- Дай мне поесть, Энинву, - сказал он. - Тогда у меня вновь появятся силы, чтобы уговорить тебя покинуть это место. Она удивленно взглянула на него, а затем рассмеялась с оттенком внутреннего напряжения. Ему показалось, что ей не хотелось, чтобы он оставался в ее доме, ел и пил здесь. Она вообще не хотела, чтобы он оставался рядом с ней. Она верила всему, что он рассказал о себе, и очень боялась, что он действительно может уговорить ее отправиться с ним. Она хотела, чтобы он ушел, во всяком случае, одна ее часть совершенно определенно хотела этого. Но можно было сказать почти с уверенностью, что существовала еще одна часть ее, которая была заинтригована и явно хотела узнать, что может случиться, если она всетаки покинет свой дом и уйдет с этим чужеземцем. Она была слишком непоседливой, слишком живой, чтобы не обладать тем складом ума, благодаря которому она всегда умудрялась попадать в различные неприятности. Это было сейчас, и, видимо, ожидало ее и впредь. - Хотя бы кусочек батата, Энинву, - сказал он улыбаясь. - Я ничего не ел сегодня. Он был уверен, что она накормит его. Не говоря ни слова, она вышла в другое, еще меньшее сооружение, и вернулась, держа в руках два крупных батата. Затем она провела его на кухню и предложила сесть на расстеленную оленью шкуру, видимо учитывая то, что из всей одежды на нем была лишь одна набедренная повязка. По-прежнему оставаясь в облике мужчины, она выпила вместе с ним немного пальмового вина, заедая его орехами колы, и только после этого занялась приготовлением пищи. Кроме батата, у нее оказались овощи, копченая рыба и пальмовое масло. Она быстро извлекла огонь из тлеющих углей в очаге, сложенном из трех больших камней, и поставила на него глиняный котел с водой, после чего принялась чистить батат. Порезав его на кусочки, она бросила их в кипящую воду, чтобы она стали достаточно мягкими, как обычно привыкли делать все ее люди. Возможно, она предпочла бы приготовить суп из овощей, масла и рыбы, но на это понадобилось бы значительное время. - И как же ты обходишься? Просто воруешь пищу, когда почувствуешь голод? - Да, - сказал он. Он крал больше, чем пищу. Если вокруг него не было знакомых ему людей, или же, если он приходил к людям, которых знал, но они были почему-либо неприветливы с ним, то он просто забирал у них новое, сильное и молодое тело. И никто, никакой человек, никакая группа людей не могли остановить его перед этим. Никто не мог помешать ему делать вообще все, что угодно. - Как вор, - с отвращением сказала Энинву, хотя он и не думал, что она говорит это всерьез. - Ты воруешь, ты убиваешь. Что ты еще делаешь? - Я строю, - тихо ответил он. - Я подыскиваю землю, чтобы поселить там людей, которые немного, а может быть и очень на много, отличаются от обычных людей. Я ищу их, собираю в группы и хочу создать из них новых сильных людей. Она с удивлением смотрела на него, не отводя глаз. - И они позволяют тебе делать это? Забирать их из родного племени, забирать из семей? - Некоторые из них забирают с собой и свои семьи. У многих вообще нет семьи. Необычность этих людей делает их изгнанниками, и поэтому они с радостью отправляются вместе со мной. - Всегда? - Достаточно часто, - сказал он. - А что бывает, когда люди не идут с тобой? Что происходит, если кто-то из них говорит:"Мне кажется, что очень многие из твоих людей умирают, Доро. Лучше мы останемся там, где мы живем". Он встал и направился к дверному проему, ведущему в другую комнату, где виднелись пристроенные к стене два жестких глиняных, но тем не менее притягивающих, лежака. Он должен поспать. Не смотря на то, что тело, которое он сейчас носил, было молодым и сильным, это было всего лишь обычное тело. Если бы он был более осторожен в обращении с ним, давал бы ему надлежащий отдых и пищу, не доводил бы его до истощения, оно могло бы прослужить еще несколько недель. Но если бы он еще раньше изнурял это тело так, как он делал это разыскивая Энинву, то оно отслужило бы свой срок еще раньше. Он вытянул руки прямо перед собой, опустив вниз ладони, и заметил без всякого удивления, что они дрожали. - Энинву, я должен поспать. Разбуди меня, когда еда будет готова. - Подожди! Неожиданная резкость прозвучавшая в ее голосе, заставила его остановиться и взглянуть назад. - Ответь мне, - сказала она. - Что бывает, когда люди отказываются идти с тобой? Неужели это было все? Он оставил ее вопрос без ответа, забрался на один из лежаков, улегся на покрывавший его матрац и закрыл глаза. Ему показалось, что он слышал, как она заходила в комнату еще до того, как сон подступил к нему, но он не обратил на это никакого внимания. Уже очень давно он открыл для себя, что люди становятся более сговорчивыми, если он давал им возможность самим найти ответы на вопросы, подобные тому, который задала она. Только лишь дурак нуждается в прямом ответе, а эта женщина была далеко неглупой. Когда она разбудила его, дом был наполнен запахами пищи, и он быстро поднялся, чувствуя страшный голод. Он сел рядом с ней, вымыл руки водой из ширкой глиняной чашки, которую она подала ему, а потом прямо пальцами подхватил со своей тарелки кусок разваренного батата и опустил его в общий котел с наперченным супом. Еда была очень вкусной и питательной, и по этому некоторое время он был поглощен только ей, не обращая никакого внимания на Энинву, которая, как он все-таки успел заметить, тоже ела и не была склонна к каким-либо разговорам. У него возникли очень давние воспоминания, оставшиеся еще с тех пор, когда он какое-то время жил среди ее народа, о том, что между омовеньем рук и принятием пищи была еще короткая религиозная церемония. Она заключалась в том, что пища и пальмовое вино обязательно подносились богам. Он спросил ее об этом, когда его собственный голод был уже почти утален. Она взглянула на него. - А какому богу поклоняешься ты? - Никакому. - И можно узнать почему? - Я всегда помогаю сам себе, - ответил он. Она кивнула. - Ты делаешь это как минимум двумя спососбами. Я тоже помогаю себе сама. Он слегка улыбнулся, но не смог удержаться от мысли, какой трудной задачей может оказаться попытка хотя бы частично приручить женщину из буйного дикого племени, которая вот уже более трехсот лет в одиночку борется за жизнь. Нелегко заставить ее последовать за ним. У нее, однако, есть сыновья, о которых она заботится, и вот здесь может быть скрыта ее уязвимость. Но вполне возможно, что она же заставит его глубоко пожалеть о том, что он увел ее с собой, особенно потому, что она слишком склонна к убийству, если он проявит хоть какую-то мягкость. - Но перед своими людьми я стараюсь уважать богов, - сказала она. Для них мои слова - это голос бога. Но для себя...За всю свою жизнь я убедилась, что люди должны иметь своих собственных богов и должны сами устраивать свое счастье. А несчастье может случиться независимо ни от чего. - Ты совсем не подходишь для здешней жизни. Она только вздохнула. - Все опять сводится к одному и тому же. Я уже привыкла здесь, Доро. У меня уже было десять мужей, каждый из которых указывал мне, что я должна делать. Почему я должна соглашаться, чтобы ты стал моим одиннадцатым? Потому что ты убьешь меня, если я откажусь? Вот так мужчины на твоей земле добывают себе жен, угрожая им убийством? Хорошо, допустим, что ты не убьешь меня. Возможно, что мы договоримся! Он пропустил мимо ушей эту ее вспышку, хотя при этом и заметил, что она почти автоматически предположила, что он хочет забрать ее себе в жены. Действительно, это было с ее стороны самое естественное предположение, и возможно, правильное. Он задавал себе вопрос о том, с кем бы из его людей ее можно было бы спарить в первую очередь, но сейчас он понял, что он должен взять ее себе, по крайней мере, на время. Он частенько удерживал около себя наиболее сильных из своих людей, иногда несколько месяцев, а иногда и год. Если это были дети, то они учились почитать его как отца, если это были мужчины, то они учились почитать его как хозяина, а если это бли женщины, то они предпочитали принимать его скорее как любовника или мужа. Энинву была самой красивой из всех женщин, которых ему доводилось видеть. Он был настроен затащить ее в постель уже сегодняшней ночью, и проделать так еще много-много раз, пока он не переправит ее в деревню, где он держал своих породистых людей и которую он создал в колонии Нью-Йорк, находящейся под британским протекторатом. Но почему на этом все должно закончиться? Эта женщина была такой редкой находкой. Заговорил он очень мягко и осторожно. - Разве я пытался убить тебя, Энинву? Зачем? А ты убила бы меня, если бы смогла? - Возможно, я смогу сделать это! - Так вот я. Он бросил на нее взгляд, который откровенно игнорировал ее мужской облик. Его глаза вели разговор с женщиной, скрытой под мужской внешностью, или он по крайней мере надеялся, что так и было. Было еще более приятно забрать ее с собой, потому что она скорее предпочла бы это из-за охватившего ее страха. Но она промолчала, как будто бы смущенная его мягкостью. Именно этого он и добивался. - Мы непременно должны быть вместе, Энинву. Разве тебе никогда не хотелось иметь мужа достойного тебя? - Ты слишком высокого мнения о себе. - И о тебе тоже, иначе почему бы еще я оказался здесь? - Все мои мужья были очень могущественные люди, - сказала она. Это были весьма известные люди, не раз доказавшие свое мужество, хотя они и не имели таких особых способностей, как твои. У меня есть сыновья, которые стали священниками, богатые сыновья, имеющие прочное положение. Так почему я должна по собственному желанию выйти замуж за человека, который должен словно дикий зверь нападать на других людей? Он слегка коснулся своей груди. - Этот человек собирался первым напасть на меня. Он бросился на меня со своим мачете. Эти слова на какой-то момент остановили ее. Она даже вздрогнула. - Я сама была едва не убита подобным образом, меня зарезали почти на смерть. - И что же ты сделала? - Я...Я вылечилась, сама. Я никогда бы не поверила, что мне удастся сделать это так быстро. - Я имею в виду то, что ты сделала с человеком, который напал на тебя? - Это были мужчины. Семеро человек пришли, чтобы убить меня. - Так что ты сделала, Энинву? Казалось, что она была напугана собственными воспоминаниями. - Я убила их, - прошептала она. - Чтобы предупредить других, а еще потому...потому что я была слишком озлоблена. Доро сидел, внимательно наблюдая за ней, вглдяываясь в стоявшую в ее глазах боль, которую вызвали эти воспоминания. Сам он не мог, особенно в последнее время, припомнить, что ощущал хоть какую-то боль, когда убивал человека. Возможно, он испытывал гнев или раздражение. Скорее это был гнев от того, что мужчина, полный сил и нераскрытых возможностей, должен быть убит.Вот эта бессмысленная потеря и вызывала гнев. Но не боль. - Ты это серьезно? - как можно спокойней спросил он. - Но как ты убила их? - Вот этими руками. Она вытянула перед собой свои руки. Сейчас это были обычные руки, даже не такие безобразные, какими они были у нее в старческом облике. - Я была разгневана, - повторила она. - И с тех пор я стараюсь не удерживаться от гнева. - Но что ты сделала? - Почему ты хочешь знать все эти позорные подробности! - запротестовала она. - Я убила их, они мертвы. Это были мои люди, и я убила их! - Какой позор в том, чтобы убить тех, кто напал на тебя с той же целью? Она в очередной раз промолчала. - Я уверен, что эти семеро не единственные, кого ты убила вообще. Она только вздохнула, уставившись в огонь. - Я всегда только пугала их, когда могла, а убивала лишь тогда, когда они вынуждали меня к этому. Чаще всего они просто пугались и убегали прочь. Очень многих из них я сделала очень богатыми, так что многие годы никто из них даже не пытался убить меня. - Расскажи мне, как ты убила этих семерых. Тут она встала и вышла наружу. Кругом уже стемнело, как и должно быть темной безлунной ночью, но Доро был уверен, что Энинву, с такими глазами как у нее, могла видеть абсолютно все. Однако, куда же она отправилась и зачем? Она вернулась, вновь уселась на свое место и протянула ему камень. - Попробуй, разбей его, - равнодушно сказала она. Это был настоящий камень, а не случайно засохшая грязь, и хотя он мог бы ударить его о другой, такой же, камень или металлический предмет, но ничего не мог сделать с ним одними лишь руками. Поэтому он вернул его ей целым. А она раздробила его, зажав в одной рукой. Он понял, что ему необходима эта женщина. Вряд ли можно было найти лучшее столь буйное семя для разведения потомства. Она должна была бы усилить в своем потомстве каждую линию, которую он хотел бы размножить в ней, причем усилить безмерно. - Идем со мной, Энинву. Ты происходишь из того же рода, что и я, ты относишься именно к тем людям, которых я собираю. Мы те самые люди, частью которых ты можешь стать, которых тебе не следует бояться и нет необходимости подкупать, чтобы они сохранили тебе жизнь. - Но я родилась здесь, среди моих людей, я произошла от них. А ты и я совсем непохожи друг на друга, - продолжала настаивать она. - Мы более похожи друг на друга, чем на других людей. Нам нет нужды прятаться друг от друга. При этом он взглянул на ее молодое и крепкое мужское тело. - Будь снова женщиной, Энинву, и я докажу тебе, что мы должны быть вместе. Она лишь слабо улыбнулась. - Я родила сорок семь детей от десяти мужей, - сказала она. - Так чем же ты можешь удивить меня? - Если ты пойдешь со мной, то, как я думаю, в один прекрасный день ты увидишь детей, которых тебе никогда не придется хоронить. Он сделал паузу, заметив, что на этот раз полностью завладел ее вниманием. - Мать никогда не должна видеть, как стареют и умирают ее дети, - продолжил он. - Если ты жива, они тоже будут жить. Это всего лишь ошибка их отцов, что они умирают. Позволь мне подарить тебе детей, которые будут жить! Она поднесла руки к лицу, и в какой-то момент ему показалось, что он вот-вот заплачет. Но ее глаза были абсолютно сухими, когда она взглянула на него. - Детей вот от этого ворованного тела? - прошептала она. - Нет, не от этого. Он указал рукой на свое тело. - Этот человек был всего навсего лишь мужчиной. Но я обещаю тебе, если ты пойдешь со мной, то получишь от меня детей, таких же как ты сама. Последовала долгая тишина. Она вновь сидела глядя в огонь, возможно собираясь с мыслями. Наконец, она посмотрела на него, долгим изучающим взглядом, от которого ему стало не по себе. Это ощущение неудобства в какой-то момент даже поразило его. Он более привык к тому, что неудобство испытывали другие. И ему не понравился ее оценивающий взгляд, будто она решала, покупать его или нет. Если ему удастся победить ее живую, он должен будет научить ее хорошим манерам! Он не был уверен в своей победе до того момента, пока ее грудь не начала расти. Он поднялся со своего места, и когда превращение было полностью завершено, понес ее прямо к постели.
2.
На следующий день они поднялись еще до рассвета. Энинву вооружилась мачете и заставила Доро сделать то же самое. Казалось, что она вполне довольна всем, когда сложила свои вещи в длинную корзину, которую намеревалась взять с собой. Теперь, когда она наконец-то приняла решение, она уже не высказывала дальнейших сомнений относительно жизни с ним, хотя и была озабочена положением собственных людей. - Ты должен позволить мне быть твоим проводником, когда мы будем проходить через деревни, - сказала она. Она вновь приняла облик молодого мужчины, и даже обернула свои одежды, как и положено, вокруг бедер и между ног. - Вокруг этого места находится много деревень, так что никакой чужеземец не может добраться до меня, не заплатив денег местным жителям. Тебе очень повезло, что ты смог пройти так, что тебя никто не остановил по дороге. Или повезло моим людям. Поэтому я должна убедиться в том, что им повезет в очередной раз. Он согласно кивнул. Пока она будет придерживаться нужного ему направления, она сможет вести его сколько захочет. Ночью она покормила его вареным бататом, а затем все оставшееся время занималась любовью, изнуряя его сильное молодое тело. - Ты хороший мужчина, - сказала она, удовлетворенно оглядывая его. - Я очень давно не встречала ничего подобного. Он был даже удивлен, почувствовав, как сильно этот маленький комплимент тронул его, как вообще эта женщина смогла так сильно порадовать его. Она была весьма большой ценностью с самых разных сторон. Он наблюдал за ней, когда она бросила последний взгляд на свой дом, остающийся чистым и опрятным, на двор, такой изящный и милый, не смотря на небольшие размеры. И он подумал о том, сколько же лет все это было ее домом. - Мои сыновья помогали мне построить его, - тихо сказала она ему. - Я сказала им, что мне нужно отдельное место, где я без помех могла бы заниматься своими лекарствами. И все, кроме одного, пришли помогать мне. Тот, который не пришел, был моим самым старшим оставшимся в живых сыном, и он хотел, чтобы я жила вместе с ним.
1 2 3 4 5 6