Здесь выложена электронная книга Рязанский "американец" автора по имени Пикуль Валентин. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Пикуль Валентин - Рязанский "американец".
Размер архива с книгой Рязанский "американец" равняется 11.85 KB
Рязанский "американец" - Пикуль Валентин => скачать бесплатную электронную книгу
Пикуль Валентин
Рязанский 'американец'
Пикуль Валентин
Рязанский "американец"
Возможно, я не стал бы писать о Лаврентии Загоскине, если бы в Америке его не ценили более, нежели у нас.
Наверное, не стал бы писать о нем, если бы улицу в Рязани, на которой он жил и умер, назвали бы Загоскинской, а не улицей немецкого еврея Карла Либкнехта, который к древней Рязани абсолютно никакого отношения не имел и не имеет.
Может быть, и не стал бы писать о нем, если бы его пронское имение Абакумово, где он рассадил величавые сады, ничуть не хуже мичуринских, не превратили бы в колхоз "Пионер", в котором эти сады исчезли, и всюду, чего ни коснись, имя этого человека постыдно затоптано, предано забвению. Впрочем, так у нас поступают почти всегда, дабы лишить русский народ русской же истории, чтобы вытравить память о прошлом России.
Сообщаю: Лаврентий Алексеевич Загоскин приходился троюродным братом известному романисту Михаилу Николаевичу Загоскину, служившему директором Оружейной палаты. Отец его из пензенских дворян был секунд-майором в отставке, а прадед (тоже Лаврентий Алексеевич) был женат на Марфе Андреевне Эссен, дочери шведского генерала, плененного при штурме Нарвы. Обещаю читателю более не утомлять генеалогией.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
"Морской Его Величества корпус!" Прежде я вновь перелистал мемуары бывших гардемаринов и Лаврентия Загоскина о том, как они учились и что с ними там делали. Общая картина такова: с утра и до позднего вечера все дрались. Это было время, когда Морской корпус выковывал в своих исторических стенах будущих адмиралов - героев обороны Севастополя и Камчатки. В кадеты брали малолетних дворян и до расцвета гардемаринской юности, пока не осияют их мичманские эполеты, кадеты не вылезали из потасовок, а начальство даже не вмешивалось, мудро рассуждая: "Помилуй Бог! Ведь для того их и готовят, чтобы драк не чурались. без задорства на флоте не обойтись".
Начальство со своей стороны тоже посильно "взбадривало" не успевающих в учебе розгами. Это ерунда, будто розги для экзекуций заранее отмачивались в соленой воде. В Морском корпусе их готовили с вечера в общественных писсуарах (и дешево, и сердито!). Если говорить о традиционном мордобое на флоте, когда офицер свободно отпускал "леща" матросу, то это, наверное, наследие воспитания, ибо офицер старого русского флота не признавал иного права, кроме кулачного. Николай I в учебный процесс не вмешивался, ибо бом-брам-шкоты или фор-марса-реи давались ему с трудом, но однажды, посетив корпус, он спросил: где кадетские дортуары? Адмирал Рожнов понял это слово в ином, русском значении:
- Вокруг всего корпуса, Ваше Величество.
- Это плохо, - огорчился император.
Николай I, покидая корпус, подозрительно принюхивался, не пахнет ли где "дортуарами", а затем приказал: "Кадет выстричь, выбрить, дать им бодрую осанку, а взгляд должны иметь молодецкий". С бритьем и стрижкой управились быстро, осанка тоже не подвела, зато с "молодецком взглядом" намучились: "Смотри веселее, но взирай на меня со смыслом, а не как баран на новые ворота. Или не слыхал царского приказа?"
Среди кадетов и гардемаринов процветала поэзия:
Проснись, Великий Петр! Дай правнуку дубину,
Чтоб отдубасил он Рожнова в спину.
Лаврентий Загоскин прошел все стадии воспитания, достигнув разрешения вшить в брюки "клинья", чтобы штаны были с клешами (эта мода сохранилась на флоте до наших дней). Наконец, по праву "старика", Загоскин обрел право гардемарина съедать за ужином сразу пять порций крутой гречневой каши (считалось, что гардемарин обязан быть обжорой вроде Гаргангюа!). Пробыв четыре летних кампании в море, Загоскин готовился стать офицером. Напротив корпуса поставили фрегат, самый верхний рангоут его обвешали трактирными шкаликами, словно новогоднюю елку игрушками, и, чтобы раздобыть шкалик, надо было лезть на высоту - аж до самого клотика. Храбрецы! Через полчаса ни одного шкалика под облаками не осталось. Потом гардемаринам присвоили мичманские чины, стали распределять их по флотам и флотилиям. Загоскина спросили:
- Небось желаете на Балтике остаться?
- Мне бы чего попроще! Хочу сразу на "каторгу".
"Каторгой" среди морских офицеров называлась служба на Каспийских флотилиях. В желании Загоскина была и личная подоплека: проездом до Астрахани можно завернуть в пензенскую деревню, чтобы обнять сестриц и братца, чтобы по-сыновьи всплакнуть на груди родителей. Осенью 1826 года Загоскин отъехал. Матушка плохо разбиралась в географии, но отец, бывалый офицер, жалел сына: в ханствах прикаспийских шла война непрестанная, там в кустах шипят змеи гремучие, лихорадки живут в колодцах, а в болотах скачут кикиморы малярийные.
- Пропадешь, сыночек родненький, - горевал папенька. - Нешто в Балтике близ дворца царского было тебе не остаться?
- Я, батюшка, по своей воле выбрал каспийскую "каторгу". Если уж страдать, так лучше отстрадать смолоду.
Летом 1827 года, будучи в Астрахани, он стал командиром шкоута по имени "Мария". Первый корабль в жизни юного офицера - что может быть прекраснее! Но Загоскин, увидев свою "Марию", чуть не свалился в воду от смеха, ибо шкоут напомнил ему деревенскую. избу. Не иллюминаторы, а окошки в бортах напоминали о сельском трактире, корму же украшали странные фигуры с головами людей, но с хвостами дельфинов. На клотике грот-мачты поселился резной из дерева петя-петушок, который, исполняя роль флюгера, крутился по ветру. Ходовая же рубка шкоута была похожа на деревенскую баню, внутри ее была сложена деревенская печь, топившаяся дровами, дым вылетал из рубки через кирпичную трубу. Переборки в каюте командира сплошь расписаны фантастическими деревьями, среди которых блуждало странное создание в халате.
- Что же тут такое? - спрашивал Загоскин.
- Это шах персицкий, - пояснил боцман.
- А чего он тут делает. в каюте моей?
- Изволят наслаждаться гулянием.
- Ну ладно. Моцион шаху необходим. Аллах с ним.
Начиналась каспийская "каторга", затянувшаяся на долгие восемь лет. Загоскин не раз водил "Марию" под парусом в Баку, плавал даже по реке Куре, доставляя - под пулями! - припасы для кавказского воинства. В 1832 году он выслужил чин лейтенанта, стал командиром военного парохода "Аракс". Угораздило же его повздорить с астраханским адмиралтейством! Но все бы, наверное, обошлось, если бы не пожар на "Араксе", в результате которого он сгорел, как сухое березовое полено. С плеч Загоскина сорвали эполеты, велели отцепить от пояса офицерский кортик:
- Бывший офицер флота Его Императорского Величества за утрату парохода разжалуется в матросы. Стоять смирно! Грудь держать колесом! Смотреть веселее!
Тут уж не до веселья. Переведенный в Балтийский экипаж, матрос Лаврушка Загоскин весною 1835 года был восстановлен в прежнем звании. Теперь Лаврентий Алексеевич ходил в крейсерские плавания на фрегатах "Кастор" и "Александра". Кронштадт, в окружении льда, каждую зиму застывал в изоляции, словно отрезанный от света, хотя, казалось бы, до Петербурга и рукою подать. Офицеры, лишенные общества, мучаясь в гарнизоне острова безысходной тоской, сходили с ума - без женщин и удовольствий большого света. Загоскин глушил тоску неустанным чтением, сам начал писать. Скоро столичный журнал "Сын Отечества" напечатал его "Воспоминания о Каспии".
- Господа, - говорили зевающие от скуки офицеры, печально озирая массивные льды, окружавшие Кронштадт, - да ведь так и с ума можно сойти. Что делать? Какой фокус выкинуть?
Выкинули. Во время осеннего ледостава, когда связи Кронштадта прервались до будущей весны, молодые офицеры "слушали и постановили": выпить в с ё вино в Кронштадте, какое бы ни было, будь то гремучая сивуха или шампанское марки "мадам Клико". Дабы придать своим деяниям особое мистическое значение, офицеры прежде образовали в Кронштадте тайную масонскую ложу "святого Афония" (был в Кронштадте кабатчик Афонька). И что ж вы думаете? Слов моряки на ветер никогда не бросали: поклялись, что выпьют все вино в городе, - и они, черт побери, его выпили! Члены масонской ложи "святого Афония" в ознаменование своего беспримерного подвига стали носить в петлице мундира бутылочную пробку на Владимирской ленте, а паролем для них стали вопрос и ответ:
- Жив Афонька?
- Жив, стервец. Не помирает.
Об этом обществе "кавалеров пробки" писал сам Лаврентий Загоскин, и я подозреваю, что в этом винном ритуале он принимал самое горячее участие. Дабы бежать от одуряющей тоски Кронштадтского гарнизона, он подал рапорт в Главный Морской штаб, чтобы из списков флота его временно исключили.
- Желаю, - объявил он начальству, - в том же чине перейти в услужение Российско-Американской торговой компании.
- Карьерой рискуете, - предупредили его.
- Не о ней пекусь, - отвечал Загоскин.
30 декабря 1838 года он простился с Петербургом, ночевал же в Крестцах, в доме станционного смотрителя, наспех записывая: "Соловей поздравил меня с Новым годом. Любой римлянин счел бы это добрым предзнаменованием, но меня соловей усыпил и только на рассвете самовар своим змеиным шипением пробудил меня к дальнейшей дороге". По этим строчкам читатель может судить о литературном слоге, каким в совершенстве владел Загоскин. По дороге в Русскую Америку он, конечно, завернул в пензенские края, чтобы повидать престарелых родителей. Село Краснополье, где они проживали, поразило Загоскина запустением, старики жаловались сыну на бедность. Мать плакала. Родители не понимали устремлений своего сына, ехавшего на край света.
- Неспокойный ты у меня! - говорил секунд-майор. - То тебе Каспия возжаждалось, то в Америку эк зашвырнуло.
Простившись и приняв родительское благословение, Загоскин уселся в коляску. За околицей тяжелое предчувствие охватило душу. "Стой!" - крикнул ямщику. Припал к одинокой березе в поле и рыдал, рыдал, рыдал. Успокоившись, вернулся в коляску.
- Да что с вами, барин? - спросил ямщик.
- Чует мое сердце, что последний раз видел я папеньку с маменькой. Ну, гони!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Мы, читатель, знаем "Боже, царя храни", но забыли о том, что у жителей Русской Америки издавна существовал собственный гимн, созданный А. А. Барановым в 1799 году, намного раньше официального, сложенного композитором Львовым:
Ум российский промыслы затеял,
Вольных россиян в морях рассеял,
Места позновати, выгоды искати.
Аргонавты блеском обольстились,
Позлащенных шкур искать пустились,
Бог Всесильный нам здесь помогает,
Русскую отвагу всюду укрепляет.
Нам не важны здесь чины, богатства,
Только нам согласное бы братство.
Потомки наших предков - поморов и сибиряков - еще проживают там, не забывая об истоках своих.
Кстати, труды Загоскина переводила на русский язык в 1935 году аляскинская жительница Антуанетта (Тонечка) Готовицкая. Конечно, нам сейчас странно, что русские американцы доныне отбивают в церкви поклоны перед иконою Богоматери, образ которой создал наш знаменитый живописец Боровиковский - именно для них, для наших американцев. Корреспондентам, недавно посетившим Аляску, странно было видеть женщин, идущих к реке за водою с коромыслами на плечах, совсем как в русской деревне. Уцелели там и древние погосты, надмогильные кресты с русскими именами: Иван да Марья. Местные индейцы когда-то диких племен и креолы, в жилах которых течет капля русской крови, доселе употребляют русские слова, переиначенные на свой лад: маслак - масло, блютса - блюдце, сайникак - чайник, нузик - ножик, сасы часы. Невольно мне вспоминается юность, проведенная в Беломорье, где говорят, что сдал "цасы в поцинку". И течет, как встарь, величавый Юкон, еще нерушимы дебри золотого Клондайка, при этом память сразу подсказывает Брет Гарта и Джека Лондона, а допреж них возникает тень лейтенанта Лаврентия Загоскина.
Лаврентий Алексеевич прибыл в Русскую Америку на бриге "Охотск", который от Охотска же плыл до Аляски долгих два месяца, выстояв под проливными ливнями, а по ночам на северных румбах сказочный павлин распускал свой феерический хвост - это сверкало северное сияние. Ново-Архангельск был тамошней столицей, внешне очень похожий на губернский город русской провинции: был дворец управления Компании (скажем, местного губернатора), были театры, общественная библиотека, школа юных мореходов, больница с аптекой, магазины, арсенал и даже своя обсерватория. Наконец, было полно всяких девиц, желавших стать женой лейтенанта, и были дамы приятные во всех отношениях, всегда согласные пококетничать. Не хватало лишь соли, за которой русские плавали в Гонолулу, добывая соль в кратерах потухших вулканов.
Управителем был тогда Адольф Карлович Этолин, капитан 1 ранга (позднее адмирал), старожил американских владений.
- Поплаваете, а там видно будет, - сказал он при встрече.
Гавайские острова и Калифорния (будущий штат Америки) тогда скупали аляскинский лес, но в самой Калифорнии, особенно в Сан-Франциско, оставалось множество русских, и они, эти русские, были в числе тех бездомных бродяг, что поднимали над крышами Сакраменто вольное знамя Республики Звезды и Медведя. Загоскину довелось не раз плавать к берегам Калифорнии, он там всяких чудес насмотрелся. Повидал даже Пизарвилль (Город Повешенных), где линчевали людей, развешивая их на деревьях, словно в России шкалики на том фрегате. Клондайк еще не имел славы, а Сакраменто уже трясло от "золотой лихорадки". Главным там был некий Слитер, бывший конокрад, державший в городе салун (кабак). Хочешь выпить стаканчик виски, прежде отсыпь ему горсть золота, а чашка дрянного кофе шла за четыре щепотки золотого песку, который и сыпали на прилавок хозяина, словно табак. Здесь же сидел трезвый ковбой, держа на взводе два пистолета; он открывал огонь из двух стволов сразу без предупреждения, если замечал, что за игрой в карты обнаружился шулер. Примерно такой была обстановка в Калифорнии - по словам знавшего ее Эгона Киша.
Уже тогда Загоскин описывал свои впечатления для петербургских журналов, а Этолин, распознав в нем грамотного любознательного человека, поручил ему экспедицию в почти неизвестные районы Аляски, дабы установить пути вывоза мехов, нащупать коммерческие связи индейцев, эскимосов и чукчей, а заодно проследить за отловом бобров в притоках Квихпака. Женщины в Ново-Архангельске жалели молодого лейтенанта:
- Куда же вы? Там же краснокожие Великого Ворона, которые просто съедят вас.
- А я невкусный, - отшучивался Загоскин. - В лучшем случае пожуют и выплюнут. Стоит ли волноваться?..
Странный был этот край!
"Русский человек, по словам самого Загоскина, всюду одинаков. Где ни изберет место - на Полярном ли круге, в прериях ли Калифорнии, - везде ставит национальную избу, стряпню, баню. Сюда же (в Русскую Америку) идут люди, видевшие свет не с полатей, потому и место, отгороженное забором, называют редутом, избу - казармой, а простое окошко для них - уже бойница." Начинался подвиг жизни Загоскина - именно подвиг, иначе и не скажешь! Тысячи верст прошел лейтенант по Юкону и Кускоквиму, сделал подробное описание виденного, и, наверное, по этой причине в Америке помнят о нем лучше, нежели в нашей стране. Думаю, если бы Загоскин описал тогда Колыму или Индигирку, так о нем у нас вспоминали бы почаще, но советская власть не нуждалась в описании Русской Америки, а потому и подвиг Загоскина не попал в наши исторические хрестоматии.
Всякое бывало! Юкон и Кускоквим, текущие в океан через непроходимые дебри, населенные полудикими или дикими племенами; залив Нортон, где Загоскин произвел опись берега, плавая на утлых байдарках, когда волны на берегах переворачивали камни; наконец, зимние походы на Коюкук, северный приток Юкона, на собачьих упряжках при таких морозах, когда в термометрах замерзала ртуть, полозья нарт резало жестким снегом, а собаки, отказываясь идти далее, ложились в сугробы, свертываясь калачиком, закрывая носы лапами. Всего не перескажешь! Страшное безлюдье окружало его - то самое безлюдье, которое кое-где сохранилось и в нынешней Аляске.
Вестимо, Загоскин не только встречался с индейскими племенами, но и подолгу жил в их вигвамах на берегах стремительных рек, которые буквально кипели при нерестах лосося. Вожди отдаленных племен встречали Загоскина выстрелами из ружей, приветствуя его, в косы вождей были вплетены перья ястребов, а черные пряди волос осыпаны пухом гордых орлов.
- Дай-ка ружьецо, - сказал Загоскин одному из вождей.
Ружье оказалось с тульских заводов. В тех же местах Аляски, где индейские племена ближе соприкасались с русскими, вожди племен носили черные сюртуки чиновников и фуражки офицеров с красным околышком, а водку почему-то упрямо именовали квасом, от которого не отказывались.
Рязанский "американец" - Пикуль Валентин => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Рязанский "американец" автора Пикуль Валентин дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Рязанский "американец" у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Рязанский "американец" своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Пикуль Валентин - Рязанский "американец".
Если после завершения чтения книги Рязанский "американец" вы захотите почитать и другие книги Пикуль Валентин, тогда зайдите на страницу писателя Пикуль Валентин - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Рязанский "американец", то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Пикуль Валентин, написавшего книгу Рязанский "американец", к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Рязанский "американец"; Пикуль Валентин, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн