Кайся, расскажи конец.
Это опытный детина,
Знал где скрытая святыня.
-Мы немного полежали...
Вдруг застала меня мать.
Мы с ним оба задрожали,
А она меня ругать.
-Ах, хрычевка, старый пес,
Зачем пес ее принес?
Он немного отдохнул бы
Да разок еще воткнул бы.
-Ах, безумна,- мать вскричала,-
Недостойная ты дочь.
Вся измарана рубашка...
Как тут этому помочь?
-Берегла б свою, хрычевка,
Что за дело до другой?
Злейший враг она. Плутовка.
Подождала б час-другой.
-Так пошла я к покаянью:
Обо всем тебе открыть,
И грезам моим прощенье
У тебя отец просить.
-Дочь моя. Тебя прощаю.
Нет греха. Не унывай.
В том тебе я разрешаю,
Если просят, то давай!

ПИСЬМО К СЕСТРЕ
---------------
Я пишу тебе, сестрица,
Только быль- не небылицу.
Расскажу тебе точь в точь,
Шаг за шагом брачну ночь.
Ты представь себе, сестрица,
Вся дрожа, как голубица,
Я стояла перед ним,
Перед коршуном лихим.
Словно птичка трепетало
Сердце робкое во мне,
То рвалось, то замирало...
Ах, как страшно было мне.
Ночь давно уже настала,
В спальне тьма и тишина,
И лампада лишь мерцала
Перед образом одна.
Виктор вдруг переменился,
Стал как-будто сам не свой,
Запер двери, возвратился,
Сбросил фрак с себя долой.
Побледнел, дрожит всем телом,
С меня кофточку сорвал...
Защищалась я несмело -
Он не слушал, раздевал.
И бесстыдно все снимая,
Он мне щупал шею, грудь,
Целовал меня, сжимая,
Не давал мне вздохнуть.
Наконец, поднял руками,
На кроватку уложил.
"Полежу немного с Вами",
весь дрожа он говорил.
После этого любовно
Принялся со мной играть.
А потом совсем нескромно
Стал рубашку поднимать.
И при этом полегоньку
На меня он сбоку лег.
И старался по-маленьку
Что-то вставить между ног.
Я боролась, защищалась,
Отбивалася рукой -
Под рукою оказался
Кто-то твердый и живой.
И совсем не поняла я,
Почему бы это стало:
У супруга между ног
Словно вырос корешок.
Виктор все меня сжимая
Мне покоя не давал, -
Мои ноги раздвигая,
Корешок туда совал.
Я из силы выбивалась,
Чтоб его с себя столкнуть.
Но напрасно я старалась -
Он не дал мне и вздохнуть.
Вся вспотела, истомилась
И его не в силах сбить,
Со слезами я взмолилась,
Стала Виктора просить.
Чтоб он так не обращался,
Чтобы вспомнил он о том,
Как беречь меня он клялся
Еще бывши женихом.
Но моленьям не внимая,
Виктор мучить продолжал:
Что-то с хрустом разрывая
Корешок в меня толкал.
Я от боли содрогнулась...
Виктор крепче меня сжал,
Что-то будто вновь рванулось
Внутрь меня. Вскричала я.
Корешок же в тот же миг
Будто в сердце мне проник.
У меня дыханье сжало,
Я чуть-чуть не завизжала.
Дальше было что - не знаю,
Не могу тебе сказать.
Мне казалось: начинаю
Я как будто умирать.
После этой бурной сцены
Я очнулась, как от сна.
От какой-то перемены
Сердце билось, как волна.
На сорочке кровь алела,
А та дырка между ног
Стала шире и болела,
Где забит был корешок.
Любопытство - не порок.
Я, припомнивши все дело,
Допытаться захотела:
Куда делся корешок?
Виктор спал. К нему украдкой
Под сорочку я рукой.
Отвернула... Глядь, а гадкий
Корешок висит дугой.
На него я посмотрела,
Он сложился грустно так.
Под моей рукой несмелой
Подвернулся как червяк.
Ко мне смелость возвратилась -
Был не страшен этот зверь.
Наказать его хотелось
Хорошенько мне теперь.
Ухватив его рукою,
Начала его трепать.
То сгибать его дугою,
То вытягивать, щипать.
Под рукой он вдруг надулся,
Поднялся и покраснел.
Быстро прямо разогнулся,
И как палка затвердел.
Не успела я моргнуть, -
На мне Виктор очутился:
Надавил мне больно грудь,
Поцелуем в губы впился.
Стан обвил рукою страстно,
Ляжки в стороны раздвинул,
И под сердце свой ужасный
Корешок опять задвинул.
Вынул, снова засадил,
Вверх и стороны водил,
То наружу вынимал,
То поглубже вновь совал.
И прижав к себе руками,
Все что было, сколько сил,
Как винтом между ногами
Корешком своим водил.
Я как птичка трепетала,
Но не в силах уж кричать,
Я покорная давала
Себя мучить и терзать.
Ах, сестрица, как я рада,
Что покорною была:
За покорность мне в награду
Радость вскорости пришла.
Я от этого страданья
Стала что-то ощущать.
Начала терять сознанье,
Стала точно засыпать.
А потом пришло мгновенье...
Ах, сестрица, милый друг,
Я такое наслажденье
В том почувствовала вдруг.
Что сказать про то нет силы
И пером не описать.
Я до смерти полюбила
Так томиться и страдать.
За ночь раза три бывает,
И четыре, даже пять
Милый Виктор заставляет
Меня сладко трепетать.
Спать ложимся, первым делом
Муж начнет со мной играть,
Любоваться моим телом,
Целовать и щекотать.
То возьмет меня за ножку,
То мне грудку пососет...
В это время понемножку
Корешок его растет.
А как вырос, я уж знаю,
Как тут надо поступать:
Ноги шире раздвигаю,
Чтоб поглубже загонять.
Через час-другой, проснувшись,
Посмотрю, мой Виктор спит.
Корешок его согнувшись
Обессилевший лежит.
Я его поглажу нежно,
Стану дергать и щипать.
Он от этого мятежно
Поднимается опять.
Милый Виктор мой проснется,
Поцелует между ног.
Глубоко во мне забьется
Его чудный корешок.
На заре, когда так спится,
Виктор спать мне не дает.
Мне приходится томиться,
Пока солнышко взойдет.
Ах, как это симпатично.
В это время корешок
Поднимается отлично
И становится как рог.
Я спросонок задыхаюсь,
И тогда начну роптать.
А потом, как разыграюсь,
Стану мужу помогать.
И руками, и ногами
Вокруг него я обовьюсь,
С грудью грудь, уста с устами,
То прижмусь, то отожмусь.
И сгорая от томленья,
С милым Виктором моим
Раза три от наслажденья
Замираю я под ним.
Иногда и днем случится -
Виктор двери на крючок,
На диван со мной ложится
И вставляет корешок.
А вчера, представь, сестрица,
Говорит мне мой супруг:
Прочитал я в газете
О восстании славян.
И какие только муки
Им пришлось переживать,
Когда их башибузуки
На кол начали сажать.
- Это верно очень больно? -
Мне на ум пришло спросить.
Рассмеялся муж невольно
И... задумал пошутить.
- Надувает нас газета, -
Отвечает мне супруг, -
Что совсем не больно это
Докажу тебе мой друг.
Я не турок, и, покаюсь,
Дружбу с ними не веду,
А на кол, уж я ручаюсь,
И тебя я посажу.
Обхватил меня руками
И на стул пересадил.
Вздернул платье и рукою
Под сиденье подхватил.
Приподнял меня, поправил
Себе что-то, а потом
Поднял платье и заставил
На колени сесть верхом.
Я присела, и случилось,
Что все вышло по его:
На колу я очутилась
У супруга своего.
Это вышло так занятно,
Что нет сил пересказать.
Ах, как было мне приятно
На нем прыгать и скакать.
Сам же Виктор, усмехаясь
Своей шутке, весь дрожал.
И с коленей, наслаждаясь,
Меня долго не снимал.
- Подожди, мой друг Анетта,
Спать пора нам не пришла.
Не уйдет от нас подушка,
И успеем мы поспать.
А теперь не худо, душка,
Нам в лошадки поиграть.
- Как, в лошадки? Вот прекрасно!
Мы не дети, - я в ответ.
Тут он обнял меня страстно
И промолвил: - Верно, нет.
Мы не дети, моя милка,
Но представь же, наконец,
Будешь ты моя кобылка,
А я буду жеребец.
Покатилась я со смеху.
Он мне шепчет: "Согласись.
А руками для успеху
На кроватку обопрись".
Я нагнулась. Он руками
Меня крепко обхватил.
И мне тут же меж ногами
Корешок свой засадил.
Вновь в блаженстве я купалась,
С ним в позиции такой.
Все плотнее прижималась,
Позабывши про покой.
Я большое испытала
Удовольствие опять.
Всю подушку искусала
И упала на кровать.
Здесь письмо свое кончаю.
Тебе счастья я желаю.
Выйти замуж и тогда
Быть довольною всегда.

ПОП ВАВИЛА
----------
Жил-был сельский поп Вавила.
Уж давненько это было.
Не скажу вам как и где
И в каком-иаком селе.
Поп был крепкий и дородный,
Вид имел он благородный,
Выпить - тоже не дурак.
Лишь имел плохой елдак.
Очень маленький, мизерный.
Так, хуишко очень скверный-
И залупа не стоит,
Как сморчок во мху торчит.
Попадья его Ненила
Как его не шевелила,
Чтобы он ее поеб-
Ни хуя не может поп.
Долго с ним она возжалась:
И к знахаркам обращалась,
Чтоб поднялся хуй попа.
Не выходит ни кляпа.
А сама-то мать Ненила
Хороша и похотлива.
Ну и стала всем давать-
Словом сделалася блядь.
Стала вовсе ненаебна
Ненасытная утроба.
Кто уж, кто ее не еб:
Сельский знахарь и холоп,
Целовальник с пьяной рожей,
И приезжий и прохожий,
И учитель и батрак-
Все совали свой елдак.
Благочинному давала-
И того ей стало мало:
Захотела попадья
Архирейского хуя.
Долго думала Ненила,
Наконец-таки решила
В архирейский двор сходить
И владыке доложить,
Что с таким де неуклюжим
Жить не хочет она мужем,
Что ей лучше в монастырь,
А не то, так и в Сибирь.
Собралась как к богомолью:
Захватила хлеба с солью.
И отправилась пешком
В архирейский летний дом.
Долго ль, скоро она шла,
Наконец и добрела.
Встретил там ее келейник,
Молодой еще кутейник.
Три с полтиной взял он с ней,
Обещав, что архирей
Примет сам ее прилично
И прошенье примет лично.
После в зал ее отправил
И в компании оставил
Эконома-старика,
Двух пресвитеров, дьяка.
Встали все со страхом рядом.
Сам отправился с докладом.
И вот из царственных дверей
Показался архирей.
Взор суров, движенья строги.
Попадья тут прямо в ноги:
-Помоги, владыко, мне.
Но прошу наедине.
Лишь поведать свое горе,-
Говорит с тоской во взоре.
И повел ее аскет
В свой отдельный кабинет.
Там велел сказать в чем дело.
Попадья довольно смело
Говорит, что уж лет пять
Поп не мог ее ебать.
Хуй его уж не годится,
А она должна томиться
Жаждой страсти столько лет.
Был суровый ей ответ:
-Что же муж твой что ли болен?
Иль тобою недоволен?
Может быть твоя пизда
Не годится никуда?
-Нет, помилуйте, владыка,-
Отвечает тут затыка,-
Настоящий королек,
Не угодно ли разок?
Тут скорехонько Ненила
Архирею хуй вздрочила,
Юбку кверху подняла
И сама под ним легла.
Толстой жопой подъезжала,
Как артистка поддавала...
Разошелся архирей
Раз четырнадцать над ней.
-Хороша пизда, не спорю.
И помочь твоему горю
Я готов и очень рад,-
Говорит святой прелат.
-Все доподлинно узнаю,
Покажу я негодяю.
Коли этаких не еть-
Значит вкуса не иметь.
Быть глупее идиота.
Как придет тебе охота-
Полечу тебя опять...
Чур, как нынче поддавать.
И довольна тем Ненила,
Что от святости вкусила,
Архирея заебла-
Веселей домой пошла.
А его преосвященство
Созывал все духовенство
Для решенья многих дел.
Между прочим повелел:
Чтоб дознанье учинили
Об одном попе Вавиле.
Верно ль то, что будто он
Еть способности лишен?
И об этом донесенье
Дать ему без промедленья.
Так недели две прошло.
Спать ложилося село,
Огоньки зажгли по хатам...
Благочинный с депутатом
К дому попа подъезжали
И Вавилу вызывали.
-Здравствуй, сельский поп Вавила,
Мы де вот зачем пришли:
На тебя пришел донос,
Неизвестно кто принес.
Будто хуем не владеешь,
Будто еть ты не умеешь,
И от этого твоя
Горе терпит попадья.
Что на это нам ты скажешь?
Завтра утром нам покажешь
Из-за ширмы свой елдак,
Чтоб решать могли мы так:
Можешь ли ебать ты баб?
Или хуй совсем ослаб?
А теперь нам только нужен
Перед сном хороший ужин.
Подан карп, уха стерляжья...
Спинка в соусе лебяжья...
Поболтали, напились,
Да и спать все улеглись.
На другой день утром рано
Солнце вышло из тумана.
Благочиный, депутат
Хуй попа смотреть спешат.
Поп Вавила тут слукавил
И за ширмою поставил
Агафона-батрака,
Ростом в сажень мужика.
И тогда перед попами
Хуй с огромными мудями
Словно гири выпер вон
Из-за ширмы Агафон.
-Что-то мать с тобой случилось?
Ты на это пожурилась?-
Благочинный вопросил
И Ненилу пригласил.
Посмотреть на это чудо,-
Тут и весу-то с полпуда,
И не только попадья,
Но сказать дерзаю я,
Что любая бы кобыла
Елду эту полюбила.
И не всякая пизда
Это выдержит всегда.
-Ах, мошенник, ах, подлец.
Обманул он вас, отец.
Это хуй ведь Агафона,
И примета слева, вона...
Бородавка, мне ль не знать?
Что ты врешь, ебена мать?
Так воскликнула Ненила,
И всему конец тут было.

ОТЕЦ ПАИСИЙ
-----------
В престольный град, в синод священный
От паствы из села смиренно
Старухи жалобу прислали
И в ней о том они писали:
Наш поп Паисий, мы не рады,
Все время святость нарушает:
Когда к нему приходят бабы,
Он их елдою утешает.
К примеру, девка или блядь,
Или солдатка, иль вдовица
Придет к нему исповедать,
То с ней такое приключится.
Он крест святой кладет пониже
И заставляет целовать.
А сам подходит сзади ближе
И начинает их ебать.
Тем самым святость нарушет,
Он нас от веры отлучает.
И нам де нет святой услады-
Уж мы ходить туда не рады.
Заволновался весь синод,
Сам патриарх, воздевши длани,
Вскричал:"Судить, созвать народ.
Средь нас не место этой дряни".
Суд скорый тутже сосоялся,
Народ честной туда собрался...
И не одной вдове, девице
С утра давали тут водицы.
Решили дружно, всем синодом
И огласили пред народрм
Отцу за неуемный блуд
Усечь ебливый, длинный уд.
Но милосердие любя,
Оставить в целости мудя.
Для испускания мочи
Оставить хуя полсвечи.
Казнь ту завтра совершить
И молитву сотворить.
А чтоб Паисий не сбежал,
За ним сам клитор наблюдал.
Старух ругают:"Вот паскуды.
У вас засохли все посуды.
Давно пора вам умирать,
А вы беднягу убивать."
Всю ночь не спали на селе
Паисий, клитор - на челе
Морщинок ряд его алел-
Он друга своего жалел.
Однако плаху изготовил,
Секиру остро наточил
И честно семь вершков отмеря
Позвал для казни ката-зверя.
И вот Паисий перед плахой
С поднятой до лица рубахой.
А уд, не ведая беды
Восстал, увидев баб ряды.
Сверкнув, секира опустилась...
С елдой же вот что приключилось:
Она от страха вся осела-
Секира мимо пролетела.
Но поп Паисий испугался
И от удара топора
Он с места лобного сорвался
Бежать пустился со двора.
Три дня его искали всюду.
Через три дня нашли в лесу,
Где он на пне сидел и муду
Святые псалмы пел в бреду.
Год целый поп в смущенье был,
Каких молебнов не служил,
Но в исповеди час не мог
Засунуть корешок меж ног.
Его все грешницы жалели
И помогали, как умели,
Запрвить снова так и сяк
Его ослабнувший елдак.
Жизнь сократила эта плаха
Отцу Паисию. Зачах
Хотя и прежнего размаха
Достиг он в этаких делах.
Теперь, как прежде он блудил,
И не одну уж насадил...
Но все ж и для него, чтецы
Пришла пора отдать концы.
На печку слег к концу от мира.
В углу повесил образок,
И так прием вел пастве милой,
Пока черт в ад не уволок.
Он умер смертию смешною:
Упершись хуем в потолок,
И костенеющей рукою
Держа пизду за хохолок.
Табак проклятый не курите,
Не пейте, братие, вина.
А только девушек ебите-
Святыми будете, как я.

ПРОВ КУЗМИЧ
-----------
Пров Кузмич был малый видный,
В зрелом возрасте, солидный,
Остроумен и речист,
Только на хуй был не чист.
Еб с отъявленным искусством,
С расстановкой, с толком, с чувством,
И как дамский кавалер
На особенный манер.
Он сперва пизду погладит,
А потом уж хуй приладит,
Нежно ткнет он, извинясь,
И ебет не торопясь.
Он не брезговал интригой
Ни с кухаркой, ни с портнихой,
Но немало светских дам
Привлекал к своим мудям.
Раз решили дамы хором
Так за чайным разговором:
-Пров Кузмич -герой-мужчина,
С ним не ебля, а малина.
Раз в осенний длинный вечер,
Натянувши плед на плечи,
Взяв лимону, коньяку
Ближе сел он к огоньку.
Вечер проходил шикарно...
Ароматный дым сигарный
Отвлекал его мечты
От житейской суеты.
Вдруг с опухшей пьяной рожей
Появился из прихожей
Его заспанный лакей-
Старикашка Патрикей.
-Что тебе, хрен старый, надо?-
Пров спросил его с досадой.
На полученный вопрос
Пробурчал он:-Вам письмо-с.
"Милый Пров,- письмо гласило,-
Всю неделю я грустила.
Под конец вся извелась
Оттого, что не еблась.
Если ты, блядун, обманешь,
К своей Дуне не заглянешь,
То, поверь мне, не совру,
Дам я кучеру Петру.
Приезжай ко мне, мой милый,
Наслаждаться своей силой-
Ебли страстно жажду я,
В плешь целую, вся твоя.
Пров Кузмич тут прифрантился,
Красоту навел, побрился
Закрутивши ус в кольцо,
Важно вышел на крыльцо.
-Эй, ебена мать, возница,-
Гаркнул он, и колесница,
Подняв пыль над мостовой,
Понесла его стрелой.
Он у ней, она в постели,
И на нежном ее теле
Между двух изящных ног
Оттеняется пушок.
Пров Кузмич развеселился
Ближе к боку привалился,
Начал к деве приставать,
За пизду ее хватать,
Тут, о ужас, хуй обмяк,
Скисла, сморщилась залупа,
Яйца - нечего пощупать.
В общем -дрянь, а не елдак.
Пров Кузмич мой загрустил,
С горя аж слезу пустил,
В хуй, совсем уже не веря,
Он поплелся молча к двери.
1 2 3