- Наконец-то, - сказал полковник со вздохом облегчения. - Знаете, молодой человек, я начинал уже отчаиваться! Но скажите мне, пожалуйста, - так как вы уже совершили раз это путешествие, - на каком расстоянии, по вашему мнению, мы находимся от нее? Я охотно держал бы пари, что милях в двадцати.
- И вы были бы правы, полковник. Когда мы здесь проходили (я узнаю это место по малорослой пальме, на коре которой гамбузино Педро Вицента вырезал свои меты), я помню, как он говорил, что от этого места до подножия горы ровно двадцать миль.
Позади обоих собеседников в полном порядке двигался полк улан.
Немного дальше добровольцы дона Юлиано следовали менее стройными рядами, но все же это были молодцы на подбор, природные наездники.
Затем бесшумно катилась по песчаному грунту легкая артиллерия.
Наконец, на некотором расстоянии трусил последний эскадрон улан, составляя арьергард.
Несмотря на препятствия или, скорее, на трудности, мешавшие движению многочисленной колонны, отряд полковника Реквезенца спешил как только это было возможно.
Но придут ли они вовремя? Этот вопрос задавали себе и полковник и Генри.
Затерявшаяся гора виднелась на горизонте, но расстояние было еще слишком велико, чтобы видеть лагерь индейцев.
- Молодой человек, - сказал полковник, обращаясь к Генри Тресиллиану, вот мы почти уже у цели и этим обязаны исключительно вам. Но странно: с самого момента нашего отъезда из Ариспы я не испытывал такой безотчетной грусти, как теперь.
- О чем же вы думаете, полковник? - спросил дон Юлиано, присоединившийся к ним в эту минуту. - Разве мы не подходим теперь к месту, куда стремились столько дней?
- Кто знает... - грустно проговорил полковник Реквезенц.
- Как кто знает? Что вы такое говорите, полковник? Разве вы боитесь, что не одолеете этих индейских собак?
- Я не этого боюсь, - возразил Реквезенц. - Но ответьте мне на следующий вопрос, дон Юлиано! Я последние часы все время думаю об этом. Уверены ли вы, что наши друзья в этот час все еще находятся на площадке горы? Как вы думаете: не пришлось ли им, поневоле, конечно, сдаться?
- Я уверен, сеньор, что они не сдались, - живо возразил Генри Тресиллиан.
- Вы уверены, мой молодой друг, - мягко проговорил полковник, - но на каком основании говорите вы так? Со времени вашего отъезда оттуда прошло одиннадцать дней, а вы сами нам говорили, что уже тогда положение было почти отчаянное.
- Позвольте мне, полковник, - продолжал Генри Тресиллиан, воспользоваться на некоторое время вашей подзорной трубой.
- Пожалуйста, - отвечал полковник Реквезенц, - но расстояние слишком велико, чтобы можно было рассмотреть защитников, даже в том случае, если бы они все еще находились на горе.
- Да я не их и ищу, - сказал Генри.
- Так кого же? - вместе проговорили полковник и дон Юлиано.
Генри Тресиллиан, не отвечая, приложил трубу к глазам. Вдруг он издал радостный крик и вслед за тем передал трубку полковнику Реквезенцу.
- Слава Богу! - воскликнул он. - Они еще там!
- Как вы это узнали? - спросил полковник. - Каким образом могли вы определить отсюда, что они еще там?
- Посмотрите направо, полковник: разве вы не видите на самой верхушке горы точно черту, вырисовавшуюся на небе? Это национальный мексиканский флаг, который дон Эстеван велел поднять на самой высокой точке площадки. Флаг все еще там, смотрите, направо, на самом краю горы! Для других это, конечно, не могло бы служить указанием, но для меня это значит все. У нас был уговор с доном Эстеваном, что флаг будет спущен только тогда, когда им придется покинуть гору.
- Клянусь небом, вы правы, молодой человек! И если это не иллюзия, то мне кажется, что я даже различаю и орла, который отсюда кажется точкой. Ах! Значит, мы еще не опоздали и успеем спасти наших друзей и к тому же накажем этих пиратов Соноры.
Известие это почти в ту же минуту распространилось по всему отряду от первых рядов до арьергарда. Энтузиазм был всеобщий.
Недаром, по крайней мере, проехали они такое расстояние по пустыне под палящими лучами солнца.
Без всякого приказания отряд стал быстрее двигаться вперед.
Воинственный трепет пробежал по всем рядам. Каждый на ходу осматривал свое оружие, курки пистолетов и пробовал, свободно ли вынимаются сабли и кинжалы из ножен и чехлов.
Это было приблизительно около полудня одиннадцатого дня, в то самое время, как там, на вершине Затерявшейся горы, отчаяние осажденных достигло высшей точки.
Полковник Реквезенц по характеру своему принадлежал к числу людей, которые больше всего боятся поступить опрометчиво. Он еще раз объехал ряды, осматривая на ходу как людей, так и лошадей. Во время этого объезда полковник не упускал случая посоветоваться со старшими офицерами и просил каждого из них свободно высказать свое мнение.
Когда весь отряд был таким образом осмотрен, полковник приказал остановиться и собрал офицеров на военный совет. Предстояло обсудить, не следует ли, как только отряд подойдет на пушечный выстрел, начать битву с дикарями, хотя бы только обстреливая их позиции из орудий.
Подобный вопрос согласовался с мнением большинства, когда командир спрашивал каждого из них поодиночке. Поверхностный наблюдатель подумал бы, что полковник одного мнения с ними, на самом же деле этого не было. А если вопрос и был сформулирован в таких именно выражениях, то только затем, чтобы доказать офицерам необходимость умерить свой воинственный пыл. Против обычая, отвечать на вопрос должен был не младший офицер, а майор, которого почему-то раньше полковник не спрашивал.
Майор, старый солдат, поседевший в боях за свою тридцатилетнюю службу, не замедлил с ответом.
- Полковник, - сказал он, - не следует забывать, что апачи, палатки которых вы только что видели в подзорную трубу, еще не подозревают о нашем приходе, и для того, чтобы раздавить их сразу, с возможно меньшим уроном, лучше всего захватить их врасплох, а вовсе не давать им знать пушечными выстрелами, что мы пришли. По-моему, прежде чем нападать, надо постараться окружить их незаметно так, чтобы они не могли догадаться о нашем приближении, и в то же время отрезать им путь к отступлению.
- Господа, - объявил полковник, обращаясь к остальным офицерам, - я прихожу к заключению, что советом почтенного майора не следует пренебрегать, и лучше всего будет, если мы сделаем именно так, как он говорит. Против можно сказать только одно, что этим общая атака будет отсрочена на несколько часов. Но, по-моему, лучше промедлить несколько часов для того, чтобы идти потом наверняка, с уверенностью в успехе.
- Полковник прекрасно меня понял, - продолжал старый солдат, - я так же горяч, как и другие; но нам гораздо лучше будет маневрировать, когда станет темно. А до тех пор, пока свет дает нам еще возможность ориентироваться, расположим наших людей отрядами таким образом, чтобы образовать полукруг, оба конца которого сомкнутся затем у Затерявшейся горы. Апачам, таким образом, нельзя будет даже убежать, и мы захватим их, как в мышеловке.
Небольшая речь майора заслужила всеобщее одобрение, а полковник, в восторге от того, что так легко удается исполнить свое тайное желание, произнес в заключение:
- Теперь нам незачем пока идти вперед, и мы должны остановиться здесь. Впрочем, несколько часов отдыха только удвоят силы людей и лошадей.
Сам Генри, несмотря на свою торопливость, еще большую, чем у всех остальных, что и понятно, сдался в ответ на такие разумные доводы.
По приказанию полковника офицеры галопом выехали немного вперед и стали осматривать позиции. Затем, когда был выработан общий план, командиры эскадронов направились к своим частям. Полк улан раскинулся полукругом, радиус которого должен был уменьшаться по мере приближения к Затерявшейся горе.
Движение вперед предполагалось начать с наступлением ночи.
Судя по словам Генри Тресиллиана, койотов было приблизительно до пятисот человек. Если же к ним присоединились и те, которые участвовали в экспедиции на реке Горказите, в чем не было ничего невозможного, то общее число краснокожих могло доходить до шести или до семи сотен человек.
Столько же приблизительно было и в отряде наступающих, следовательно, победа была верная, даже полная, в особенности если осажденным на горе удастся принять участие в битве и громить сверху дикарей, которых уланы и добровольцы замкнут железным кольцом и оттеснят к оврагу.
Мексиканские солдаты и отряд дона Юлиано с лихорадочным нетерпением ожидали наступления ночи.
Глава XXI
БИТВА И ОСВОБОЖДЕНИЕ
В то время как офицеры уланского полка под предводительством командира вырабатывали план военных действий на следующий день, защитники Затерявшейся горы предавались отчаянию.
Большинство из них уже не сомневалось в печальном исходе. Мужественный молодой человек погиб в пустыне, а гарнизон Ариспы, не зная, что с ними происходит, и не думает идти на помощь к погибающим.
Несмотря на это, дон Эстеван де Вилланева, Роберт Тресиллиан, инженер и гамбузино Педро Висента не переставали осматривать горизонт с юга.
Именно оттуда должна была прийти помощь; оттуда и ждали ее все, хотя с каждым часом надежды было все меньше.
- Солнце скрывается за горизонтом, - сказал дон Эстеван, - и, если наши друзья не придут сегодня, нам останется только одно: как можно дороже продать свою жизнь, так как оставаться дольше в том же положении немыслимо. Запасы почти истощены, если не считать скудного остатка, которого едва хватит для того, чтобы продлить наши страдания еще на один день. Скоро мы увидим, как изнуренные женщины и дети будут умирать с голоду.
- Мы сегодня похоронили троих, - проговорил скорбно Роберт Тресиллиан, они умерли, разумеется, не от излишества в пище... - И затем добавил: - Я не о них сожалею. Для них это все же лучше, чем стать добычей койотов и коршунов, как это случится с нами.
Гамбузино, тоже сильно ослабевший от лишений, вздрогнул при этих словах и почти с раздражением сказал:
- Нет, сто раз нет! Мы еще не имеем права думать, что то, чего вы боитесь, должно непременно случиться, сеньор. Генри не погиб. Мы не имеем права сомневаться в успехе его предприятия. Целых десять дней я стараюсь доказать вам это, а вы не хотите меня слушать.
- Что мне слушать? - возразил Роберт Тресиллиан. - В этой безмолвной и угрюмой пустыне, где мой сын... И он жестом указал на южный горизонт.
- Невозмутимость этой пустыни меня убивает, - продолжал он, - и что бы теперь ни говорили вы и дон Эстеван, а по-моему, для нас только один исход спуститься в долину и кинуться очертя голову на лагерь Зопилота.
В ответ на это дон Эстеван произнес решительным голосом:
- Тресиллиан прав. Мне временами даже кажется, что вы просто бредите, Педро Вицента. Если мы будем сидеть здесь до тех пор, пока совершенно ослабеем, эти разбойники убьют нас, как беззащитных детей. Что касается меня, я объявляю, что предпочитаю смерть этому безвыходному положению.
Гамбузино топнул ногой, но ничего не ответил. Из всех осажденных только они с инженером еще не отчаивались.
Расчет его был следующий: пять дней нужно Генри Тресиллиану, чтобы добраться до Ариспы; семь дней - для того, чтобы отряду полковника Реквезенца пройти то же расстояние в обратном направлении. Еще один день на непредвиденные задержки, хотя, собственно говоря, одного дня на это даже еще мало.
Но из остальных никто и мысли не допускал возможности каких-нибудь задержек, хотя они обычны во время путешествия. Не истек еще даже и одиннадцатый день, как уже и самые благоразумные начали терять последнюю надежду.
Гамбузино, видя, что нечего надеяться их убедить, потребовал, чтобы все собрались на совет.
- Дон Эстеван, - начал он, когда все были в сборе, - если завтра в это же время там ничего не будет видно, - и он протянул руку, указывая на юг, - тогда делайте, что хотите, и я первый исполню ваше приказание, какое бы оно ни было; но, прошу вас, подождите до завтра.
- Завтра, - прошептал Роберт Тресиллиан, - но ведь завтра у наших рудокопов не хватил сил поднять оружие, может быть, даже идти. Знаете, что говорили два часа тому назад те двое смельчаков, которые с опасностью для собственной жизни отомстили за Ангуэца и Барраля? "Если завтра ничего не будет нового, мы опять слезем вниз, но на этот раз мы пойдем за обедом". Если вы хотите меня выслушать, Вилланева, то, как только настанет ночь, прикажите инженеру бомбардировать лагерь дикарей. Для нас это будет сигналом к смерти, но, по крайней мере, смерти почетной, с оружием в руках.
- Я даю вам еще два часа и ни одной минутой больше, Педро Вицента. Как только пройдут эти два часа, я поступлю, Роберт, по вашему совету, - отвечал Эстеван тоном, не допускавшим возражения.
Гамбузино умолк.
В эту минуту солнце почти касалось горизонта нижним краем своего огромного диска.
Гамбузино взобрался на один из высоких и широких известковых камней парапета, иногда служивших ему обсерваторией.
Вдруг ему показалось, что вдали как будто блеснуло что-то металлическое. Направив туда подзорную трубу, он оставался в этом положении несколько секунд, не произнося ни слова. Потом, опустившись на колени, он передал трубу дону Эстевану. Тот, взглянув на гамбузино, увидел, что по бронзовым щекам его катились крупные слезы.
- Что случилось? - спросил он. - Что с вами, Педро Вицента? Что значат эти слезы?
Гамбузино провел рукой по глазам и, указывая рукой на полускрывшийся за горизонтом диск заходящего солнца, проговорил сдавленным голосом:
- На этот раз вы не скажете, что я брежу: вот они!
- Они? Кто?!.. Что вы там увидели, сеньор гамбузино?
- Я видел блеск оружия при последнем отблеске дня, - отвечал он глубоко взволнованным голосом. - А чье может быть это оружие, как не уланов полковника Реквезенца?
Известие это вызвало общее волнение. Все стали возле гамбузино. Подзорная труба в несколько минут прошла по всем рукам; а когда солнце скрылось за горизонтом, как в пропасти, ни для кого на площадке уже не оставалось сомнений: мексиканское регулярное войско находилось в нескольких милях, готовое кинуться на шайку койотов.
Роберт Тресиллиан пытался пронзить взором быстро сгущавшуюся ночную тьму. Гамбузино, угадав его мысли, сказал:
- Если бы не Генри, там не было бы никого. Храбрый, храбрый молодой человек! Вы должны отдать мне должное, сеньор: я не усомнился в нем ни на одну минуту.
На площадке, как на палубе судна с перебитым рангоутом, когда возрождается надежда при виде показавшегося вдали паруса, рудокопы обнимались.
Дни горя и нужды были забыты; забыт был голод. Стоит ли говорить о таких пустяках, когда помощь близка?
Сейчас же начался совет. Следует ли подать о себе весточку прибывшим? Апачи их, очевидно, еще не успели заметить, потому что даже с горы, возвышавшейся на пятьсот футов над равниной, их можно было отличить только по блеску оружия.
- Почему бы, - говорил Роберт Тресиллиан, - не пустить в дело электричество и не осветить лагерь Зопилота, чтобы точнее указать на него Реквезенцу? Разве Генри не объяснил им, чем в долгие часы осады рудокопы, по указаниям инженера, заполняли свое время?
Мысль эта едва не была приведена в исполнение, и инженер предлагал даже пустить в дело и обе свои пушки, но, к счастью, гамбузино, как человек вообще очень осторожный, успел уговорить их не делать этого. Это могло бы только повредить планам полковника Реквезенца, который, по всей вероятности, рассчитывал захватить индейцев врасплох. Разумеется, нужно быть наготове и ждать, пока войска приведут в исполнение задуманный ими план. Тогда, и только тогда, могут заговорить пушки инженера. Из них, конечно, придется стрелять по лагерю, который раскинулся вокруг палатки Зопилота. Индейцы будут застигнуты врасплох, и пушки натворят чудес. Тогда и понадобятся фонари, чтобы осветить поле битвы.
Совет гамбузино приняли без возражений. Безмолвие было торжественно, нарушаясь по временам только криком перекликавшихся индейских часовых.
Рудокопы, вытянувшись во весь рост и прильнув ухом к земле, уверяли, - так хотелось им верить, - что слышат топот мексиканской кавалерии.
Первые часы ночи прошли в лихорадочном нетерпении, которое не давало уснуть даже вконец ослабевшим рудокопам, женщинам и детям.
Педро Вицента с карабином в руке находился среди группы, состоявшей из дона Эстевана, Роберта Тресиллиана, инженера и старших рудокопов, повторяя каждому, что они не должны первыми начинать битву. Очевидно, с полковником Реквезенцем рядом находился Генри. Не мог же он не заметить среди дня мексиканское знамя, развевавшееся на вершине горы? А раз так, то он уверен, что как атака кавалерии, так и вылазка осажденных должны начаться в одно время, и, конечно, рассчитывает, что ему предоставят право быть инициатором и руководителем боя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16