Обсуждения, которые в детстве были выше его
понимания, стали через несколько лет более понятными.
Однажды он был у себя в комнате с закрытой дверью и работал над
моделью космического спутника, настолько увлеченно, что не заметил, что у
отца посетитель. Наконец, он отбросил свои инструменты, вскочил на ноги и
бросился к двери с намерением пойти в автокухню и заказать себе бутерброд.
Уже в дверях он остановился. Он услышал, что отец в соседней комнате
о чем-то жарко спорит. Ничего так не волновало Рекса в возрасте десяти
лет, как диспуты взрослых.
Он оставил дверь приоткрытой, взял схему конструкции своей модели,
вытянулся на кровати и с невинным видом стал изучать ее, навострив уши.
Леонард Моррис говорил:
- Конечно, это была революция. Это была одна из самых фундаментальных
социальных революций, которые видел мир.
Другой голос - Рекс узнал, что это был голос Майка Уитона, друга отца
из Таоса - возражал:
- Революция - это несколько спорное слово. Авторитеты предпочитают
рассматривать учреждение Техната как эволюцию, а не революцию.
Ученый презрительно фыркнул на это.
- Спорные слова, спорные слова! Ради Бога, как слово может быть
спорным? Идеи могут быть спорными, но слова - это просто средство для
выражения идей. Как могла появиться эта дурацкая тенденция, я не знаю.
Она, кажется, зародилась в середине 20-го столетия. Совершенно неожиданно
такие слова, как социалист, левый, коммунизм, пропаганда, марксизм,
агитатор, революция и т.п. стали дрянными, на которые реагировали
автоматически и совершенно бездумно. Невозможно было больше обсуждать
такие проблемы, потому что мысленный железный занавес опускался, как
только употреблялись эти слова - даже не сами понятия, а слова.
Голос Уитона, немного печальный, снова вступил в беседу.
- Пусть будет так, Леонард, установление Техната было достигнуто
мирным путем и...
- Кто возражает!
- Ты же использовал термин "революция".
- Революция не обязательно должна быть насильственной.
Наступило молчание. Леонард Моррис заговорил снова:
- Революция просто означает коренные общественно-экономические
изменения. Она может быть, но не обязательно, насильственной. Например,
какая общественно-экономическая система господствовала в Англии, скажем, в
16-ом столетии?
- Ну, феодализм, я думаю.
- А какую общественно-экономическую систему Англия имела в 19-м
столетии?
- Ну, капитализм.
- Очень хорошо, в таком случае, когда же произошла революция?
Революция в смысле Французской революции или большевистской революции в
России? Или даже Американской революции 1776 года?
- Ну, я не знаю.
- Ее не было! - произнес торжествующее старший Моррис. - Революция
происходит всегда на протяжении периода времени, шаг за шагом, и таким
было установление Техната здесь, в Северной Америке. Ее можно было
предсказать за полстолетия, если серьезно вникнуть в эту проблему.
- Задним умом судить всегда легче, - сухо сказал другой голос.
Молодой Рекс Моррис в соседней комнате прислушивался изо всех сил, но
понял тогда не более половины. Его это раздражало, но он не двинулся со
своего выгодного места. У него было чувство, что отец выигрывает спор, но
тогда он не был беспристрастным слушателем.
Леонард Моррис снова углубился в предмет:
- Классический капитализм начал отмирать, когда стали уходить в
прошлое занятия первого и второго рода, а занятия третьего и четвертого
рода стали основными для большинства работающих.
- Поясни для непосвященных.
Ученый нетерпеливо сказал:
- Занятия первого рода - это горное дело, сельское хозяйство, лесное
дело, охота, рыбная ловля. Занятия второго рода - это те, которые связаны
с обработкой продуктов занятий первого рода, а занятия третьего рода
связаны с обслуживанием занятий первых двух родов.
- Ну, а что же такое, о Великий Скотт, занятия четвертого рода?
- Это те, которые связаны с обслуживанием занятий третьего рода или
самих себя. В действительности, это такой тип занятий, какой мы установили
при Технате для касты Технологов. Занятия в различных правительственных
службах, некоммерческих группах, управление высокого уровня, высшее
образование и т.п.
- И ты думаешь, что появление этого рода занятий представляло собой
революционное изменение?
- Конечно же. В условиях классического капитализма предприниматель
был хозяином своего предприятия. Он процветал или разорялся в зависимости
от своих способностей. Это была социальная система по типу "человек
человеку волк", но тогда все они были такими. Были и более приятные слова
для ее характеристики, такие как "частное предприятие" или "свободное
предпринимательство", но это была такая же безжалостная общественная
система, каким был в свое время подорожный сбор или же наша теперешняя
система.
- О, Леонард.
- Да, я так думаю.
- Ну, я надеюсь, твои слова не дойдут до Функционального Ряда
Безопасности.
- Это одна из причин, почему я называю наше общество еще более
безжалостным. По крайней мере, в большинстве Западных стран, включая нашу,
существовала раньше свобода слова и печати. Мы могли сказать все, что
заблагорассудится. Более уверенными чувствовали себя в своем доме.
- Ну, - с некоторым стеснением перебил его другой голос - давай
вернемся к так называемой революции.
- Она началась, я думаю, после Второй мировой войны. Корпорации стали
настолько крупными, что отдельные личности не могли больше управлять ими,
как это делал Генри Форд, будучи абсолютным диктатором в своей индустрии,
или же Джон Д.Рокфеллер. Ее называли управленческой революцией, а иногда
новым индустриальным состоянием. В Англии один экономист назвал ее
системой отбора по оценкам - меритократией. Иными словами, появилась новая
группа людей, которые занимались управлением и контролем индустрии, но не
владели ею. Старые магнаты, которые владели ею, невзирая на высокие налоги
на наследство, доходы и корпорацию, через контрольные пакеты акций, не
были более необходимым элементом в обществе и постепенно теряли силу.
Рекс Моррис, по-прежнему, весь - внимание, не понял этого, но он
начал осознавать тот факт, что слова его отца не совпадают в точности с
тем, что он уже изучал в школе. У него зародилось тревожное предчувствие.
Леонарду Моррису не следовало бы высказываться так, даже в беседе со своим
старым другом, таким, как Майк Уитон, которого Рекс в своем юношеском
восприятии считал несколько напыщенным.
Ученый продолжал:
- Меритократия утверждалась по мере укрупнения корпораций. К середине
20-го столетия две сотни корпораций производили половину всех товаров и
услуг из числа годового объема производства в Соединенных Штатах и имели
две трети всех финансовых активов, приходящихся на производство. Пятьдесят
крупнейших из них имели свыше трети этих всех активов. А три из них -
"Стандард Ойл" из Нью-Джерси, "Дженерал Моторс" и "Форд" - имели более
крупный доход, чем все фирмы страны вместе взятые. Годовые доходы только
"Дженерал Моторс" в 8 раз превышали доходы штата Нью-Йорк и составляли
немногим менее одной пятой доходов Федерального правительства.
И это было только началом. Каждый год приносил слияние этих крупных
корпораций, и так до тех пор, пока, исходя из практических нужд, все
производство и услуги оказались в руках горстки суперкорпораций, а они, в
свою очередь в руках меритократии, если хотите ее так называть.
- Ты называешь это революцией? - улыбнулся Уитон.
- Да, или... по крайней мере, она переросла в революцию. В то же
самое время правительство как одна из разновидностей меритократии - я имею
в виду настоящее правительство, профессиональных чиновников, а не
избираемых, зачастую простофилей - взяло на себя руководство возрастающего
количества направлений экономики. Образование, рельеф, контроль
загрязнения среды, расходование национальных ресурсов, медицина перешли в
их ведение из рук местной администрации и предприятий. Через несколько
десятилетий оказалось, что Федеральное правительство и гигантские
корпорации осуществляют полный контроль экономики и сами находятся в руках
нового класса - можете называть его, если хотите меритократией - который
достиг своего положения власти благодаря своим способностям, а не по
наследству или статусу. Это не замедлило привести к возникновению Техната.
Уитон не сдавался.
- Ладно, пусть будет революция, если ты так хочешь. Мне кажется, это
вопрос терминологии. Однако прежде мне казалось, что ты находился в
оппозиции к нашему современному образу жизни. Из только что услышанного же
я могу заключить, что ты в восторге от него.
В голосе Леонарда Морриса чувствовалось удивление.
- О, нет никакого смысла находиться в оппозиции по отношению к
истории. Слишком поздно изменять ее. Моя основная идея заключается в том,
что сейчас наступило время для другой революции.
- Что? - изумленно воскликнул его друг. - Ты с ума сошел - говорить
такие вещи.
Но это было в стиле Леонарда Морриса - говорить такие вещи, как все
чаще убеждался молодой Рекс. А когда он стал старше, это все чаще стало
расстраивать и беспокоить его. Из книг и от своих учителей он получал
информацию о реальном состоянии вещей и о том, какие события в прошлом
привели в конце концов к этому лучшему из миров.
В раннем возрасте он любил уединение. Настолько, что это вызывало
удивление у его сверстников касты Технологов. Его никогда не привлекали
спортивные зрелища, ему было скучно пассивно наблюдать, как другие часами
упражняются, не любил он и сам гонять мяч по полю.
К счастью, для него, дом отца располагался по соседству с
Национальным заповедником Таоса - Пуэбло - единственной оставшейся
индейской резервацией, сохранившей образ жизни американских индейцев до
прихода белого человека. По крайней мере, этот заповедник претендовал на
это. Сотни тысяч зевак-туристов приезжали ежегодно, чтобы осмотреть
деревню индейцев, Пуэбло, с ее пятиэтажными саманными постройками;
поглазеть на священное церемониальное помещение, кива, куда им запрещалось
входить; уставиться на стоические лица аборигенов Таоса, обрамленные
длинными заплетенными волосами, на их шерстяные накидки, подобно тому, как
на их предков смотрели мужчины Коронадо, появившиеся здесь спустя двадцать
лет после того, как Кортес штурмовал Мехико-Теночтитлан и завоевал
ацтеков.
В действительности, у большинства аборигенов были свои квартиры в
одном из двух высотных жилых зданий в городе Таос, в нескольких милях от
Пуэбло. Они приезжали в деревню ежедневно, переодевались в псевдоиндейские
костюмы и принимали участие в действиях "Краснокожий", включавшего
выслеживание небольшого стада бизонов, а также церемониальные танцы и
заклинания в кива. Рекс Моррис вскоре узнал, что индейцы Таоса тайно
презирали все это шоу, но он, конечно, бывал здесь. Его отец был известен
местным индейцам как победитель вирусных болезней и несравненный врач. Его
сделали почетным членом племени. Невзирая на то, что ему были присуждены
почти все международные научные почетные звания в его области, он прошел
через эту примитивную церемонию с большим достоинством.
Таким образом, Рекс имел возможность скакать на полудиких мустангах,
гулять и охотиться в горной области Тванинг, делать вылазки в Санди де
Кристос, ловить рыбу в местах, обычно не доступных для белых. Для Техната
Северной Америки это был образ жизни, канувший в далекое прошлое.
И напарниками его были чаще индейские парни его возраста из Пуэбло, а
не городские мальчики из касты Технологов. В действительности, индейцы не
занимали никакого положения в технатовском обществе в силу того, что они
как бы находились под опекой правительства, однако уже в раннем возрасте
Рекс понял, под влиянием учителей и своих белых сверстников, что если бы
они были отнесены к какому-нибудь рангу, то только к рангу Исполнителей.
Самое большее, на что могли рассчитывать некоторые из них, - это ранг
Инженера, но, конечно, никто из них, даже их вожди, не попал бы в ранг
Технологов.
Мчась верхом на мустанге по прериям, которые начинались сразу же за
Пуэбло, Рекс Моррис был поглощен только своими волнениями, связанными с
преследованием крупного северо-американского зайца, которого он гнал,
вооруженный примитивными луком и стрелами, воодушевляемый пронзительными
возгласами своих полуодетых индейских друзей.
Но все это было до осознания им неортодоксальности своего отца.
Случилось так, что, несколько лет спустя после подслушанного им спора
с Майком Уитоном, разговор на эту тему повторился. Ситуация была почти
такой же.
Трое известных ученых, все занимающие почетное положение в классе
Технологов, приехали с востока, чтобы проконсультироваться у отца Рекса.
Его представили им, при этом он изнывал от традиционных банальностей,
высказываемых взрослыми в адрес молодежи. Вскорости он удалился в своею
берлогу, чтобы позаниматься. Он мог остаться, но по всей видимости
предстоял один из тех разговоров, что были выше его понимания.
Он растянулся на своей кровати с биографией Говарда Скотта, пионера
Техната, в руках, но не мог сосредоточиться из-за гула голосов,
доносившихся из соседней комнаты. Наконец, он с возмущением отложил книгу
и приоткрыл свою дверь.
Его отец в ударе.
- Нет, вы поняли меня неправильно, Фред. Первоначальная идея была
довольно хорошей. Очевидно, наиболее способные к управлению то ли
индустрией, то ли правительством, должны управлять ими.
Общественно-экономическая система, не обеспечивающая этого, не
жизнеспособна. Ошибка Техната заключалась не в том, что он увековечил
правило наиболее достойных, а в том, что он сохранил правило классов.
Теоретически, каждый, рожденный Исполнителем, может дослужиться даже до
ранга Высшего Технолога, но в действительности, переход в высшую касту
почти не возможен. Дети Технологов становятся Технологами следующего
поколения.
Профессор Темпль произнес самодовольно:
- Каков отец, таков и сын.
Рекс Моррис мог представить себе, что отец в этот момент тряхнул
головой.
- Нет, вы ошибаетесь, профессор. Генетика не срабатывает так, как
людям бы хотелось. Принцип "каков отец, таков и сын" я бы переформулировал
так: "какова родословная статистика отца, такова и родословная статистика
сына"; и нет никаких гарантий относительно индивидуума. Никто не может
гарантировать, что дети гения будут яркими личностями, так же, как и
нельзя утверждать, что кухаркины дети не достигнут высоких результатов в
следующем поколении. Возьмем к примеру Авраама Линкольна, в роду которого
не было никаких знаменитостей. Сам он гений, а отец его, как и другие его
предки, по сути дела никто. Да, генетика, это своего рода вероятностная
игра в кости.
Другой голос прервал его:
- Если бы Линкольн не женился на этой слабоумной Мэри Тодд, его дети
были более талантливы.
А другой голос добавил:
- Александр Великий был сыном Филиппа Македонского, и оба они были
гениальными полководцами.
Леонард Моррис сказал нетерпеливо:
- Я не утверждаю, что это невозможно, я просто говорю, что нет
никакой гарантии. Наполеон был величайшим генералом всех времен, а его
сын, принц Рима, был настолько несведущим, что не мог справиться с
командованием отрядом.
- Скажите мне, пожалуйста, джентльмены, как много вы можете назвать
великих художников, писателей, ученых, государственных деятелей, чьи дети
стали столь же известными?
- Можно назвать таких, - сказал чей-то голос. - Дюма-отец и Дюма-сын,
оба французские писатели.
- Совсем немного, - настаивал Леонард Моррис.
Снова раздался голос профессора Темпля:
- Послушайте, Леонард, вы что, нападаете на правительство?
- Разумеется. По моим оценкам, четверо из пяти человек в ранге
Старшего Инженера и выше некомпетентны. А ситуация сейчас такова, что даже
те, кого можно считать компетентными, обычно работают в той области,
которую они не знают или которая их мало интересует, и их способности
пропадают впустую.
- Это опасные настроения, Моррис, - сказал какой-то голос несколько
запальчиво.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17