Здесь выложена электронная книга «Труд есть совесть» автора по имени Платонов Андрей Платонович. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Платонов Андрей Платонович - «Труд есть совесть».
Размер архива с книгой «Труд есть совесть» равняется 7.83 KB
«Труд есть совесть» - Платонов Андрей Платонович => скачать бесплатную электронную книгу
Андрей Платонов
«Труд есть совесть»
Из записных книжек разных лет
Блокноты, тетради, записные книжки – это, вероятно, лишь огромное название уже давно существующего и все еще нового, то есть формально не узаконенного, литературного жанра. Этот жанр существует для небольших произведений, которые всего удобнее и полезнее излагать именно способом «записной книжки».
Если же блокноты и записные книжки являются складочно-заготовительными пунктами литературного сырья, то было бы странно опубликовывать что-либо «из записной книжки», потому что питать читателя сырьем нельзя, это есть признак неуважения к читателю и доказательство собственного высокомерия.
...1931–1933
Искусство должно умереть – в том смысле, что его должно заменить нечто обыкновенное, человеческое; человек может хорошо петь и без голоса, если в нем есть особый, сущий энтузиазм жизни.
Писать надо не талантом, а «человечностью» – прямым чувством жизни.
Преодолеть, простить недостатки друг друга нельзя, не имея чувства родственности.
Сквозь череду горя, труда и бедствия – к молодости, к вере и радости…
Напряжение нежности.
И новые силы, новые кадры могут погибнуть, не дождавшись еще социализма, но их «кусочки», их горе, их поток чувства войдут в мир будущего. Прелестные молодые лица большевиков, – вы еще не победите; победят ваши младенцы. Революция раскатится дальше вас! Привет верующим и умирающим в перенапряжении!
Как непохожа жизнь на литературу (мальчик в Мелекесе): скука, отчаяние. А в литературе – «благородство», легкость чувства и т. д. Большая ложь – слабость литературы. Даже у Пушкина и Толстого – мучительное лишь «очаровательно».
Оставляй для судьбы широкие проходы.
Ночное пение аэродинамических труб во всех крупных городах мира – вот мелодия времения, истории.
Крестьянин имеет переменную душу от погоды, от ветров.
...1936–1938
Человечество – без облагораживания его животными и растениями – погибнет, оскудеет, впадет в злобу отчаяния, как одинокий в одиночестве.
Надо относиться к людям по-отцовски.
Это и есть новая любовь между людьми – сквозь души других.
Трагедия оттертости, трагедия «отставленного», ненужного, когда строится блестящий мир, трагедия «пенсионера» – великая мука.
Критика, в сущности, есть дальнейшая разработка богатства темы, найденной первым, «основным» автором. Она есть «довыработка» недр, дальнейшее совершенствование мыслей автора. Критика может быть многократной.
Первый автор обычно лишь намечает, оконтуривает недра и лишь частично их выбирает, а критик (идеальный) доделывает начисто несовершенное автором.
...1941–1950
Явная, демонстративная доброта бывает компенсацией тайного зла. Мне нужен рассказ об этом.
У многих людей ум заменяется наглостью, иронией, насмешкой – «вы интеллигенты»… Но за этим – невежество хулигана. Эгоизм жулика.
Назначение литературы нашего времени, времени Отечественной войны, это быть вечной памятью о поколениях нашего народа, сберегших мир от фашизма и уничтоживших врагов человеческого рода.
В понятие вечной памяти входит и понятие вечной славы. Вероятно, этим назначением литературы она сама полностью не определяется, но сейчас именно в этом направлении лежит ее главная служба.
Слово «вечный» не будет преувеличением, если образы людей нашего времени будут запечатлены в произведениях, полных истины действительности, одухотворенных оживляющим мастерством писателя.
Остающиеся жить обязаны вечной памятью по ушедшим из жизни героям, потому что живые сохранены подвигами тех, кто погиб. Но нельзя от следующих за ними поколений требовать столь многого: человеческому сердцу свойственны не только совесть, долг и память, но также и забвение. Задачей искусства и является создание незабвенного из того, что преходяще, забвенно, что погибло или может погибнуть, но почему мы, живые, обязаны жизнью и спасением, – в такой же мере обязаны, как матери; искусство должно здесь, преодолев недостаток человеческого сердца, склонного к забвению, восстановить справедливость.
Но дело не только в такой эпической необходимости, дело здесь и в практической пользе: если живая и, так сказать, частная конкретность Отечественной войны стушуется когда-либо в будущем силой забвения, то как люди могут увидеть для себя поучение из великого, но уже минувшего события… Здесь важна именно частная конкретность, потому что литература имеет дело с отдельным человеком, с его личной судьбой, а не с потоками безымянных существ. Мы должны сберечь в памяти и в образе каждого человека в отдельности, тогда будут сохранены и все во множестве и каждый будет прекрасен, необходим и полезен теперь и в будущем, продолжая через память действовать в живых и помогая их существованию.
Если бы наша литература исполнила эту свою службу, она бы, между прочим, оберегла многих людей, в том числе и тех, которым еще только надлежит жить, от соскальзывания их в подлость. Но эта польза – дополнительная, а не главный результат…
Война с чрезвычайной быстротой образует новые характеры людей и ускоряет процесс жизни. Один красноармеец сказал: бой есть жизнь на большой скорости. Это верно. Жизнь на большой скорости означает, что формируется великое множество людей, причем складываются и такие характеры, которые не могли сложиться прежде и которые, возможно, никогда более не повторятся в качестве подобия в другом человеке. Служба литературы, как служба вечной славы и вечной памяти всех мертвых и всех живых, увеличивается этим обстоятельством в своем значении и делается еще более незаменимой ничем.
Мне рассказывали о младшем сержанте, который вместе с другим своим товарищем завалил трупом немца огневое сечение немецкого дзота, и никто толком не мог сообщить о человеческих свойствах этого редкого героя. Однако, зная свойства нашего народа и армии, можно все-таки понять и написать об этом человеке, если иметь к нему сердечную заинтересованность. Писатель должен уметь решать уравнения со многими неизвестными. В этой связи важно знать одну вещь. Всякое искреннее серьезное человеческое чувство всегда имеет в себе и предчувствие, то есть как бы дальнейшее расширение или увеличение чувства за пределы первоначального ощущения, – и тогда делается ясным то, что не было видимо в характере или судьбе его. Например, распространенное чувство любви между мужчиной и женщиной, по убеждению самих любящих, «вечно», но если эта любовь достаточно глубока, то она же бывает и «грустна», потому что в ней же самой находится предчувствие ее окончания, хотя бы путем смерти любящих.
В нашей литературе еще мало предчувствия, подобного точному знанию. Если вспомнить военные произведения предвоенных лет, то в них верно только убеждение в непобедимости и побеждающей мощи нашего народа, но драмы войны в них нет.
Рождается ребенок лишь однажды, но оберегать его от врага и от смерти нужно постоянно. Поэтому в нашем народе понятия матери и воина родственны; воин несет службу матери, храня ее ребенка от гибели. И сам ребенок, вырастая сбереженным, превращается затем в воина.
Не так давно я видел одно семейство. В опаленном бурьяне была зола от сгоревшего жилища, и там лежало обугленное мертвое дерево. Возле дерева сидела утомленная женщина, с тем лицом, на котором отчаяние от своей долговременности уже выглядело как кротость. Она выкладывала из мешка домашние вещи – все свое добро, без чего нельзя жить. Ее сын, мальчик лет восьми-девяти, ходил по теплой золе сгоревшей избы, в которой он родился и жил. Немцы были здесь еще третьего дня. Мальчик был одет в одну рубашку и босой, живот его вздулся от травяной бесхлебной пищи; он тщательно и усердно рассматривал какие-то предметы в золе, а потом клал их обратно или показывал и дарил их матери. Его хозяйственная озабоченность, серьезность и терпеливая печаль, не уменьшая прелести его детского лица, выражали собою ту простую и откровенную тайну жизни, которую я сам от себя словно скрывал.
Это лицо ребенка возбуждало во мне совесть и страх. Как сознание своей вины за его обездоленную судьбу.
– Мама, а это нам нужно такое? – спросил мальчик.
Мать поглядела, ребенок показал ей гирю от часов-ходиков.
– Такое не нужно – куда оно годится! – сказала мать. – Другое ищи.
Ребенок усиленно разрывал горелую землю, желая поскорее найти знакомые, привычные вещи и обрадовать ими мать; это был маленький строитель Родины и будущий воин ее. Он нашел спекшуюся пуговицу, протянул ее матери и спросил:
– Мама, а какие немцы?
Он уже знал – какие немцы, но спросил для верности или от удивления, что бывает непонятное. Он посмотрел вокруг себя – на пустырь, на хромого солдата, идущего с войны с вещевым мешком, на скучное поле вдали, безлюдное без коров.
– Немцы, – сказала мать, – они пустодушные, сынок… Ступай, щепок собери, я тебе картошек испеку, потом кипяток будем пить…
– А ты зачем отцовы валенки на картошку сменяла? – спросил сын у матери. – Ты хлеб теперь задаром на пункте получаешь, нам картошек не надо, мы обойдемся… Отца и так немцы убили, ему плохо теперь, а ты рубашку его променяла и валенки…
Мать промолчала, стерпев укоризну сына.
– А мертвые из земли бывают жить?
– Нет, сынок, они не бывают.
Мальчик умолк, неудовлетворенный. Неосуществленная или неосуществимая истина была в словах ребенка. В нем жила еще первоначальная непорочность человечества, унаследованная из родника его предков. Для него непонятны были забвения и его сердцу несвойственная вечная разлука.
Позже я часто вспоминал этого ребенка, временно живущего в земляной щели… Враждебные, смертельно угрожающие силы сделали его жизнь при немцах похожей на рост слабой ветви, зачавшейся в камне, – где-нибудь на скале над пустым и темным морем. Ее рвал ветер, и ее смывали штормовые волны, но ветвь должна была противостоять гибели и одновременно разрушать камень своими живыми, еще неокрепшими корнями, чтобы питаться из самой его скудости, расти и усиливаться – другого спасения ей нет. Эта слабая ветвь должна вытерпеть и преодолеть и ветер, и волны, и камень: она – единственное живое, а все остальное – мертвое, и когда-нибудь ее обильные, разросшиеся листья наполнят шумом опустошенный войной воздух и буря в них станет песней.
Немцы хотят убить «синюю птицу» человечества. Пока что они убивают всех нижних воробьев, а птица возвышается и улетает от своего врага.
На войне у людей ландшафт воспринимается иначе, оценивается каждый естественный предмет, потому что война – это зона между их жизнью и смертью, где жизнь добывается в тяжелом труде через смерть врага, – война вместе с тем место, где надолго решается судьба человечества. Например, русское серое обычное поле является великим многозначительным образом, а супряга, когда тринадцать-четырнадцать детей и старух впряжены в общую лямку, тянут однолемешный плуг, символом непобедимой России…
…Одно из самых опасных для народа последствий войны – разрушение семьи. Где найти нравственную силу, которая сможет противостоять губительным страстям людей, и где находятся источники их истинной любви, которыми люди обмениваются в знак верности и взаимного чувства на всю жизнь…
Сарай в дер. Малый Тростонец. На месте сожженного сарая – огромное количество пепла, обугленных костей, обугленных трупов. Среди трупов масса немецких зажигательных бомб – для усиления температуры. Люди предварительно расстреляны. Характер некоторых ранений указывает на то, что в отдельных случаях смерть наступила не моментально, а живые еще люди подвергались сожжению вместе с трупами (около 5–6 тысяч).
Еще много могил не вскрыты: Тучинки, Кальварийское кладбище, на Раковой улице, в Парке культуры и др.
По данным комиссии, в местах истребления только в области уничтожено 300 тысяч человек, не считая сотен тысяч, сожженных в кремац. печах. Из них военнослужащих – 150 тысяч…
После войны, когда на нашей земле будет построен храм вечной славы воинам, то против него следует соорудить храм вечной памяти мученикам нашего народа. На стенах этого храма мертвых будут начертаны имена ветхих стариков, женщин и грудных детей. Они равно приняли смерть от рук палачей человечества.
Ребенок долго учится жить; он учится самоучкой, но ему помогают и старшие люди, которые уже приучились жить, существовать. Наблюдать за развитием сознания в ребенке и за осведомленностью его в окружающей неизвестной действительности составляет для нас радость.
…Если бы мой брат Митя или Надя – через 21 год после своей смерти вышли из могилы подростками, как они умерли, и посмотрели б на меня, что со мною сталось? – Я стал уродом, изувеченным и внешне и внутренне. – «Андрюшка, разве это ты?» – «Это я – я прожил жизнь».
Мать, рождая сына, всегда думает: не ты ли – тот?
Женщина – путь и средство, сын ее – цель и смысл пути.
Драма великой и простой жизни: в бедной квартире вокруг пустого деревянного стола ходит ребенок лет 2—3-х и плачет – он тоскует об отце, а отец его лежит в земле, в траншее, под огнем, и слезы тоски стоят у него в глазах; он скребет землю ногтями от горя по сыну, который далеко от него, который плачет по нем в серый день, босой, полуголодный, брошенный.
Рабочий человек должен глубоко понимать, что ведер и паровозов можно наделать сколько угодно, а песню и волнение сделать нельзя. Песня дороже вещей, она человека к человеку приближает. А это трудней и нужнее всего…
Солдат, – тайна солдата в том, что он, в его характере, в его природе и замысле «стушеваться», предоставить высшую волю другим, себе оставить исполнение, существование в тени, в безымянности…
Офицер есть образ Родины для солдат на поле боя. Никого иного нет ближе для солдата в час битвы, в час его возможной смерти.
Деятельность офицера должна доказывать любовь отечества к солдату. В этом залог победы войск.
Искусство, как потение живому телу, как движение ветру, – органически присуще жизни.
Если я замечу, что человек говорит те же слова, что и я, или у него интонация в голосе похожа на мою, у меня начинается тошнота…
Любовь одного человека может вызвать к жизни талант в другом человеке или, по крайней мере, пробудить его к действию. Это чудо мне известно.
…Смысл жизни не может быть большим или маленьким – он непременно сочетается с вселенским и всемирным процессом и изменяет его в свою особую сторону, – вот это изменение и есть смысл жизни.
…Любовь честнее доверия, потому что даже обманутый влюбленный заслуживает не сожаления, а удивления и уважения.
Любовь никогда не выглядит глупостью, а доверие – всегда, если оно не соединено с любовью.
…Любовь есть соединение любимого человека со своими основными и искреннейшими идеями – осуществление через него (любимого – любимую) своего смысла жизни.
Любить женщину легко – это значит любить себя.
Сознание женщины – сама мать.
Жизнь есть упускаемая и упущенная возможность.
Сторонник и проповедник «красивой жизни», – для него эта жизнь – истина и вся философия.
Поймы рек Оскола, Валуя, Уразво, Потудани, Девицы – это целые заболоченные страны.
Электротехника должна быть самостоятельной наукой, объединяющей всю практику (собственно электротехнику) и теорию электричества – электрику.
Электротехника, хотя и кровное дитя физики, должна оторваться от своей матери и жить отдельно, самостоятельно.
Искусство не терпит пустоты – оно должно быть заполнено жизнью и людьми, как поле травой.
Нельзя социалистический реализм подменить вульгарным сентиментализмом.
Искусство заключается в том, чтобы посредством наипростейших средств выразить наисложнейшее. Оно – высшая форма экономии.
…Зависть и ответственность художника от общей исторической жизни народа.
Настоящий художник не может принять натурализм как руководство к творчеству (указание Энгельса). В действительности указание Энгельса, разработанное самим Энгельсом очень детально, есть не что иное, как обоснование социалистического реализма искусства наших дней…
«Пагубный пример» – все с Запада (Герцен). Все тогда ссылались на Запад, теперь на СССР, СССР стал центром мировоззрения мира.
Труд есть совесть.
Все возможно – и удается все, но главное – сеять души в людях.
«Труд есть совесть» - Платонов Андрей Платонович => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга «Труд есть совесть» автора Платонов Андрей Платонович дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге «Труд есть совесть» у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу «Труд есть совесть» своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Платонов Андрей Платонович - «Труд есть совесть».
Если после завершения чтения книги «Труд есть совесть» вы захотите почитать и другие книги Платонов Андрей Платонович, тогда зайдите на страницу писателя Платонов Андрей Платонович - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге «Труд есть совесть», то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Платонов Андрей Платонович, написавшего книгу «Труд есть совесть», к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: «Труд есть совесть»; Платонов Андрей Платонович, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн