я слышал. Еще секунду Филиппино кипел от гнева, потом рассмеялся, чтобы скрыть замешательство.
— Как будто то, что он — твой пленник, дает тебе право спорить с господином моим Андреа! Но послушай, друг мой… — Филиппино взял Ломеллино за рукав и повел прочь, словно забыв о Просперо. На палубе они на некоторое время задержались, о чем-то серьезно беседуя. Затем Филиппино сошел в шлюпку и отправился на свой корабль.
— Да загадят собаки его могилу! — помолился Драгут, не обращая внимания на то, слышат ли его. — Так же, как и могилу великого Андреа, который обрек меня на этот ад. — Он посмотрел на Просперо и усмехнулся. — Если бы Аллах дал знать о том, что он мне уготовил, я бы предпочел плену смерть в схватке на палубе. Вы, полагаю, хотели бы того же.
Просперо покачал головой. На его губах играла улыбка, а взгляд был отрешенным и устремленным куда-то внутрь.
— Нет, — сказал он, — мне жизнь необходима. Есть три вещи, которые я должен сделать прежде, чем умру.
— Вы сделаете их, если вам предначертано. Но мертвому все равно, сделает он что-нибудь или не сделает.
— Мне — да, но другим не все равно.
— Вы сделаете не то, что собираетесь, а то, чего желает Аллах. Что предначертано, то и сбудется.
— Я думаю, что Аллах, должно быть, предначертал мне совершить именно эти три дела. Так что я благодарен ему даже за ту жалкую жизнь, что влачу здесь у весла.
Почти месяц Просперо трудился в неаполитанских водах. И это было время беспримерных тягот и невзгод, дорого обошедшихся могучему и полному жизни организму. Вдобавок на его долю выпали унижения, самым малым из которых была плеть надсмотрщика, время от времени прохаживавшаяся по его плечам. Дело в том, что Ломеллино ничего не мог сделать, когда галере нужно было развить высокую скорость и надсмотрщики раздавали удары направо и налево.
Наконец прибыли долгожданные венецианские галеры под командованием Ландо. Первоначально предполагалось, что они усилят флот генуэзцев, теперь же выяснилось, что галеры прибыли ему на смену. В день их появления пришла быстроходная фелюга из Генуи, доставившая письма и приказ Филиппино немедленно возвращаться. Филиппино был этому рад. Две завистливые соперницы, Генуя и Венеция, терпеть не могли друг друга. Содержавшиеся в письмах Андреа Дориа дополнительные указания были таковы, что Филиппино счел необходимым пригласить в шатер маркиза дель Васто. Послал он за ним с неохотой. Отношения с этим наиболее прославленным из его пленников, начавшиеся столь неблагоприятно, так и не улучшились. Указания господина Андреа были столь же определенными, сколь и ошеломляющими.
Дель Васто прибыл на зов немедленно. Его манеры были спокойны и изысканны.
— Настоящим мне приказано, — объявил Филиппино, похлопывая по разложенным на столе бумагам, — немедленно возвращаться в Геную со своими галерами.
— Ax! — на смуглом благородном лице дель Васто мгновенно появилось настороженное выражение. — А как же блокада?
— Для этого хватит венецианцев. — Тон Филиппино был нарочито непринужденным. — В любом случае осада не может продолжаться долго. Если в Неаполе голодают и мрут от чумы, то и Лотрек не в лучшем положении. Чума поразила и его лагерь. Похоже, что она охватила всю Италию. Я слышал о заболеваниях и в Генуе. Я предупреждал Лотрека, чтобы он не задевал стоков, когда начнет отрывать полевые укрепления, но он не прислушался к моим советам. Самонадеянный всезнайка, как и все французы.
В ответ на этот неожиданный выпад в сторону французов дель Васто вздернул брови, но промолчал, позволив Филиппино продолжить тираду.
— Теперь он сам может убедиться, что вода разлилась повсюду, пошла гниль и начала отравлять воздух. И все это — в здешнем климате! Я говорил ему, что с неаполитанским летом не шутят! Но француза ничему не научишь. Слава Богу, кажется, мой дядя наконец это понял.
— Ах! — вновь произнес дель Васто. — Можно мне сесть? — Он прошел в глубь каюты и опустился в кресло. Он был облачен в великолепный ярко-желтый шелковый камзол с модными буфами на рукавах, но, естественно, безоружен. Его талию перехватывал пояс, отделанный гранеными изумрудами. Ему было разрешено выписать из Неаполя платье, деньги и все, что душе угодно, а также получать приходившие туда на его имя письма.
Говорил он очень спокойно.
— Итак, мессер Андреа наконец понял, что служит не тому хозяину. Филиппино ощутил первый прилив тревоги.
— Это еще не значит, что он решил поменять хозяина.
— Надеюсь, что к тому идет. — Дель Васто источал холодную учтивость, продолжавшую повергать в замешательство не столь утонченного генуэзца.
— Это от многого зависит.
— Вот как? От чего же именно? Филиппино подошел к столу.
— У меня есть письмо для вас. Для начала прочтите его. Маркиз взял письмо, распечатал и углубился в чтение. Когда он поднял глаза, взгляд его был спокоен и серьезен.
— Мессер Андреа не просит меня ни о чем таком, что я не был бы готов совершить во имя императора.
— Во имя императора? Будем говорить начистоту, синьор. Уполномочил ли вас его величество посылать моему дяде такие предложения, которые вы, насколько я понимаю, уже отправили ему?
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Меч ислама'
1 2 3 4 5 6
Нельзя было терять время. Генуэзцы уже заняли нос «Сикамы», тесня испанцев. Обстановка на галере Просперо резко ухудшилась. И тут он, к своему отчаянию, увидел, что неаполитанские галеры, на которые он рассчитывал, остановились, проигнорировав его сигналы, а затем обратились в бегство. А с ними — и все малые суда. Поскольку все видели, как пал вымпел Монкады, они сочли бой проигранным и поспешили отступить.
Надежды Просперо были разбиты. В отчаянии он понял, что спасения нет. Галера самого Филиппино присоединилась к трем другим, нападавшим на все еще сопротивляющиеся императорские суда.
Дель Васто тронул Просперо за руку.
— Конец, друг мой. Эти предатели украли победу, которая могла бы стать твоей. Твоя гибель не принесет императору пользы.
Просперо не нашел, что возразить на это предложение сдаться.
— Лучше сейчас выжить, чтобы когда-нибудь умереть более достойной смертью. Когда этот день придет, Просперо, позволь мне снова быть с тобой.
Когда стрелки Лотрека прорвались на палубу, где все еще стояли ряды защитников, Просперо спустил флаг, чтобы положить конец бессмысленной бойне.
Глава VI. ПЛЕННИК
Обнаженный по пояс мессир Просперо Адорно испивал чашу позора на скамье для гребцов. Рыжевато-каштановые волосы его были коротко пострижены. Он был прикован за ногу. Прожаренный июльским солнцем Южной Италии, покрытый шрамами от плетки надсмотрщика, он надрывался у весла, спал, не сходя со своего места. Кормили его, как и всех рабов на галере, — выдавали тридцать унций сухих галет в день и ведро воды для утоления жажды.
Цивилизованный человек вряд ли может представить себе что-то более унизительное, чем такое существование. Только недюжинная сила воли могла преодолеть страдания, после которых от менее сильных духом оставалась лишь внешняя оболочка. Примером такой душевной стойкости для Просперо стал его сосед по галере.
Капитаном пятидесятишестивесельного корабля «Море» был тот самый Ломеллино, который в битве при Амальфи командовал резервом. Когда Просперо привели на освобожденное для него место, черные глаза дюжего смуглого раба, который сидел рядом, сначала расширились от удивления, а потом в глубине зрачков засверкали веселые огоньки. Его губы растянулись, белоснежные зубы сверкнули в улыбке, и Просперо узнал, к своему удивлению, в этом человеке великого командира корсаров, отважного Драгут-реиса, первого среди капитанов Хайр-эд-Дина note 10 (Барбароссы). То, что Просперо оказался прикованным к одному веслу со своим же пленником, взятым в знаменитом бою при Гойалатте, показалось им обоим не случайным совпадением.
— Ya anta! note 11 — вскричал мусульманин, оправившись от изумления. — Бисмилла! note 12 Неисповедимы пути Единственного! — Он засмеялся и воскликнул на странной смеси итальянского и испанского: — Превратности войны, дон Просперо!
Ломеллино, высокий и гибкий сорокалетний мужчина с узким и строгим лицом патриция, с тревогой смотрел, как оружейник заковывал мессира Просперо. Чтобы иноверец не превзошел его, выказав присутствие духа в несчастье, Просперо рассмеялся, едва раздался звон металла.
— И новый поворот судьбы для нас обоих, синьор Драгут! Ломеллино слушал, и его темные глаза становились все более настороженными.
— Топор вонзается в дерево, из которого сделано его топорище, — сказал Драгут. — Но все равно, добро пожаловать. Marhaba fik! note 13 Если и суждено моему плечу мараться о плечо неверного, то пусть уж этим неверным будете вы! И все же повторяю: неисповедимы пути всемилостивейшего Аллаха!
— Я полагаю, синьор Драгут, нам приходится иметь дело с вполне исповедимыми путями людскими. — Просперо давно стало ясно, что приковывают его сюда благодаря изобретательной мстительности Филиппино Дориа, вдохновившей того приговорить пленника столь высокого положения к галерам.
Они встретились на другой день после кровавого столкновения у Амальфи, в котором расстались с жизнью две тысячи человек и половина кадровых офицеров попала в плен к генуэзцам. Маленькие мутные глазки Филиппино вспыхнули, когда он увидел Просперо Адорно в выстроенной на палубе шеренге. Он с довольным видом взирал на происходящее, сидя на возвышении под пологом шатра, а стоявший рядом офицер делал поименную перекличку пленников. Не сводя взгляда с Просперо, Филиппино медленно спустился по ступеням и, ссутулившись, остановился перед ним.
— С прибытием! — приветствовал он, насмешливо скривив губы. — Когда мы встречались в последний раз, речь шла о расплате и вы изволили кое-чем похвастать. Посмотрим, как теперь вы это исполните. — Сказав так, он повернулся, вызвал Ломеллино из группы своих капитанов и громко приказал приковать Просперо цепью к какому-либо из весел.
Это вызвало взрыв негодования среди товарищей Просперо по несчастью. Они взроптали в один голос, стыдя Филиппино, а дель Васто этим не ограничился.
— Синьор, таким приговором вы хотите опозорить человека, но добьетесь совсем другой цели — обесчестите себя.
Филиппино был уязвлен. Человек менее знатный, чем дель Васто, за такие слова отправился бы вместе с Просперо на скамью гребцов. Но с приближенным императора приходилось быть поделикатнее. У Карла V длинные руки.
— Господин маркиз, если вы полагаете, что мною движет злопамятность, то вы неверно меня поняли. Отданный мною приказ не был продиктован ею. Этот человек — не обычный военнопленный. В прошлом году, командуя флотом нашего союзника папы римского, он оставил свой пост, и за это ему надлежит отвечать перед папским судом. Обязанности перед королем Франции предполагают и обязанности перед союзником его величества. Следуя этому правилу, я должен рассматривать этого узника как изменника до тех пор, пока не смогу передать его представителям папского престола. — Он расслабил покатые плечи и развел руками, гнусно улыбаясь: — Вы видите, господин маркиз, у меня просто нет выбора.
Но молодой маркиз ответил холодно и надменно, нанизывая оскорбление на оскорбление:
— Я вижу лишь, что вы искушены в увертках. Ваше представление о долге таково, что достойно презрения любого честного человека. Мнящие себя судебными исполнителями не вправе называться благородными людьми, мессир Дориа.
— Пока вы — мой пленник, вы очень обяжете меня, если ограничитесь лишь тем, что вас касается, — только и смог ответить Филиппино. Он повернулся спиной к маркизу и отрывисто приказал Ломеллино отвести пленника на борт «Моры».
Ломеллино выполнил приказ не раньше, чем выразил свой протест, заявив, что по всем законам войны право потребовать выкуп принадлежит ему — тому, кому сдался Просперо Адорно. Но его грубо оборвали.
— Ты что, не слышал, как я говорил, что он — не обычный военнопленный? Что он — изменник и что мой долг — передать его в руки правосудия? Могу ли я изменить своему долгу ради нескольких дукатов, которые он может тебе принести?
Тем временем дель Васто, разъяренный тем, что произошло с его другом, делал все, что мог. Поскольку с ним, как и с прочими офицерами, обошлись соответственно их рангу и предоставили ему под честное слово свободу передвижения по галере Филиппино, он умудрился послать резкое письмо с протестом маршалу де Лотреку. Проявляя великодушие, Лотрек, верховный главнокомандующий всеми силами, блокирующими Неаполь, потребовал от Филиппино передать ему всех пленников, захваченных при Амальфи. Но Филиппино, блюдя свои личные интересы и обладая присущим всем членам его семьи чутьем на наживу, ответил, что пленные принадлежат господину Андреа Дориа, в интересах которого он и действует. Лотрек продолжал настаивать, напомнив, что Дориа — лишь слуга короля Франции, верховным представителем которого в Италии является сам Лот-рек. Он вновь категорически потребовал, чтобы пленники были отправлены в его распоряжение. Упрямство Филиппино было поколеблено, но не сломлено. Он ответил, что в его инструкциях оговорены условия службы у Андреа Дориа, по которым все захваченные в плен являются собственностью адмирала, а выкуп за них — его военной добычей. Однако ввиду настойчивости маршала Филиппино немедленно готов написать своему дяде письмо с просьбой о более подробных указаниях.
На том дело и остановилось, и Филиппино, исполненный злобы и нерешительности, продолжал удерживать своих узников. Основная их масса и те выкупы, которые они могли бы принести, его не очень волновали. Он скорее готов был отдать их всех Лотреку, чтобы избежать его недовольства, если бы можно было исключить из их числа Просперо. Но им руководила не только злопамятность. Он опасался мести клана Адорно, видя в предприимчивом и вспыльчивом духе его главы угрозу владычеству Дориа в Генуэзской республике. Однако черная мстительность как-то раз побудила его навестить закованного в цепи Просперо Адорно.
В сопровождении Ломеллино и надсмотрщика Филиппино неспешно спустился по сходням «Моры» и подошел к веслу, за которым рядом с Драгутом сидел Просперо. Глядя мимо Просперо, он обратился к корсару, и в его металлическом голосе проскользнули злобные нотки:
— Надеюсь, вам нравится общество, которое я вам подобрал, мессир Драгут. Тот, кто некогда пленил вас, теперь делит с вами весло. Для вас в этом заключается некая утонченная месть, не так ли?
Драрут прямо и бесстрашно посмотрел на него снизу вверх, скривив губы.
— Кого из нас вы хотите раздразнить своей рыцарской учтивостью? — спросил он.
Глаза Филиппино сузились.
— Будь вы за веслами поодиночке, каждый являл бы собой отвратительное зрелище. Вместе вы — нечто большее. Эта картина доставит удовольствие господину Андреа Дориа, когда он ее увидит.
— Или любому другому бесстыдному негодяю, — сказал Просперо.
— Ха! — Широкие губы Филиппино разомкнулись в усмешке, обнажив зубы. Он погладил свою жидкую бородку. — И ты еще говоришь о стыде, жалкий дезертир?
— Я говорю о бесстыдстве. Это вам ближе. Глядя на Драгут-реиса и меня за одним веслом, вы, возможно, вспоминаете, как я спас доброе имя господина Андреа при Гойалатте. За это вы можете назвать меня глупцом, и я с вами соглашусь. Видите ли, я был молод и еще не знал жизни. Я верил в благородство и благодарность, в честь и достоинство, в другие качества, которые так и остались вам неведомы.
Филиппино резко повернулся к стоящему позади него надсмотрщику.
— Дай мне плетку, — приказал он.
Но тут вмешался Ломеллино, который смотрел на происходящее с той же тревогой, с какой взирал на надсмотрщика, приковывавшего Просперо к скамье. Может быть, в нем заговорила честь. Или, зная, как обстоят дела в Генуе, он опасался заката звезды Дориа, что повлечет за собой падение Фрегозо и возвращение к власти Адорно. А при этом плохо пришлось бы тем, кто издевался над Просперо в час его поражения. Как бы то ни было, он предостерегающе поднял руку.
— Что вы собираетесь делать?
— Что я собираюсь делать? Вот возьму плетку — и увидишь! Ломеллино дал надсмотрщику знак отойти. Его узкое лицо приняло решительное выражение.
— Просперо Адорно сдался в плен мне. Хватит того, что вы украли мой выкуп. Но он пока еще мой пленник. Я пошел вам навстречу, дав приковать его к этому веслу. С нас обоих довольно и этого срама.
— Никколо! — Филиппино был вне себя от ярости. — Ты слышал, что сказал мне этот пес?
— И что ты сказал ему… Да, я слышал. Еще секунду Филиппино кипел от гнева, потом рассмеялся, чтобы скрыть замешательство.
— Как будто то, что он — твой пленник, дает тебе право спорить с господином моим Андреа! Но послушай, друг мой… — Филиппино взял Ломеллино за рукав и повел прочь, словно забыв о Просперо. На палубе они на некоторое время задержались, о чем-то серьезно беседуя. Затем Филиппино сошел в шлюпку и отправился на свой корабль.
— Да загадят собаки его могилу! — помолился Драгут, не обращая внимания на то, слышат ли его. — Так же, как и могилу великого Андреа, который обрек меня на этот ад. — Он посмотрел на Просперо и усмехнулся. — Если бы Аллах дал знать о том, что он мне уготовил, я бы предпочел плену смерть в схватке на палубе. Вы, полагаю, хотели бы того же.
Просперо покачал головой. На его губах играла улыбка, а взгляд был отрешенным и устремленным куда-то внутрь.
— Нет, — сказал он, — мне жизнь необходима. Есть три вещи, которые я должен сделать прежде, чем умру.
— Вы сделаете их, если вам предначертано. Но мертвому все равно, сделает он что-нибудь или не сделает.
— Мне — да, но другим не все равно.
— Вы сделаете не то, что собираетесь, а то, чего желает Аллах. Что предначертано, то и сбудется.
— Я думаю, что Аллах, должно быть, предначертал мне совершить именно эти три дела. Так что я благодарен ему даже за ту жалкую жизнь, что влачу здесь у весла.
Почти месяц Просперо трудился в неаполитанских водах. И это было время беспримерных тягот и невзгод, дорого обошедшихся могучему и полному жизни организму. Вдобавок на его долю выпали унижения, самым малым из которых была плеть надсмотрщика, время от времени прохаживавшаяся по его плечам. Дело в том, что Ломеллино ничего не мог сделать, когда галере нужно было развить высокую скорость и надсмотрщики раздавали удары направо и налево.
Наконец прибыли долгожданные венецианские галеры под командованием Ландо. Первоначально предполагалось, что они усилят флот генуэзцев, теперь же выяснилось, что галеры прибыли ему на смену. В день их появления пришла быстроходная фелюга из Генуи, доставившая письма и приказ Филиппино немедленно возвращаться. Филиппино был этому рад. Две завистливые соперницы, Генуя и Венеция, терпеть не могли друг друга. Содержавшиеся в письмах Андреа Дориа дополнительные указания были таковы, что Филиппино счел необходимым пригласить в шатер маркиза дель Васто. Послал он за ним с неохотой. Отношения с этим наиболее прославленным из его пленников, начавшиеся столь неблагоприятно, так и не улучшились. Указания господина Андреа были столь же определенными, сколь и ошеломляющими.
Дель Васто прибыл на зов немедленно. Его манеры были спокойны и изысканны.
— Настоящим мне приказано, — объявил Филиппино, похлопывая по разложенным на столе бумагам, — немедленно возвращаться в Геную со своими галерами.
— Ax! — на смуглом благородном лице дель Васто мгновенно появилось настороженное выражение. — А как же блокада?
— Для этого хватит венецианцев. — Тон Филиппино был нарочито непринужденным. — В любом случае осада не может продолжаться долго. Если в Неаполе голодают и мрут от чумы, то и Лотрек не в лучшем положении. Чума поразила и его лагерь. Похоже, что она охватила всю Италию. Я слышал о заболеваниях и в Генуе. Я предупреждал Лотрека, чтобы он не задевал стоков, когда начнет отрывать полевые укрепления, но он не прислушался к моим советам. Самонадеянный всезнайка, как и все французы.
В ответ на этот неожиданный выпад в сторону французов дель Васто вздернул брови, но промолчал, позволив Филиппино продолжить тираду.
— Теперь он сам может убедиться, что вода разлилась повсюду, пошла гниль и начала отравлять воздух. И все это — в здешнем климате! Я говорил ему, что с неаполитанским летом не шутят! Но француза ничему не научишь. Слава Богу, кажется, мой дядя наконец это понял.
— Ах! — вновь произнес дель Васто. — Можно мне сесть? — Он прошел в глубь каюты и опустился в кресло. Он был облачен в великолепный ярко-желтый шелковый камзол с модными буфами на рукавах, но, естественно, безоружен. Его талию перехватывал пояс, отделанный гранеными изумрудами. Ему было разрешено выписать из Неаполя платье, деньги и все, что душе угодно, а также получать приходившие туда на его имя письма.
Говорил он очень спокойно.
— Итак, мессер Андреа наконец понял, что служит не тому хозяину. Филиппино ощутил первый прилив тревоги.
— Это еще не значит, что он решил поменять хозяина.
— Надеюсь, что к тому идет. — Дель Васто источал холодную учтивость, продолжавшую повергать в замешательство не столь утонченного генуэзца.
— Это от многого зависит.
— Вот как? От чего же именно? Филиппино подошел к столу.
— У меня есть письмо для вас. Для начала прочтите его. Маркиз взял письмо, распечатал и углубился в чтение. Когда он поднял глаза, взгляд его был спокоен и серьезен.
— Мессер Андреа не просит меня ни о чем таком, что я не был бы готов совершить во имя императора.
— Во имя императора? Будем говорить начистоту, синьор. Уполномочил ли вас его величество посылать моему дяде такие предложения, которые вы, насколько я понимаю, уже отправили ему?
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Меч ислама'
1 2 3 4 5 6