Давно старый вождь повесил их на стены своего чума.
Сопр показывал гостю ножи в серебряной оправе, завернутые в шкуры
булгарские чаши, тонкие, с четким рисунком.
- Это все мое, рума, - говорил ему вождь. - На берегу Голубой Камы
стоят две моих камьи и большая лодка. Я самый богатый в племени. Я могу
купить белого коня.
Оскор понял хитрость Сопра. Вождь хочет купить Арагеза. Но разве
отдаст Шавершол друга-коня за серебряную чашу, за пучок стрел, за кривой
булгарский нож!
- Ты - рума. Ты можешь взять себе любую стрелу.
Оскор взял маленькую деревянную стрелу с костяным наконечником и
сунул ее в свой сагайдак.
- Будь здоровым и сильным, друг Сопр, - сказал он вождю и вышел из
чума.
Утро было теплое и светлое, пахло рыбой и дымом.
Оскор глядел на тихое стойбище братьев. Чум вождя стоял у самого
леса, от него к Великой Голубой реке сбегало еще два десятка приземистых
деревянных чумов. Все они были похожи на островерхий чум вождя. Квадратный
сруб из неошкуренных бревен поднимались невысоко над землей, на срубе
стояла, как степная юрта, крыша из тонких и длинных жердей. В каждом чуме
была низкая дверь, плотно завешанная шкурами, и маленькое окно для дыма.
Низкие черные срубы с серыми крышами окружала высокая густая трава. Нигде
не было видно загонов для скота или ям для варки железа. Только валялись
головы и кости рыб. Их было так много, что даже собаки не подходили к ним.
Оскор прошел все стойбище братьев, до обрывистого берега Великой Голубой
реки, и никто не вышел из чума, никто не остановил его. Люди сидели в
чумах, у каменных чувалов. Вместе с дымом ползли оттуда запахи вареного
мяса и рыбы.
Блестело горячее солнце, блестела река.
В такой день женщины из рода быстроногих дзуров поют веселые ласковые
песни, а маленький Вургаш смеется. Оскор не понял, откуда пришла печаль.
Но она была в его сердце. "Идите и смотрите", - сказал им Большой шаман
братьев. Но глаза певца не видят радости, а уши его не слышат веселых
песен.
Оскор ушел из стойбища в лес и долго трубил там, как сохатый весной,
подавая знак Шавершолу. Игривые белки бросали в него шишками; радуясь
теплому дню, суетились и пели в зеленой хвое бойкие птицы.
Где-то недалеко проревел сохатый - и, раздвигая красноягодные волчьи
кусты, вышел Шавершол.
- Скоро Арагез обгонит любую лошадь в табуне, - сказал он Оскору и
громко засмеялся.
Они вернулись к чуму вождя и увидели худых людей в грязных и рваных
меховых рубахах. Среди них стоял важный Сопр, надувая отвисшие щеки. Люди
просили у него рыболовную сеть и лодки-долбушки, обещая ему десятую часть
улова. Сопр давал им сеть и не давал камьи-долбушки.
- Дай нам лодки, Сопр, - негромко просили они. - У нас только две
камьи.
- Рыба ушла из заливов на большую воду.
- Дай, Сопр. У нас нет рыбы. В наших чумах голод.
Вождь хмурился и недовольно мотал головой. Он просил за две камьи и
сеть половину пойманной рыбы. Они согласились отдать ему половину улова и
потянулись один за другим, как ощипанные гуси, через стойбище к крутому
берегу Великой Голубой реки.
Угры вышли из кустов и подошли к Сопру. Он стоял гордый и довольный:
скоро опять в его чуме будет много свежей рыбы.
- Эти люди из твоего племени? - спросил Шавершол.
- Мои, мои, - замотал головой вождь. - Их пауль стоит у кривого
залива. К ним надо идти день.
- У них нет своих лодок?
- Гех, гех, - засмеялся Сопр. - Отцы их все отдали предкам и Великого
Торуму.
К послам подошел высокий худой охотник с длинными черными волосами.
Они были перевязаны у него широким ремнем на затылке и лежали на спине как
лошадиный хвост. Длинноволосый погладил сначала Шавершола по плечу, потом
Оскора и сказал им:
- Я охотник Ласло. В моем чуме есть мясо для гостей.
Угры пошли к нему.
- Почему ваши женщины не собирают ягоды и сочные корни? - спросил его
Оскор.
- Они боятся, - ответил Ласло. - Великий Торум велит нам есть мясо и
рыбу. У белых корней и лесных ягод нет теплой крови. Их не ест добрый
Мир-Суснэ.
В чуме он кормил гостей свежим мясом и долго говорил, как наказал
Великий Торум людей из соседнего племени. Они ели красные ягоды с волчьих
кустов и умирали. Сейчас живут в их чумах лесные звери и ночные птицы.
А Шавершол рассказывал ему о племени всадников, о родном народе,
который не знает голода даже в холодные снежные зимы.
- Мы закапываем весной в землю семена ячменя. Отжигаем осенью на
костре их желтые стебли, выбиваем зерна, растираем между камней и печем
лепешки...
- Знаю, знаю, рума-друг, - говорил Ласло Шавершолу. - За Голубой
Камой тоже едят лепешки. Я видел сам.
Шавершол хотел спросить его, кто дал такое имя Великой Голубой реке,
но не успел. Ласло повел их в соседние чумы и говорил всем:
- Они наши братья. Завтра мы покажем им праздник медведя.
Манси здоровались с гостями и угощали их жирным и мягким брюхом рыбы.
Спали угры в чуме Ласло. На другой день, вечером, к нему собрались
мужчины и женщины, родившие двух сыновей, на медвежий праздник.
Ярко горел огонь в каменном чувале. В чуме стало жарко, люди сняли
меховые рубахи, но обвязали руки шкурами и травой. Брат Великого Торума не
любит голых рук.
Ласло надел рукавицы из медвежьих лап с черными загнутыми когтями и,
качаясь, запел о Мир-Суснэ, всевидящем сыне Великого Нуми-Торума. Этой
песней манси начинали все свои праздники.
За людьми смотрящий - Мир-Суснэ,
О-о! О-о! О-о!
Ты один не боишься темной ночи,
О-о! О-о! О-о!
На белом коне объезжаешь землю,
О-о! О-о! О-о!
Ты видишь и слышишь все,
Ты глаза и уши Великого Торума.
О-о! О-о! О-о!
Ласло кончил, Сопр отложил деревянную палочку, взял другую, и по
знаку его запели все сидевшие в чуме. Они умоляли Мир-Суснэ быть добрым и
зорким, хранить их скот и не пускать в степь болезни. Угры слушали братьев
и удивлялись: у них нет скота, а они просят Мир-Суснэ беречь скот; живут в
лесу, а просят не пускать болезни в степь...
Когда манси кончили петь о быстром, как ветер, и зорком, как птица,
Мир-Суснэ и Сопр отложил еще одну палочку, Ласло надел берестяную маску
медведя, поднял когтистые лапы, раскрыл пасть и заревел. От дверей крался
к нему с большим луком охотник. Они сошлись. Ласло-медведь старался
зацепить охотника медвежьей лапой, а тот, бросив лук, плясал и вертелся
вокруг него.
Охотник нырнул под медвежьи лапы и, выхватив костяной нож, всадил его
в бок медведя. Ласло упал, дернулся, как умирающий зверь, и затих. Охотник
поставил ему на спину ногу и закричал:
- Ты умер, брат Великого Торума, ты умер и не будешь нам мстить!
Сопр отложил еще одну палочку, мужчины и женщины запели о
Нуми-Торуме, о великом и невидимом вожде духов. Они обещали ему седую
куницу и черную лису, серебряные чаши и жирное мясо. Они называли его
добрым и ласковым.
Таяла тихая песня в честь Великого Нуми-Торума, сначала засыпали
старики и женщины, потом засыпали мужчины.
Сопр отложил пятую палочку и поднялся, покачиваясь от усталости.
- Мы пойдем в мой чум, - сказал он уграм, - и будем есть рыбу.
Угры вышли за ним из чума Ласло. Тихая ночь глядела на них с
густо-синего неба множеством волчьих глаз, черный лес ближе подвинулся к
стойбищу братьев и затаился... На Великую Голубую реку легла широкая и
лунная дорога. Она звала их домой, в юрту рода, на берег родного
Меркашера. "Идите и смотрите", - сказал им в Синей пещере Большой шаман.
Они видели многое в пауле братьев, но мало радости было в их чумах,
невеселы были их песни и праздники...
В чуме вождя было темно, без пищи умирал в чувале огонь. Сопр бросил
ему сухих веток и начал чистить большую, как березовый корень, щуку. Он
опустил в котел рыбу, а отрезанную голову отдал Шавершолу.
- Возьми, рума. Зубы большой рыбы принесут тебе здоровье. Ты будешь
колоть зубами щуки больное место на теле.
Шавершол отдал вождю за голову щуки чернохвостую стрелу с тонким
железным наконечником и сказал:
- Завтра мы уходим, Сопр. Мы расскажем Большому шаману о твоем народе
и вернемся в город старого Кардаша. От Синей пещеры до племени всадников
надо долго идти... У Оскора пал конь, помоги нам найти другого коня.
- Я знаю, рума, всех охотников. Они приходят в наш пауль на праздник
огня. У них есть лодки и нет коней. Отдай, рума, белого коня за мою лодку.
Шавершол знал: большая лодка Сопра лучше лошади. Они спустятся с
Оскором на ней до родного Меркашера по Великой Голубой реке. Но ему жаль
было Арагеза.
- Я еще дам тебе, - уговаривал его хитрый мансийский вождь, - две
серебряные чаши и кривой нож.
А Шавершол думал о старом Кардаше, о родном народе и глядел на
молчавшего Оскора. Нельзя оставлять посла племени, нельзя бросать друга в
беде.
- Бери, вождь Сопр, белого коня и дай нам лодку... Булгарские чаши и
кривой нож пусть останутся в твоем чуме.

9. СМЕРТЬ АРАГЕЗА
Утром Шавершол привел к чуму мансийского вождя своего Арагеза.
Сопр встречал белого коня в длинной оленьей парке, на голове у него
была круглая шаманская шапка, на ногах - новые камусы из кожи молодого
сохатого. Окружали его десять охотников с костяными луками предков.
- Возьми коня, Сопр, - сказал Шавершол, передавая ременный повод
вождю.
- Я беру белого коня, ты берешь мою большую лодку. Мы вместе едем до
речки Мясная вода. Оттуда я поведу тайной тропой тебя и Оскора к Большому
шаману.
- Спеши, Сопр. Надо идти к лодке.
- Нет, нет, рума. Нельзя уезжать с праздника Великого Нуми-Торума.
Гляди, рума Шавершол, наши женщины зажгли костер. Мы долго не приносили в
жертву Великому и Всевидящему. У нас не было белого коня.
Шавершол понял: Арагеза сегодня убьют широким ножом у большого
костра. Горячая жалость обожгла сердце, рука потянулась к мечу... Он легко
может отнять друга-коня: в племени хитрого Сопра мало настоящих воинов. Но
что скажет Большой шаман, что скажут угры и старый Кардаш, если он обидит
братьев? Он пришел сюда за мудрым словом, как друг. Нельзя послу нарушать
закон дружбы, великий закон предков. Лучше закрыть глаза и уши, уйти из
стойбища, не видеть приносящих жертву, не слышать сладкого мясного запаха.
Оскор стоял у дверей чума, готовый по знаку друга поднять меч на
братьев. Но Шавершол только громко застонал и, качаясь, пошел в лес.
"Невидимая и быстрая птица вурсик принесла в клюве мудрость
богатырю", - сказали бы старейшины племени всадников. Вождь хотел идти за
Шавершолом, но Оскор остановил его:
- Не ходи, рума-друг. Богатырь не будет пить теплую кровь своего
Арагеза.
- Гех... Он ищет себе беду, - заворчал Сопр и пошел к большому
костру. Охотники повели за ним пугливо озирающегося Арагеза.
Оскор ждал, пока не скрылся Шавершол за волчьими кустами, потом
спустился к костру, на праздник Нуми-Торума.
Сопр стоял на коленях перед ярко горящим огнем, как шаман Урбек.
Вокруг высокого костра качались, взявшись за руки, охотники. Их было
много, Оскор насчитал пятнадцать десятков... Вдруг вождь вскочил на ноги и
шагнул с поднятым ножом к белому коню, но ударить не успел. Арагез вырвал
повод из рук охотников и заметался между горячим костром и крутым обрывом.
Женщины закрыли руками черноволосые головы и упали на землю, мужчины звали
на помощь доброго Мир-Суснэ. Когда Арагез, вытянувшись, понесся в гору,
Оскор вскочил ему на спину и, нащупав узду, осадил к земле. Подбежавшие
охотники накинули петлю на потную шею коня, свалили его на землю и связали
ноги.
Связанного Арагеза они подтащили ближе к костру. Сопр опять встал на
колени перед огнем, его опять окружили люди. Они пели:
Великий и Невидимый,
Гони на нас
Молодого зверя.
Большого зверя
Сделай слабее ушана...
Охотники просили у Нуми-Торума мяса и тепла, здоровья и силы зверя.
Когда они кончили петь, вождь подбежал к связанному Арагезу. Блеснул на
солнце широкий нож...
Попробовав горячей крови, мужчины окружили костер и, потрясая оружием
предков, запели песню победы.
Добрый отец огонь,
Ты на небе и на земле,
Ты веселый и сильный,
Ты ненасытный и злой.
Порази врагов в сердце,
Порази врагов в голову.
Сожги одежду и тело
Врагов твоего народа...
Оскор слушал братьев и вспоминал рвущийся к небу живой огонь угров...
Песню победы воины гордого племени всадников пели перед большим костром,
когда враги приходили на их землю. Тогда мужчины пили горячую кровь
жертвенных лошадей и шли защищать город старого Кардаша, спасать женщин,
детей и скот. Тогда один угорский воин был сильнее пяти булгар...
Оборвалась песня победы, остановились ноги братьев. От леса бежали,
поблескивая железными шлемами, чужие воины. Они разделились, как птицы в
полете, на три хвоста. Врагов было в десять раз меньше, чем охотников у
костра, но Сопр молчал. Манси сбились в кучу, как пестрые угорские овцы.
Только Ласло вышел навстречу чужим, размахивая узким кривым мечом.
Передний воин выбил из рук его меч и засмеялся. Ласло был травой, а русый
пришелец - тополем.
Два молодых воина подошли к вождю. Один из них ударил себя по
железной груди и сказал:
- Неси, кунинг, скору и серебро Новугороду!
Сопр испугался и сел на землю. Синеглазый богатырь поставил его на
ноги и закричал:
- Вашей земли не заяхом, ни город ваших, ни весей ваших.
Другой воин достал из-под чешуйчатой железной рубахи куний мех и стал
гладить его, как пса.
- Гех, рума, гех, - замотал головой вождь.
Сопр толкал в спину испуганных охотников, посылал их в чумы за
родовым серебром и мехами.
У затухающих костров, воткнув в землю длинные черные мечи, стояли
чужие бородатые воины. Манси несли им короткохвостых соболей, красных
караганов и мягких куниц. Жены шли за охотниками, прижав к мокрой от слез
груди круглые булгарские чаши, шейные кольца и кувшины.
Русые пришельцы все раскладывали на два десятка заплечных нош и
перевязывали белыми витыми ремнями. Серебряные чаши и узкогорлые кувшины
они складывали в широкие кожаные мешки.
Забросив на крепкие спины тяжелые ноши, бородатые воины побежали
обратно, к лесу, как густогривые волки от стада. Бежали они легко, ступали
мягко на каменистую землю доброго и смешного народа. Манси смотрели им
вслед и не знали, кто спас их от железных воинов - Великий Нуми-Торум или
добрый Мир-Суснэ? Кому им надо завтра приносить жертву за свое избавление?
Предводитель русых пришельцев остановился у леса, сбросил на землю
ношу и пошел назад. Он подошел к костру, долго глядел на притихших людей,
худых и грязных, замученных болотной хворью.
- У отчизны вашей несть кунинга, несть кметей, - сказал синеглазый
предводитель и снял с головы железный шлем.
Он насыпал в шлем продолговатые и ровные серебряные обрезки, поставил
его к ногам Сопра и вернулся к своим воинам.
Воинственные пришельцы, дождавшись синеглазого предводителя, скрылись
в лесу. Манси потянулись от потухшего костра один за другим к своим чумам.
Никто громко не радовался, никто не горевал. Казалось, ничего не случилось
в стойбище братьев, не было чужих воинов, а был короткий сон.
Удивленный Оскор долго стоял один у потухшего костра, слушал ворчание
собак, доедающих белого коня, и думал. Он думал о бородатых пришельцах с
железной грудью, быстрых, как ветер, и крепких, как камень, думал о
покорных охотниках, замученных голодом, хворью и жадностью своих богов.
Мужчины из его племени не отдадут родовое серебро так покорно, как братья.
- Рума, рума, - тянул за рукав мансийский вождь Оскора. - Пошли к
лодке. Надо ехать.
Улетели думы угорского певца, как вспугнутые птицы, и он увидел
Сопра. Старик стоял перед ним довольный и важный, забыв позор и горе
своего народа.
- Ты сейчас отдал родовое серебро чужим воинам! - закричал на него
Оскор. - Ты станешь беднее раба...
- Гех... Ты не видел, рума, наших святилищ. Мое богатство в лесу, его
бережет Нуми-Торум и настороженные луки с толстыми стрелами. Я смеюсь над
русыми пришельцами.
Оскор пошел за хитрым вождем к Великой Голубой реке. Они шли высокой
густой травой через редкий березник, шли рядом.
1 2 3 4 5 6 7