Несмотря на это — или вследствие этого, — история на поверку грозила обернуться очередной пустышкой.
Итак, в большом загородном особняке где-то в Дербишире обосновалась калифорнийская секта, называющая себя «Церковь ликования во имя Христа Иисуса». С неделю назад одна из прихожанок умерла естественной смертью, что засвидетельствовали лечащий врач и дочка покойной. Перед самой ее кончиной, когда она лежала без движения, в комнате появился неизвестный. Он встал у кровати и начал делать успокоительные пассы. Как только больная отошла в мир иной, незнакомец исчез, не сказав ни слова. Больше его не видели. Однако дочь покойницы и еще двое прихожан, которые зашли в комнату, когда он стоял у постели, опознали в нем основателя секты, священника по имени Патрик Франклин. Ему удалось привлечь в секту немало людей, поскольку он якобы обладал способностью к билокации, то есть мог находиться сразу в двух местах.
Происшествие заслуживало внимания по двум причинам. Во-первых, это был единственный случай, когда билокацию Франклина подтвердили лица, не входящие в его секту, причем среди этих свидетелей оказалась весьма образованная дама, известная в округе. Во-вторых, местонахождение Франклина в тот знаменательный день можно было установить с полной достоверностью: он отбывал срок в тюрьме штата Калифорния и, как только что сообщила мне на трубку Соня, не покидал пределов своей камеры.
Глава 2
Секта обосновалась на границе Скалистого края, в деревне Колдлоу, которая некогда процветала благодаря добыче сланца, а теперь жила только за счет экскурсантов. В центре деревни находились местные достопримечательности — старинная лавка, взятая под охрану государства, клуб конного туризма, несколько сувенирных магазинчиков и гостиница. Моросящий осенний дождь не позволил мне разглядеть горные хребты, обступившие долину.
Я задержался в деревне, чтобы выпить чашку чаю и, если повезет, разузнать у кого-нибудь из местных жителей про «Церковь ликования», но в кафе не было ни души, а буфетчица, как оказалось, приезжала сюда на работу из Честерфилда.
Пока я сидел за столиком и раздумывал, не заказать ли чего-нибудь посытнее, мой брат неожиданно установил со мной контакт. Я ощутил это столь явственно, столь отчетливо, что даже обернулся, словно на чей-то зов. Потом, опустив голову и прикрыв глаза, стал прислушиваться.
Ни слова. Ни знака. Не на что ответить, нечего записать или хотя бы облечь в слова. Только какое-то предчувствие, восторг, радостное волнение, прилив сил.
Я попытался спросить: что это значит? Почему ты так радуешься моему приезду? К чему меня подталкиваешь? Не связано ли это с общиной сектантов?
Прекрасно зная, что такие контакты не перерастают в диалог и вопросы всегда остаются без ответа, я все же решил подождать, не придет ли от него еще какой-нибудь сигнал. Всеми мыслями я устремился к нему, предполагая, что он хочет вызвать меня на связь и что-то услышать, — но в этом смысле попытка не удалась.
Видимо, у меня на лице отразилось смятение, потому что буфетчица уставилась на меня с нескрываемым любопытством. Мне ничего не оставалось, как торопливо допить чай, с вежливой улыбкой отнести чашку с блюдцем на стойку и удалиться. Сев за руль и захлопнув дверцу автомобиля, я получил еще одно сообщение от брата. Оно ничем не отличалось от первого — настойчивый зов: приезжай, будь со мной. Как и прежде, выразить это словами я не мог.
Чтобы попасть к «Церкви ликования», нужно было свернуть с главной дороги и ехать в гору. Путь преграждали кованые чугунные ворота; по одну сторону от них виднелась сторожевая будка, а по другую — калитка с надписью «Вход воспрещен». Между двумя входами было достаточно места, чтобы припарковать машину. Я подошел к сторожке, остановился у крыльца и увидел вполне современную кнопку звонка, а под ней объявление, напечатанное на лазерном принтере:
Церковь ликования
во имя Христа Иисуса
Добро пожаловать
Прием по предварительной записи
Запись по телефону: Колдлоу 393960
Торговых представителей и др.
просим давать 2 звонка
Иисус вас любит
Я дважды нажал на кнопку, но ничего не услышал.
На полуоткрытом стенде стояли какие-то брошюры, а под ними — запертый металлический ящичек с прорезью для монет, крепко-накрепко привинченный к стене. Взяв одну из брошюр, я опустил в щель пятьдесят пенсов, вернулся к машине и, опершись на крыло, приступил к чтению. На первой странице излагалась краткая история секты, сопровождаемая портретом отца Франклина. Остальные три страницы занимали библейские цитаты.
Когда я в очередной раз бросил взгляд на ворота, их створки бесшумно ползли в стороны, подчиняясь дистанционному управлению; сев за руль, я повел машину по крутой гравиевой дорожке, которая опоясывала холм с округлым, слегка выпуклым газоном на склоне. Редко посаженные декоративные деревья и кустарники уныло опустили ветви в туманной завесе дождя. С нижней стороны дорожки темнели густые купы рододендронов. Посмотрев в зеркало заднего вида, я успел заметить, что ворота уже закрылись. Вскоре показалось главное здание — огромная несуразная постройка в несколько этажей с черной шиферной кровлей и массивными стенами из угрюмо-темного кирпича и камня. В узких, вытянутых окнах смутно отражалось свинцовое небо. Меня пробрал зловещий холод, но, достигнув стоянки, устроенной в конце подъездного пути, я нутром ощутил присутствие брата: он настаивал, чтобы я двигался дальше.
По стрелке-указателю «Вход для посетителей» я ступил на фунтовую дорожку и двинулся вдоль здания, где мне пришлось уворачиваться от капель, падающих с веток дикого винограда, густо увившего главный фасад. Толкнув какую-то дверь, я вошел в узкий, пропахший пылью и старой древесиной коридор, сразу напомнивший мне о школе, где я учился. В этом здании витал тот же дух казенного учреждения, но, в отличие от школы, здесь царила полная тишина.
У таблички «Приемная» я остановился и постучал. Не получив ответа, просунул голову в дверь комнаты, но там никого не оказалось. Мое внимание привлекли два допотопных металлических стола, на одном из которых робко примостился компьютер.
Заслышав шаги, я ретировался в коридор и вскоре увидел на верхней площадке лестницы сухопарую даму средних лет, которая несла под мышкой несколько канцелярских папок. Ее каблуки стучали по голым деревянным ступеням. При виде меня она изобразила удивление.
— Я ищу миссис Холлоуэй, — сказал я. — Наверно, это вы и есть?
— Да, это я. Чем обязана?
Вопреки ожиданиям, я не услышал в ее речи американского акцента.
— Разрешите представиться: Эндрю Уэстли, газета «Кроникл». — Мое журналистское удостоверение не вызвало ни малейшего интереса. — Не могли бы вы ответить на несколько вопросов касательно отца Франклина?
— Отец Франклин сейчас в Калифорнии.
— Я понимаю, но на прошлой неделе произошел случай…
— Какой именно? — перебила миссис Холлоуэй.
— Насколько я понимаю, отца Франклина видели здесь.
Загораживая спиной дверь в свой кабинет, она медленно покачала головой.
— Полагаю, это какая-то ошибка, мистер Уэстли.
— А вы сами видели отца Франклина, когда он тут появился? — спросил я.
— Нет, не видела. Потому что его здесь не было. — Она явно хотела от меня избавиться, чего я никак не ожидал. — Вы обращались в нашу пресс-службу?
— Это здесь же?
— Это в Лондоне — там наш офис. По поводу интервью — пожалуйста, в пресс-службу.
— Но мне сказали явиться прямо сюда.
— Кто именно? Наш пресс-секретарь?
— Нет… Насколько я понимаю, просьба поступила в редакцию «Кроникл» после явления отца Франклина. Значит, вы отрицаете этот факт?
— Отрицаю ли я факт обращения в вашу газету? Никакой просьбы от нас не поступало. Если же вас интересует явление отца Франклина, этот факт я также отрицаю.
Мы в упор смотрели друг на друга. Я испытывал двойственное чувство: злость на нее и досаду на себя. Когда у меня что-то не получается, я виню в этом только себя самого — за неопытность и робость. Ни один из наших журналистов, наверно, не спасовал бы перед конторской крысой вроде миссис Холлоуэй.
— Нельзя ли позвать кого-нибудь из начальства? — сделал я очередную попытку.
— Главный администратор здесь я. Все остальные — преподавательский состав.
Теряя последнюю надежду, я спросил:
— Неужели мое имя вам ничего не говорит?
— Почему оно должно мне что-то говорить?
— Да потому, что оно фигурирует в обращении в редакцию.
— Возможно, обращение направили из пресс-службы; мы к этому отношения не имели.
— Одну минутку, — сказал я.
Материалы, накануне полученные мною от Уикема, остались в машине. Когда я вернулся, неся их с собой, миссис Холлоуэй стояла у лестницы в той же позе, только успела избавиться от канцелярских папок.
Подойдя к ней, я развернул листок с сообщением, которое Уикем получил по факсу. В нем говорилось:
Мистеру Уикему,
редактору отдела новостей газеты «Кроникл».
В ответ на ваш запрос сообщаем следующее. «Церковь ликования во имя Христа Иисуса». Деревня Колдлоу, графство Дербишир. Полмили к северу от дер. Колдлоу по шоссе А-623. Место для стоянки автотранспорта — у главных ворот или на территории. Администратор, миссис Холлоуэй, сообщит необходимые сведения вашему сотруднику Эндрю Уэстли.
К. Энджер
— К нам это не имеет никакого отношения, — процедила миссис Холлоуэй. — Так что извините.
— А кто это — «К. Энджер»? — спросил я. — Мужчина? Женщина?
— Она занимает восточный флигель, но никак не связана с Церковью. Благодарю за посещение.
Ее пальцы легли на мой локоть и вежливо направили меня к выходу. Она объяснила, что в конце грунтовой дорожки, огибающей здание, будет калитка, а за ней — вход в восточное крыло.
— Извините за недоразумение, — произнес я. — Не понимаю, как такое могло случиться.
— Если вам понадобится дополнительная информация о Церкви, советую обращаться в нашу пресс-службу. Она для того и существует.
— Разумеется. — Дождь усилился, а я был без плаща. — Позвольте задать вам самый последний вопрос. Сейчас в доме есть кто-нибудь, кроме вас?
— Да, у нас все в сборе. На этой неделе здесь обучаются более двухсот человек.
— А кажется, будто здание пустует.
— Мы ликуем молча. При свете дня только мне одной дозволено разговаривать. Всего наилучшего.
Она скользнула через порог и плотно закрыла дверь.
Когда стало ясно, что сенсация, за которой меня командировали, не состоится, я решил сообщить об этом редактору. Остановившись под мокрыми плетями дикого винограда и наблюдая, как ветер гонит по долине непроглядную пелену дождя, я с тягостным чувством набрал прямой номер Лена Уикема. Он ответил не сразу. Я рассказал ему о неувязке.
— А того, кто нам писал, ты нашел? — спросил Лен. — Некоего Энджера?
— Как раз стою под дверью, — ответил я и объяснил, какой тут расклад. — Здесь, похоже, ловить нечего. Думаю, это просто склока между соседями. Сам понимаешь: то одно им не так, то другое. — Вот только на шум не жалуются, добавил я про себя.
Повисла тяжелая пауза.
Наконец Лен Уикем сказал:
— Сходи к этой Энджер и, если что-нибудь откопаешь, перезвони. А если нет — сразу возвращайся, и чтобы вечером был в Лондоне.
— Но сегодня пятница, — возразил я. — Я собирался проведать родителей.
В ответ Уикем бросил трубку.
Глава 3
У главного входа во флигель меня встретила женщина преклонных лет, к которой я обратился «миссис Энджер»; она только спросила мое имя, внимательно изучила редакционное удостоверение, провела меня в ближайшую комнату. В этих апартаментах, обставленных просто, но привлекательно — индийские ковры, старомодные стулья и полированный стол, — я почувствовал себя как бродяга: мой костюм изрядно помялся в дороге, а потом еще и промок. Минут через пять женщина вернулась и произнесла фразу, от которой я похолодел:
— Леди [] Кэтрин готова вас принять.
Последовав за ней на второй этаж, я оказался в просторной, уютной гостиной с видом на долину и островерхие скалы, которые сейчас едва угадывались за пеленой дождя.
У камина, где полыхали и дымились поленья, стояла, протягивая мне руку, молодая женщина. Известие о том, что хозяйка дома принадлежит к аристократическому роду, застало меня врасплох, но она держалась без тени высокомерия. Меня приятно поразила ее внешность: высокий рост, широкие скулы, волевой подбородок. Темные волосы, уложенные с таким расчетом, чтобы смягчить резковатые черты лица. Широко раскрытые глаза. Выражение нервической сосредоточенности — словно она беспокоилась, как бы я не сказал или не подумал чего-нибудь неподобающего.
Ее приветствие прозвучало суховато, но стоило прислуге оставить нас одних, как манеры хозяйки переменилась. Она представилась мне как Кейт Энджер, а не леди Кэтрин, и попросила обходиться без титула, о котором, по ее словам, вспоминала редко. Ей хотелось удостовериться, что меня в самом деле зовут Эндрю Уэстли. Я это подтвердил.
— Наверно, вы побывали в главном здании?
— В «Церкви ликования»? Дальше двери меня не пустили.
— Боюсь, это моя вина. Я предупредила о вашем возможном приезде, но миссис Холлоуэй не выказала особой радости.
— Значит, это вы прислали письмо в нашу газету?
— Мне нужно было с вами встретиться.
— Я так и понял. Но откуда вам обо мне известно?
— Непременно расскажу. Только я еще не обедала. А вы?
Я признался, что сделал остановку в деревне, но вообще-то с утра ничего не ел. Мы спустились на первый этаж, где хлопотала экономка — леди Кэтрин называла ее миссис Мэйкин; она готовила незамысловатый ленч — ломтики холодного мяса, сыр и салат. Когда мы сели за стол, я спросил Кейт Энджер, зачем ей понадобилось вызывать меня из Лондона в такую даль, да еще под надуманным предлогом.
— По-моему, предлог не надуманный, — ответила она.
— Мне нужно за сегодняшний вечер подготовить репортаж.
— Ну, это будет затруднительно. Вы едите мясо, мистер Уэстли?
Она передала мне тарелку с ломтиками говядины. За едой мы поддерживали вежливую беседу, Кейт задавала вопросы о газете, о моей карьере, о том, где я живу, и так далее. Меня все еще немного отпугивал ее титул, он создавал между нами невидимую преграду, но чем дальше, тем непринужденнее становилось наше общение. В ее поведении сквозила настороженность, почти нервозность, и, слушая меня, она то и дело отводила глаза и оглядывалась. Я решил, что это не признак отсутствия интереса, а просто свойство ее натуры. У нее, например, дрожали руки, когда она брала что-нибудь со стола. Выждав немного для приличия, я попросил ее рассказать о себе, и она поведала, что этот дом принадлежит их роду более трех столетий. Почти вся долина входит в состав поместья, а земля сдается в аренду фермерам. Ее отец носит графский титул, но обосновался за пределами Англии. Мать умерла, из близкой родни осталась только старшая сестра, которая с мужем и детьми проживает в Бристоле.
Вплоть до Второй мировой войны в доме держали немногочисленную прислугу и сохраняли семейный уклад. Потом министерство обороны реквизировало большую часть комнат и разместило в них региональный штаб транспортного управления Королевских военно-воздушных сил. Тогда-то семья и переместилась в восточный флигель, который так или иначе всегда был самой любимой частью дома. После войны Королевские ВВС отбыли восвояси, и освободившиеся помещения занял Совет графства Дербишир. Что же касается нынешних арендаторов (как называла их Кейт), то они вселились сюда в 1980 году. Поначалу ее родители были обеспокоены соседством американской религиозной секты — о сектантах чего только не говорят, — но семья нуждалась в средствах, да и устроилось все наилучшим образом. Занятия в Церкви проходили без всякого шума, сектанты оказались людьми вежливыми и приятными в общении, так что в последнее время ни Кейт, ни жители деревни не задумывались о том, чего можно ожидать — или опасаться — от новых соседей.
Мы закончили ленч, и миссис Мэйкин подала кофе. Тут я решился:
— Значит, билокация священника, ради которой я сюда приехал, — не более чем выдумка?
— И да, и нет. Служители этого культа не скрывают, что в основе их учения лежат слова духовного лидера. Отец Франклин — стигматик, к тому же считается, что у него есть способность к билокации, но этого не разу не подтвердили сторонние наблюдатели — во всяком случае, в контролируемых условиях.
— И все-таки: это выдумка или нет?
— Даже не знаю. Свидетельницей последнего эпизода стала одна женщина, местный врач, которая зачем-то дала интервью дешевой газетенке, и журналисты раздули целую историю. Я узнала об этом буквально на днях, когда ходила в деревню. Не понимаю, как можно этому верить, ведь глава секты отбывает срок заключения в Америке, верно?
— Но если такой случай действительно имел место, это тем более любопытно.
1 2 3 4 5 6
Итак, в большом загородном особняке где-то в Дербишире обосновалась калифорнийская секта, называющая себя «Церковь ликования во имя Христа Иисуса». С неделю назад одна из прихожанок умерла естественной смертью, что засвидетельствовали лечащий врач и дочка покойной. Перед самой ее кончиной, когда она лежала без движения, в комнате появился неизвестный. Он встал у кровати и начал делать успокоительные пассы. Как только больная отошла в мир иной, незнакомец исчез, не сказав ни слова. Больше его не видели. Однако дочь покойницы и еще двое прихожан, которые зашли в комнату, когда он стоял у постели, опознали в нем основателя секты, священника по имени Патрик Франклин. Ему удалось привлечь в секту немало людей, поскольку он якобы обладал способностью к билокации, то есть мог находиться сразу в двух местах.
Происшествие заслуживало внимания по двум причинам. Во-первых, это был единственный случай, когда билокацию Франклина подтвердили лица, не входящие в его секту, причем среди этих свидетелей оказалась весьма образованная дама, известная в округе. Во-вторых, местонахождение Франклина в тот знаменательный день можно было установить с полной достоверностью: он отбывал срок в тюрьме штата Калифорния и, как только что сообщила мне на трубку Соня, не покидал пределов своей камеры.
Глава 2
Секта обосновалась на границе Скалистого края, в деревне Колдлоу, которая некогда процветала благодаря добыче сланца, а теперь жила только за счет экскурсантов. В центре деревни находились местные достопримечательности — старинная лавка, взятая под охрану государства, клуб конного туризма, несколько сувенирных магазинчиков и гостиница. Моросящий осенний дождь не позволил мне разглядеть горные хребты, обступившие долину.
Я задержался в деревне, чтобы выпить чашку чаю и, если повезет, разузнать у кого-нибудь из местных жителей про «Церковь ликования», но в кафе не было ни души, а буфетчица, как оказалось, приезжала сюда на работу из Честерфилда.
Пока я сидел за столиком и раздумывал, не заказать ли чего-нибудь посытнее, мой брат неожиданно установил со мной контакт. Я ощутил это столь явственно, столь отчетливо, что даже обернулся, словно на чей-то зов. Потом, опустив голову и прикрыв глаза, стал прислушиваться.
Ни слова. Ни знака. Не на что ответить, нечего записать или хотя бы облечь в слова. Только какое-то предчувствие, восторг, радостное волнение, прилив сил.
Я попытался спросить: что это значит? Почему ты так радуешься моему приезду? К чему меня подталкиваешь? Не связано ли это с общиной сектантов?
Прекрасно зная, что такие контакты не перерастают в диалог и вопросы всегда остаются без ответа, я все же решил подождать, не придет ли от него еще какой-нибудь сигнал. Всеми мыслями я устремился к нему, предполагая, что он хочет вызвать меня на связь и что-то услышать, — но в этом смысле попытка не удалась.
Видимо, у меня на лице отразилось смятение, потому что буфетчица уставилась на меня с нескрываемым любопытством. Мне ничего не оставалось, как торопливо допить чай, с вежливой улыбкой отнести чашку с блюдцем на стойку и удалиться. Сев за руль и захлопнув дверцу автомобиля, я получил еще одно сообщение от брата. Оно ничем не отличалось от первого — настойчивый зов: приезжай, будь со мной. Как и прежде, выразить это словами я не мог.
Чтобы попасть к «Церкви ликования», нужно было свернуть с главной дороги и ехать в гору. Путь преграждали кованые чугунные ворота; по одну сторону от них виднелась сторожевая будка, а по другую — калитка с надписью «Вход воспрещен». Между двумя входами было достаточно места, чтобы припарковать машину. Я подошел к сторожке, остановился у крыльца и увидел вполне современную кнопку звонка, а под ней объявление, напечатанное на лазерном принтере:
Церковь ликования
во имя Христа Иисуса
Добро пожаловать
Прием по предварительной записи
Запись по телефону: Колдлоу 393960
Торговых представителей и др.
просим давать 2 звонка
Иисус вас любит
Я дважды нажал на кнопку, но ничего не услышал.
На полуоткрытом стенде стояли какие-то брошюры, а под ними — запертый металлический ящичек с прорезью для монет, крепко-накрепко привинченный к стене. Взяв одну из брошюр, я опустил в щель пятьдесят пенсов, вернулся к машине и, опершись на крыло, приступил к чтению. На первой странице излагалась краткая история секты, сопровождаемая портретом отца Франклина. Остальные три страницы занимали библейские цитаты.
Когда я в очередной раз бросил взгляд на ворота, их створки бесшумно ползли в стороны, подчиняясь дистанционному управлению; сев за руль, я повел машину по крутой гравиевой дорожке, которая опоясывала холм с округлым, слегка выпуклым газоном на склоне. Редко посаженные декоративные деревья и кустарники уныло опустили ветви в туманной завесе дождя. С нижней стороны дорожки темнели густые купы рододендронов. Посмотрев в зеркало заднего вида, я успел заметить, что ворота уже закрылись. Вскоре показалось главное здание — огромная несуразная постройка в несколько этажей с черной шиферной кровлей и массивными стенами из угрюмо-темного кирпича и камня. В узких, вытянутых окнах смутно отражалось свинцовое небо. Меня пробрал зловещий холод, но, достигнув стоянки, устроенной в конце подъездного пути, я нутром ощутил присутствие брата: он настаивал, чтобы я двигался дальше.
По стрелке-указателю «Вход для посетителей» я ступил на фунтовую дорожку и двинулся вдоль здания, где мне пришлось уворачиваться от капель, падающих с веток дикого винограда, густо увившего главный фасад. Толкнув какую-то дверь, я вошел в узкий, пропахший пылью и старой древесиной коридор, сразу напомнивший мне о школе, где я учился. В этом здании витал тот же дух казенного учреждения, но, в отличие от школы, здесь царила полная тишина.
У таблички «Приемная» я остановился и постучал. Не получив ответа, просунул голову в дверь комнаты, но там никого не оказалось. Мое внимание привлекли два допотопных металлических стола, на одном из которых робко примостился компьютер.
Заслышав шаги, я ретировался в коридор и вскоре увидел на верхней площадке лестницы сухопарую даму средних лет, которая несла под мышкой несколько канцелярских папок. Ее каблуки стучали по голым деревянным ступеням. При виде меня она изобразила удивление.
— Я ищу миссис Холлоуэй, — сказал я. — Наверно, это вы и есть?
— Да, это я. Чем обязана?
Вопреки ожиданиям, я не услышал в ее речи американского акцента.
— Разрешите представиться: Эндрю Уэстли, газета «Кроникл». — Мое журналистское удостоверение не вызвало ни малейшего интереса. — Не могли бы вы ответить на несколько вопросов касательно отца Франклина?
— Отец Франклин сейчас в Калифорнии.
— Я понимаю, но на прошлой неделе произошел случай…
— Какой именно? — перебила миссис Холлоуэй.
— Насколько я понимаю, отца Франклина видели здесь.
Загораживая спиной дверь в свой кабинет, она медленно покачала головой.
— Полагаю, это какая-то ошибка, мистер Уэстли.
— А вы сами видели отца Франклина, когда он тут появился? — спросил я.
— Нет, не видела. Потому что его здесь не было. — Она явно хотела от меня избавиться, чего я никак не ожидал. — Вы обращались в нашу пресс-службу?
— Это здесь же?
— Это в Лондоне — там наш офис. По поводу интервью — пожалуйста, в пресс-службу.
— Но мне сказали явиться прямо сюда.
— Кто именно? Наш пресс-секретарь?
— Нет… Насколько я понимаю, просьба поступила в редакцию «Кроникл» после явления отца Франклина. Значит, вы отрицаете этот факт?
— Отрицаю ли я факт обращения в вашу газету? Никакой просьбы от нас не поступало. Если же вас интересует явление отца Франклина, этот факт я также отрицаю.
Мы в упор смотрели друг на друга. Я испытывал двойственное чувство: злость на нее и досаду на себя. Когда у меня что-то не получается, я виню в этом только себя самого — за неопытность и робость. Ни один из наших журналистов, наверно, не спасовал бы перед конторской крысой вроде миссис Холлоуэй.
— Нельзя ли позвать кого-нибудь из начальства? — сделал я очередную попытку.
— Главный администратор здесь я. Все остальные — преподавательский состав.
Теряя последнюю надежду, я спросил:
— Неужели мое имя вам ничего не говорит?
— Почему оно должно мне что-то говорить?
— Да потому, что оно фигурирует в обращении в редакцию.
— Возможно, обращение направили из пресс-службы; мы к этому отношения не имели.
— Одну минутку, — сказал я.
Материалы, накануне полученные мною от Уикема, остались в машине. Когда я вернулся, неся их с собой, миссис Холлоуэй стояла у лестницы в той же позе, только успела избавиться от канцелярских папок.
Подойдя к ней, я развернул листок с сообщением, которое Уикем получил по факсу. В нем говорилось:
Мистеру Уикему,
редактору отдела новостей газеты «Кроникл».
В ответ на ваш запрос сообщаем следующее. «Церковь ликования во имя Христа Иисуса». Деревня Колдлоу, графство Дербишир. Полмили к северу от дер. Колдлоу по шоссе А-623. Место для стоянки автотранспорта — у главных ворот или на территории. Администратор, миссис Холлоуэй, сообщит необходимые сведения вашему сотруднику Эндрю Уэстли.
К. Энджер
— К нам это не имеет никакого отношения, — процедила миссис Холлоуэй. — Так что извините.
— А кто это — «К. Энджер»? — спросил я. — Мужчина? Женщина?
— Она занимает восточный флигель, но никак не связана с Церковью. Благодарю за посещение.
Ее пальцы легли на мой локоть и вежливо направили меня к выходу. Она объяснила, что в конце грунтовой дорожки, огибающей здание, будет калитка, а за ней — вход в восточное крыло.
— Извините за недоразумение, — произнес я. — Не понимаю, как такое могло случиться.
— Если вам понадобится дополнительная информация о Церкви, советую обращаться в нашу пресс-службу. Она для того и существует.
— Разумеется. — Дождь усилился, а я был без плаща. — Позвольте задать вам самый последний вопрос. Сейчас в доме есть кто-нибудь, кроме вас?
— Да, у нас все в сборе. На этой неделе здесь обучаются более двухсот человек.
— А кажется, будто здание пустует.
— Мы ликуем молча. При свете дня только мне одной дозволено разговаривать. Всего наилучшего.
Она скользнула через порог и плотно закрыла дверь.
Когда стало ясно, что сенсация, за которой меня командировали, не состоится, я решил сообщить об этом редактору. Остановившись под мокрыми плетями дикого винограда и наблюдая, как ветер гонит по долине непроглядную пелену дождя, я с тягостным чувством набрал прямой номер Лена Уикема. Он ответил не сразу. Я рассказал ему о неувязке.
— А того, кто нам писал, ты нашел? — спросил Лен. — Некоего Энджера?
— Как раз стою под дверью, — ответил я и объяснил, какой тут расклад. — Здесь, похоже, ловить нечего. Думаю, это просто склока между соседями. Сам понимаешь: то одно им не так, то другое. — Вот только на шум не жалуются, добавил я про себя.
Повисла тяжелая пауза.
Наконец Лен Уикем сказал:
— Сходи к этой Энджер и, если что-нибудь откопаешь, перезвони. А если нет — сразу возвращайся, и чтобы вечером был в Лондоне.
— Но сегодня пятница, — возразил я. — Я собирался проведать родителей.
В ответ Уикем бросил трубку.
Глава 3
У главного входа во флигель меня встретила женщина преклонных лет, к которой я обратился «миссис Энджер»; она только спросила мое имя, внимательно изучила редакционное удостоверение, провела меня в ближайшую комнату. В этих апартаментах, обставленных просто, но привлекательно — индийские ковры, старомодные стулья и полированный стол, — я почувствовал себя как бродяга: мой костюм изрядно помялся в дороге, а потом еще и промок. Минут через пять женщина вернулась и произнесла фразу, от которой я похолодел:
— Леди [] Кэтрин готова вас принять.
Последовав за ней на второй этаж, я оказался в просторной, уютной гостиной с видом на долину и островерхие скалы, которые сейчас едва угадывались за пеленой дождя.
У камина, где полыхали и дымились поленья, стояла, протягивая мне руку, молодая женщина. Известие о том, что хозяйка дома принадлежит к аристократическому роду, застало меня врасплох, но она держалась без тени высокомерия. Меня приятно поразила ее внешность: высокий рост, широкие скулы, волевой подбородок. Темные волосы, уложенные с таким расчетом, чтобы смягчить резковатые черты лица. Широко раскрытые глаза. Выражение нервической сосредоточенности — словно она беспокоилась, как бы я не сказал или не подумал чего-нибудь неподобающего.
Ее приветствие прозвучало суховато, но стоило прислуге оставить нас одних, как манеры хозяйки переменилась. Она представилась мне как Кейт Энджер, а не леди Кэтрин, и попросила обходиться без титула, о котором, по ее словам, вспоминала редко. Ей хотелось удостовериться, что меня в самом деле зовут Эндрю Уэстли. Я это подтвердил.
— Наверно, вы побывали в главном здании?
— В «Церкви ликования»? Дальше двери меня не пустили.
— Боюсь, это моя вина. Я предупредила о вашем возможном приезде, но миссис Холлоуэй не выказала особой радости.
— Значит, это вы прислали письмо в нашу газету?
— Мне нужно было с вами встретиться.
— Я так и понял. Но откуда вам обо мне известно?
— Непременно расскажу. Только я еще не обедала. А вы?
Я признался, что сделал остановку в деревне, но вообще-то с утра ничего не ел. Мы спустились на первый этаж, где хлопотала экономка — леди Кэтрин называла ее миссис Мэйкин; она готовила незамысловатый ленч — ломтики холодного мяса, сыр и салат. Когда мы сели за стол, я спросил Кейт Энджер, зачем ей понадобилось вызывать меня из Лондона в такую даль, да еще под надуманным предлогом.
— По-моему, предлог не надуманный, — ответила она.
— Мне нужно за сегодняшний вечер подготовить репортаж.
— Ну, это будет затруднительно. Вы едите мясо, мистер Уэстли?
Она передала мне тарелку с ломтиками говядины. За едой мы поддерживали вежливую беседу, Кейт задавала вопросы о газете, о моей карьере, о том, где я живу, и так далее. Меня все еще немного отпугивал ее титул, он создавал между нами невидимую преграду, но чем дальше, тем непринужденнее становилось наше общение. В ее поведении сквозила настороженность, почти нервозность, и, слушая меня, она то и дело отводила глаза и оглядывалась. Я решил, что это не признак отсутствия интереса, а просто свойство ее натуры. У нее, например, дрожали руки, когда она брала что-нибудь со стола. Выждав немного для приличия, я попросил ее рассказать о себе, и она поведала, что этот дом принадлежит их роду более трех столетий. Почти вся долина входит в состав поместья, а земля сдается в аренду фермерам. Ее отец носит графский титул, но обосновался за пределами Англии. Мать умерла, из близкой родни осталась только старшая сестра, которая с мужем и детьми проживает в Бристоле.
Вплоть до Второй мировой войны в доме держали немногочисленную прислугу и сохраняли семейный уклад. Потом министерство обороны реквизировало большую часть комнат и разместило в них региональный штаб транспортного управления Королевских военно-воздушных сил. Тогда-то семья и переместилась в восточный флигель, который так или иначе всегда был самой любимой частью дома. После войны Королевские ВВС отбыли восвояси, и освободившиеся помещения занял Совет графства Дербишир. Что же касается нынешних арендаторов (как называла их Кейт), то они вселились сюда в 1980 году. Поначалу ее родители были обеспокоены соседством американской религиозной секты — о сектантах чего только не говорят, — но семья нуждалась в средствах, да и устроилось все наилучшим образом. Занятия в Церкви проходили без всякого шума, сектанты оказались людьми вежливыми и приятными в общении, так что в последнее время ни Кейт, ни жители деревни не задумывались о том, чего можно ожидать — или опасаться — от новых соседей.
Мы закончили ленч, и миссис Мэйкин подала кофе. Тут я решился:
— Значит, билокация священника, ради которой я сюда приехал, — не более чем выдумка?
— И да, и нет. Служители этого культа не скрывают, что в основе их учения лежат слова духовного лидера. Отец Франклин — стигматик, к тому же считается, что у него есть способность к билокации, но этого не разу не подтвердили сторонние наблюдатели — во всяком случае, в контролируемых условиях.
— И все-таки: это выдумка или нет?
— Даже не знаю. Свидетельницей последнего эпизода стала одна женщина, местный врач, которая зачем-то дала интервью дешевой газетенке, и журналисты раздули целую историю. Я узнала об этом буквально на днях, когда ходила в деревню. Не понимаю, как можно этому верить, ведь глава секты отбывает срок заключения в Америке, верно?
— Но если такой случай действительно имел место, это тем более любопытно.
1 2 3 4 5 6