ПИР
АПОЛЛОДОР И ЕГО ДРУГ
К вашим расспросам я, по-моему, достаточно подготовлен. На днях, когда я шел
в город из дому, из Фалера, один мой знакомый увидал меня сзади и шутливо
окликнул издали.
- Эй, - крикнул он, - Аполлодор, фалерский житель, погоди-ка!
Я остановился и подождал.
- Аполлодор, - сказал он, - а ведь я как раз искал тебя, чтобы расспросить о
том пире у Агафона, где были Сократ, Алкивиад и другие, и узнать, что же это
за речи там велись о любви. Один человек рассказывал мне о них со слов
Феникса, сына Филиппа, и сказал, что ты тоже все это знаешь. Но сам он ничего
толком не мог сообщить, а потому расскажи-ка мне обо всем этом ты - ведь тебе
больше всех пристало передавать речи твоего друга. Но сначала скажи мне,
присутствовал ли ты сам при этой беседе или нет?
И я ответил ему:
- Видимо, тот, кто тебе рассказывал, и впрямь не рассказал тебе ничего
толком, если ты думаешь, будто беседа, о которой ты спрашиваешь, происходила
недавно, так что я мог там присутствовать.
- Да, именно так я и думал, - отвечал он.
- Да что ты, Главкон? - воскликнул я. - Разве ты не знаешь, что Агафон уже
много лет здесь не живет? А с тех пор как я стал проводить время с Сократом и
взял за правило ежедневно примечать все, что он говорит и делает, не прошло и
трех лет. Дотоле я бродил где придется, воображая, что занимаюсь чем-то
стоящим, а был жалок, как любой из вас, - к примеру, как ты теперь, если ты
думаешь, что лучше заниматься чем угодно, только не философией.
- Чем смеяться над нами, - ответил он, - лучше скажи мне, когда состоялась
эта беседа.
- Во времена нашего детства, - отвечал я, - когда Агафон получил награду за
первую свою трагедию, на следующий день после того, как он жертвоприношением
отпраздновал эту победу вместе с хоревтами.
- Давно, оказывается, было дело. Кто же рассказывал об этом тебе, не сам ли
Сократ?
- Нет, не Сократ, а тот же, кто и Фениксу, - некий Аристодем из Кидафин,
маленький такой, всегда босоногий; он присутствовал при этой беседе, потому
что был тогда, кажется, одним из самых пылких почитателей Сократа. Впрочем, и
самого Сократа я кое о чем расспрашивал, и тот подтвердил мне его рассказ.
- Так почему бы тебе не поделиться со мной? Ведь по дороге в город удобно и
говорить и слушать.
Вот мы и вели по пути беседу об этом: потому я и чувствую себя, как я уже
заметил вначале, достаточно подготовленным. И если вы хотите, чтобы я
рассказал все это и вам, пусть будет по-вашему. Ведь я всегда безмерно рад
случаю вести или слушать философские речи, не говоря уже о том, что надеюсь
извлечь из них какую-то пользу; зато когда я слышу другие речи, особенно ваши
обычные речи богачей и дельцов, на меня нападает тоска, и мне становится жаль
вас, моих приятелей, потому что вы думаете, будто дело делаете, а сами только
напрасно время тратите. Вы же, может быть, считаете несчастным меня, и я
допускаю, что вы правы; но что несчастны вы - это я не то что допускаю, а
знаю твердо.
- Всегда-то ты одинаков, Аполлодор: вечно ты поносишь себя и других и,
кажется, решительно всех, кроме Сократа, считаешь достойными сожаления, а уже
себя самого - в первую голову. За что прозвали тебя бесноватым, этого я не
знаю, но в речах твоих ты и правда всегда таков: ты нападаешь на себя и на
весь мир, кроме Сократа.
- Ну как же мне не бесноваться, милейший, как мне не выходить из себя, если
таково мое мнение и обо мне самом, и о вас.
- Не стоит сейчас из-за этого пререкаться, Аполлодор. Лучше исполни нашу
просьбу и расскажи, какие там велись речи.
- Они были такого примерно рода... Но я попытаюсь, пожалуй, рассказать вам
все по порядку, так же как и сам Аристодем мне рассказывал.
Итак, он встретил Сократа - умытого и в сандалиях, что с тем редко случалось,
и спросил его, куда это он так вырядился. Тот ответил:
- На ужин к Агафону. Вчера я сбежал с победного торжества, испугавшись
многолюдного сборища, но пообещал прийти сегодня. Вот я и принарядился, чтобы
явиться к красавцу красивым. Ну а ты, - заключил он, - не хочешь ли ты пойти
на пир без приглашения?
И он ответил ему:
- Как ты прикажешь!
- В таком случае, - сказал Сократ, - пойдем вместе и, во изменение поговорки,
докажем, что "к людям достойным на пир достойный без зова приходит". А ведь
Гомер не просто исказил эту поговорку, но, можно сказать, надругался над ней.
Изобразив Агамемнона необычайно доблестным воином, а Менелая "слабым
копейщиком", он заставил менее достойного Менелая явиться без приглашения к
более достойному Агамемнону, когда тот приносил жертву и давал пир.
Выслушав это, Аристодем сказал:
- Боюсь, что выйдет не по-моему, Сократ, а скорее по Гомеру, если я, человек
заурядный, приду без приглашения на пир к мудрецу. Сумеешь ли ты, приведя
меня, как-нибудь оправдаться? Ведь я же не признаюсь, что явился незваным, а
скажу, что пригласил меня ты.
- "Путь совершая вдвоем", - возразил он, - мы обсудим, что нам сказать.
Пошли!
Обменявшись такими примерно словами, они отправились в путь. Сократ,
предаваясь своим мыслям, всю дорогу отставал, а когда Аристодем
останавливался его подождать, велел ему идти вперед. Придя к дому Агафона,
Аристодем застал дверь открытой, и тут, по его словам, произошло нечто
забавное. К нему тотчас выбежал раб и отвел его туда, где уже возлежали
готовые приступить к ужину гости. Как только Агафон увидел вошедшего, он
приветствовал его такими словами:
- А, Аристодем, ты пришел кстати, - как раз поужинаешь с нами. Если же ты по
какому-нибудь делу, то отложи его до другого раза. Ведь я и вчера уже искал
тебя, чтобы пригласить, но нигде не нашел. А Сократа что же ты не привел к
нам?
- И я, - продолжал Аристодем, - обернулся, а Сократ, гляжу, не идет следом;
пришлось объяснить, что сам я пришел с Сократом, который и пригласил меня
сюда ужинать.
- И отлично сделал, что пришел, - ответил хозяин, - но где же он?
- Он только что вошел сюда следом за мною, я и сам не могу понять, куда он
девался.
- Ну-ка, - сказал Агафон слуге, - поищи Сократа и приведи его сюда. А ты,
Аристодем, располагайся рядом с Эриксимахом!
И раб обмыл ему ноги, чтобы он мог возлечь; а другой раб тем временем
вернулся и доложил: Сократ, мол, повернул назад и теперь стоит в сенях
соседнего дома, а на зов идти отказывается.
- Что за вздор ты несешь, - сказал Агафон, - позови его понастойчивей!
Но тут вмешался Аристодем.
- Не нужно, - сказал он, - оставьте его в покое. Такая уж у него привычка -
отойдет куда-нибудь в сторонку и станет там. Я думаю, он скоро явится, не
надо только его трогать.
- Ну что ж, пусть будет по-твоему, - сказал Агафон. - А нас всех остальных,
вы, слуги, пожалуйста, угощайте! Подавайте нам все, что пожелаете, ведь
никаких надсмотрщиков я никогда над вами не ставил. Считайте, что и я, и все
остальные приглашены вами на обед, и ублажайте нас так, чтобы мы не могли на
вас нахвалиться.
Затем они начали ужинать, а Сократа все не было. Агафон не раз порывался
послать за ним, но Аристодем этому противился. Наконец Сократ все-таки
явился, как раз к середине ужина, промешкав, против обыкновения, не так уж
долго. И Агафон, возлежавший в одиночестве с краю, сказал ему:
- Сюда, Сократ, располагайся рядом со мной, чтобы и мне досталась доля той
мудрости, которая осенила тебя в сенях. Ведь, конечно же, ты нашел ее и
завладел ею, иначе ты бы не тронулся с места.
- Хорошо было бы, Агафон, - отвечал Сократ, садясь, - если бы мудрость имела
свойство перетекать, как только мы прикоснемся друг к другу, из того, кто
полон ею, к тому, кто пуст, как перетекает вода по шерстяной нитке из полного
сосуда в пустой. Если и с мудростью дело обстоит так же, я очень высоко ценю
соседство с тобой: я думаю, что ты до краев наполнишь меня великолепнейшей
мудростью. Ведь моя мудрость какая-то ненадежная, плохонькая, она похожа на
сон, а твоя блистательна и приносит успех: вон как она, несмотря на твою
молодость, засверкала позавчера на глазах тридцати с лишним тысяч греков.
- Ты насмешник, Сократ, - сказал Агафон. - Немного погодя, взяв в судьи
Диониса, мы с тобой еще разберемся, кто из нас мудрей, а покамест принимайся
за ужин!
- Затем, - продолжал Аристодем, - после того как Сократ возлег и все
поужинали, они совершили возлияние, спели хвалу богу, исполнили все, что
полагается, и приступили к вину. И тут Павсаний повел такую речь.
- Хорошо бы нам, друзья, - сказал он, - не напиваться допьяна. Я, откровенно
говоря, чувствую себя после вчерашней попойки довольно скверно, и мне нужна
некоторая передышка, как, впрочем, по-моему, и большинству из вас: вы ведь
тоже вчера в этом участвовали; подумайте же, как бы нам пить поумеренней.
И Аристофан ответил ему:
- Ты совершенно прав, Павсаний, что нужно всячески стараться пить в меру. Я и
сам вчера выпил лишнего.
Услыхав их слова, Эриксимах, сын Акумена, сказал:
- Конечно, вы правы. Мне хотелось бы только выслушать еще одного из вас -
Агафона: в силах ли он пить?
- Нет, я тоже не в силах, - ответил Агафон.
- Ну, так нам, кажется, повезло, мне, Аристодему, Федру и остальным, - сказал
Эриксимах, - если вы, такие мастера пить, сегодня отказываетесь, - мы-то
всегда пьем по капле. Сократ не в счет: он способен и пить и не пить, так
что, как бы мы ни поступили, он будет доволен. А раз никто из присутствующих
не расположен, по-моему, пить много, я вряд ли кого-либо обижу, если скажу о
пьянстве всю правду. Что опьянение тяжело людям, это мне, как врачу, яснее
ясного. Мне и самому неохота больше пить, и другим я не советую, особенно
если они еще не оправились от похмелья.
- Сущая правда, - подхватил Федр из Мирринунта, - я-то и так всегда тебя
слушаюсь, а уж когда дело касается врачевания, то и подавно, но сегодня, я
думаю, и все остальные, если поразмыслят, с тобой согласятся.
Выслушав их, все сошлись на том, чтобы на сегодняшнем пиру допьяна не
напиваться, а пить просто так, для своего удовольствия.
- Итак, - сказал Эриксимах, - раз уж решено, чтобы каждый пил сколько
захочет, без всякого принуждения, я предлагаю отпустить эту только что
вошедшую к нам флейтистку, - пускай играет для себя самой или, если ей
угодно, для женщин во внутренних покоях дома, а мы посвятим сегодняшнюю нашу
встречу беседе. Какой именно - это я тоже, если хотите, могу предложить.
Все заявили, что хотят услыхать его предложение. И Эриксимах сказал:
- Начну я так же, как Меланиппа у Эврипида: "Вы не мои слова сейчас
услышите", а нашего Федра. Сколько раз Федр при мне возмущался: "Не стыдно
ли, Эриксимах, что, сочиняя другим богам и гимны и пэаны, Эроту, такому
могучему и великому богу, ни один из поэтов - а их было множество - не
написал даже похвального слова. Или возьми почтенных софистов: Геракла и
других они восхваляют в своих перечислениях, как, например, достойнейший
Продик. Все это еще не так удивительно, но однажды мне попалась книжка, в
которой превозносились полезные свойства соли, да и другие вещи подобного
рода не раз бывали предметом усерднейших восхвалений, а Эрота до сих пор
никто еще не отважился достойно воспеть, и великий этот бог остается в
пренебрежении!" Федр, мне кажется, прав. А поэтому мне хотелось бы отдать
должное Федру и доставить ему удовольствие, тем более что нам, собравшимся
здесь сегодня, подобает, по-моему, почтить этого бога. Если вы разделяете мое
мнение, то мы бы отлично провели время в беседе. Пусть каждый из нас, справа
по кругу, скажет как можно лучше похвальное слово Эроту, и первым пусть
начнет Федр, который и возлежит первым, и является отцом этой беседы.
- Против твоего предложения, Эриксимах, - сказал Сократ, - никто не подаст
голоса. Ни мне, раз я утверждаю, что не смыслю ни в чем, кроме любви, ни
Агафону с Павсанием, ни, подавно, Аристофану, - ведь все, что он делает,
связано с Дионисом и Афродитой, - да и вообще никому из тех, кого я здесь
вижу, не к лицу его отклонять. Правда, мы, возлежащие на последних местах,
находимся в менее выгодном положении; но если речи наших предшественников
окажутся достаточно хороши, то с нас и этого будет довольно. Итак, в добрый
час, пусть Федр положит начало и произнесет свое похвальное слово Эроту!
Все, как один, согласились с Сократом и присоединились к его пожеланию. Но
всего, что говорил каждый, Аристодем не запомнил, да и я не запомнил всего,
что пересказал мне Аристодем. Я передам вам из каждой речи то, что показалось
мне наиболее достойным памяти.
Речь Федра: древнейшее происхождение Эрота
Итак, первым, как я уже сказал, говорил Федр, а начал он с того, что Эрот -
это великий бог, которым люди и боги восхищаются по многим причинам, и не в
последнюю очередь из-за его происхождения: ведь почетно быть древнейшим
богом. А доказательством этого служит отсутствие у него родителей, о которых
не упоминает ни один рассказчик и ни один поэт. Гесиод говорит, что сначала
возник Хаос, а следом
Широкогрудая Гея, всеобщий приют безопасный,
С нею Эрот...
В том, что эти двое, то есть Земля и Эрот, родились после Хаоса, с Гесиодом
согласен и Акусилай. А Парменид говорит о рождающей силе, что
Первым из всех богов она сотворила Эрота.
Таким образом, весьма многие сходятся на том, что Эрот - бог древнейший. А
как древнейший бог, он явился для нас первоисточником величайших благ. Я, по
крайней мере, не знаю большего блага для юноши, чем достойный влюбленный, а
для влюбленного - чем достойный возлюбленный. Ведь тому, чем надлежит всегда
руководствоваться людям, желающим прожить свою жизнь безупречно, никакая
родня, никакие почести, никакое богатство, да и вообще ничто на свете не
научит их лучше, чем любовь. Чему же она должна их учить? Стыдиться
постыдного и честолюбиво стремиться к прекрасному, без чего ни государство,
ни отдельный человек не способны ни на какие великие и добрые дела. Я
утверждаю, что, если влюбленный совершит какой-нибудь недостойный поступок
или по трусости спустит обидчику, он меньше страдает, если уличит его в этом
отец, приятель или еще кто-нибудь, - только не его любимец. То же, как мы
замечаем, происходит и с возлюбленным: будучи уличен в каком-нибудь
неблаговидном поступке, он стыдится больше всего тех, кто его любит. И если
бы возможно было образовать из влюбленных и их возлюбленных государство или,
например, войско, они управляли бы им наилучшим образом, избегая всего
постыдного и соревнуясь друг с другом; а сражаясь вместе, такие люди даже и в
малом числе побеждали бы, как говорится, любого противника: ведь покинуть
строй или бросить оружие влюбленному легче при ком угодно, чем при любимом, и
нередко он предпочитает смерть такому позору; а уж бросить возлюбленного на
произвол судьбы или не помочь ему, когда он в опасности, - да разве найдется
на свете такой трус, в которого сам Эрот не вдохнул бы доблесть, уподобив его
прирожденному храбрецу? И если Гомер говорит, что некоторым героям отвагу
внушает бог, то любящим дает ее не кто иной, как Эрот.
Ну, а умереть друг за друга готовы одни только любящие, причем не только
мужчины, но и женщины. У греков убедительно доказала это Алкестида, дочь
Пелия: она одна решилась умереть за своего мужа, хотя у него были еще живы
отец и мать. Благодаря своей любви она настолько превзошла обоих в
привязанности к их сыну, что всем показала: они только считаются его
родственниками, а на самом деле - чужие ему люди; этот ее подвиг был одобрен
не только людьми, но и богами, и если из множества смертных, совершавших
прекрасные дела, боги лишь считанным даровали почетное право возвращения души
из Аида, то ее душу они выпустили оттуда, восхитившись ее поступком. Таким
образом, и боги тоже высоко чтут преданность и самоотверженность в любви.
Зато Орфея, сына Эагра, они спровадили из Аида ни с чем и показали ему лишь
призрак жены, за которой тот явился, но не выдали ее самой, сочтя, что он,
как кифаред, слишком изнежен, если не отважился, как Алкестида, из-за любви
умереть, а умудрился пробраться в Аид живым. Поэтому боги наказали его,
сделав так, что он погиб от рук женщины, в то время как Ахилла, сына Фетиды,
они почтили, послав на Острова блаженных; узнав от матери, что он умрет, если
убьет Гектора, а если не убьет, то вернется домой и доживет до старости,
Ахилл смело предпочел прийти на помощь Патроклу и, отомстив за своего
поклонника, принять смерть не только за него, но и вслед за ним. И за то, что
он был так предан влюбленному в него, безмерно восхищенные боги почтили
Ахилла особым отличием. Эсхил говорит вздор, утверждая, будто Ахилл был
влюблен в Патрокла: ведь Ахилл был не только красивей Патрокла, как, впрочем,
и вообще всех героев, но, по словам Гомера, и гораздо моложе, так что у него
даже борода еще не росла.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Пир'


1 2