Неудивительно, что после этого он воспользовался первым представившимся случаем, чтобы отомстить за смерть юноши.
- Иджурра, кажется, приходится племянником дону Рамону? - спросил я.
- Да, разумеется, - ответил Уитли. - Удивляюсь, как я раньше не вспомнил об этом! Я когда-то встречал дона Рамона в Сан-Антонио, куда он приезжал со своей дочерью-красавицей, которая свела с ума всю местную молодежь и была причиной множества дуэлей.
Я жаждал узнать от Уитли, не отвечала ли Изолина взаимностью кому-нибудь из этих молодых людей, но страх получить утвердительный ответ сковал мои уста.
Вскоре раздался лошадиный топот, и наш разговор был прерван появлением Холингурса с солдатами, оставшимися у гасиенды.
- Капитан Уорфилд, - сказал Холингурс, - мое поведение вас, наверное, удивило. Разрешите мне все объяснить вам, когда будет время. Рассказ мой очень длинен и тяжел для меня. Теперь же скажу только, что Рафаэль Иджурра - мой смертельный враг. Я пришел в Мексику, чтобы убить этого человека. И если мне это не удастся...
- Так вы, значит, его не...
- Нет, не убил, - прервал меня Холингурс, - негодяй убежал!
С этим словами лейтенант присоединился к отряду и молча поехал домой.
VI. Желтое домино. Голубое домино
Следующие два дня я провел в тревоге. Последнюю фразу письма Изолины я понял как приглашение. Но можно ли было мне показаться там после всего, что произошло?
Я придумывал различные предлоги, чтобы явиться к дону Рамону, но все они никуда не годились. И я два дня не имел никакого представления, что делается на гасиенде. Вдруг разнесся слух, что в городе будет бал. Танцы меня не соблазняли, и потому к этому известию я отнесся совершенно равнодушно, однако, узнав, что бал будет иметь политический характер, что его устраивают для сближения побежденных с победителями и что все будет сделано для привлечения местного общества, я встрепенулся: у меня появилась надежда увидеть на этом балу Изолину. Желающие могли явиться на бал в костюмах и масках. У меня с собой был штатский костюм, в который я и решил облечься. Прибыл я в собрание довольно поздно, в самый разгар танцев. В толпе пестрели всевозможные костюмы, а дамы почти все были в масках. Среди многочисленных масок трудно было отыскать Изолину. Однако я утешал себя мыслью, что она-то меня узнает, так как я был без маски. Время шло, но Изолины я не видел. Наконец в зале показалась женская фигура, стройность и красоту которой не могли скрыть даже крупные складки ярко-желтого домино, ее карнавального костюма.
- Это Изолина! - подумал я. - Это она!
Желтое домино вальсировало с молодым изящным офицером и кокетливо склоняло голову к его плечу. Я все время следил за этой парой. Окончив танцевать, они уселись беседовать в уютный укромный уголок. Не в силах сдерживать себя, я приблизился к ним, чтобы слышать разговор. Офицер умолял свою даму снять маску. Она долго не соглашалась, но наконец исполнила его просьбу. Бог мой, что я увидел! Негритянка с толстыми губами и выдающимися скулами. Офицер, пораженный такой неожиданностью, пробормотал какое-то извинение и скрылся в толпе.
Негритянка между тем снова надела маску и удалилась, вероятно, совсем покинув бал, так как желтого домино я уже больше нигде не видел.
Я окончательно потерял надежду увидеть Изолину. Или она совсем не приехала, или не хотела быть узнанной кем бы то ни было, даже мною.
Последнее предположение было для меня особенно мучительным. С горя я отправился в буфет, где выпил вина, которое меня несколько развеселило. У меня появилось желание потанцевать, и с этой целью я вернулся в зал. Наверху мне попалось голубое домино, и я пригласил его. Домино согласилось. Дама моя говорила по-французски.
В городе живет много французов: ювелиры, дантисты, портные, модистки. Я решил, что мое голубое домино, вероятно, модистка.
Она была так стройна, грациозна и так хорошо танцевала, что мы обращали на себя всеобщее внимание.
Когда мы кончили вальсировать, я попросил позволения побыть с нею до следующего танца, чтобы потом снова пригласить ее.
Она согласилась, но спросила: неужели здесь нет другой дамы, с которой я предпочел бы танцевать?
- Нет, - ответил я, - только с вами!
- Это мне очень лестно, - заметила моя дама, - и было бы еще более лестно, если бы вы знали, кто я.
- Я очень сожалею, - продолжал я, - что не знаю вас и, может быть, никогда не узнаю, если вы не согласитесь снять маску.
- Это невозможно, потому что, увидев мое лицо, вы не захотите больше со мною танцевать. А вы так хорошо вальсируете!
- Сомневаюсь, чтобы ваше лицо могло произвести подобное впечатление на кого бы то ни было! Умоляю вас, снимите маску! Я ведь не в маске.
- Вам нет причины скрывать свое лицо.
"Портниха не глупа", - подумал я, продолжая разговор.
- Вы слишком любезны, вы льстите мне!
- Не без цели: вы краснеете, и это вам идет. Кто вы? Мексиканец? Военный? Штатский? По-моему, вы скорее всего поэт? У вас бледное лицо, рассеянный вид... Вы вздыхаете...
- Кажется, я еще ни разу не вздохнул во время нашего разговора?..
- Да, но до нашего разговора?.. Вы были как будто заинтересованы желтым домино...
- Желтым домино? - спросил я.
- Да, которое танцевало с красивым молодым офицером. Я думала, что вы сочинили стихи в честь этой дамы и, не видя ее лица, воспели ее ноги, сказало голубое домино смеясь. - Но в конце концов увидели ее лицо. И как вы были разочарованы!
- Не то что разочарован... а мне было очень ее жаль. Бедняжка, вероятно, сейчас же уехала домой, но как хорошо она танцевала! Как танцевала!
- Я все еще жду ответа на свой вопрос - вы поэт?
- Поэтом я не могу себя назвать, но не отрицаю, что мне случалось писать стихи.
- Я так и думала. Ах! Если бы я могла вдохновить вас написать мне стихи!
- Как, не зная вашего имени? Не увидев вашего лица?
- Стоит мне снять маску, и ваше поэтическое настроение исчезнет, как дым.
"Нет, это не модистка, - решил я. - Это дама из высшего общества. Да и умна! И, разумеется, она красива. Некрасивая женщина не может так говорить".
- Умоляю вас, снимите маску! Если бы мы не были на балу, я на коленях молил бы вас об этом!
- Смотрите, как бы вам не пришлось раскаиваться, если я исполню вашу просьбу. Вспомните желтое домино.
- Как вам нравится мучить меня. Если даже предположить, что ваше лицо так же черно, как лицо желтого домино, я уверен, что не замечу его черноты!
- Подумайте хорошенько о том, что вы сказали.
- Я говорю вполне обдуманно.
- Ну, в таком случае... снимайте!
Дрожащими пальцами я развязал тесемочки, придерживающие маску, и, пораженный, выронил ее из рук. Передо мною было лицо желтого домино с теми же толстыми губами и выдающимися скулами. Я не знал, что сказать, и машинально опустился на стул, не в силах что-либо произнести.
Моя собеседница разразилась громким хохотом.
- Ну-с, господин поэт, что же вы? Вдохновляет теперь вас мое лицо? Когда прикажете мне ожидать стихи? Сегодня? Или, быть может, никогда? Однако вы, как я вижу, ничуть не любезнее вашего соотечественника, лейтенанта.
Я был слишком оскорблен ее замечанием, чтобы возразить, и молча удалился.
Подойдя к двери, я решился еще раз взглянуть на странную негритянку.
Голубое домино продолжало стоять на прежнем месте, но теперь у него было лицо... Изолины!
Я окаменел от удивления. Никогда мне не забыть выражения ее лица в эту минуту, ее презрительно-насмешливой улыбки! Я колебался, не зная, вернуться ли мне просить прощения. Я готов был броситься к ее ногам. Но нет - это было бы слишком смешно,
Изолина заметила мое смущение, ее взгляд сделался ласковее, он как будто звал меня!
В эту минуту к ней подошел мужчина и бесцеремонно уселся рядом с ней.
Это был Иджурра.
Поговорив немного, они оба встали и пошли танцевать, при этом Изолина снова надела маску.
Я быстро вышел из зала и отправился домой, где застал своих товарищей за ужином. Их дружеская беседа на время отвлекла меня от неприятных мыслей.
VII. Странная записка. Табун диких лошадей
На следующее утро я, будучи в нервном состоянии, едва дотронулся до раннего завтрака.
Почти полдня я провел на крыше, совершенно не замечая, что происходит вокруг, так как все мое внимание было сосредоточено на жилище Изолины. Я внимательно смотрел, нет ли кого-нибудь на крыше их дома. Но там никто не показывался.
Около полудня сержант доложил мне, что какой-то мексиканец желает со мною говорить. Я велел его принять, и, когда человек подошел ко мне, я узнал в нем одного из погонщиков дона Рамона де Варгаса. Он передал мне записку.
От волнения у меня дрожали пальцы, и при виде знакомого почерка сердце забилось так сильно, что я с целью скрыть свое волнение приказал мексиканцу подождать ответа внизу.
В письме стояло следующее:
"Любезный капитан! Позвольте пожелать вам "доброго утра". Полагаю, что после усталости прошлой ночи для вас и теперь еще утро? Снится ли вам очаровательная негритянка?"
Меня раздражало это обращение: "любезный капитан", да еще подчеркнутое, и я уже хотел со злостью бросить письмо, но меня остановили следующие несколько предложений.
"Любезный капитан, - значилось далее. - В злополучный час вы, убив своей меткой пулей мою любимую лошадь, предложили мне в вознаграждение своего коня. Я отказалась от подобной жертвы, но вы, я думаю, не захотите оставаться передо мною в долгу. Вот что вы должны для этого сделать. Существует дивное животное, известное в нашей местности под названием "белого коня степей": это дикий конь, красивый и быстрый. Вы, наверное, про него слышали. Мною давно овладело безумное желание иметь этого коня. Я предлагала награду и охотникам, и нашим погонщикам, но все было напрасно: никто из них не мог поймать его. Одни говорят, что он слишком быстро бегает, другие - что это призрак, третьи - что это дьявол. Но разве дьявол может быть так красив? Кроме того, вчера я слышала, что дьявол черен, как вчерашняя негритянка. Недоверчивые люди считают "белого коня степей" за миф, но я достоверно знаю, что он существует и два часа тому назад был в десяти милях от нашего дома.
Итак, любезный капитан, никто, кроме вас с вашим Моро, не может поймать белого коня!
Доставьте мне его, и я тогда перестану горевать о моем бедном любимце. Я вам все прощу, даже вашу грубость по отношению к бедной негритянке, только приведите мне белого коня.
Податель этого письма видел его и может служить проводником.
Изолина".
Прочитав это письмо, я был вне себя от радости.
В степях водится много чудно красивых белых коней, но тот конь, о котором писала Изолина и о котором я слышал столько фантастических рассказов, отличался от других тем, что у него были черные уши, тогда как все туловище, грива и хвост сверкали снежной белизной. Его-то и должен был я поймать.
Разумеется, я недолго размышлял над этой странной просьбой, сразу решив во что бы то ни стало исполнить каприз очаровательной Изолины.
Через полчаса я выехал в сопровождении погонщика и двенадцати солдат. Это были старые, опытные охотники, которые могли быть очень полезны в задуманном деле. Я надеялся на скорость своей лошади и на свое умение пользоваться лассо.
Узнав о цели нашего похода, мои спутники пришли в восторг.
Нам пришлось ехать по местности, покрытой колючими кустарниками, алоэ и юкками. Встречались здесь также кактусы и мыльное растение (особый вид юкки), из корней которого добывается мыльное вещество.
- Какая прелесть! - восклицали мы невольно, любуясь красотой тропической растительности.
По мере нашего продвижения вперед местность постепенно становилась более открытой.
Мы проехали около десяти миль, когда наш проводник напал на след диких лошадей. Через некоторое время мы увидели целый табун.
Трудно описать чувство восторга и радостной надежды, охвативших меня при этом зрелище.
Луг, где паслись лошади, был более мили шириною и почти со всех сторон окружен лесом. Этот луг соединялся ложбинами с другими такими же лугами. Перед нами были лошади всевозможных мастей. Тут были и гнедые, и вороные, и белые. Последних было больше всего. Одни спокойно щипали траву, другие прыгали и резвились. Но где же белый конь степей? Мы внимательно рассматривали табун, но его нигде не было видно. Уж не убежал ли он в даль безграничной прерии, покинув своих товарищей? Но проводник утверждал, что конь должен быть где-нибудь поблизости. На слова опытного человека можно было вполне положиться.
- Если он поблизости, - говорил проводник, - его можно приманить, спугнув лошадей. Он, наверное, прибежит на их ржанье. Однако для этого необходимо окружить табун, чтобы лошади не разбежались.
Оцепив табун кольцом охотников, я отъехал немного в сторону леса, взяв с собой рог, которым собирался спугнуть лошадей.
Вдруг позади меня раздалось пронзительное ржание степного коня, и не успел я еще сообразить, в чем дело, как увидел его несущимся к остальным лошадям с быстротою стрелы. Я ясно видел его черные уши и белоснежное туловище.
Лошади ответили ему ржанием и, выстроившись в прямую линию, помчались за ним вперед.
Теперь было не до хитростей. Нужно было догнать табун и пустить в дело лассо.
Я пришпорил своего Моро и выскочил на открытую равнину, не видя никого и ничего, кроме белого коня, к которому мчался.
Вскоре лошади оказались далеко впереди. Мой Моро доказал свое превосходство, обогнав всех охотников, и примчал меня к задним рядам диких лошадей. Многие из них были очень красивы, и мне так легко было заарканить какую-нибудь из них, так хотелось завладеть одной из них! Но теперь я старался отстранить их, потому что они только мешали мне скакать к моей единственной цели.
Лошади, заметив, что я их обгоняю, разбежались в разные стороны. Все они теперь отстали от меня, кроме белого коня, который мчался далеко впереди.
Моро не нужно было подгонять: он прекрасно понимал, что должен догнать белого коня, и скакал так быстро, как только мог.
На втором лугу мы порядочно приблизились к белому коню, как вдруг он, на мое несчастье, бросился в заросли.
Я бешено мчался за ним сквозь чащу, ломая ветви, цепляясь за колючие кустарники, лишь стараясь не упустить из виду мелькавшего среди зелени белоснежного коня.
Благодаря этой чаще мой мучитель намного опередил меня. Но вот, слава Богу, перед нами прерия, в которой конь никуда не может спрятаться. Здесь я надеялся на своего Моро, который летел за ним, как ветер, и, казалось, вот-вот его нагонит. Между нами было уже не более двухсот ярдов, и я уже торжествовал победу. Сняв с седла лассо, я приготовился набросить его на свою жертву, но, когда поднял голову, - коня как не бывало!
Кругом расстилалась прерия, не было видно ей ни конца ни края, а на ней ни скалы, ни дерева, ни куста, ни даже высокой травы... Куда же он мог деться?
Необъяснимое чувство ужаса вдруг охватило меня, так странно и страшно было это таинственное исчезновение.
VIII. Лошадь-привидение. В прерии
В моей жизни, богатой приключениями, мне нередко приходилось подвергаться всевозможным опасностям, которые я встречал более или менее мужественно. Однако такого чувства страха, как в данную минуту, мне еще испытывать не случалось.
Я, который никогда не был суеверен, при этом необъяснимом исчезновении коня вспомнил все связанные с ним фантастические рассказы и пришел к убеждению, что видел призрак.
Однако этому образу мыслей скоро был положен конец. Мало-помалу я пришел в себя и, рассмотрев перед собой свежие следы белого коня степей (они резко отличались от следов других лошадей), понял, что это было не привидение.
Сделав это открытие, я решил ехать по следу до тех пор, пока он не исчезнет.
Линия следов шла все прямо, и я проехал двести ярдов, как вдруг моя лошадь резко остановилась.
Шагах в тридцати от нас прерию пересекала черная полоса. Это была довольно широкая трещина, как будто образовавшаяся во время землетрясения.
Эта пропасть с вертикальными стенами вправо от меня была не особенно глубока, но влево становилась все шире и глубже. Дно ее покрывали обломки скал.
Теперь исчезновение белого коня не являлось загадкой. Он, сделав громадный прыжок на дно пропасти, направился влево. На том месте, откуда он прыгал, видны были свежие следы его копыт. Ясно было, что он исчез, и дальше преследовать его не имело смысла. Мое положение было довольно неприятное. Я отъехал, по крайней мере, на тридцать миль от села и теперь не знал, в каком направлении оно находится.
Мне оставалось одно: возвращаться по своим следам, что было довольно трудно сделать, так как погоня шла зигзагами и часто через лес и кустарники.
Наступил вечер. Пришлось заночевать в степи, так как возвращаться в темноте было невозможно.
Я был голоден, а главное - задыхался от жажды так же, как и Моро. Сознание, что кругом нет воды, еще больше усиливало жажду.
Мне пришло в голову, что если ехать вниз вдоль края трещины, то, пожалуй, можно набрести на воду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12