Козел перестал дрожать ногой и даже как-будто сконфузился, стал шарить глазами в журнале, слепо вызвал кого-то. Только Алпатову нельзя было так оставаться, было начертано совсем не тут, что итти ему в это утро, итти до конца: далеко где-то в других временах и в других странах камень упал, и пошли круги по человечеству и сегодня докатились до этого мальчика. Он поднял руку.
- Что тебе надо?
- Позвольте выйти.
- Не успели начать урок и уже выйти, что с тобой?
Сердце его стучало. Он вспомнил, что Вильгельмина, принимая бром, жаловалась на сердцебиение, и сказал:
- У меня биение сердца.
- Ну, что же, - ответил Козел, - сердце у всех бьется.
В классе засмеялись. Победа была за Козлом. Алпатов сел на свое место.
Жалобно ударил колокол крестопоклонной недели, в церкви пели: "Кресту твоему поклоняемся, владыко", при этом звуке Козел тихонечко и быстро перекрестился.
Алпатов встал.
- Тебе что?
- Пост пополам хряпнул.
- Ну, так что?
- Коты на крыши полезли.
- Что ты хочешь сказать?
- Значит, месяц остался до полой воды.
Козел хорошо понял.
Козел такое все понимал.
- Какой ты заноза, я никогда не думал, что ты такой негодяй. Сейчас же садись и не мешай, а то я тебя вон выгоню.
Алпатов сел. Победа была за ним. Козел задрожал ногою и половица ходуном заходила.
- Вот вы опять дрожите, невозможно сидеть.
- Вон, вон! - крикнул в бешенстве учитель.
Тогда Алпатов встал бледный и сказал:
- Сам вон, обманщик и трус. Я не ручаюсь за себя, я не знаю, что сделаю, может быть и убью.
Тогда все провалилось: и класс исчез в гробовой тишине, и Козел.
Заунывно ударил еще раз колокол крестопоклонной недели. Козел перекрестился большим открытым крестом, принимая большое решение, сложил журнал, убрал карандаши.
- Ты - маленький Каин! - прошипел он Алпатову, уходя вон из класса.
- Козел, Козел! - крикнул ему в спину Алпатов.
Через несколько минут в класс вошел Обезьян, у него было торжественно-мрачное лицо, и он сказал:
- Алпатов, возьми свой ранец, уходи из класса и больше не возвращайся.
Алпатов не надел на спину ранец, как это непременно требуется, а взял его под мышку портфелем, запел:
- Allons, enfants de la patrie.
И пошел в коридор мимо директора, не поклонился и все пел "Contre nous de la tyrannie".
По пути домой он зашел в лавочку, купил себе черные пуговицы.
- Что случилось, что так рано? - спросила его добрая Вильгельмина, заболел?
- Меня исключили из гимназии, - сказал Алпатов.
- Wa-a-as-s?
Алпатов попросил ножницы, иголку с ниткой и пошел в свою комнату. Там он сел у столика, развернул свою заветную бумажку, положил на стол перед собой. И отпарывая блестящие серебряные пуговицы, пришивая черные, запел на весь дом:
Allons enfants de la patrie.
Le jour de gloire est arrive.
Верно из всех хозяек этого города одна добрая Вильгельмина понимала эту песню во всем ее ужасном значении.
- Alles verloren, - шептала она с ужасом. - Armes Kind!
А за дверью до самого вечера гремело:
Contre nous de la tyrannie,
L'etendart sanglant est arrive.
Конец второго звена.

1 2 3 4 5 6