И со всем этим у них остается масса денег, чтобы нанимать нас.»
Она резко сменила тему. «Как только окажитесь в пузыре, учите язык. Дайте ясно понять своим нанимателям, что хотите учиться. Вы все знаете основные знаки?» Она оглядела всех, чувствуя, что ей не нравится их молчание. В конце концов она спросила: «Хоть кто-нибудь выучил основные знаки?»
Рун Джонсон и Мишель Ота оба сказали: «Я.»
Сорель Трент сказала: «Я учила, но их трудно запомнить.»
Другие не ответили ничего. Джеймс Адио начал смотреть оборонительно. «Это же они пришли в наш мир, а мы что, должны учить их язык?», пробормотал он.
«Я уверена, что они выучили бы наш, если б смогли, мистер Адио», устало сказала Ноа. «Фактически, здесь в Мохаве, они умеют читать по-английски, и даже с трудом, но писать. Но так как они совершенно ничего не слышат, у них так и не развился какой-либо произносимый язык. Они могут беседовать с нами только жестами и языком прикосновений, который изобрели некоторые с их и с нашей стороны. К нему надо привыкнуть, потому что у них нет членов, сходных с нашими. Вот почему вам надо выучить язык у них, смотреть самим, как они движутся, и уметь чувствовать знаковые прикосновения на коже, когда вас окутывают. Но как только вы научитесь, то увидите, что этот язык хорошо работает для обоих видов.»
«Для разговора с нами они могут пользоваться компьютерами», сказала Тера Кольер. «Если их технология до этого не дошла, им надо купить немного нашей.»
Ноа даже не посмотрела на нее. «Большинству из вас не потребуется учить больше, чем основные знаки», сказала она. «Если у вас возникнет какая-то срочная нужда, которую основные знаки не покрывают, то можете написать записку. Печатными заглавными буквами. Обычно это срабатывает. Но если вы хотите продвинутся выше по шкале оплаты на ранг-другой и получить работу, которая сможет заинтересовать вас по-настоящему, то учите язык.»
«А как вы его учили?», спросила Мишель Ота. «Здесь есть классы?»
«Классов нет. Ваши наниматели научат вас, если они захотят, чтобы вы его знали — или если вы сами этого попросите. Уроки языка — одна из тех вещей, которую вы можете попросить с гарантией, что ее получите. Но, правда, это одновременно одна из тех немногих вещей, за которую вашу плату уменьшают, если вы попросили вас научить, а сами ничего не учите. Все это должно быть оговорено в контракте. Им все равно, не хотите вы, или не можете. В любом случае обучение обойдется вам в копеечку.»
«Это не честно», сказала Пьедад.
Ноа пожала плечами. «Вам же легче, когда у вас есть какое-то занятие, и легче, если вы сможете разговаривать со своими нанимателями. Вы не можете принести с собой радио, телевизоры, компьютеры или рекордеры любого сорта. Можно принести несколько книг — бумажных — но это все. Ваши наниматели могут и будут вызвать вас в любое время, иногда по нескольку раз в день. Ваш наниматель может отдать вас напрокат своим… родственникам, которые еще не нанимали никого. Они могут по нескольку дней подряд вас игнорировать, и большинство из вас будет за пределами того расстояния, чтобы позвать другое человеческое существо.» Ноа помолчала, глядя в стол. «Ради собственного душевного здоровья, идите туда с какими-нибудь проектами, которые будут занимать ваш разум.»
Рун сказал: «Я хотел бы услышать описание наших обязанностей. То, что я читал, выглядит почти до невозможности простым.»
«Это и есть просто. Это даже приятно, когда вы привыкните. Вас окутает ваш наниматель или кто-то другой, кого назначит ваш наниматель. Если вы и сообщество, которое вас обволакивает, можете общаться, вас могут попросить объяснить или обсудить какой-нибудь аспект нашей культуры, который это сообщество либо не понимает, либо хочет услышать больше. Некоторые из них читают нашу литературу, историю, даже новости. Вам могут дать головоломки для разгадывания. Когда вас не обволакивают, то могут послать с поручением — если вы находитесь внутри достаточно долго, чтобы уметь найти дорогу. Ваш наниматель может продать ваш контракт другому сообществу, может даже послать вас в другой пузырь. Они согласны не отсылать вас из этой страны, и они согласны, что когда ваш контракт истечет, они позволят вам удалиться по дороге из Пузыря Мохаве — ибо отсюда вы и начнете. Вас не будут ранить. Не будет никаких биомедицинских экспериментов, никаких гнусных социальных экспериментов, которые вытерпели пленники. Вы получите всю еду, воду и укрытие, которое вам требуется, чтобы поддерживать здоровье. Если вы заболеете, у вас есть право повидать врача-человека. Мне кажется, сейчас здесь, в Мохаве, работают двое врачей-людей.» Она сделала паузу, и заговорил Джеймс Адио.
«Так значит, кто мы такие будем?», потребовал он ответа. «Шлюхи или домашние животные?»
Тера Кольер испустила звук почти похожий на рыдание.
Ноа улыбнулась без всякой радости. «Конечно, не то и не другое. Но, наверное, пока не выучите язык, вы будете чувствовать себя и тем и другим. Хотя мы, конечно, являемся интересной и неожиданной вещью.» Она выдержала паузу. «Но это — прилипчивый наркотик.» Она оглядела группу и поняла, что Рун Джонсон уже знает это. И Сорель Трент знает. Другие четверо были оскорблены, шокированы, не уверены.
«Данный эффект доказывает, что человечество и сообщества нуждаются в друг друге», сказала Сорель Трент. «Мы обречены быть вместе. Им столь многому надо научить нас.»
Все ее игнорировали.
«Вы говорили, они понимают, что мы разумны», сказала Мишель Ота.
«Конечно, понимают», сказал Ноа. «Но что важно для них, это не то, что они думают о нашем интеллекте. Это то, как они могут нами пользоваться. Именно за это они нам и платят.»
«Мы не проститутки!» сказала Пьедад Руис. «Нет! В любом случае секса в этом нет. И не может быть. И наркотика тоже нет. Вы сами это говорили!»
Ноа повернулась, чтобы посмотреть на нее. Пьедад не слишком прислушивалась, и она жила в ужасе проституции, наркотической зависимости, болезней, всего, что может повредить ей или украсть ее способность заиметь семью, на которую она надеялась. Ее две старшие сестры уже продавали себя на улицах. Получив работу у сообществ, она надеется спасти их и себя.
«Никакого секса», согласилась Ноа. «А мы — их наркотик. Сообщества чувствуют себя лучше, когда обволакивают нас. Мы тоже чувствуем себя лучше. Догадываюсь, что это только честно. Те среди них, у кого есть трудности адаптации к этому миру, успокаиваются и заметно улучшаются, если время от времени они обволакивают одного из нас.» Она на секунду задумалась. «Я слышала, что у человеческих существ поглаживание кошек снижает давление. Для них обволакивание одного из нас успокаивает их и снижает то, что переводится как разновидность биологической ностальгии.»
«Мы могли бы продавать им кошек», сказала Тера. «Только холощеных, чтобы им и дальше надо было их покупать.»
«Собаки и кошки им не нравятся», сказала Ноа. «Фактически, после того как вы поживете в пузыре некоторое время, кошки и собаки вас тоже разлюбят. Они, кажется, чуют в нас что-то, что мы сами не можем заметить. Паникуют, когда мы проходим мимо. Кусаются и царапаются, когда мы пытаемся их погладить. Этот эффект длится месяц-другой. Когда я выхожу, я вообще избегаю домашних животных и даже на фермах держусь от них подальше.»
«Быть окруженной ими — это похоже на то, что по тебе ползают насекомые?», спросила Пьедад. «Я не терплю, когда по мне что-то ползает.»
«Это не похоже ни на что, о чем вы знаете», ответила Ноа. «Я только могу вам сказать, что это не больно, что это не скользко и не неприятно никоим образом. Единственная проблема, которая может возникнуть — это клаустрофобия. Если у кого-нибудь из вас есть клаустрофобия, вам надо отказаться сейчас же. Для тех, у кого ее нет, что ж, вам повезло, что мы им нужны. Это означает работу для тьмы людей, которые иначе ее не имеют.»
«Мы — наркотики по вызову, стало быть?», спросил Рун, и улыбнулся.
Ноа улыбнулась в ответ. «Да. И у них нет истории наркомании, нет сопротивления к ней, и, очевидно, нет с этим никаких моральных проблем. Они внезапно подсели на иглу. На нас.»
Джеймс Адио сказал: «С вами как-то расплачиваются, переводчик? Вы подсаживаете их на нас, потому что они для вас что-то делают?»
Ноа покачала головой. «Никакого отката. Только то, что я сказала раньше: работа. Нам надо жить, им тоже. Мне откат не нужен.»
Он посмотрел на нее долгим, печальным взглядом. «А я бы взял», сказал он. «Не хотелось бы брать, но взял. Они вторглись к нам. Они взяли верх.»
«Боже мой, да», сказала Ноа. «Они забрали себе большие куски Сахары, Атакамы, Калахари и Мохаве, и почти любой другой кусок жаркой, сухой пустыни, который только смогли найти. То есть, что касается территории, они забрали только то, что нам не нужно.»
«У них все равно не было на это права», сказала Тера. «Это принадлежит нам, а не им.»
«Они не могут уйти», ответила Ноа.
Тера кивнула. «Возможно, и нет. Но умереть они могут!»
Ноа игнорировала ее. «Возможно, что в какой-нибудь прекрасный день в тысяче лет от сегодняшнего дня некоторые из них захотят уйти. Они построят и воспользуются кораблями, которые частью мультигенераторы, а частью — просто спальные места. Несколько сообществ останутся бодрствовать и поддерживать механизмы. Все остальные впадут в нечто вроде спячки.» Это было большое упрощение походных обычаев пришельцев, но по существу все сказанное было правдой. «Некоторые из нас могут даже захотеть затесаться с ними. Для человеческого вида это может оказаться единственным способом добраться до звезд.»
Сорель Трент грустно заметила: «Если мы будем их уважать, то, может быть, они возьмут нас с собой на небо.»
Ноа подавила сильное желание стукнуть эту женщину. Другим она сказала: «Следующие два года будут настолько легкими или трудными для вас, насколько вы решите их такими сделать. Держите в уме, что раз контракт подписан, то сообщества не позволят вам уйти, из-за того, что вы разгневаетесь на них, или их возненавидите, или даже потому, что попытаетесь их убить. И, кстати, хотя я уверена, что убить их можно, но это только потому, что я верю — все, что живет, может и умереть. Я никогда еще не видела мертвое сообщество, хотя видела парочку из них, которые переживали то, что можно назвать внутренней революцией. Составные части этих сообществ рассыпались, чтобы присоединиться к другим сообществам. Я не уверена, было ли это смертью, размножением, или одновременно и тем, и другим.» Она глубоко вздохнула и медленно выдохнула. «Даже те из нас, кто могут бегло говорить с сообществами, не понимают их психологию настолько хорошо.
И, под конец, я хочу рассказать вам немного истории. Когда мы с этим покончим, я проведу вас внутрь и представлю вашим нанимателям.»
«Это означает, что все мы приняты?», спросил Рун Джонсон.
«Возможно, нет», ответила Ноа. «Есть еще последний тест. Когда вы войдете, вас окутает, каждого из вас — ваш потенциальный наниматель. Когда все кончится, некоторым из вас будет предложен контракт, а остальным заплатят гонорар за беспокойство, за то что вы зашли так далеко, но дальше не пустят.»
«Я не имел понятия, что… окутывание… случится так скоро», сказал Рун Джонсон. «Есть рекомендации?»
«Насчет окутывания?» Ноа покачала головой. «Никаких. Это хороший тест. Он позволит вам понять, сможете ли вы остаться с сообществами, и позволит им узнать, действительно ли они вас хотят.»
Пьедад Руис сказала: «Вы хотели нам что-то рассказать из истории.»
«Да», откинулась в кресле Ноа. «Это знают не все. Я искала ссылки, пока училась в школе, но не нашла ни одной. Похоже, об этом знают только мои военные тюремщики, да пришельцы. Мне об этом сказали сами пришельцы перед тем, как позволили уйти. Именно за это знание мои военные тюремщики устроили мне абсолютный ад.
Похоже, когда стало ясно, где они установили свои колонии, по пришельцам произвели скоординированный ядерный удар. Вооруженные силы нескольких стран попытались и потерпели неудачу сбить их в небе до того, как они приземлились. Это знают все. Но когда сообщества установили свои пузыри, эти государства попытались еще раз. Я уже была пленницей в Пузыре Мохаве, когда произошла эта атака. Я не имею понятия, как эта атака была отбита, но я это знаю, и мои военные тюремщики подтвердили это своими линиями допросов: ни одна из ракет, посланных по пузырям, не взорвалась. Должны были, но не взорвались. А несколько позднее ровно половина ракет вернулась. Их обнаружили заряженными и целыми разбросанными вокруг Вашингтона, в Белом Доме — одну даже в Овальном кабинете — в Капитолии, в Пентагоне. В Китае половину ракет, пущенных по Пузырям Гоби, нашли разбросанными вокруг Пекина. Лондон и Париж получили по половине своих ракет из Сахары и Австралии. Разразилась паника, беспорядки, ярость. Хотя после этого во многих языках „агрессоры“, „сорняки-пришельцы“, начали становиться „нашими гостями“, „соседями“, иногда даже „друзьями“.»
«Вернулась… половина ядерных ракет?», прошептала Пьедад Руис.
Ноа кивнула. «Да, ровно половина.»
«Что случилось с другой половиной?»
«Очевидно, сообщества все еще хранят другую половину — вместе с тем оружием, которое привезли с собой, и которое построили с тех пор, когда появились здесь.»
Молчание. Шестеро посмотрели друг на друга, потом на Ноа.
«Это была короткая, тихая война», сказала Ноа. «И мы проиграли.»
Тера Кольер мрачно уставилась на нее. «Но ведь должно же быть что-то, что мы можем сделать, найти какой-то способ драться?»
Ноа встала, оттолкнув свое удобное кресло. «Я так не думаю», сказала она. «Ваши наниматели ждут. Пойдемте к ним.»
КОНЕЦ

1 2 3 4