Уилсон понимал открывающиеся перспективы и стремился
наполнить их. Он уже сообщил поклонникам. что пишет новые книги: "Зона
сумрака" и "Новая Земля", но...
Но главный герой, наделенный К. Уилсоном величием Духа и величием
Знания, оказался в весьма трудном положении: для развития духовного
начала ему необходим покой и самосозерцание, причем все нужное для
собственного, личного счастья он хранит в себе, а звание Посланника
Богини вынуждает его занять пост правителя, заботиться о мелких нуждах
населения города, постоянно решая наваливающиеся проблемы.
Могучий Дух устроил ловушку своему владельцу, загнав его в капкан
Власти.
Великий К. Уилсон в очередной раз ударился о стену и... сломался.
Долгие шесть лет не появляется обещанное им продолжение. Философ слишком
близко ассоциировал себя с героем, чтобы позволить ему сдаться,
отказаться от одной из двух составляющих личности - и в то же время не
видит логичного пути для дальнейшего развития.
По счастью, за прошедшие годы выросло поколение последователей,
которое не осмысливало учение К. Уилсона, а просто приняло его как
данность. Один из них - Нэт Прикли (род. 1962) - решился продолжить дело
учителя. Этот писатель не мучается в тяжких раздумьях о том, как поведет
себя герой, совмещающий начала Востока и Запада, Духа и Знания, он
ощущает это изнутри, как нечто обычное и естественное. Достойный ученик,
он сумел сохранить в неприкосновенности атмосферу вселенной К. Уилсона,
ее философскую концепцию, личности ее героев, но шагнул дальше учителя.
Дорогой Читатель, я искренне рад за тебя! Благодаря таланту Нэта
Прикли после долгого, почти шестилетнего перерыва ты можешь вновь войти
в красочный и яркий, переливающийся множеством граней, полный
неожиданных происшествий и парадоксальных открытий мир. Романом
"Цитадель" издательство "Северо-Запад" открывает захватывающий сериал
"Мир Пауков", созданный достойными продолжателями дела "корнуэльского
мыслителя". Не пропускайте новинок!
Александр Прозоров

 * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ * 
Хищники города
Найл стоял у открытого окна и смотрел прямо перед собой, на серую
щербатую стену заброшенного здания. Прямо в лицо били с чистого голубого
неба яркие солнечные лучи, легкий ветерок проскальзывал по подоконнику и
бессильно ронял человеку на ноги желтоватую пыль. Время от времени с
гулким жужжанием появлялась небольшая, с палец, зеленая муха, совершала
вдоль стен круг почета, но, не найдя ничего интересного, отправлялась
дальше. С улицы доносились то веселые крики ребятишек, то отрывистые
команды надсмоторщиц, но правитель города никак не реагировал на
происходящее вокруг - он неподвижно замер, точно неотличимый от изваяния
сторожевой паук у входа во дворец.
Скрипнула дверь. В комнату вошла Джарита, осторожно кашлянула. Найл
не шелохнулся. Девушка переступила с ноги на ногу, шагнула было вперед,
но остановилась в замешательстве, не решаясь прервать размышления
господина. Служанке было невдомек, что повелитель города пауков не
думал. Он чувствовал. Это происходило уже не первый раз с тех пор, как
пришедшая из глубин вселенной Богиня Дельты поставила его во главе мира:
он сливался с городом.
Сознание Найла расширилось и как бы накрыло собой этот громадный
муравейник людей и гигантских насекомых, впитало его, стало неотделимой
частью. Он ощущал не столько каждого паука, жука или человека в
отдельности - хотя, безусловно, присутствовало и это, - сколько
необъятное живое существо, образованное переплетением жизненных полей,
мыслей, чувств всех обитателей поселения. Как одноклеточные животные -
крохотные частицы тела - соединяются в более высокоразвитый организм,
так и жители города являлись, не замечая того, частицами нового, более
крупного живого существа. И это существо болело.
Еще не залечилась рана, образованная взрывом арсенала, еще не успела
стать привычной подаренная людям свобода, а в плоти города уже назревал
новый гнойник.
Найл, которому в начале правления пришлось отлавливать шпионов
таинственного Мага из черных гор и пресекать баловство пауков-людоедов,
даже не подозревал, что самая страшная беда придет не из-за нарушения
Договора, а из-за его соблюдения.
Пауки всегда любили человеческое мясо, считая его величайшим
деликатесом, но тем не менее, после смерти Скорбо и казни его
сообщников, свято соблюдали данную клятву и ни при каких обстоятельствах
на людей не нападали. Они ловили чаек, мух, крыс, которых уже почти не
осталось, они голодали, однако людей не трогали. Впрочем, любой
паук-смертоносец может прожить без пищи больше года - он просто
перестает расти.
Увы, первые последствия такой честности оказались весьма неприятными.
Вначале трупы стали появляться в квартале рабов. Явление для города
пауков непривычное - ведь раньше люди бесследно исчезали, оказываясь в
хелицерах или сетях восьмилапых охотников, и своей смертью умирали
довольно редко. Рабы или, как их теперь принято было называть,
"неголосующие граждане" поначалу не обращали на мертвецов внимания.
Несмотря на новое звание, они оставались теми же, кем были и раньше, -
безмозглыми уродами, полностью выродившимся одиннадцатым и двенадцатым
поколением людей-рабов. Но очень скоро ядовитое зловоние пробило брешь в
безразличии, и рабы стали вывозить трупы на помойку вместе с прочими
отходами.
В недобрый час слухи о мертвых телах среди груд мусора дошли до
жаждущего славы члена Совета Свободных Людей Бродуса. Советник страстно
выступил на ближайшем заседании, требуя отдавать последние почести
усопшим.
Найл искренне считая, что мертвым уже все равно, предадут их земле
или кремируют, но советник Массиг и советник Дион едва не подрались,
настаивая каждый на своем ритуале похорон. Умница Симеон, лучший и
единственный врач в городе, для успокоения нервов посоветовал отложить
вопрос на неделю.
Но уже через два дня стало не до заседаний: Симеон заметил работающих
в городе "неголосующих граждан" с черными пятнами на теле и большими
вздутиями на плечах и под мышками. Побелевший от ужаса, он кинулся в
кварталы рабов и практически в каждом доме обнаружил умирающих или уже
мертвых рабов.
Эпидемия обрушилась на город внезапно, как оса падает на спину сытого
и сонного паука. При внимательном осмотре признаки заболевания
обнаруживались почти у всех "неголосующих граждан".
По совету Белой Башни Найл применил древнейшую и единственно
возможную, хотя и довольно жестокую, меру - карантин. По его просьбе
пауки в считанные часы отрезали кварталы рабов своими липкими тенетами.
Только Симеон с двумя помощниками допускались в изолированный от города
вымирающий район.
Драконовские меры дали свой результат: к тому дню, когда болезнь
прокралась-таки в тела полноценных людей, Симеон нашел несколько
выздоровевших рабов и сделал из сыворотки их крови вакцину.
Из сотен тысяч рабов выжило не больше тысячи. Горы полуразложившихся
трупов, вынесенные на берег реки, были сожжены Доггинзом в присутствии
Найла, Смертоносца-Повелителя и Хозяина из выданного жуками жнеца, и
правители единогласно решили не считать этот случай использования оружия
нарушением Договора.
Именно в напряженные дни эпидемии Найл научился чувствовать город,
сливаться с ним сознанием. Он уже предвкушал тот миг, когда гигантский
организм вздохнет спокойно, расслабится на берегах реки, словно липа под
лучами солнца. Увы... Это мгновение никак не наступало. Вот и сейчас он
ощущал напряжение в сложной паутине желаний и судеб, составлявших тонкую
ауру города, его энергетическое тело...
Джарита снова тихонько кашлянула и испуганно шарахнулась назад к
двери.
Найл вздрогнул. Тончайшая ментальная связь мгновенно прервалась,
сознание как бы скомкалось, возвращаясь в черепную коробку, и еще
несколько тугих ударов пульса правитель города не мог прийти в себя,
понять, где он и что он, но наконец тряхнул головой и отвернулся от
окна.
- Пришел Симеон, мой господин, - почтительно склонилась служанка. -
Он просил передать, что дело очень спешное.
- Так я и знал, - ответил Найл, вспоминая ощущение опухоли в ауре
города. - Пригласи его сюда.
За время борьбы с эпидемией Симеон почернел, сгорбился и ссохся, лицо
его покрылось множеством мелких морщинок, кожа рук стала желтой и точно
пергаментной, зато в движениях появилась заметная уверенность и живость,
порою переходящая в торопливость.
- Привет, Найл, - поздоровался он с порога и тут же развернулся,
нервно дергая полы выцветшей туники. - Поехали со мной, ты должен это
видеть.
- Что?
- Поехали. Пока не увидишь, не поймешь серьезности проблемы.
Найл смахнул с подоконника нанесенную ветром пыль и закрыл окно.
- Куда мы хоть едем?
- Позволь взять твою коляску, - словно не услышал вопроса Симеон, -
мои гужевые валятся с ног.
В принципе главный и единственный медик города предпочитал, как и
Найл, ходить пешком. Ездить на людях он считал неприличным. Однако
несколько недель эпидемии, во время которой он спал лишь то время, пока
его перевозили с места на место, коренным образом изменили мировоззрение
Симеона. Теперь он без колебаний накладывал свою трясущуюся руку на все,
что только могло помочь ему в защите города от болезней или сберечь силы
в достижении этой цели. Он обзавелся новым домом рядом с больницей
(выгнав оттуда прежних жильцов), поставил в спальню огромную мягкую
кровать (ранее принадлежавшую Каззаку), обзавелся бассейном с подогревом
и даже читал только при трех светильниках. А на первый же вопрос
вездесущего советника Бродуса категорически отрезал: "Я не собираюсь
портить глаза, экономя жалкие капли горючего масла. В один прекрасный
день мое зрение может спасти чью-то жизнь".
- Коляска правителя во дворе, - сообщила вынырнувшая из темного
коридора Нефтис. - Вы надолго?
Найл пожал плечами, а Симеон просто пробежал мимо. Начальница охраны
бросила на повелителя вопросительный взгляд.
- Не волнуйся, - утешил ее Найл, - сражений не предвидится.
- К обеду вернетесь?
- Насколько я знаю Симеона - вряд ли.
Улица дохнула на него жаром. Он в очередной раз поразился терпению
пауков. Два стражника-смертоносца высились у крыльца на самом солнцепеке
- недвижимы, невозмутимы., непобедимы. Найл осторожно коснулся их
мыслей: удивительная смесь смертельной угрозы и абсолютного покоя,
- Ну давай же, давай, - поторопил из коляске Симеон, экономя секунды.
К удивлению Нейла, гужевые побежали не в сторону больницы, а к реке.
- Мне нужны рабы, переболевшие чумой, - без всякого вступления
заговорил Симеон. - У нас нет холодильников, чтобы хранить вакцину.
Поэтому выздоровевшие рабы всегда должны находиться под рукой. Сыворотка
их крови может понадобиться в любой момент! А советник Бродус требует
отпустить всех на волю. Он говорит, что даже неголосующие граждане имеют
право на свободу. А где я их ловить потом буду, если что?! Забыли уже
про эпидемию?!
- Нет, не забыли, - ответил Найл.
Вот так всегда - "неголосующие граждане" имеют право на свободу, как
и все прочие. Но их нельзя отпускать, они - ходячее лекарство. Как
совместить и то и другое?
- А ты уговори их остаться добровольно. Корми повкуснее.
- Уже. А Бродус лезет к ним в комнаты и предлагает пойти погулять!
Что он сует свой нос во все щели?! Ему делать больше нечего? Зашли ты
его куда подальше, хелицеры ему в бок. Отправь к чертовой матери с
почетным поручением, надоел ведь хуже горькой редьки.
- Не могу. Он советник, а не посыльный.
- Отправь, Найл, а то ведь я не выдержу, использую для опытов, будет
он мне вакцину производить, если жив останется. "Кормлю я их часто",
"кормлю я их часто"... Вот сам пусть покушает.
От эмоциональной речи медика Найла отвлекло странное зрелище:
множество женщин шло по направлению к реке, и каждая держала в руках по
младенцу.
- Что это, Симеон? - положил он руку медику на плечо.
- Свобода это, Найл, собственной персоной.
- Ты меня не понял...
- Это ты меня не понял. Это все - плоды свободы. Девять месяцев назад
ты заключил новый Договор и разрешил мужчинам и женщинам жить вместе.
- Так вот оно что... - начал понимать Найл. - А куда они несут детей?
- В детскую.
- Но ведь по Договору они имеют полное право оставить детей дома!
- И что они будут с ними делать? Ты родился и вырос в пустыне, Найл.
В семье. А они воспитаны пауками. Им всю жизнь твердили, что дети должны
расти отдельно, на этом отрезанном от города речном острове. За
нарушение - смерть.
- Но Договор...
- Да не наказания они боятся! - горячась, перебил Симеон. - Просто
другого положения дел не представляют. Вот и несут детей к острову, на
воспитание. Может, кто дома и оставил, не знаю, но большинство - здесь.
Дорога пошла под уклон, и Найл увидел остров, изгиб реки перед ним и
берег, усыпанный, уложенный, устланный младенцами. Между берегом и
островом сновали лодки.
- О Богиня Дельты... - охнул Найл.
- Подожди охать, главное еще впереди.
Мышцы гужевых мужиков вздулись, спины выпрямились - теперь им
приходилось не тянуть коляску, а тормозить ее.
- Надо объяснить, что теперь детей можно растить дома, самим, что
отказываться от них необязательно, - продолжал волноваться Найл.
- Да, объяснить, - хмыкнул Симеон. - Ты знаешь, как кланяться
женщине, если она разговаривает с пауком, а тебе нужно пройти мимо?
- При чем тут поклоны? - удивился Найл.
- А при том, что ты вырос в пустыне, в семье, с отцом и матерью, с
братьями и сестрами. А все они, - Симеон обвел рукой вокруг, - на
детском острове, и имеют такое же понятие о воспитании детей, какое ты -
о правилах поклонов. Да и не это самое главное. - Тут медик поднялся на
ноги и заорал на гужевых: - Да стойте вы, наконец! Половину подкидышей
перетопчете.
Гужевые осторожно опустили оглоблю и с облегчением уселись в дорожную
пыль. Множество детей лежало по обочинам дороги, и чем ближе к реке, тем
гуще. Две лодки пытались перевезти на остров тысячи оказавшихся на
берегу младенцев, но явно не управлялись.
- Откуда их столько?
- Сам посчитай, - пожал плечами Симеон. - До эпидемии в городе жило
примерно полтора миллиона человек. Где-то треть служили паукам и
получили от тебя право жить семьями. Тысяч пять остались преданными
старым хозяевам и выполняют их приказы даже в смысле продолжения рода.
Еще тысяч сто пока не доросли до полозрелости. Остается четыреста тысяч
здоровых людей, двести тысяч женщин. И все они заимели возможность жить
вместе, вступать в интимные отношения, рожать. Причем произошло все это
практически в один день!
- Этого не может быть! Ведь не станут же мужчины и женщины спать
вместе так, сразу, без всяких чувств, без предварительного знакомства,
ухаживания, не думая о будущем...
- За них пауки все время думали! - грубо перебил Симеон. - Сами они к
этому не приучены. Их под страхом смерти раздельно содержали, а тут
вдруг сразу все можно! Случилось то, что называется "дорвались". Кое в
чем ты прав, многие женщины оказались разборчивыми и не кинулись в
постель к кому попало. Но даже они быстро нашли себе достойных мужей.
- Мужей?
- Да, да, мужей. Здесь не пустыня, за выживание бороться не нужно.
Как ставили пауки женщин выше мужчин, так и осталось. А радости от этого
только то, что полтораста тысяч детей принесли не в один день, а где-то
в течение месяца.
- Как же нам их всех вырастить...
- Да не о том ты думаешь, правитель! - вскипел Симеон. - Я про такие
плоды "свободы" с самого начала догадывался! Ты на это посмотри...
Симеон довольно грубо схватил правителя города за шкирку и пригнул к
ближайшему младенцу. В первый момент Найл не понял, в чем дело, и вдруг
обожгло: ноги! У младенца были непропорционально малюсенькие, с половину
детской руки, тоненькие ножки. Словно для контраста рядом лежал ребенок
совершенно без рук, дальше - с маленькой, с кулачок, головкой, дальше -
со сросшимися ногами, и так без конца - однорукие, безглазые, с кривыми
телами, без лиц вообще...
- Ну как? Что будет, когда мы их взрастим? - с внезапной усталостью
спросил Симеон. - Новый квартал рабов? А потом еще квартал, еще... Через
пару десятилетий здесь будет стоять город уродов.
1 2 3 4 5 6 7