— Спаси, Господи, Рафаэля!
— Спаси, Господи, Фернандо! — вторила ей с дрожью в голосе младшая сестра.
— Спаси, Господи, всех, кого застигнет в пути наводнение! — воскликнула, в свою очередь, горничная и в утешение своей младшей госпожи поспешила сказать ей: — Насчет дона Фернандо не беспокойтесь, сеньорита: он прислал одного из своих вакеро к дону Мариано с известием, что прибудет сюда завтра в лодке… Ну теперь мне нужно бежать опять вниз: я там нужна, — прибавила она и поспешно вышла из комнаты.
— Приедет в лодке! — радостно повторила вся просиявшая Марианита. — Слышишь, Гертрудочка: Фернандо приедет в лодке! Ах, как это будет весело! Мы отправимся ему навстречу в нашей парадной барке, убранной пестрыми флагами и цветами. Я непременно упрошу папу…
Но, взглянув на сестру, она невольно прикусила язык и устыдилась своей эгоистичной радости. Гертруда, полуприкрытая своими роскошными волосами, стояла на коленях перед изображением Мадонны.
— Прости меня, моя дорогая Гертрудочка! — сквозь слезы виновато проговорила она, опускаясь на колени рядом с сестрой и целуя ее в низко склоненную голову. — Прости мне, что я в своей радости не заметила, что творится с тобой… Так ты, значит, любишь дона Рафаэля?
— Не знаю… Могу сказать только то, что если бы он умер, умерла бы и я, — произнесла еле слышным голосом Гертруда, подняв голову и повернув к сестре свое прекрасное, но теперь смертельно бледное лицо.
Марианита бросила взгляд на лицо сестры и продолжала самым нежным тоном:
— Вижу, вижу, что любишь. Не бойся, дорогая Гертрудочка, Пресвятая Дева Мария помилует и спасет его. Я вместе с тобой помолюсь за него, — в порыве жалости и непоколебимой детской веры прибавила девушка и также молитвенно возвела к небу руки.
— Взгляни, пожалуйста, Марианиточка, опять в окно: не едет ли еще кто… Может быть, и Рафаэль… Я чувствую, что он… Но сама не могу, — попросила через некоторое время прерывистым голосом Гертруда, не меняя своего коленопреклоненного положения перед священным изображением.
Марианита тотчас послушно поднялась, утерла платком заплаканные глаза и снова подошла к окну. Золотистая дымка, покрывавшая до сих пор равнину, сменилась пурпурно-фиолетовою. Но не было видно больше ни одного живого существа.
— Никого больше нет, — заявила Марианита. — Вернее всего, дон Рафаэль был заранее предупрежден о грозящей опасности и явится потом в лодке, — добавила она, чтобы успокоить сестру.
— Нет-нет, этого быть не может! — возразила Гертруда с не свойственной ей страстностью. — Я чувствую… я уверена, что он должен быть непременно сегодня вечером… даже ночью. Он пренебрежет всеми опасностями, лишь бы… Наверное он уж близко… Смотри хорошенько, милая Марианиточка, во все стороны… Мои глаза застилаются слезами, и я сама ничего не могу разглядеть. Смотри как можно внимательнее. Он должен быть на своем любимом коне… Ах, как я люблю этого благородного боевого коня, который столько раз выносил своего господина целым и невредимым из самых жарких схваток с врагами! Сколько раз я снимала со своей головы цветы, чтобы украсить ими прекрасную гриву этого чудного коня… О Пресвятая Дева Мария! О сладчайший Иисусе! Спасите моего дорогого Рафаэля…
Пока происходила эта беседа между сестрами, наводнение продолжало свое пагубное дело. К частым и резким ударам набатного колокола стал примешиваться громоподобный гул быстро надвигавшейся воды, которая уже начала заливать равнину. В воде эффектно отражались двойные отблески: золотистого серпа луны, только что появившейся на безоблачном небе, и красноватых сигнальных огней, зажженных по распоряжению дона Мариано на плоской кровле гасиенды и на ее вышке, чтобы указать путь тем, кто, быть может, еще бродил по равнине и искал спасения от воды. Таким образом, слух и зрение злополучных путников были предупреждены о грозной опасности и находившиеся еще в отдалении могли вовремя вернуться назад; тех же, которые уже находились вблизи гасиенды, звуки колокола и блеск огней должны были ободрить.
Марианита, продолжавшая наблюдать в окно, сообщала сестре все, что замечала снаружи. Когда наводнение уже захватило все пространство, которое наблюдательница могла охватить взглядом, и волны со страшным шумом стали яростно разбиваться о подошву горы, увенчанной гасиендой, перед ними показались два всадника, несшиеся во весь карьер.
Наблюдательница тотчас же заметила их и испуганно вскричала:
— Гертруда, Гертруда, сюда, прямо наперерез воде, вихрем несутся два всадника!.. О Господи, вдруг они опоздают?.. Наши с вышки машут им руками… А вот несколько наших вакеро также понеслись верхом вниз по шоссе, навстречу им… У каждого из них в руках лассо, чтобы, вероятно, бросить его, если кто из всадников будет тонуть… Да лучше подойди сама к окну, Гертруда. Я не знаю, кто эти всадники. Может быть, один из них дон Рафаэль. Крикни ему погромче… твой голос сразу ободрял бы его, и оп…
— Ах нет, мне не вынести такого ужасного зрелища! — со стоном отозвалась старшая сестра. — Я могу только молиться о спасении… Смотри лучше ты одна, Марианита, и говори мне, что увидишь.
— Оба всадника на темных лошадях, — продолжала передавать свои наблюдения младшая сестра, сама трясясь, как в злейшей лихорадке. — Один из них невысокого роста и одет, как погонщик мулов…
— А другой? — нетерпеливо прервала сестру Гертруда.
— Другой — гораздо выше и сидит на лошади совсем прямо, точно едет на прогулку…
— А каков он видом?.. Лицо его? — снова перебила Гертруда умоляющим голосом.
— Лицо?.. — запнулась было Марианита, но тотчас же продолжала: — Впрочем, теперь я вижу и его лицо. Он очень красивый, с черными усами и благородными чертами лица. На его черной шляпе блестит золотой шнур… Он совсем спокоен, точно не видит никакой опасности. По-видимому, это очень храбрый…
— Это он, он! — голосом, полным радости и отчаяния, воскликнула Гертруда.
И быстро вскочив на ноги, она бросилась было к окну, но в двух шагах от него лишилась сил и беспомощно упала на пол.
Марианита кинулась к ней на помощь, но Гертруда отстранила от себя сестру и сказала ей слабым голосом:
— Продолжай, пожалуйста, свои наблюдения, Марианита, и говори мне… О Господи, спаси его!
— Спаси их, Пресвятая Дева Мария! — прошептала и Марианита. Затем, подойдя к окну, она снова принялась смотреть в него. — Вот они барахтаются в воде, — продолжала она задыхающимся от волнения голосом. — Но пока вода еще не так глубока, едва доходит до колен лошадям… Они бегут по ней… еще несколько скачков, и они будут у наших нижних ворот… Ах нет, нет, не успевают: вода становится все глубже и глубже!.. Вот они уж поплыли… кони и всадники держатся по-прежнему спокойно… Тот, который поменьше ростом, даже что-то запел, но что именно, никак не разберу. (Девушка высунула из окна голову и прислушалась). Ах, теперь слышу, слышу! — воскликнула она. — Он поет: «В руки Твои, Господи, предаю дух мой!..» Иисус Мария! — вдруг пронзительно вскрикнула она. — Я их больше не вижу… вода совсем покрыла их!
На несколько мгновений в комнате наступило мертвое молчание, нарушаемое лишь доносившимися снаружи грохотом вод и криками людей, желавших оказать помощь боровшимся с грозной стихией.
Старшая сестра лежала ничком на полу, а младшая стояла около нее на коленях и, содрогаясь всем телом, тихо шептала молитвы.
Но вот младшая поднялась, подошла к окну и снова выглянула в него.
— А, теперь я опять вижу их! — радостно воскликнула она. — Но в седле остался только один… тот, высокий, с черными усами, а другой, поменьше, несется по воде без лошади… Вот высокий поймал его, поднял и положил поперек своей лошади… Какая, однако, у него сила: поднял взрослого человека, как ребенка!.. Да и конь его, должно быть, такой же сильный: борется с волнами и несет на себе сразу двоих… Вот он приближается с ними к ограде и… О Пресвятая Дева, неужели Ты дашь погибнуть этому храброму кабальеро, который так мужественно борется не только за собственную жизнь, но и за чужую?
— Это он, он, Рафаэль! — с гордостью воскликнула Гертруда, начиная, наконец, приходить в себя и приподнимаясь. — Кто же еще в состоянии совершать такие подвиги?
Но появившаяся было у нее надежда снова исчезла, когда Марианита, задыхаясь от волнения, вдруг крикнула:
— Господи, какой ужас! На них несется огромное дерево… оно налетит на них, и тогда они…
— Святой архангел, имя которого носит он, защити его! — воскликнула Гертруда, опускаясь на колени и простирая кверху дрожавшие руки. — Матерь Божия, утиши ярость вод и спаси моего Рафаэля от гибели… Я пожертвую Тебе за его спасение свои волосы.
Креолки больше всего гордятся своими роскошными волосами и дорожат ими, как сокровищем. Поэтому Гертруда не могла принести за спасение своего возлюбленного большей жертвы. И эта жертва точно была принята, и мольба жертвовательницы услышана, потому что наблюдательница продолжала уже другим тоном:
— Но, слава Богу, теперь они, наверное, будут спасены! Наши молодцы-вакеро остановили своими лассо дерево и крепко держат его. Храбрый кабальеро мог бы перебраться на это дерево, и вакеро тотчас подхватили бы его, но он, по-видимому, этого не хочет, потому что, должно быть, не желает покидать в такой опасности ни своего коня, ни спутника. Умный конь, вероятно, хорошо понимает своего хозяина. Он напрягает все свои силы и старается плыть вокруг дерева. Вот он уж и под стеною. Вакеро подхватывают его и всадников… Конь не отбивается, значит, понимает, в чем дело… Ну вот, и слава Богу, Пресвятой Деве и всем святым… Милая Гертрудочка, успокойся: все спасены! Недаром ты обещала отдать свои чудные волосы… Неужели тебе не будет жаль их? Ведь они стоят…
— Чего бы они ни стоили, я с радостью отдам их за спасение Рафаэля! — воскликнула в экстазе Гертруда. — Он сам своими руками и снимет их с моей головы! — восторженно прибавила она сквозь слезы, теперь уже слезы радости.
Глава VIII. МЕЖДУ ДВУМЯ ОПАСНОСТЯМИ
Спасаясь от страшного охотника, ягуары покинули Столовую гору. Прыгнув в воду, они направились к ближайшим деревьям с целью забраться на какое-нибудь из них. Вскоре звери очутились как раз на одном из тех двух тамариндов, между которыми, в гамаке, крепко спал студент богословия, дон Корнелио Лантехас.
Среди ночи сладкий сон его внезапно был прерван. Молодой человек вдруг проснулся под влиянием какого-то внутреннего побуждения. Очнувшись, он увидел себя повисшим над огромным озером, мутные волны которого яростно шумели всего в нескольких дюймах под ним. При этом неожиданном зрелище студент невольно испустил громкий крик ужаса. Точно в ответ, над его головой тотчас же раздалось какое-то злобное фырканье и шипенье. Взглянув наверх, молодой человек не мог сразу понять, в чем дело; страшно испуганный, он неподвижным взором продолжал смотреть на бурлившие вокруг него воды.
Когда к нему вернулась, наконец, способность рассуждать, он догадался, что попал в полосу наводнения, понял теперь и причину отсутствия населения и значение подвешенных к деревьям лодок.
Положение было очень незавидное. Плавать дон Корнелио не умел, да если бы и умел, то едва ли решился бы на попытку переплыть озеро, которое, как ему казалось, простиралось от одного горизонта до другого.
В довершение ко всему молодой человек вскоре почувствовал, что не только под ним и вокруг него, но и над ним витает грозная опасность. Подняв инстинктивно голову, он увидел несколько огненных точек, похожих на горячие уголья. Вглядевшись в огненные точки, студент понял, что это должны быть глаза каких-нибудь хищных зверей, скорее всего ягуаров; вряд ли другое животное могло взобраться на дерево по совершенно гладкому стволу.
Положение злосчастного студента оказывалось не только отчаянным, но прямо безвыходным: внизу — вода, по всей вероятности, еще не достигшая наивысшего уровня и ежеминутно готовая добраться до гамака; вверху — кровожадные звери, которые, быть может, из боязни не решатся напасть на него сами, зато и ему не позволят подняться к ним.
В таком положении молодой человек был осужден провести остаток ночи, и немудрено, если этот остаток показался ему целой вечностью. Разумеется, он ни на одну минуту не мог сомкнуть глаз.
Наконец наступило утро, которого с таким нетерпением и с такой тоскою ожидал несчастный богослов. Но и утро не принесло ему никакого утешения. Напротив, оно указало еще на одну опасность, которой в ночной темноте он не мог видеть. Оказалось, что на вершине дерева сидели не только ягуары, но и другие не менее страшные живые существа — огромные змеи, обвивавшие своими длинными хвостами ствол дерева и свешивавшие вниз свои отвратительные головы с разинутыми пастями, в каждой из которых, среди острых зубов, шевелилось смертоносное жало.
Совершенно подавленный этой новой опасностью, дон Корнелио опять обвел полными отчаяния глазами безграничную водную поверхность в слабой надежде найти выход из ужасного положения, в котором он очутился. Но вокруг ничего не было видно, кроме крутившихся мутных вод, по которым там и сям неслись вырванные с корнями деревья с цеплявшимися за них, полумертвыми от страха, волками, лисицами и другими крупными и мелкими дикими животными. Высоко в воздухе парили орлы-стервятники, коршуны и другие пернатые хищники, испускавшие при виде близкой добычи пронзительные крики алчности.
Отвернувшись от этой безотрадной картины, дон Корнелио взглянул на ягуаров, притаившихся в листве тамариндов. Ясно было, что эти звери борются между страстным желанием наброситься на лежавшего под ними человека, чтобы полакомиться им, и страхом за собственную жизнь. Временами голодные звери даже зажмуривали глаза, чтобы не видеть находившегося у них под носом лакомства, которое может оказаться для них роковым. Змеи же, отвратительные головы которых продолжали раскачиваться над молодым человеком, беспокойно то сжимали вокруг дерева свои кольца, то снова разжимали их; должно быть, и эти пресмыкающиеся чувствовали себя не совсем хорошо среди зверей и человека и тоже не знали, что им предпринять.
Машинально стянув над собою складки широкого гамака и крепко поддерживая их обеими руками, богослов старался лежать совсем неподвижно. Он боялся пошевелиться или крикнуть, чтобы его движение или звук голоса не побудили зверей и гадов наброситься на него.
Так прошло более часа, как вдруг над поверхностью немного успокоившихся вод разнеслись звуки, походившие на рожковые, но более грубые, глухие и хрипловатые. Эти звуки испускал Косталь из своей раковины. Индеец вместе с негром плыл в лодке по желтым волнам разлива и этими звуками желал дать знать о себе студенту, которого разыскивал.
Дон Корнелио, обративший внимание на эти звуки, поспешил взглянуть в ту сторону, откуда они исходили. Он вскоре увидел подплывавшую лодку с двумя людьми, гребцом и кормчим. Гребец время от времени опускал весла и подносил ко рту раковину, после чего и раздавались звуки, поразившие молодого человека.
При виде пловцов дон Корнелио не мог больше терпеть и крикнул им, призывая на помощь.
— А, подает голос! Значит, еще жив! — заметил Косталь, тонкий слух которого сразу уловил этот крик, хотя до дерева, на котором сидел тот, кто кричал, было еще довольно далеко. — Надо поспешить! — добавил индеец, сильнее налегая на весла. — Но где он тут?.. А, вижу, вижу; он в том вон гамаке, который висит над водою, а над ним звери и гады. Вот так положение!
Индеец невольно расхохотался, и этот хохот, также донесшийся до дона Корнелио, несмотря на всю его неуместность, показался студенту приятнее всякой музыки. Негр тоже хотел было рассмеяться, но тут же осекся, услыхав страшный рев ягуаров, возбужденных криком молодого человека и приближением лодки, в которой они увидели своих вчерашних преследователей.
— Косталь, смотри, смотри, никак и тут опять эти проклятые ягуары?! — испуганно закричал негр с искаженным от страха лицом.
— Разве? — удивился индеец. — Значит, они вместе со студентом? Вот так штука!.. Эй, сеньор! — крикнул он, приближаясь к тамариндам. — С кем вы там в компании?
— Со мною четыре ягуара и несколько змей! — во всю мочь своих легких крикнул в ответ дон Корнелио.
— Назад! Назад, Косталь! — взвизгнул негр. — Слышишь, там ягуары и змеи?!
— Тем более мы должны выручить человека, — спокойно проговорил индеец и еще сильнее заработал веслами, несмотря на отчаянные протесты негра.
Несколько минут спустя лодка очутилась возле гамака, в котором лежал дон Корнелио, повиснув между водою и зверями.
— Потерпите еще немного, сеньор. Сейчас мы избавим вас от ваших приятных соседей! — крикнул богослову индеец.
— Отойти бы нам, Косталь, немножко в сторону да там и обсудить, что делать, — лукаво посоветовал негр в тайной надежде, что, быть может, им удастся совсем ускользнуть от опасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18